Электронная библиотека » Елизавета Дворецкая » » онлайн чтение - страница 9

Текст книги "Весна незнаемая"


  • Текст добавлен: 15 ноября 2024, 14:40


Автор книги: Елизавета Дворецкая


Жанр: Любовное фэнтези, Фэнтези


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Мир содрогнулся и упал куда-то вниз; земля под ногами растаяла и обратилась в пустоту. Мощный снеговой поток вертел, кружил и нес ее, в лицо било снегом, и каждая снежинка жалила ледяным жалом. Не в силах вынести этого ужаса, искорка сознания погасла, и последнее, что Веселина ощутила, было бесконечное падение в леденящую пустоту.

Глава 5

Очнувшись, Громобой удивился ощущению тишины и покоя вокруг. Было светло и тихо – ни вечерней тьмы, ни холодного бурана. Обеими руками он держал за уши огромного черного волка, пригибая голову того к земле, а шея зверя была зажата у него между ног, так что Громобой почти сидел на волке верхом. Изумленный Громобой попытался вспомнить, как это все получилось, – и содрогнулся. Позади был дикий, смертельно холодный буран, который боролся с Громобоем, как живое существо, неизмеримо сильное и неукротимо свирепое. Там был слепящий и душащий снег без просвета, хлещущий лицо и руки десятками ледяных плетей, ледяными когтями раздирающий горло, ледяными мечами пронзающий грудь; был полет через пустоту, которой не было предела нигде – ни наверху, ни внизу, ни по сторонам, и человеческое сознание замирало, отказавшись принять эту пустоту. Она-то и сожрала воспоминание, каким образом Громобой оказался верхом на волке, который там, во дворе святилища, почти одолел его. Двор святилища? А сейчас…

– Отпусти сынка! – прозвучал вдруг совсем рядом пронзительный женский голос.

Не выпуская волчьих ушей, Громобой поднял голову. Ни святилища, ни двора. Вокруг была бескрайняя снежная равнина. В нескольких шагах перед ним стояла высокая седая старуха, одетая в белую пушистую шубу с необычайно длинными и широкими рукавами. Голова старухи была непокрыта, белые космы густыми спутанными прядями спускались до самого подола. Черты лица ее были тонкими, острыми, бледная кожа плотно обтянула скулы, и морщинки казались ледяными трещинками. Бесцветные холодные глаза смотрели равнодушно и притом требовательно, ноздри острого сухого носа трепетали, словно от какого-то сильного сдержанного чувства. От всего ее облика веяло мертвящим стылым духом, и Громобою сразу захотелось отвести глаза, но он сделал над собой усилие и выдержал взгляд старухи. Она в ответ как-то странно затопталась на месте, словно разом хотела уйти и остаться, подобрала полы шубы, как от подтекающей воды. От ее движений в воздухе закружился рой легких мелких снежинок.

Волк негромко и жалобно заскулил. Громобой держал его безо всяких усилий и не мог представить, что в его руках тот самый буран, который чуть не растерзал его всего лишь… сколько времени назад?

– Отпусти, не мучь зверя неразумного, – повторила старуха. – Глуп мой сынок. Думал, затащит человечишку в свои поля, тут тебе и конец. Не разглядел, дурной, с кем повстречался. Отпусти его. Больше он тебя не тронет.

– Ты кто? – спросил Громобой и вдруг понял, что сам знает ответ. – Зимерзла?

– Да уж конечно, не Перуница огневая, – язвительно отозвалась старуха. – Пусти сынка, говорю! А то он в твоих руках растает, сам тогда, что ли, будешь над землей снегом веять? Пусти!

Громобой убрал руки и соскочил с шеи Зимнего Зверя. Тот больше не казался ему опасным. Куда девалась свирепая сила? Снеговолок шумно вздохнул, как собака, и пополз к матери. Зимерзла поспешно накрыла его рукавом своей шубы, и огромный зверь исчез под ним, так что даже кончика хвоста не было видно. То ли старуха на самом деле была больше, чем казалась, то ли Зимний Зверь уменьшился. Воздух на равнине странно дрожал и переливался снежным блеском, так что очертания этих двух фигур расплывались, искажались, меняли размеры. Воздух здесь утратил привычные качества: Громобой смотрел на Зимерзлу и не мог с уверенностью определить, велика ли старуха ростом, далеко ли она от него или близко – в сплошном ровном однообразии белого снега глазу было не за что зацепиться и не с чем ее сравнить. В глазах рябило, и уже мучило сомнение, не мерещится ли она ему… Громобой плюнул и отвернулся.

