Текст книги "Щит побережья. Книга 2: Блуждающий огонь"

Глава 2

Брендольв видел дороги и повеселее, чем оказался его путь от озера Фрейра к Острому мысу. Каждый вечер он с трудом находил ночлег для своей дружины: все усадьбы, даже дворы бедных бондов* были переполнены постояльцами, в основном беженцами с Севера. На Брендольва, знатного человека, приехавшего прямо от конунга, смотрели с тем же вопросом в глазах, с каким он сам смотрел на Вильмунда: когда же все это кончится? Скоро будем драться?

– Мы торчим тут, в этом навозном сарае, спим вповалку, как свиньи! – на одном из ночлегов ругался какой-то хёльд, у которого за спиной осталась сожженная фьяллями усадьба, а на руках полтора десятка домочадцев. – И еще благодарим богов, что нас пустили жить в старый хлев! А то могли бы остаться зимой в лесу! Дичи уже почти нет, серебро у меня на исходе. Вчера пряжку с пояса продал, скоро штаны буду руками держать! Мы угнали с собой все скотину, и вот уже съели всех коров и овец. Осталось приняться за лошадей! Так что впереди у нас каждый день – священный праздник!

– Конунг думает собирать войско или ждет, пока мы подохнем тут от голода? – уже безо всякой почтительности подхватил другой, даже не назвав сначала своего имени. – Если мы не вернем наши усадьбы до весны, не посеем вовремя, то я не знаю, сколько из нас увидит следующую зиму! Скорее, никто!

И в ответ Брендольву оставалось только повторять те же доводы, которыми отговаривался Вильмунд конунг, бранить медлительного – или изменчивого – Фрейвида хёвдинга, который не дает войска, обещать скорую помощь восточного берега… А что ему еще оставалось?

– Я, конечно, не вправе давать советы такому знатному человеку, – перед отъездом напутствовал Брендольва хозяин одной из усадеб, носившей смешное название Овсяные Клочья и так же переполненной незваными и невольными гостями, как и все другие. – Да тебе, пожалуй, и нечего бояться. С такой большой дружиной тебя не тронут…

– Кто не тронет? – хмуро спросил Брендольв. В тесном и душном овине, где он и его хирдманы спали чуть ли не на головах друг у друга, он совсем не выспался и чувствовал себя почти больным от усталости.

– Тролли знают их имена, а я и знать не хочу! Между нами и хутором Эрлейка Хромого завелись какие-то разбойники. И меня не удивит, если раньше они были добрыми бондами с Севера! Ко мне уже приходили люди, которые от них пострадали. Правда, у тебя большая дружина, а их гораздо меньше. Тебе не стоит тревожиться.

Но Брендольв тревожился, хотя и не за себя. Его опасения, с которыми он еще в начале зимы плыл домой от кваргов, начали сбываться во всей полноте. Хозяева усадеб жаловались, что бродяги выгребли все овощи из полевых хранилищ, унесли все сено из лесных сараев. Земля, до которой враги еще не дошли, уже оказалась разорена. Конечно, на дружину в сорок человек разбойничьи ватаги не смели покушаться, и Брендольв доехал до цели без приключений такого рода, но на душе у него было невесело. Глядя на унылые леса, голые каменистые холмы, меж которыми пролегал его путь на юг, он живо воображал оборванных, голодных, угрюмых людей, которым нужда и отчаяние не оставили другого выбора. Наверняка кто-то сейчас лежит в этих холмах с дубинами и луками, мерзнет, растирает застывшие пальцы, но не смеет развести огня, выжидая, пока поедет добыча послабее и попроще! Здесь-то никто не подумает, что в округе завелись тролли! Тролли завелись в человеческих душах, но это вызывало не возмущение, а горечь. Ибо этих троллей вырастила сама жизнь, и простым возмущением их не изгнать. Сначала надо изгнать из страны захватчиков. А победоносные битвы уходили в сознании Брендольва все дальше и дальше. У квиттов нет войска, нет достойного вождя. А без этого и сам Сигурд Убийца Фафнира* ничего не сделает. Это только в сагах герой бывает один… Странно было думать, что совсем недавно, пару месяцев назад, он сам, Брендольв, верил в саги и мечтал о великих подвигах, совершаемых в гордом одиночестве. Вздыхая при виде неприветливых холмистых долин, Брендольв надеялся, что малость поднабрался ума.

