Текст книги "Михалыч"

Елизавета Емельянова
Михалыч

© Емельянова Е. С., 2019

…Лягушонок скакал по чистеньким, опрятно отмытым морем и отороченным соляными разводами камушкам у берега, плюхнулся в воду. Его все еще можно было увидеть – вода была светлой, пахла водорослями… Его то и дело откидывало прибоем, он, беспорядочно шебурша лапками, карабкался по гребню волны вверх, чтобы перевалить через нее и нырнуть в спокойную воду… Оттуда вдруг высунулись две плоские морды с выпуклыми глазами. Когда волна спадала, лягушонок, быстро барахтаясь, пытался подплыть к ним, но тут уже следующая волна накатывала, накрывая его…

Саша проснулся, по привычке подняв затекшие руки ко лбу и закрыв обе его половинки, так необыкновенно разделенные небольшим желобком. «Бабушка говорила, что такие желобки есть у водяных – это повышало… как ее… омываемость во время того, как он шнырял по своему болоту». Мальчик глянул в сторону желтовато-белеющего окна, облупившегося от старости, – на улице темно. Саша прислушался, потерев ладошками покрасневшие ото сна уши. «В комнате дедушки с бабушкой все тихо – не вставали пока. И хорошо… Можно належаться всласть. И не надо делать эту гимнастику, умываться, садиться есть…» По стене табуном маленьких лошадок проскакали отсветы от фар какой-то машины, мелькнувшей во дворе. «А зачем им куда-то скакать, интересно? А еще… Почему в такую рань едет кто-то по дороге? Наверное, в магазин». Эта версия устроила Сашу, хотя на мгновение мелькнула другая – вечером дедушка обещал показать ему фильм про каких-то охотников. Саша, вспоминая, сел ровно, хмуря брови. Они не хотели хмуриться. Он пальцами помог им скрутиться и насупиться, сложил руки на груди и стал в раздумье смотреть на свои ноги. «Да, охотников. Может, тот, который ехал в машине, тоже охотник? А на кого? Интересно…» Сон вновь подкрадывался к мальчику, и светлые синие глаза закрылись, голова упала на подушку…

Утром все собрались за столом. Аделаида Лазоревна, бабушка Саши, стояла у газовой плитки, сверкавшей потрескавшейся глазурью на боках, и готовила пшенную кашу. Саша в теплых колготах сидел за столом на табурете и болтал растянутыми и стоптанными носками. Он наблюдал за бабушкой, ее отточившимися в течение лет движениями – взять ковш, молоко, крупу, вымыть, насыпать, поставить, налить… «А она все же не робот. Вон как смотрит на улицу – веселая и живая… Но дела делает, как дедушкина машинка для бритья – вжик-вжик, и готово! Интересно…» Бабушка повернулась к нему боком, и он смог рассмотреть ее всю – мощного, широкого телосложения старушка с седым редким пучком на затылке, чуть сгорбленной спиной и добрым, мягким и рыхлым, как гриб, лицом… Она кинула на него взгляд, вкрадчиво сказав:

– Колготы.

– Что?

– Колготы поправь, чудище. Совсем поспустились.

Саша натягивал колготы, как его учил дедушка: от носка к колену, потом выше, чтобы «не переделывать тыщу раз», как говорил дед, – и окидывал взглядом кухню. Она была не тесной, но и не большой – разойтись двум Сашам можно, а две бабушки уже вряд ли смогут разминуться. Бесчисленные жестяные «коробки-сюрпризы», как их называл мальчик, – потому что никогда не знаешь, что найдешь, когда откроешь такую: печенье, сухой табак или же горсть сахара, гречки, штуки четыре конфет… Холодильник смотрел на квартиру и трех ее обитателей бесчисленными глазами – магнитами, привозимыми дедушкой. Картинки в старых рамах, местами рваные обои, мутноватые стекла в окнах…

– С добрым утрецом, Юркий! – раздался задорный хрипящий голос.