– А со своим добром сам разбирайся, – вместо благодарности неприветливо бросила Зимерзла и вторым рукавом махнула в сторону.

Взметнулась маленькая метель, а когда снежинки опали, Громобой увидел в нескольких шагах от себя полузасыпанную снегом человеческую фигуру. Взгляд Громобоя выхватил рукав и плечо смутно знакомого синего полушубка, – где-то он его видел совсем недавно! – яркое пятно красного платка, толстую светло-русую косу, припорошенную снегом… Веселина!

Первым чувством было изумление – как ее-то сюда занесло? – потом ужас. С негодующим криком Громобой кинулся к ней, подхватил – она не шевелилась, голова и руки ее висели, как у неживой. Громобой перевернул ее на спину – лицо Веселины было бледным до прозрачности, как у Ледяной Девы, на веках залегли синеватые тени, на ресницах белел иней. Платок сбился на затылок и едва держался, ко лбу прилипли кудряшки с набившимся снегом.

– Ты что это, тетка! – повернувшись к Зимерзле, яростно заорал Громобой. Ему хотелось потрясти ее за шиворот, но сделать это с девушкой на руках было никак невозможно. – Ты ее заморозила! Я тебе твоего сынка живым отдал! Сделай ее живой, а то я твоему псу хребет сломаю! И тебе заодно! Слышала?!

– Ну, грозен! – Зимерзла усмехнулась, показывая белые, тесно сидящие острые зубы, которые странно было видеть во рту у глубокой старухи.

От этой ухмылки вдруг стало ясно, что возраста у нее нет, что молодой она никогда не была и старше не будет. Она не живет… Она – нежить, и Громобой вдруг ощутил, кроме негодования, гадливое презрение к ней.

– Тоже нашел живительницу! Сам ты ее и оживишь! Мое дело другое. Благодари лучше, что мой сын тебя сюда занес по глупости. Сам бы ты еще когда добрался! Тоже ведь – не Сварог Премудрый!

Зимерзла усмехнулась еще раз и растаяла прежде, чем Громобой сообразил, что ответить. Очертания старухи расплылись и слились с белизной снежной равнины, черный волк с железной шерстью исчез вместе с ней. И в то же время они никуда не исчезли: вокруг был их собственный, родной мир, их леденящие глаза смотрели из каждой снежинки. Сам снег дышал тем же леденящим дыханием зимы. По ощущениям было не слишком холодно, но где-то внутри Громобоя крепло убеждение, что оставаться здесь долго людям не следует. Сколько бы живого тепла они ни принесли с собой, зимний холод сожрет его все без остатка, но останется таким же холодным.

Все еще придерживая голову лежащей Веселины, Громобой огляделся. Вот леший занес! Хоть бы пенек какой – присесть. Или веток – подстелить. Снег один, разрази его гром! Громобой был раздосадован и растерян, а бледное неживое лицо Веселины молчаливо требовало немедленно что-то сделать.

– Тоже, ведуна выискала! – сердито бросил он, обращаясь к исчезнувшей Зимерзле. Он был убежден, что старуха продолжает его слышать, и ему даже почудился невнятный ехидный смешок. – Да я крови-то заговаривать сроду не пробовал, а тут мертвого оживи! Погубила девку и рада! Гром тебя разрази! Эй! – позвал он, не надеясь придумать никаких более подходящих слов. – Девица-красавица! Проснись!

Свободной рукой он нерешительно похлопал по щекам Веселины, точно боялся разбить: ее тонкое бледное лицо казалось вырезанным изо льда, а его рука рядом с ним была еще больше и грубее, чем всегда. На ощупь ее кожа была совершенно холодной. Снегурочка, да и только! Где-то в глубине шевелился ужас, что она замерзла и умерла насовсем, но Громобой гнал его прочь.