На Остром мысу было полно народу, как будто тинг, собранный здесь осенью, решил никуда не расходиться и переждать до следующего года. Но теперь Брендольва это не удивило. Завидев впереди море, он уверенно повел свою дружину к усадьбе Лейрингов, рода, из которого происходила кюна Далла. В прошлый раз, когда он ехал на озеро Фрейра, шумливые и заносчивые Лейринги не понравились Брендольву, и он не стал бы искать у них гостеприимства. Но, в конце концов, сама кюна Далла послала его к ним! Примут, не разорятся!

– Ты откуда и к кому? – грубо спросил какой-то хирдман, когда Брендольв въехал во двор усадьбы.

– Я – Брендольв сын Гудмода с восточного побережья! – надменно и зло ответил Брендольв. – У меня есть что передать от кюны Даллы ее брату Гримкелю.

– Гримкеля ярла нет, – уже помягче, но так же хмуро ответил хирдман. – Он собирает войско. Я скажу хозяйке. Пойдем.

Йорунн хозяйка, к которой хирдман отвел Брендольва, сидела в гриднице среди мужчин, не на высоком хозяйском месте, но совсем рядом с ним. Это была сморщенная, неприятная старуха, и казалось невероятным, что это родная мать молодой и красивой кюны Даллы. Однако глаза ее под морщинистыми темными веками смотрели умно, и Брендольв понадеялся, что хотя бы с ней он сможет договориться.

– Ты – Брендольв с востока? – спросила Йорунн хозяйка, пристально глянув на него. – Узнала, узнала. Таких молодцов тут теперь немного, кто еще не боится прямо смотреть людям в глаза. Все теперь только и делают, что бегают и ищут, где бы спрятаться. Отчего ты уехал от конунга? Ему нужны люди.

– Кюна Далла просила меня приехать и узнать, как идут дела у Гримкеля ярла, – учтиво ответил Брендольв. Речь старухи была не веселой, но вполне вежливой, и он немного успокоился.

– Э, лучше бы она позаботилась о чем-нибудь другом! – Йорунн хозяйка махнула коричневатой морщинистой рукой с золотыми цепями, обвитыми вокруг запястья. – Гримкель ярл собирает войско. Каждого крота надо за шкирку тащить из его норы, а они еще упираются и лапами, и хвостом, и еще кое-чем… Мальфрид! – Старуха запнулась и глянула на скамью в дальнем конце гридницы, где находились несколько женщин. – Что ты сидишь, как кошка на солнышке? Не видишь, у нас знатный гость, прямо с дороги! Принеси ему пива! Да скажи, чтобы топили баню! Пусть Ульв гонит всю шваль из гостевого дома – нам надо разместить… Сколько у тебя людей? – Она опять обернулась к Брендольву.

– Тридцать восемь, – ответил он.

Хорошо, что просить о пристанище не пришлось, но пригласить могли бы и повежливее. Похоже, старая Йорунн считала, что вежливость роду Лейрингов сейчас не по средствам. И так сколько попрошаек приходится кормить!

Высокая худощавая девушка с большими светло-серыми глазами и прямо лежащими светлыми волосами поднесла Брендольву рог с пивом. Ей не повезло родиться красавицей – хорошими, кроме волос и глаз, у нее были только длинные черные ресницы, а нос достался некрасивый, да и лоб узковат. Но она так нарядно одевалась, так величаво, со скрытым кокетством держалась, так многозначительно поглядывала, что невольно думалось: она заслуживает быть красавицей, а значит, достойна соответствующего обращения. И Брендольв, принимая рог, изобразил глазами восхищение. Девушка улыбнулась и притворно потупилась. Истинного смущения в ней не было ни капли.

– Это моя младшая племянница, Мальфрид, – пояснила Йорунн. – Самая завидная невеста Квиттингского Юга. На ней хотел жениться Вильмунд конунг, да Фрейвид Огниво опередил нас и подсунул ему свою дочку. Так что Мальфрид пока не обручена.

– Сейчас неподходящее время, чтобы говорить об обручениях и свадьбах, – произнесла Мальфрид, но ее взгляд, устремленный на Брендольва, ясно говорил иное.