Саша вздохнул и улыбнулся. «Когда же дедушка запомнит, что меня Саша зовут…» Когда мальчик спрашивал у бабушки, почему дедушка называет его Юркий, бабушка усмехалась как-то по-своему, по-особенному, и говорила, что дедушка просто забывает. «А я, вообще-то, слышал, как они с бабушкой как-то после вечерних новостей шли меня купать и разговаривали про какого-то Юрия Степановича… Но я же не Степанович, я Саша. Интересно и странно…» В кухню вошел сухонький сутулый старичок с висящими пепельными усами, концы которых были похожи на хвост знакомой Саше дворовой собаки Машки, лаявшей под окнами. На старичке был махровый халат с японскими птицами, из которых торчали во все стороны нитки, на ногах – старые клетчатые тапки… Саше дедушка всегда казался каким-то таким… Не из их семьи. Бабушка была другой, мать тоже, насколько он ее помнил, – с отцом он сравнить не мог, не знал отца. Бабушка на удивление грациозно повернула голову чуть вбок, заметив дедушку.

– Изволили, Степан Семеныч, из опочивальни выбраться?

– Да, душа моя. Что, опять кашку? Это хорошо. Это здорово… Юрка, как спал? А самолетище наш с тобою как? Летал уж куда-нибудь, опробовал?

– Деда, Сашка же я! А не Юрка…

Дедушка, как всегда, в истинном непонимании приподнял лохматые темно-серебристые брови.

– А я так и сказал. Так что с самолетиком?

– Лежит… Досыхает. В комнате.

– Это хорошо. Смотри, чтобы не прилип, а то уж со столом запускать будем.

Мальчик рассмеялся, представляя, как полетит стол с их четвертого этажа вниз, прямо на голову какому-нибудь дядьке… Перед ним появилась, как из ниоткуда, тарелка с пахнувшей жаром пшенной кашей. Бабушка, махнув, как хвостом, фартуком с бледными, не отстиравшимися лучшим порошком пятнами, легко повесила его на спинку стула и поставила две тарелки перед дедушкой и себе, медленно и величественно опустившись в кресло. Дедушка, подобрав полы халата, уселся слева от Саши и принялся за еду, шевеля усами, как большой жук. Бабушка, стерев с воротничка домашнего платья след от спички, впервые за утро позволила себе кокетливо, по-своему улыбнуться.

– Приятного аппетита, друзья мои.

– И тебе, душенька.

– Да, и всем вам, деда, баба…

Ели. Дедушка, прикончив целых три тарелки каши, расстелил перед собой газету на клеенчатом столе – теперь он напоминал Саше генерала, кутающегося в свой мундир и разложившего перед собой старую карту. Старик читал, водрузив на длинный горбатый нос пенсне с поржавевшим серебристым ободком и тонкой цепочкой… Раздался громкий топот, суетливый разговор, дед поднял голову наверх, снова опустил глаза на газету.

– Душенька, как Ираида Михайловна поживает? Сергей Михалыч, помнится, в последний день поста отравился?

– Да, она, кажется, не уследила, он лист от фикуса съел, чуть не помер. А сама она хорошо, жива пока.

Саша слушал этот разговор невнимательно – ему известна была история с Михалычем. Он был инопланетянином.

Инопланетянин Михалыч жил этажом выше, в 49-й квартире. Каждый вечер Саша, выходя из ванной, слышал, как наверху раздаются громкие ритмичные шаги, редкие выкрики – дело в том, что Михалыч, прежде чем лечь спать, каждый вечер танцевал какой-то танец и подпевал своим шагам. По всему подъезду ходили разные истории – то он ручки у дверей отламывает, то ковры припорожные все вместе соберет и узоры во дворе из них раскладывает… В общем, веселый был инопланетянин. Саша заулыбался:

– Баба, а он к нам в гости придет? Бабушка чуть нахмурилась:

– Кто, Сергей Михайлович? Нет, не придет. Пусть у себя дома сидит.