Глубоко вздохнув, Громобой постарался сосредоточиться. После всего случившегося он совершенно не чувствовал усталости, дышалось легко, сила бурлила в каждой жилочке, и откуда-то в нем была уверенность, что он может все. Грань миров, которая во дворе прямичевского святилища так мучила его своей недосягаемостью, была преодолена, он открыл путь к неисчерпаемым источникам своей собственной силы. Теперь ему все по плечу, нужно только взяться как следует. В лад с его дыханием от него распространялся во все стороны поток тепла, и этот поток растапливал, раздвигал плотный холодный воздух Зимерзлиных Полей. Этого тепла в нем в избытке, нужно только передать часть его застывшей крови Веселины. Ничего особенного не нужно делать. Только сосредоточиться. А это было нелегко: впервые в жизни Громобой сам пытался накинуть узду на собственный бурлящий дух и направить его в одну, нужную сторону.

Положив руку на лоб Веселине, Громобой думал о горячем солнце. Ему стало жарко, сам снег вокруг него начал потрескивать и плавиться. Лоб Веселины под его рукой быстро потеплел, она вздрогнула, потом глубоко вздохнула – так глубоко и долго, что Громобой, поспешно убрав руку, удивился, как это столько воздуха помещается у нее в груди. Потом Веселина выдохнула и открыла глаза, поморгала мокрыми ресницами, приходя в себя. По ее лицу текли капли воды от растаявшего в волосах снега. Громобой встретил ее взгляд – в ее глазах было удивление, но не растерянность. Она хорошо помнила, с чего все началось, и в лице ее промелькнул запоздалый испуг.

– Где он? – хрипловатым, не совсем своим голосом воскликнула Веселина и рывком села, но тут же охнула, зажмурилась и откинулась назад – у нее закружилась голова.

– Тихо, тихо! – заботливо осадил ее Громобой. – Кого потеряла-то?

– Зимний Зверь где? – тревожно пояснила Веселина, недоумевая, как можно такое забыть. – Где он?

– Ты лучше спроси, где мы сами! – ответил Громобой и помог ей сесть, придерживая под спину. – Давай-ка вставай лучше, а то застудишься. Ну, на ногах устоишь?

Поднявшись, он поднял и Веселину, придерживая ее за локти. Она беспокойно огляделась, и он огляделся вместе с ней. Во все стороны простиралась пустая заснеженная равнина, без жилья, без стога, без деревца, без кустика, даже без сухой былинки, точно здесь от создания мира ничего не росло. На пределе зрения равнина сливалась с низким серым небом. Этого места Веселина не знала. Возле Прямичева таких полей не бывало… Да какой тут Прямичев! Само это слово отдалось далеким гулом и разбилось на мелкие льдинки.

– И где мы? – послушно, как маленькая девочка, спросила Веселина, не отрывая глаз от снежных далей.

– Была тут Зимерзла, так она сказала, что ее сынок Снеговолок нас сюда заволок, – неторопливо пояснил Громобой и усмехнулся: вот как, прямо песня получается. – Вон тут сидела.

Он кивнул в ту сторону, где видел Зимерзлу, и вдруг заметил на снегу какой-то красноватый блеск.

– Погоди, что это там? – Удивленный Громобой отпустил Веселину, убедился, что она стоит и не падает, и шагнул к искрам.

Красные искры на белом снегу были хорошо заметны и казались неуместными, странными – огонь на снегу не может гореть сам по себе!

Подойдя поближе, Громобой увидел, что на снежном поле, там, где сидела недавно Мать Метелей, полукругом рассеяно несколько осколков… чего? Они походили на глиняные, но на каждом из них, полузасыпанных снегом, горели пламенем какие-то черточки… вроде бы даже узоры. Нагнувшись, Громобой поднял один, повертел в руках. Обычный глиняный черепок, как от битого горшка. Только этот красный узор… Рисунок – частая косая сетка – казался смутно знакомым.

– Что это? – К нему подошла Веселина и заглянула в его ладонь.

Громобой показал ей осколок.

– Набросала тут старуха дряни какой-то… – начал он, но Веселина вдруг ахнула и схватила его за руку.