По ее мнению, праздновать свадьбу можно даже в горящем доме. Нашелся бы достойный жених. Ее мягкий протяжный голос напоминал кошачье мяуканье. Все же она была весьма привлекательна, и Брендольв ощутил какое-то смутное опасение.

– Вот это верно! – ответил он на слова Мальфрид. – Я вот тоже обручен… с дочерью Хельги хёвдинга, и свадьбу решили справлять на Празднике Дис*. Только теперь…

– Теперь никто не знает, что будет с ним завтра, что уж помышлять о Празднике Дис! – сказала Йорунн. – Иди отдохни с дороги. Потом побеседуем.

Мальфрид больше ничего не сказала, но Брендольв ушел со спокойным сознанием, что он ее предупредил.

Несмотря на гостеприимство старой Йорунн, усадьба Лейрингов Брендольву не понравилась. Он слышал, что на Остром мысу ее прозвали Вороньим Гнездом, и уже понял почему. Здесь жило слишком много народу, как и везде, но ни в ком не было согласия. Даже сами постройки лепились вокруг большого хозяйского дома с прихотливой нелепостью. Рабы ссорились с рабами, хирдманы – с хирдманами, все вместе обижались на хозяев, а хозяева бранились друг с другом. Даже в гриднице, куда Брендольва позвали ужинать, его поджидало приключение.

– Это еще кто такой? Ты чего расселся на моем месте? – рявкнул какой-то здоровенный парень со множеством мелких светлых кудряшек, облаком стоявших вокруг головы. Но это было единственным его украшением: низкий лоб и туповатые самодовольные глазки производили не лучшее впечатление.

– Раз сел, значит, имею право! – резко, обиженный наглым выпадом, ответил Брендольв. – Или ты по утрам мотаешь здесь шерсть?[5]5
  Это тяжкое оскорбление, поскольку приписывает мужчине занятие женской работой.


[Закрыть] Попробуй столкни!

– Я тебя не столкну, я тебя по стенке размажу! – завопил пышноволосый. – Навалило тут попрошаек, да еще и таких…

Со сжатыми кулаками он бросился к Брендольву, Брендольв вскочил, готовый защищаться, уже зная, каким приемом отразит первый натиск, уже видя его и свои движения как свершившиеся… И вдруг кто-то тонкий и легкий, желтовато-белый, звенящий и льющийся, с пронзительным визгом бросился между ними и вцепился в кулаки пышноволосого. Брендольв узнал Мальфрид, одетую в белую рубаху и темно-желтое нарядное платье.

– Аслак! Стой, бычина! Стой, чтоб тебя тролли взяли! – вопила она, с неожиданной силой вцепившись в руки брата (ибо Аслак Облако был одним из ее братьев).

Аслак остановился, попытался ее стряхнуть, потом совсем затих, тяжело дыша и глядя на Брендольва с выражением тупой ярости.

– Знала я, что ты дурак, но не настолько же! – ненавидяще шипела Мальфрид, как разъяренная кошка. – Ты на кого полез, медведь безголовый! Да ты ему должен хвалебные песни сочинять! Если бы ума хватило! Не слышал, что мать сказала? Тролли тебе в уши наклали? Никогда не слушаешь!

– Пусти! – Аслак тряхнул кулаками, и Мальфрид выпустила его, видя, что он уже успокоился. – Кто это такой-то? Чего мать говорила?

– Глухая колода! Иди отсюда, чтобы я тебя близко не видела! А он будет здесь сидеть! Всегда! Понял?

Не ответив, Аслак пошел прочь. Брендольв смотрел ему вслед, безгранично изумленный. Чтобы хозяин так встречал гостя? Чтобы женщина при всей гриднице такими словами честила мужчину, а он терпел и подчинялся? Как видно, у Лейрингов всем правили женщины. И понятнее делалось желание кюны Даллы, их родственницы, управлять сначала Стюрмиром конунгом, а потом, когда не вышло, сменить его на более послушного Вильмунда конунга.

– Не обращай внимания. – Мальфрид уселась рядом с Брендольвом и махнула рукой вслед уходящему Аслаку. – Он дурак. У него на голове – облако, а в голове – туман. Йорунн хотела женить его на Ингвильде, Фрейвидовой дочке, а ее перехватил Стюрмир конунг для Вильмунда. Вот он теперь и обиделся.