– А он с какой планеты? С Юпитера или с Марса? Дедушка усмехнулся, взъерошив Сашке волосы, его глаза хитро заблестели.

– С Венеры!

Саша кивнул. «И хорошо, что с Венеры. Красивое название… Он, наверное, любил свой дом… А почему он прилетел к нам, сюда?» Мальчик задал этот вопрос, бабушка опустила тарелки в раковину.

– Захотел и прилетел. Что, нельзя что ли?

Саша пожал плечами, рассматривая отражение своего носа в столовой ложке. «Тоже хорошо… Главное, что ему не скучно у нас…» Дедушка потянулся, зевнув во весь рот.

– Помнишь, что будет завтра, Юрка? Саша заулыбался. А он чуть не забыл…

– Мой день рождения!

– Молодец, память как мышеловка. Мы сейчас с бабушкой поедем подарочков наприкупим, а ты пока будешь читать. Я тебе с работы книжку привез.

Когда одетые бабушка с дедушкой уже стояли у двери, мальчик дернул дедушку за рукав куртки.

– А книжку?

– Молодец, напомнил. На, держи.

Из-под просторной куртки появилась тонкая потрепанная книжка с мягкими от старости краями. Саша прочитал название – «Астрономия для самых любопытных умов».

– Здорово! Спасибо, деда!

Старик улыбнулся, кряхтя, надел перчатки.

– Просим вас, обращайтеся… Ну, мы едем. Веди себя хорошо, читай вот.

– Хорошо…

Дверь закрылась… Весь день мальчик провел за чтением. В книге было так хорошо описано строение планет, звезд и астероидов… Но ничего не нашел про инопланетян. Саша несколько раз перечитал странички о Венере, но ни слова не было про Михалыча и его родственников…

Поздно-поздно вечером вернулись бабушка с дедушкой. Саша уже засыпал, сидя за своим столиком, когда почувствовал, как дедушка поднимает его на руки, щекочет усами, пахнущими пеплом любимых его сигар, несет в ванную, где мальчика моют, крестят и кладут в кровать… Саша зевнул, подсунув руки под подушку.

– Спокойной ночки, Юрка.

– Деда… А в книжке…

– Что, прочитал? Всю?

– Там про Михалыча нет… Про инопланетян…

Дедушка пару секунд шевелил усами, покусывая щеки изнутри.

– Старая это книжка, ох старая. Не было тогда инопланетян.

Мальчик тихо вздохнул… Посреди ночи Саша встал, шлепая босыми ногами по половицам, и пошел на кухню попить воды. Из комнаты дедушки и бабушки доносились голоса, мальчик прислушался.

– Вот зачем, скажи мне, ты ему про инопланетян?

– А если не отвечать, он будет больше спрашивать.

– Сам же себя мучаешь.

– Неправда. Юрка нормальным был, нормальным.

– Конечно. Поэтому и прыгнул? Послышался глубокий, грустный вздох.

– Да, наверное… Не знаю я!

– А Володька тогда почему сейчас не с Сашкой, а?

– Весь в Юрку Саша… А этот… Его это проблемы. Сам таким стал, как Людка померла… Сам стал.

После недолгого молчания послышался голос:

– А он спрашивал про отца?

– Нет пока что.

– А что ж скажем ему, коли спросит? Дедушка помолчал.

– Ну что скажем… Инопланетянин.

Саша тихо отступил от двери и прокрался на цыпочках назад, к себе в постель, лег и стал смотреть на улицу. На часах была половина второго. Еще пять минут, и день рождения… «Папа тоже инопланетянин… Тоже улетел к себе. Он-то точно на Юпитере. Хочу… Хочу, чтобы он взял меня с собой завтра. И мама там, где-то на небе… Хочу к ним. Да… Сейчас, наверное, опять лягушки приснятся…»