– Я знаю! Знаю! Ты посмотри: это же стужень-месяц!

– Чего?

– Знак месяца стуженя! Медведь ты неученый! Знак… Значит, выходит, это… Это… на гадательных чашах такие знаки!

– Зимерзла, что ли, гадала? – Громобой ухмыльнулся.

Все еще держа его за руку, будто он мог по небрежности выронить драгоценный осколок, Веселина огляделась. Вокруг, почти у них под ногами, поблескивали в снегу красноватые искры на таких же глиняных черепках. Веселина подняла еще один, дрожащими пальцами очистила от снега. На нее смотрела прочерченная красным огнем косая полоска – санный путь, знак месяца грудена.

– Держи! Крепче держи! – Веселина сунула осколок в ладонь Громобоя и кинулась собирать остальные.

Он усмехнулся: как будто землянику нашла!

Вскоре она держала в руках еще четыре глиняных осколка с красными пламенеющими узорами – знаками месяцев просинца, листопада, сечена и сухыя. Несмотря на долгое лежание в снегу, черепки были теплыми, линии их узоров излучали жар, согревая ладони Веселины.

– Шесть. – Веселина посмотрела на четыре осколка в своих руках и два – у Громобоя. – Почему шесть? Что это?

– Да что ты ко мне пристала? Что я в горшках должен понимать? Я тебе не гончар!

– Оно и видно!

– Видно тебе, как же! Ну и что теперь? – Громобой качнул ладонью с черепками. – Что теперь с ними делать?

– Не знаю.

Веселина вытащила из рукава влажный платок, которым недавно вытирала лицо, и завязала в него все шесть осколков.

– Там видно будет, – туманно пообещала она.

Где это «там», Веселина и сама не знала, и Громобой не стал спрашивать. Но это маленькое слово вдруг открыло ему, какой огромный путь им предстоит. Путь, который надо пройти, прежде чем хоть что-то станет ясно. Громобой понимал Веселину: ему тоже казалось, что эти шесть черепков означают что-то очень важное, но понятия не имел, что именно. Пока находка ничего не прояснила, и Громобой пожалел, что так легко отпустил Зимерзлу. Даже не догадался у нее спросить, почему ее сыновья-духи так разгулялись на земле.

– На, держи! – Веселина подала ему узелок, и Громобой сунул его за пазуху. – Куда мы теперь пойдем? Где мы?

Громобой огляделся, и Веселина с надеждой смотрела на него. Он выглядел спокойным и вполне уверенным, как человек, который или знает дорогу, или твердо верит в свою способность ее найти. Это был уже не тот драчливый молотобоец, который в святилище смотрел на нее замкнуто и почти враждебно; лицо Громобоя казалось открытым, ясным, как небо после грозы. Что бы это ни было за место, Громобоя оно переменило к лучшему: даже взгляд его изменился, стал более осмысленным и живым, точно внутри этого же тела проснулся и выглянул совсем другой человек – умный, собранный, бодрый. Себя же саму Веселина, наоборот, ощущала растерянной, слабой и беспомощной: дух этого места заморозил и подавил все ее силы, ей хотелось уцепиться за руку Громобоя, как испуганной маленькой девочке.

– А вон, гляди! – Громобой что-то увидел. – Здесь куда пойдешь, там и найдешь. Проще даже. Вон вроде лесок чернеется! – Он показал куда-то за спину Веселины. – А раньше я смотрел – не приметил.

Обернувшись, Веселина и правда увидела вдали пригорок, на котором серел, дальним краем теряясь в туманной дымке, заснеженный лес. Громобой пошел вперед, и Веселина поспешила за ним. На ходу она оправляла платок на голове, убирала выбившиеся волосы, постепенно все больше приходя в себя. Оставшееся позади она забыла, вся душа ее устремилась вперед: куда они придут и что их там встретит? Растерянность постепенно сменялась любопытством: Веселина больше не задавала себе вопроса, где они и вообще на земле ли, а просто готова была узнать и принять любой ответ, каким бы он ни оказался. Шагавший впереди Громобой излучал такую могучую силу и уверенность, что Веселина ни о чем не беспокоилась, кроме одного: как бы поспеть за его широким шагом.