Этот придурок хотел жениться на Ингвильде! При мысли об этом Брендольв покраснел от досады, чувствуя, что в этом случае без раздумий убил бы Аслака. Не ради своей выгоды, а просто чтобы не владел тем, чего не достоин.

Весь остаток вечера Мальфрид сидела рядом с Брендольвом, наливала ему пива, пила из его чаши и развлекала его как могла. Брендольв разглядел, что она не так юна, как казалась с первого взгляда – пожалуй, она была даже года на два постарше его. Смеялась она громко, но как-то неестественно, держалась свободно, но Брендольву чудилась в ее светлых, временами томных глазах глубоко скрытая тоска и неуверенность. Все ее поведение говорило о том, что общество чужих мужчин для нее давно привычно, но все же Брендольву льстило то, что из всех гостей хозяйская дочка выбрала именно его. Маленький тщеславный тролль в его душе раздулся от гордости и затолкал тревожные раздумья подальше.

Назавтра Брендольв попробовал завести с Йорунн хозяйкой разговор о сборе войска, но она опять махнула рукой.

– Откуда я знаю, как там у Гримкеля и Тюрвинда идут дела? Пусть мужчины собирают войско, ведь на что-то же они годны! А когда соберут, тогда и посмотрим. Не забивай себе голову раньше времени. От раздумий доблесть усыхает. Ты не знал? Иди лучше поболтай с Мальфрид.

Брендольву не очень хотелось болтать с Мальфрид, но другого дела не находилось. Прошло три дня, и он обнаружил, что Острый мыс поразительно похож на озеро Фрейра. Здесь тоже толкалось множество народу, который и хотел, и мог бы что-то сделать, если бы кто-нибудь собрал его силу и направил в нужное русло. Но кто? От Вильмунда конунга Брендольв уже ничего хорошего не ждал и надеялся только на Гримкеля ярла. Может быть, брат кюны окажется достойным вождем?

– А что, у вас на Востоке большая усадьба? – время от времени принималась расспрашивать его Йорунн хозяйка. – Сколько у вас скота? А дружину держите большую? А сколько земли засеваете? Это все далеко от усадьбы? А бондов в округе много?

Брендольв отвечал даже с удовольствием, мысленно уносясь в родные места. Усадьба Лаберг, ее поля и горные пастбища, вехи на берегах, по которым ищут места рыбных ловов, и каменные площадки на прибрежных скалах, после удачного лова засыпанные сохнущей рыбой, – все это он видел как наяву и невольно стремился туда, хотя и понимал, что попасть домой доведется не скоро.

– А Хельги хёвдинг такой же богач? – как-то спросила Йорунн. – А ты, значит, обручен с его дочкой?

– Да. – Брендольв кивнул. Хельга почему-то помнилась ему такой, к какой он привык еще в детстве, маленькой резвой девочкой. Ее новый, взрослый образ, в котором он наблюдал ее только месяц, побледнел в его памяти.

– Небось, вас еще с детства обручили? – прищурившись, спросила Йорунн.

– Нет. Совсем недавно, вскоре после йоля*. Мы… Мой отец немного повздорил с Хельги, а потом они помирились и решили…

– Ясно, ясно! – Старуха затрясла головой. – Ну, недавнее обручение большой силы не имеет. Никто не удивится, если ты выберешь другую.

– Какую другую? – Брендольв вытаращил глаза в показном изумлении, но имел сильные подозрения – какую.

– Да хотя бы нашу Мальфрид! – прямо ответила старуха и покосилась в сторону женской скамьи.

Мальфрид сидела в самой середине, как невеста, нарядная, убранная золотом, прямая и величавая, с замкнутым и гордым лицом, словно через всю гридницу слышала, о чем тут идет речь.

– Моя племянница знатнее родом, чем дочка Хельги Птичьего Носа, – продолжала Йорунн. – Она – сестра самой кюны, тетка будущего конунга! Такое родство на дороге не валяется! Ее хотел взять в жены Вильмунд конунг, только Фрейвид Огниво, чтоб его великаны взяли, помешал! Такая жена прибавит тебе немало чести! Я не хочу отдать ее кому попало, а ты, я вижу, достойный человек! Подумай, что я тебе сказала!