* * *

По мере того как Громобой и Веселина приближались к лесу, его очертания все яснели, из гущи выступали деревья, заснеженные кусты, зеленые еловые лапы. Вершины уносились под самые облака, стволы стояли плотно один к другому, кусты кое-где росли так густо, словно леший устроил здесь плетень от незваных гостей. Издали лес выглядел сплошной стеной, снег перед ним громоздился крепостным валом, и Веселина беспокоилась, что им не пробраться через такую чащу, да еще и по колено в снегу. Но едва они ступили на опушку, как из-за ближайшей коряги выскочила тропинка. Она была утоптана довольно плотно, а посередине валялась распотрошенная клестом еловая шишка.

– Ой, смотри! – Веселина обрадовалась тропинке, как знакомому лицу в чужой толпе. Страшно было идти через снеговые Поля Зимерзлы и не знать, есть ли в этом мире еще хоть кто-то живой. – Выходит, и здесь люди ходили!

– Если это люди, – поправил Громобой, но тут же пожалел, что зря напугал ее, и бодро добавил: – Пошли.

Пройдя по тропинке несколько шагов, Веселина обернулась, чтобы еще раз увидеть Поля Зимерзлы. Но напрасно. Сквозь переплетение стволов и ветвей она смутно различила лишь маленькую полянку, нехоженый снежный лоскут, а дальше белел тонкими стволами редкий березнячок. Безмолвная снеговая равнина растаяла, уступила место чему-то другому. Веселина немного постояла, стараясь обрести устойчивость в этом странном подвижном мире, но потом спохватилась, что и Громобой исчезнет, если уйдет от нее слишком далеко, и пустилась его догонять.

Поначалу Веселина старалась идти с Громобоем след в след, не отставая, и с опаской поглядывала по сторонам. Ей, родившейся и выросшей в Прямичеве, во всяком лесу делалось немного не по себе, а в этом и подавно. Но ничего страшного не происходило, напротив, довольно скоро Веселина успокоилась и повеселела. Лес оказался приветливым хозяином и радушно улыбался гостям. Небо было чистым, голубым, лучи солнца свободно проникали сквозь ветки, наполняли весь лес живым радостным светом, бросали в сугробы сотни горячих искр. Эти золотые лучи напоминали о лете, и снег своим блеском словно подтверждал, что и он не враг солнцу, а друг. Свежая зелень елей и сосен сильнее бросалась в глаза, стволы и ветки чернели резче на белом снегу, и все в этих лесных палатах казалось более живым и внушительным, чем обычно. То ли в этом было виновато сильное здешнее солнце, то ли особенно прозрачный и свежий воздух – так или иначе, но этот мир говорил с Веселиной на понятном и приятном ей языке. Вскоре она забыла все свои страхи и с радостью поглядывала вокруг. Впервые ей открылось, что зима может быть такой красивой: с таким по-летнему чистым и светлым воздухом, с синевой неба, с искристым сиянием белого снега на зелени елей.

Ветерок, знобивший лицо на равнине, остался позади, в лесу было тепло. В здешнем воздухе было разлито чувство мира и доброжелательности. Опушка каждой маленькой полянки казалась воротами в прекрасный покой, и хотелось идти до бесконечности, вглядываться в каждое дерево, как в лицо живого существа, ожидая каких-то обращенных к тебе слов. Душу заполняло отрадное чувство светлого покоя, безопасности, даже беспечного задора. В этом лесу никогда не наступит вечер, здесь всегда будут гореть в снегу солнечные искры, и сплетенные ветви будут бросать на его покрывало мягкую затейливую тень, и каждая веточка, каждая трещинка коры с жемчужинкой застывшего льда будет манить вглядываться в нее до бесконечности, постепенно открывая взгляду все более глубокую, прекрасную жизнь…

Веселине все время чудилось, что какие-то пушистые мелкие зверюшки мелькают по сторонам, но не показываются на глаза. Вокруг ощущалось чье-то спокойное, ровное дыхание. Веселина вслушивалась, и скоро ей стало казаться, что каждое дерево провожает ее взглядом, даже хочет что-то сказать. «Хр-р-р… Ух-р-р-ф-ф…» – похрапывал во сне дуб, и его могучее сердце ровно билось где-то в глубине под твердой толстой корой. «Ну хоть кто-то живой, а то тоска среди этих сонь!» – радостно кричала маленькая зеленая елочка, размахивая зелеными лапами. «Весна… весна…» – грезила во сне молодая березка, и у Веселины, когда она проходила мимо, поплыли перед глазами полуразмытые, туманные, но такие манящие видения хороводов, девичьих фигур с венками на головах и яркими лентами в косах…

– У-у-м! Угу-гум! – раздавалось где-то за стеной деревьев, то подальше, то ближе, словно бы за крайними деревьями.

Голос был странным: чем-то он напоминал коровье мычание, чем-то – утробный, низкий рык медведя, но в то же время звучал осмысленно, будто кто-то, не знающий слов, пытается петь.

– Кто это? – окликнула Веселина Громобоя, беспокойно оглядываясь. – Ты не знаешь?

– Леший, поди… – бросил он через плечо. – Мается, бессловесный.

Но даже этого Веселина не испугалась. Леший в этом лесу был таким же, как сам лес, – приветливым.

Вдруг Громобой остановился и присвистнул; из-за его спины выглянув вперед, Веселина ахнула и чуть не села на снег, едва успела схватиться за его локоть, чтобы удержаться на ногах. Впереди открылась полянка, окруженная толстыми елями, а на полянке стояла крошечная, меньше баньки, избушка, поставленная не прямо на землю, а на два пенька. На гостей смотрело узенькое, не больше ладони, черное окошко безо всякой заслонки. На противоположном конце конька можно было заметить белеющий звериный череп. Между рассохшимися бревнами избушки зияли черные щели, полусгнившая древесина выглядела серой, тоже мертвой. Избушка заметно кренилась набок, ложбина в снегу на крыше показывала, что несколько досок уже провалилось. Мертвый дом для мертвого жильца. Набредешь на такую в лесу – от страха лишишься ума. А тропинка, по которой они пришли, пересекала полянку и кончалась возле избушки.

Окинув все это взглядом, Веселина по первому побуждению зажмурилась и спряталась за спину Громобоя. Ей стало жутко: она никогда в жизни не видела «избушек на курьих ножках», но не раз слышала о них от стариков. В таких избушках когда-то давно хоронили мертвецов, чтобы они и на том свете имели дом не хуже здешнего. Кое-где, говорят, в самых глухих далеких местах обычай жив до сих пор. Но и там, и в Прямичеве такие избушки считались воротами на тот свет. Вся ее радость мигом испарилась и сменилась ужасом, от которого стыла кровь и по спине бегала холодная дрожь. Этот мир – мертвый, здесь обитают умершие… Да и каким еще быть миру, где правит Зимерзла?

– Что, испугалась? – с насмешливым злорадством спросил Громобой.

Теперь-то она не будет звать его медведем неученым! Но перед мертвым домом и он растерялся: надеясь найти в этом мире помощь, он не думал, что ее придется просить у мертвых!

– Может, пойдем отсюда? – жалобно предложила Веселина.

Она старалась унять дрожь, но против воли морщила нос от отвращения к этой полусгнившей избушке и ее обитателю. Как там говорят… костяная нога, нос в потолок врос… если не еще что похуже…

– Куда – пойдем отсюда? – переспросил Громобой и выразительно поднял брови. – Назад к Зимерзле? Раз пришли, что теперь пятиться! Я не рак, задом не хожу!

Веселине разом представилась вся эта длинная тропинка через заснеженный лес, что одним концом упиралась в мертвый дом, а другим – в Поля Зимерзлы. Иных тропинок тут нет.

– А нас не съедят? – только спросила она.

– Посмотрю я, кто меня съест! – Громобой ухмыльнулся. – Невелик орешек, а в горло попадет – не накашляешься. Эй, избушка! – громко и повелительно, даже с каким-то нагловатым вызовом, крикнул он, и голос его полетел, отражаясь от стволов заснеженного леса. – Встань по-старому, как мать поставила: к лесу задом, ко мне передом!