С этими словами Йорунн ушла, не дав Брендольву ответить, и через мгновение уже громко бранила кого-то за другим столом. Ошеломленный Брендольв слушал, чувствуя, что находится под властью суровой и решительной старухи почти так же, как и тот хирдман, что сейчас жалобно выкрикивал оправдания. В душе его смущение мешалось с возмущением. Ему предлагают нарушить слово, расторгнуть обручение безо всякой вины Хельги хёвдинга – нет, это недостойно! Правда, Лейринги знатнее, это верно, и родство с конунгом – не пустые слова…

– Слышишь, как запела! – проворчал Брюньольв Бузинный, сосед, у которого на Остром мысу была большая усадьба. В прошлый свой приезд Брендольв останавливался у него и сейчас обернулся на знакомый голос. – Уже и девчонку сватает! – продолжал Брюньольв. – Нашла жениха! Ты ей тем стал достойным человеком, что у тебя усадьба далеко от фьяллей! – убежденно втолковывал он Брендольву. – Не так уж давно им предлагали в жены Аслаку дочку северного хёвдинга Ингстейна. Ингстейн думал обзавестись родней на юге и пересидеть у нее в случае чего. Тогда Лейринги не захотели брать в свой род чужую беду! Говорят же: чужая беда может стать и твоей! Вот и дождались, что теперь пытаются свою собственную беду навязать на шею кому-то другому. Ты, конечно, вправе поступать по-своему, но я назвал бы дураком того, кто поддастся на их плутни!

Брендольв посмотрел на Мальфрид. Она подняла свои огромные светло-серые, как водой налитые глазищи и смотрела на него через всю гридницу, то ли завлекая, то ли умоляя о чем-то. У Брендольва дрогнуло сердце: казалось, что, отказываясь от этого брака, он бросает женщину в беде. Но не соглашаться же теперь! Он не может, он не свободен! При виде лица Мальфрид ему вдруг ясно вспомнилась Хельга, такая, какой она была в день их последнего свидания у кривой елки, куда он, как дурак, притащился со всем оружием, надеясь потрясти ее своим мужественным видом, – взрослая, печальная и трогательная в этой недетской печали. Сердце защемило от горячей, почти болезненной любви, прихлынувшей откуда-то как волна, захотелось скорее к ней, туда, где все такое же родное и чистое, как она, его невеста, его судьба… Ради какого тролля он торчит здесь, на Остром мысу, когда ясно, что снаряжать войско и воевать с фьяллями никто особо не собирается? Если все только и делают, что бегают и ищут, где бы спрятаться, точно крысы? Не исключая и самой Йорунн, которая так точно описала положение дел. «Я же должен ехать к Хельги и передать ему приказ вести войско», – вспомнил Брендольв и рассердился сам на себя за то, что потерял в этом вороньем гнезде несколько дней. Но на самом деле он знал: не желание выполнить поручение конунга влечет его домой, а только стремление скорее увидеть Хельгу.

* * *

Вечером, уже в густых сумерках, когда лишь луна, мелькая сквозь облака, бросала на широкий двор усадьбы беловатые пятна света, Брендольв вышел прогуляться к одному строению, необходимому всякой усадьбе без исключения. На обратном пути ему почудилось, что кто-то его окликнул. Обернувшись, Брендольв увидел возле угла длинного строения… (нет, это был не мертвец)… тонкую женскую фигуру, закутанную в плащ.

– Иди сюда! – Знакомая фигура метнулась к нему, тонкие прохладные пальцы вцепились в руку и потащили за угол.

Между задней стеной длинного отхожего места и земляной стеной усадьбы оставалось небольшое пустое пространство. Мальфрид первой скользнула туда и потянула за собой Брендольва.

– Это, конечно, не палаты с коврами на стенах и золотом вместо светильников, но другого нет, где можно поговорить! – торопливо зашептала она. – Во всем доме нет свободного места, да ты сам знаешь! Что за жизнь такая! Чтобы их всех тролли взяли! Послушай! Ты уже догадался, что я тебе хочу сказать?

– Да, – сказал Брендольв, имея в виду, что догадался о предмете разговора. – Нет, – поправился он, сообразив, что мнение самой Мальфрид для него полная загадка.

– Насчет нашей свадьбы! – сказала Мальфрид, и Брендольв почти с ужасом ощутил себя приговоренным.

– Я не могу! – решительно запротестовал он и даже попытался отнять у Мальфрид руку, но она не пустила. Ему ее пальцы казались холодными, а ей его рука – горячей, и она не выпускала, стремясь погреться. – Я обручен! У меня невеста! Я воспитывался у Хельги хёвдинга, я ее знаю всю жизнь!

– Ну и что? – протянула Мальфрид, как промяукала. Казалось, ее обидела его попытка возражать. – Вильмунд тоже воспитывался у Фрейвида и знает Ингвильду всю жизнь – много счастья они вместе нашли? Это еще ничего не значит. Каждый должен думать о чести своего рода, ведь так? А невеста из моего рода тебе принесет гораздо больше чести!

– Нарушение слова мне чести не прибавит! – довольно твердо ответил Брендольв, однако не делая новых попыток освободить руку. – Я не могу разорвать обручение, когда Хельги хёвдинг ничего не сделал такого…

Говорить о своей любви к Хельге было и грубо, и бесполезно. Брендольв надеялся, что сможет отказаться, сохранив достойное лицо.

– Но неужели ты покинешь меня? – удрученно спросила Мальфрид, и голос ее показался жалобным, как у маленькой девочки.

Ее огромные глаза мягко и светло мерцали в лунных бликах, и их блеск колдовскими чарами завораживал Брендольва, каким-то посторонним усилием подчинял новому обаянию, обращал к себе все помыслы и стремления. Мальфрид так твердо верила в свое право взять то, что ей нужно, что даже сама жертва не находила доводов против.

– Я полюбила тебя, – прошептала Мальфрид, придвинувшись ближе к Брендольву и снизу заглядывая ему в лицо. – Мы с тобой будем достойной парой, так скажут все…

Она отпустила руку Брендольва, ее ладони легли ему на плечи, потом поползли дальше, за шею, и Брендольв чувствовал себя в плену. Не отдирать же ее от себя!

– Но я обменялся обетами с Хельгой! – тоскливо ответил он, почти против воли обнимая Мальфрид (надо же было куда-то девать руки!). – Она ждет меня!

Ему было бы занятно узнать, что неполных полгода назад Ингвильда дочь Фрейвида, так восхитившая его своей смелостью, стояла на этом самом месте и говорила своему жениху Вильмунду примерно то же, что он сейчас говорил Мальфрид. Но значительно тверже и увереннее.

– А что нам за дело до людей? – мурлыкала Мальфрид, почти прижавшись губами к его уху. – Мы будем жить, как сами захотим, а кому не нравится, пусть к нам не ездит в гости! Ты знатнее Хельги, ты можешь сам стать хёвдингом. Вильмунд конунг тебя поддержит…

– Но сначала я должен поддержать его! – воскликнул Брендальв, с ужасом и с облегчением вспомнив, что ему всего несколько дней назад говорила кюна Далла. – Он хочет… Кюна Далла хочет, чтобы я скорее женился на Хельге и привел к конунгу войско восточного берега! Она не похвалит вас, если ты выйдешь за меня вместо Хельги!

– Пусть она сама заботится о себе, а мне не мешает! – резко ответила Мальфрид. – Она уже выловила свое счастье, даже два! Она сама заварила эту брагу, пусть сама ее и пьет! А я позабочусь о себе, как сама знаю!

Напрасно было бы думать, что Йорунн хозяйка прислала племянницу сторожить Брендольва в укромном месте и склонять его к согласию всеми доступными средствами. Мальфрид не хуже других Лейрингов понимала, в чем собственная польза и как надо ее добиваться. А иного счастья, кроме как уехать подальше от фьяллей, на безопасный (пока что) восточный берег, сейчас не знал ни конунг, ни последний раб из свинарника.

– Подумай, что со мной будет! – умоляюще зашептала Мальфрид, не выпуская Брендольва из объятий. – Если сюда придут фьялли… Они все разорят, сожгут усадьбу, всех поубивают! Я не хочу быть рабыней фьяллей! Подумай обо мне! Неужели ты можешь это допустить?

Брендольву вспомнилась… Атла. Он не сразу вспомнил ее имя, но отчетливо видел перед собой ее бледное, изнуренное лицо, ее серые озлобленные глаза, упрямо сжатый тонкий рот. «От нашей усадьбы осталась куча угля и костей!» Все ее богатство составляла облезлая накидка, украденная на каком-то хуторе, и котелок (недырявый!), найденный в пустой охотничьей избушке. Но и эта девушка, знатная и богатая, чуть не ставшая женой молодого конунга, смотрит в лицо судьбе и видит ту же участь. Пришедшая в страну беда так или иначе затронет всех. От нее не спасутся ни знатные, ни простые. И стремление любой ценой от нее убежать выглядит не слишком красиво, но вполне объяснимо. Еще Один говорил: всяк занят собой. А с тем, что естественно, спорить глупо.

– Я не могу сейчас сказать, – произнес наконец Брендольв. Воспоминание об Атле, бывшей теперь частью Тингваля, укрепило его дух. – Надо еще подумать. Пойдем в дом, а то замерзнешь. Здесь и правда не лучшее место для долгих бесед.

* * *

Как говорил Оддбранд Наследство, принятое решение нужно выполнять и только тогда оно чего-то стоит. Рассвет следующего дня застал Брендольва в корабельном сарае, где уныло зимовал его «Морской Баран» в соседстве с кораблем Лейпта сына Хальвдана. Почти всю ночь проворочавшись, Брендольв к утру остался верен прежнему решению как можно скорее вернуться домой. Мучило его только одно: как сказать об этом Мальфрид? Сейчас он последними словами бранил себя за вчерашнюю слабость: нужно было сразу и наотрез отказаться от предложенного брака, поскольку оставить ради нее Хельгу совершенно невозможно. И честь, и сердце Брендольва отвергали даже мысль об этом. Но, вспоминая свое вчерашнее поведение, Брендольв не мог не признать, что немало обнадежил девушку из рода Лейрингов. Боясь встречи с нею или с Йорунн, Брендольв убежал из Вороньего Гнезда еще в утренних сумерках, надеясь, что свет дня принесет какое-нибудь прояснение и в его мысли.

Но избавление от этого трудного положения пришло с совсем неожиданной стороны. Разбирая и проверяя снасти «Морского Барана», толкуя со здешним корабельным мастером о креплении мачты, Брендольв отвлекся от всех печалей и просто радовался тому, что уже на днях можно будет выйти в море. Вдруг в корабельный сарай вошел один из хирдманов Лейринговой усадьбы (Брендольв еще никого из них не успел узнать по имени) и окликнул его:

– Брендольв хёльд! Меня прислала Йорунн хозяйка. Наверное, тебе любопытно будет узнать… Стюрмир конунг вернулся!

Если бы земля под корабельным сараем расступилась и «Морской Баран» с радостным блеянием погрузился в морскую пучину… Брендольв вихрем спрыгнул с корабля и схватил хирдмана за плечо:

– Что ты сказал? Кто вернулся?

– Стюрмир конунг! – Хирдман таращил глаза от возбуждения, не представляя, добрую новость принес или дурную. – Его «Рогатый Волк» только что пристал. Он идет со своими людьми к нам в усадьбу.

Вся дружина Брендольва столпилась вокруг него, и все молчали. Такую новость требовалось осмыслить. Давным-давно все они решили считать Стюрмира конунга мертвым, и его возвращение показалось чем-то невероятным и пугающим. Мертвецы никогда не приходят с добром.

Побледневший Брендольв закусил губу и молча сжимал в ладони волчью голову на рукояти меча. У него было такое чувство, что ему на голову пала молния. Живой, но оглушенный, он не мог собраться с мыслями и решить, что же теперь делать. Внезапно он оказался в стане врага, ибо Стюрмир конунг, к чьему сыну и сопернику Брендольв примкнул, мог быть только врагом.

– А у нас и из мужчин-то дома никого, один Аслак… – бормотал хирдман из Вороньего Гнезда.

– Что будем делать? А, хёльд? – негромко, вполголоса загудели люди Брендольва. – Нам он не слишком обрадуется… Понятно, скажет, кто с моим сыном дружен, тот мне, значит, враг… Лучше бы мы вчера уплыли… А теперь-то куда? А сам-то Вильмунд конунг где?

– Надо идти, – наконец сказал Брендольв. Опомнившись от первого потрясения, он понял, как надо поступить. Для этого и существуют саги: они подают пример того, как следует держаться достойному человеку. А именно: встречать все опасности грудью.

– Без разрешения конунга теперь все равно никому не отплыть, – сказал корабельный мастер. – Раньше все делали что хотели, а теперь у него сразу две войны: с фьяллями и с собственным сыном. Он и людей, и корабли приберет к рукам. Может, конечно, сам Вильмунд конунг прощения попросит…

Ничего не сказав, Брендольв решительным шагом вышел из корабельного сарая и направился назад, к усадьбе Лейрингов. Впереди, ниже по берегу фьорда, он ясно видел большой корабль, только что вытащенный на гальку, возле которого суетились люди. На штевне корабля возвышалась позолоченная волчья голова с рогами, сразу бросаясь в глаза. Брендольв шел, упрямо наклонив вперед голову, как под сильным ветром. Он не воображал будущую встречу, не сочинял речь, не готовил оправданий. Оправдываться – недостойное дело, пусть ленивые рабы и трусы оправдываются. Доблестный человек всегда поступает так, как считает нужным, а кому не нравится, тот может в его сторону не смотреть…

Не глядя вперед, он даже не заметил бегущую ему навстречу Мальфрид и остановился, только когда она схватила его за руку.

– Ты уже знаешь? – воскликнула она, и ее глаза, еще шире раскрытые от испуга, окончательно убедили Брендольва в верности новостей. – Да, я же послала к тебе человека. Стюрмир конунг вернулся! – тараторила она, дрожа и напрасно пытаясь скрыть дрожь за нервной улыбкой. – Он вернулся, он сейчас у нас! Куда же ему пойти, ведь своей усадьбы у него тут нет! Он ужасно зол, прямо как великан! Грозит смертью всем предателям! Его ваши предупредили, сын вашего хёвдинга! А то бы он до весны не знал…

– И хорошо, что предупредили! – сурово ответил Брендольв. – Если бы он не вернулся, то через месяц тут были бы фьялли! Может быть, теперь квитты перестанут бегать и начнут готовиться к битве. На Вильмунда, сама понимаешь, надежды плохие.

– Ты хочешь идти к нему? – с ужасом спросила Мальфрид.

– Конечно, – так же сурово ответил Брендольв, все больше уважая себя за твердость духа. Пусть Стюрмир его хоть зарубит на месте – это небольшая плата за удовольствие знать, что поступаешь достойно. – Уж не думала ли ты, что я побегу прятаться под куст?

– Нет, – с благоговейным восхищением выговорила Мальфрид и улыбнулась с привычным, хотя и неуместным сейчас кокетством. – Я хотела сказать тебе другое, – торопливо добавила она. – Уж нас-то, родичей своей жены, Стюрмир конунг не обидит. Мы должны сейчас же всем объявить, что ты мой жених, и тогда он тебя тоже не тронет.

Брендольв помолчал. Да, этот поступок заслонил бы его от занесенного топора. Но прикрыться женским подолом… Не многим лучше, чем переодеться в женское платье. И как потом показаться в Хравнефьорде?

На миг возможность разом избавиться от опасности показалась Брендольву разочарованием. Так мог бы огорчиться ребенок, у которого отняли желанную игрушку. Где же человеку проявить силу своего духа, если все опасности от него в последний миг убегают?

– Нет, – твердо ответил он, глядя на темнеющую на пригорке усадьбу Лейрингов, чтобы не смотреть в лицо Мальфрид. – Я не хочу, чтобы меня спасали женщины.

– Но послушай… – с отчаянием протянула Мальфрид и повисла на его локте.

Но Брендольв упрямо шел к усадьбе. Лейпт сын Хальвдана, Арне сын Арнхейды и несколько хирдманов шли следом, гордясь своим вожаком.

Вступая во двор усадьбы, Брендольв невольно искал взглядом Дага. Конечно, «Длинногривого Волка» он во фьорде не видел, но ведь у Дага мог оказаться какой-нибудь другой корабль… Ведь он плавал за Стюрмиром конунгом и наверняка должен был вернуться вместе с ним…