Как ни сильно была Веселина напугана, в последний миг она не удержалась от улыбки: Громобой повторил те самые слова, которые каждый ребенок по многу раз слышал от дедов и бабок. Но ведь и в кощуны они попали не зря: в них отражались истинные законы того мира, в котором стояла эта избушка.

Едва последние отзвуки человеческого голоса растаяли в лесу, как избушка дрогнула, слегка перевалилась с боку на бок, как лодка на воде. Веселина мертвой хваткой вцепилась в локоть Громобоя, вытаращенными глазами глядя на избушку и не дыша. Ее пробирала такая сильная дрожь, что казалось, сама кожа сползает; земля под ногами плыла, и Веселина осознавала, что на самом деле избушка не идет к ним, а, наоборот, тянет их к себе.

Где-то позади избушки мелькнул золотистый отблеск, сперва неясный, потом все более яркий, и уже вся избушка казалась облита золотыми лучами, совершенно скрывшими ее очертания. Веселина смотрела, открыв рот от изумления: глазам ее открывалось что-то совсем другое, не то, что она ждала… Сияние становилось все ярче, уже глазам было больно, Веселине хотелось зажмуриться, но она боялась пропустить что-то важное. Потом сияние стало бледнеть и наконец совсем померкло. Перед ними стояла избушка, обращенная к гостям дверью с крылечком. С этой стороны она оказалась вовсе не такой запущенной, бревна не подгнили, крыша смотрелась целой и надежной, причелины украшала искусная резьба, а на коньке оказалась деревянная конская голова. Это была совсем другая избушка!

– Ну, пошли! – сам себе сказал Громобой.

Если избушка ожила, значит, готова впустить их.

Он двинулся через поляну к крылечку, и Веселине ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Громобой ступил на крылечко, скрипнувшее под его тяжестью; Веселина сперва хотела подождать внизу, но остаться одной было страшно, и, когда Громобой стукнул в дверь, она поспешно встала рядом с ним. Уж что будет, то и будет, лишь бы вместе!

Дверь скрипнула и открылась вовнутрь, на пороге возникла женщина. Была она высока, худощава, со строгим лицом, большими темными глазами и строго сжатым тонкогубым ртом. Одолевая жуть, Веселина быстро обшарила ее взглядом, выискивая какие-то приметы потустороннего существования хозяйки, но не увидела ничего похожего на всем известную «костяную ногу». Это была вполне обычная женщина, и у Веселины немного отлегло от сердца.

– Здравствуй, матушка! – бодро и даже немного развязно приветствовал хозяйку Громобой. – Прости, что потревожили, да пришлось!

– Здравствуйте, голуби! – Хозяйка слегка усмехнулась, будто услышала то, что давно знала. – Давно я тебя, сокол ясный, жду-поджидаю! Заходите, гостями будете!

Отойдя от двери, хозяйка пропустила их внутрь и указала на лавку. Широкая дубовая доска была выглажена по ледяного блеска, и Веселина мельком отметила, что до них тут, похоже, пересидел весь род человеческий! «Судьба!» Само это слово звучало у нее в мыслях; хозяйка как-то по-особенному подумала, и у Веселины теперь было чувство, что собственная ее судьба окружает ее, наполняет воздух вокруг и вот-вот покажется во всей полноте. А между тем ничего особенного в этой избушке не имелось: те же лавки, что и везде, такая же прялка с резной лопаской, печка в углу, и лари, и вышитые полотенца… Только на столе белело кое-что необычное: широкое, ярко начищенное серебряное блюдо с узорными краями.

Хозяйка села напротив них и сложила руки на коленях. У нее были тонкие запястья и сухие, тонкие пальцы, такие бывают у женщин с сильной волей и внушают уважение сами по себе.

– Ну вот ты, сокол ясный, до меня и добрался! – сказала хозяйка. – А коли долго шел, так что поделать: дорог-то много, а ноги-то всего две. Что такой хмурый? Или поневоле пришел?

– Поневоле не ходим! – грубовато отрезал Громобой.

Хозяйка чем-то отчасти напомнила ему мать, Ракиту, и казалось, что вот-вот она примется его журить и поучать. Но хозяйка улыбнулась, и Громобой вдруг понял, что свой не слишком учтивый ответ выбрал правильно: как и поворот избушки, его слова отвечали законам этого мира.

– А ты кто, матушка? – подала голос Веселина, больше не в силах выносить неопределенность.

– Мудравой меня зовут, голубка, – просто ответила хозяйка.

На лице Веселины отразилось недоверие, изумление, потом ужас. Но хозяйка ласково кивнула ей.

Мудрава! Старшая из восьми дочерей Макоши, что распоряжаются человеческой судьбой и следят, как идет человек по выпряденной ими нити. Всезнающая и помогающая людям в учении богиня, тайная покровительница любопытных кумушек, уберегающая их носы в щелях чужих дверей! Веселина сидела застыв, пытаясь понять свои ощущения; казалось, встреча с богиней должна была перевернуть весь ее мир, но все оставалось по-прежнему, и эта обычность всех ощущений и была самым удивительным. Только думалось на диво хорошо: в голове была ясность, каждая мысль развивалась легко и четко.

– Ну, голуби, с чем прилетели? – спросила тем временем хозяйка, поглядывая на них обоих по очереди.

Громобой и Веселина переглянулись, разом попытались что-то сказать, перебили друг друга и разом замолчали. Потом Веселина начала снова.

– Позволь, матушка, мы тебе расскажем нашу беду! – заговорила она, при этом думая, что всеведающая дочь Макоши знает их дела лучше них самих. – У нас в Прямичеве такие несчастья начались, каких никто и не помнит, а с чего все пошло, никто не поймет. В самый первый день года Зимний Зверь хотел солнце сожрать, а потом еще меня… Гадательная чаша разбилась, а еще Костяник у нас толпу народа заморозил, прямо в самый Велесов день. А потом Громобой с княжеским братом подрался, а князь за это весь Кузнечный конец вирой обложил… Кощунник сказал, что беда эта из миров небесных идет. А здесь мы еще вот что нашли… Покажи! – велела она Громобою.

Перескакивая с одного на другое, она и сама понимала, что рассказ выходит глупым и бессвязным, но хотелось скорее сказать обо всем, упомянуть о событиях, которые, как ей теперь стало очевидно, были крепко связаны между собой, но там, в Яви, это ускользало от глаз. Двадцать гривен виры и явления Зимнего Зверя были двумя концами одной веревочки. Только вот концов у нее было гораздо больше, чем два.

Громобой вынул из-за пазухи белый узелок; Мудрава кивнула ему на стол, и он высыпал глиняные черепки возле серебряного блюда. В полутьме избушки при лучине было хорошо видно, как священные знаки зимних месяцев горят на черепках ярким пламенным светом.

– Что это? – Вслед за Громобоем Веселина подошла к столу и осторожно разровняла черепки. – Что это такое, матушка?

Мудрава подошла к ним, глянула на осколки и помолчала; лицо ее было так же строго и непроницаемо, но взгляд больших глаз вдруг стал таким острым, значительным и тревожным, что у Веселины замерло сердце. Глаза Мудравы подтверждали, что они нашли не просто черепки. В душе Веселины мешались надежда на то, что эти шесть осколков помогут что-то исправить, и страх, что их появление означает неисправимую беду.

Хозяйка долго смотрела на черепки, и постепенно ее лицо яснело, лоб разглаживался. Когда она наконец подняла глаза на Громобоя и Веселину, неподвижно стоявших у стола, в глазах ее было выражение значительного открытия, словно она узнала об этих двоих что-то новое и очень важное. И тут же Веселина поняла, что из шести глиняных черепков с огненными знаками зимы складывается дорога ее собственной судьбы. Они привели ее сюда, и они поведут ее дальше. Она никак не могла миновать их, а они не могли миновать ее. Осколки зимы… Зима… Время Зимерзлы, время зимних чудовищ, глубокая тьма, охватывающая мир, в которой Веселине было так тесно, душно и тоскливо, из которой она так хотела вырваться, хотела, потому что этого требовала сама ее внутренняя суть. И вот осколки разбитой зимы лежат перед ней. Нужно что-то сделать с ними, чтобы победить зиму, вытолкнуть ее из земного мира. Что?


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации