Текст книги "Четыре единицы"

Глава 2

В суматохе прошли последние дни подготовки к отлету. Людей укомплектовали на приемы, как только было возможно. Не более 15 минут на пациента, мелкие задачи раздали другим врачам, взяли троих дополнительных врачей, кто будет поддерживать порядок назначений и выполнять рекомендации по протоколам ЭКО в ее отсутствие.

Девочки с радостью ожидали ее поездки, не столько из-за причитающихся подарков, сколько из-за ее встречи с великими мира медицины. Старшая – Мира – мечтала стать врачом, активно интересовалась всеми делами мамы, ее предстоящими поездками и выступлениями. Младшая – восьмилетняя Мея – полностью во всем подражала сестре. Такой уж возраст!

– Мам, а ты точно знаешь, кто там будет? – Мира застегивала чемодан.

– Да, мне дали список.

– Ого! Прям всех-всех написали? Дай посмотреть? Там есть твои знакомые? Какие? А Хуан будет?

Она улыбнулась. Дочь любила Хуана Мэривезера – специалиста по репродуктивной медицине из Лондона. Они однажды пересеклись в Хитроу, Мире было лет семь и ее не с кем было оставить на время конференции, поэтому она и потащила ребенка туда, где ему совсем было не место. Благо, уже тогда началась эта «напряженка» и детей просто боготворили. Хуан развлекал Миру пару часов ожидания в зале аэропорта, пока Анна со скоростью света редактировала их общую статью для журнала «Медицинский Инфо». Они были давними друзьями, так редко общающимися вживую. Анна не могла не нарадоваться, глядя на счастливую дочь, которая разговаривала с «самым главным в Британии врачом».

– Да, Мистер Мэривезер тоже будет. От Великобритании.

– Передавай ему привет! Лет через десять я сама смогу побывать на такой конференции как ученый.

– Конечно, сможешь, если будешь усидчивой и настойчивой, – Анна не кривила душой, Мира была способной, еще бы внимательности немного.

– А я смогу? – Мея с упованием смотрела на сестру.

– Ну не знаю, мышонок, это как пойдет, – Мира включила интонацию матери. – Надеюсь, тебе хватит усидчивости.

– Мея, милая, ты сможешь все, что только захочешь, – Анна чмокнула младшую в нос.

– Одного желания маловато, правда, мам? Нужно много работать и стараться.

Анна очень сомневалась, что ее младшая захочет стать врачом в будущем, это было явно не для ее характера. Но пока старшая сестра была непреложным авторитетом, она старалась поддержать даже в этом.

– Мея, принеси мне маленькую сумку из гардероба, зеленую. Мира, ты за старшую, папа все время будет на работе, пригляди за сестрой, не добавляйте работы всем вокруг.

Старшая, утонув в чемодане, только отмахнулась:

– Да знаю я! Ничего с нами не случится. Круто! Можно я потом примерю это? – она извлекала из недр чехол с вечерним платьем.

– Да, но потом, как вернусь.

– И-и-и туфли под него!

– Мирослава, уложи туда, где взяла. Сейчас.

– Это же Маноло! Мам, когда ты их купила? Офигеть, народ в классе умрет! Можно я хоть сфоткаю? – она убежала в комнату снимать туфли при «хорошем свете».

Анна вздохнула. В классе у Мирославы восемь человек, в первом было одиннадцать. Трое детей скончались от лейкоза один за одним. Осталось всего восемь детей: три девочки и пять мальчиков. Когда до родителей дошел слух, что она обследовала свою дочь на возможность забеременеть, к ней пришли все мамы класса с просьбой посмотреть и их детей. Все восемь были бесплодны. Младшая – Соломея, или Мея для домашних, только пошла в первый класс, который состоял из пятнадцати детишек. Единственный первый класс на несколько районов.

– Ты уже? – Паша вбежал в комнату весь в мыле. – Мы с Михалычем поехали за инструментами, завтра переделаем стенку на втором этаже. Как вернешься, можно будет заселяться.

– Куда?

– Мать, ну ты чего? На второй этаж, я ж говорил тебе. Переселяем туда лабораторию и эмбриолога, второго которого, и Машкин кабинет перевозим туда. Она тебе разве не жаловалась еще? Она уже всем поплакалась про этот переезд. Все сделаем как можно быстрее, пока нас не разорвали на части.

– Да-да, помню.

– Кстати, не знаешь, зачем Машке открытка с цветами сакуры?

Глава 3

Первые пару дней в Брюсселе напоминали отпуск класса люкс: шикарный отель в центре города, окруженный старинными зданиями и уютными кофейнями, из окна ее номера виднелся парк и поблескивали за деревьями воды канала. Была ранняя весна, температура не радовала, как и низкое серое небо, но в воздухе уже чувствовался легкий приторный аромат приближающегося тепла. Местные отрицали головные уборы, видимо, в знак поддержки несущегося на всех порах апреля.

Ей проводили экскурсии по местным достопримечательностям, вечером она пила кофе со сдобными булками в уютной кофейне напротив отеля. Все было тихо и мирно. Только девочка-секретарь, выделенная ей министерством в качестве личного помощника, каждый день пропадала на очередном брифинге, лэнче, собрании и инструктаже. Людей, собранных на заседание комиссии, было немало: 12 делегатов-врачей со всей их свитой, несколько десятков юристов, журналисты, сотрудники ВОЗ и пары международных организаций. Мероприятие выходило вполне масштабным.

Пока это не особо ее касалось, девочка-секретарь Алиса со всем справлялась, каждый день приносила ей письменный отчет о проделанной работе. Неизвестно зачем, конечно. Обсудив это за завтраком, они решили, что письменную отчетность Алиса будет сама отправлять в Министерство (оказалось, это есть в ее обязанностях), а Анне достаточно устного короткого сообщения о текущих делах. Жизнь совсем наладилась. Алиса забегала утром, быстро за чашкой кофе с булкой рассказывала, как все хорошо организуется, сколько всего интересного она увидела и что вернется она только к полуночи. На том и прощались.

Паша выходил по видеосвязи вечером, рассказывал о ремонте, сетовал на плохое настроение Машки, вместе болтали с девочками.

Прошло дня три, когда позвонила Машка.

– Ну привет! Как там международная арена?

– Стоит, меня пока это не касается. Гуляю, ем, пью, сплю, сколько пожелаю. У меня тут курорт.

– Это здорово, – Машка понизила голос. – А как там… ну ты понимаешь. Сакура наша как?

– Маш, ты в своем уме? Я тут делом занимаюсь вообще-то, работаю.

– Да-да, зачтено. Но ты же мне расскажешь все самое интересное? Я кстати глянула в поисковике. Это твое дело, естественно, и я помню всю ту историю, но хорош он, гаденыш, даже сейчас.

– Так, Мария Артуровна, еще вопросы есть? Адекватные, желательно.

– Ну ты и нудная! – Машка отключилась.

А в мессенджере с точностью курантов каждый день стала присылать фото сакуры разных художников и фотографов.

Глава 4

Первый день заседания был торжественный донельзя. Утром какой-то представитель делегации осмотрел ее с придирчивостью и скептизицмом. Видно, не найдя к чему придраться, удовлетворенно кивнул и провел в представительский мерседес. Сам сел на переднее сидение, на заднем к Анне присоединилась Алиса.

– Алис, это кто вообще такой?

– Мистер Эллисон? Это наш куратор тут – отвечает за охрану, передвижения, выполнение расписания. За расписание отвечаю я. Ну то, что мне выдали на брифинге, мы соблюдать будем, не переживайте.

– Мистер Эллисон? Он по-русски говорит?

– Да-да, конечно. Он русский, фамилия досталась от отца-бельгийца. Серьезный человек, – Алиса зашептала. – Я вам все покажу там в здании, куда можно ходить, куда нет.

– Там будут места, куда нельзя ходить?

– Ну конечно! Это же здание Международного суда!

– Ах, ну если Международного, то конечно, – Анна подумала, что надо было больше времени уделять инструктажу от Алисы, но теперь-то что переживать. Девочка, видно, хорошо подкована в коверных и подковерных играх.

Тем временем их пятиминутная поездка подошла к завершению. Они вышли у двухэтажного здания с колоннами, окруженного большой площадью. Здание походило на классический театр или собор: с множеством маленьких балкончиков, мраморными статуями на фасаде и фонтанами у подножия. Окна выходили на белоснежную каменную площадь, окаймленную зелеными кустарниками так, что взгляд беспрепятственно устремлялся вдаль к водам канала и набережной. По краю площади высились флаги разных стран, что придавало официальности сооружению. К парадному подъезду подъезжали бесшумные машины, высаживали такие же как и их маленькие делегации и скрывались за поворотом до того, как пассажиры добирались до входа.

Под двумя статуями грифонов над входом делегации встречали сотрудники с пропусками и уводили вглубь чернеющего входа.

Алиса поздоровалась с ними на бельгийском, Анна кивнула головой, мистер Эллисон молча замкнул их процессию.

Следуя по широким коридорам, покрытым ковролином, обеспечивающим полную бесшумность передвижения, Анна думала о том, кого встретит на самом заседании.

Компания планировалась славная: помимо Мэривезера, Анна ожидала встречи со своим давним знакомым – Кэнсаку Макимурой – представителем Японии на этом заседании. Кэнсаку, для друзей Кэн, был выдающимся хирургом-онкологом, специализировавшимся на гинекологических операциях в Токийском центральном госпитале. После исключения возможности естественного зачатия работы у Кэна прибавилось. Они были давними друзьями, оба хорошо разбирались в русской литературе и были преданными фанатами Харуки Мураками.

Анне было нетерпеливо шагать по бесшумным коридорам, ведь в зале заседания соберется их компания – она, Хуан Мэривезер и Кэн. Все с похожим чувством юмора, одинаковыми предпочтениями в еде (они ели всегда что-то японское), выпивке (все пили виски), взглядами на жизнь (хоть и срывали голоса при каждой встрече от попыток перекричать друг друга), а самое главное – общими мыслями о сложившейся ситуации. Ведь они знали о проблемах еще двенадцать лет назад. Тогда, молодые, напористые, уже известные врачи, они четко представляли, куда катится человечество, и пытались найти способ предотвратить катастрофу.

Тогда, двенадцать лет назад, они все, чаще или реже, жили в Сеуле. Она вспомнила свою кухню под белыми софитами на юге столицы, ощутила в носу запах соуса, который всегда для них троих готовил Джун…

В секунду она задохнулась и резко остановилась.

– Что с вами? Вам плохо? – Алиса обеспокоенно заглядывала ей в глаза.

– Нет-нет, я просто задумалась. Все в порядке, пойдем.

«Тааак, дорогая, прием! Собираем волю в кулак и передвигаем ноги в заданную сторону. Раз-два, раз-два».

Зафиксировать внимание на простом акте шагания оказалось спасением, мысли перенеслись вперед, к раскрытой деревянной двери, куда, по-видимому, им предстояло зайти. Жаль, шаги были беззвучными, это бы помогло выветрить запах соуса, застрявшего в носу.

Из полуосвещенного коридора они прошли в ярко-белый зал заседания. Большое помещение человек на триста, высокие потолки, в центре – кафедра, совсем как в любом университете, с теснившейся рядом вереницей столов и стульев, напротив зал с красными бархатными стульями. Частокол спинок заканчивался лесом камер у самой стены, между которыми то и дело сновали люди с какой-то мелкой аппаратурой в руках. Почти все уже было занято, в зале стоял гул. Только с одной стороны от кафедры виднелись полупустые стулья, окруженные почтенным кольцом отсутствия людей. Двенадцать серых кресел. Туда и направилась Алиса, Анна не отставала.

Они остановились у почти крайнего стула во втором ряду, Анна даже не осмотрелась вокруг, потому что ее внимание привлекла желтая лента, лежащая на сидении. Алиса подозвала кого-то из служащих:

– Мисисс Анна Горевич.

Служащий что-то отметил в книге, сунул ей ручку для подписи в ней же и торжественно перерезал ленту.

– Это что?

Алиса хмыкнула:

– Такие правила. Вроде переклички перед лекцией, только официальней.

– Но нас же всего двенадцать, пересчитать несложно.

Алиса даже не обратила внимания на замечание.

– Сегодня будет вводный день. Представят судей, вас всех, юристов, секретарей, – Алиса водила пальчиком по своей записной книжке формата А4, не поднимая головы. – Потом Лин скажет речь о важности заседания и ситуации в мире, – Анну передернуло, благо Алиса даже не взглянула на нее, – потом ланч, так что там дальше… Объявят расписание заседаний, и в три четверти третьего я вас забираю с Элиссоном, – звучно захлопнув свою книжку, Алиса быстро затараторила. – Если что-то нужно, я буду вон там сидеть, рядом с другими секретарями, только посмотрите на меня, я подойду, но сегодня ничего не должно понадобиться, особо работы не будет, так что не волнуйтесь, но если что, то я там. Вопросы?

– Нет.

– Отлично, не прощаюсь, – и, крутанувшись на каблучке, она исчезла, открыв Анне возможность осмотреться.

Первый ряд был уже почти заполнен. Две полные женщины были представительницами из Латинской Америки – Бразилия и Аргентина – они активно жестикулировали и перекрикивали всех по-португальски, рядом с ними теснился щуплый высокий мужчина в очках – Джек Стивенс – он был из США. Стивенса она знала, пару раз встречались на конференциях. Он никогда особо ни с кем не общался, то ли из-за скромности (в кулуарах говорили, что естественно из-за высокомерия), то ли из-за трудностей с языком. Стивенс не владел никаким, кроме английского, да еще и с жутким техасским акцентом. Компанию сбоку ему составляла миловидная малазийка, изучавшая какую-то брошюру и не обращавшая внимания ни на говорливых соседок, ни на елозившего по стулу американца. Анна не была с ней знакома лично, но видела ее фото и статьи в журналах. Потрясающие, честно говоря, статьи. Анна отметила про себя, что надо будет найти кого-нибудь, кто сможет представить ее.

Не успев оторваться от мизансцены первого ряда, на нее обрушились с двух сторон, словно сель снес камни:

– Ну и как же ты думаешь, она делает вид, что не узнала нас!

– Притворяется, чтобы мы ее не опозорили, однозначно!

Анна пыталась одновременно посмотреть в обе стороны:

– Кэн! Хуан! Как я рада!

Хуан Мэривезер моментом сгреб ее в охапку, Анна поместилась вся в одной его руке:

– Ну наконец!

Кэн в это время отмахивался от служащего, тыкавшего его в книгу с записями и возмущавшегося несоблюдением процедуры:

– Да на! Вот ленты, вот! – он протянул две желтые ленты, одну из которых еле выудил из-под огромного Хуана, и, наклонившись к Анне, прошептал по-корейски – Как в старые времена?

– О, надеюсь, нет, Кэн, надеюсь, нет, – она смеялась и обнимала друга, еле освободившись от Мэривезера.

Кэн Макимура смеялся, и она заметила лучики морщинок вокруг его глаз. Так он даже стал еще лучше – высокий, что совсем не свойственно японцам, сильно загоревший, он был все тем же Кеном, которого она знала много лет. Он не утратил юношеской фигуры, был так же легок и быстр, словно работал не врачом, а спортсменом, а манеры все так же остались с легким намеком на английского денди. Собственно, небесно-голубой свитер на нем и неимоверно удачно сидящие брюки только подтверждали это впечатление.

– А мы умаяли своих секретарей, заставив их посадить нас втроем. Ты бы видела их лица, когда мы потребовали это! – Хуан громко рассмеялся, и пару первых рядов зала обернулись на него.

Хуан больше походил на медведя-гризли: огромный испанец, он родился и вырос на туманном Альбионе, став истинно-английским подданным: пил чай, ел несъедобные пудинги, был даже удостоен награды Его Величества Короля Вильяма, но внешне оставался чистым испанцем – длинные кудри собраны в хвост на затылке, волевой лоб, красная кожа и веселые глаза. Да, Кэн прав, все как в старые времена!

– Моя девочка-секретарь сказала, что сегодня все будет быстро – пьем, танцуем и уходим. Так что давайте сразу решим, когда собираемся и где, – Анна мотнула головой, противный соус так и стоял в носу.

– А вот это уже интересно! Давайте, как пойдет, – Кэн потер руки.

Хуан наклонился к ее уху:

– Слушай, Эни, как ты… Джун ведь…

– Ты хочешь его позвать? – она постаралась спросить максимально безразлично.

– Нет, ну ты что! Я просто… восхищаюсь тобой, если честно.

– Хуан, столько лет прошло, ты чего?

– Есть истории, у которых нет срока давности, не находишь?

Анну опять передернуло. Кэн словно уловил ее приступ тошноты, подкативший к горлу, и обнял ее за плечи, бросив укоризненный взгляд на Хуана:

– Давайте сегодня только о делах. Я прям очень жду наших обсуждений вечером, так что смотрите в оба. Вы оба! – он тыкнул указательным пальцем в Анну и Хуана, – а то знаю я вас, все пропустите, как обычно.

– Есть, мой генерал! – Хуан вытянулся как струна, пронзительно смеясь. На них обернулись уже три первых ряда.

Остаток времяпрепровождения в зале заседания тащились как груженая повозка по гору. Было долго, скучно и однообразно. Сначала представили всех юристов, начальников отделов управления всего этого мероприятия, адвокатов, в самом конце зачитали список экспертов, которые отстраненно сидели на двенадцати стульях.

Возглавлять заседание должен был Джун. Анна приложила всю силу воли, чтобы усидеть на стуле, не ерзая. После сообщения о его временном отсутствии в связи с заседанием по технической части, она выдохнула максимально тихо. Хуан покосился на нее лишь слегка, а Кэн сразу объявил, что нашел чудный ресторанчик для их посиделок. Оказалось, жили они в разных частях одного и того же отеля, ресторан был там же на первом этаже. Хуан сразу заявил, что это будет удобно, так как он планировал возвращаться в номер совсем нетрезвым.

Заседание закончилось, служащий обошел всех экспертов, собрал подписи, журналисты с неохотой растащили людей на вялые интервью в коридоре. То тут, то там слышались самые разные языки, камеры горели, лица журналистов выражали только скуку. Алиса быстро подхватила Анну под руку и провела по коридору, наполненному людьми. Анна только и успела кивнуть Кэну: «До вечера!» «В семь!» – Кэн подмигнул в ответ. Садясь в машину, Анна отчетливо слышала громогласный смех Хуана и улыбалась про себя. Хороший день, не менее хороший вечер был впереди.

Она уже шла по широкой лестнице в свой номер, когда вспомнила, что надо бы поесть перед встречей: Кэн и Хуан всегда пили очень задорно, она быстро с ними хмелела и не помнила огромную часть разговоров. Сегодня хотелось поболтать вдоволь. Попросив портье распорядиться об ужине, она впорхнула в номер и застыла. На столе в гостиной стоял букет гибискусов.

В конверте рядом была короткая записка на корейском: «Не смог быть сегодня. Позвони. Я жду». Ей словно ошпарили руку. Фыркнув, она разорвала записку с конвертом. «Словно жене написал – позвони».

Странная ситуация: ее новая, размеренная жизнь словно подошла к обрыву, а перед ногами бушует океан ее прошлого. Ей казалось, что она стоит на твердой земле, несокрушимой, потому что ей уже столько лет, но океан все ближе и ближе подступает к ее тверди. Почему ей кажется, что волны его вот-вот обрушатся на нее и все, что она строила годами, не оглядываясь, не вспоминая, на все, что она называла «новой жизнью».

Так, перед букетом с розоватыми цветами, ее и застал официант, вкатывающий тележку с накрытыми блюдами.

– Ваш ужин, мэм.

– Спасибо! Оставьте там. Только почему так много?

– Не могу знать, мэм. Столько заказано для вас.

Она не помнила уже, сколько и что конкретно заказывала внизу. Протянув чаевые, она закрыла за официантом дверь и уселась на бежевый диван в центре гостиной. Копаясь в телефоне, машинально открыла первого попавшегося серебристого барашка. Забытый, но хорошо знакомый запах ударил ей в нос. Она так и зависла с барашком в руке. Под ее носом кипел, плескаясь, классический корейский суп. Отбросив все остальные приборы, была найдена ким-чхи, рис с овощами, закуска с анчоусами и блюдо с набором палочек.

Метнувшись к телефону, она попросила связать ее с Кэном:

– Хочу выпить. Сейчас же.

Глава 5

В полутемном зале не было еще посетителей. Да и кто будет выпивать в четыре часа еще и двадцатипятилетний виски? Она сидела на высоком стуле за барной стойкой и уничтожила уже второй стакан со льдом. Кэн подпер загорелой рукой щеку и заворожённо следил за ее движениями. Он даже не переоделся после заседания, да и она выбежала из номера в деловом до ужаса бежевом платье по фигуре, даже волосы не распустила. Как была на утреннем заседании, так и прибежала в бар. Молча проводив один стакан за другим, не шелохнувшись и не говоря ни слова, Кэн наконец вздохнул:

– Ты надираешься в четыре дня.

Опрокинув в себя остатки виски, она потянулась за долькой лимона на столе. Бармена от этого передернуло, но он продолжал вытирать стаканы, увлеченно наблюдая за ней.

– Он прислал мне букет гибискусов. Потом корейский обед.

– Страсть к драме у него так и не прошла, – Кэн констатировал факт. – Это все? Поэтому мы вводим в ступор этого милого бельгийского студента.

Они посмотрели на бармена, тот улыбнулся им и опять покосился на лимоны.

– Записка. Там была записка.

Кэн оживился, оторвался от своей щеки и лучезарно улыбнулся:

– Удиви меня!

– «Позвони мне. Буду ждать».

Он расхохотался на весь пустой бар:

– Это забавно. Не находишь?

– Нет, не нахожу. Я не буду читать его записки на корейском, не буду нюхать эти поганые гибискусы и звонить ему не буду.

– Хороший план. Главное – придерживаться. Где в нем виски в таком количестве?

Она уронила голову на руки перед собой:

– Он хочет, чтобы я чувствовала себя как в Сеуле. Словно мы опять все там. Звонки, записки, цветы, даже обед. Он хочет меня затянуть в это.

– Звонки? – Кэн приподнял бровь.

– Когда сделали заявление в ВОЗ, я звонила ему.

– Ну, мать, кто ж тебе теперь доктор? Так ведь говорят в России? – она кивнула, не поднимая головы. – Джун – тот еще говнюк, но прости меня, моя дорогая, ты тоже хороша. Двенадцать лет жила себе спокойно без близкого общения с ВОЗ, а тут захотела информации из первых рук. Сказал тебе что-то полезное?

– Прислал цветы, – Анна не могла оторвать лба от рук.

– Ну все, приехали, – Кэн осушил едва полный стакан с темной жидкостью, звякнув кубиками льда. – Пошли есть, а то боюсь, вечеринка закончится, не начавшись.

Перейдя в светлый ресторан напротив, они поглощали малюсенькие порции спагетти. Кэн трижды просил официанта принести ему новое блюдо. От еды Анне стало легче, голова была не такая тяжелая, мысли перестали носиться роем и выстраивались в линейную последовательность. Прожевав очередную пеперони, она даже улыбнулась:

– Дурь какая-то! Цветы в мусорку, обед туда же, записка уже там. И все! Никаких контактов, встреч и всего остального. Пообещай, что не будете его тащить ко мне. В любом состоянии.

– Даже за Хуана пообещаю, – Кэн подмигнул ей. – Своих не сдаем.

– Отлично!

– А, без меня начали! Негодники! – Хуан влетел в зал и рассмеялся так, что задрожали бокалы на столе.

– Ждали-ждали, да не дождались.

– Вроде на семь договаривались, но да ладно. Раз все в сборе, давайте начнем. Официант, – Хуан громыхал как паровой двигатель, – давай все, как им.

Мэривезеру понадобилось пять миниатюрных порций миниатюрных спагетти, чтобы оторваться от тарелки:

– Чертова кухня, даже не наесться вдоволь. Кому они готовят эти микроскопические порции?

– Высокая кухня, мой дорогой друг, создана не для того, чтобы наедаться, а чтобы чувствовать вкус еды, наслаждаться им, – Кэн, прищурясь, разглядывал Хуана сквозь прозрачный стакан.

– А то я смотрю, ты только с третьего раза смог насладиться.

– Я не показатель. Я такой же, как и ты, неотесанный чурбан, мне тоже нужна еда для удовлетворения низменного желудочного интереса, а не высокого морального. Я бы даже сказал, в этих мини-порциях есть какой-то философский смысл.

Хуан с Анной молча застыли с удивленными лицами.

– Да-да, философский, – Кэн картинно откинул выбившуюся прядь волос со лба. – Это аллегория жизни и эмоций в ней. В маленьких количествах эмоции нам просто необходимы, при чем именно в маленьких порциях. Испытай ты страх, только мизерный, он заставит тебя подняться и двигаться в сторону безопасности. Парализующий страх – это страх в неограниченном количестве. Это пять порций спагетти, если хочешь.

– Что-то в этом есть, – Хуан медленно дожевывал макароны.

– Или возьмем любовь.

Анна принялась изучать тарелку перед собой.

– Любовь в розничных количествах желанна, она источает сладкий запах движения, открытий, свершений. Но стоит ей перевалить за оптовое количество, и по тебе словно асфальтоукладчиком прошлись, – Кэн закончил и пристально посмотрел на Анну.

– Так, я что-то пропустил? – Хуан отодвинулся от стола.

– Джун прислал мне цветы, записку с просьбой позвонить и обед, – Анна просто перечислила этот список, без эмоций. Порции виски внутри делали свое дело.

Хуан вернулся к спагетти:

– Это не наше дело, Кэн.

– Когда она будет в очередной раз сбегать из страны без вещей с одним паспортом в руках, а Джун перекрывать аэропорты, как в тот раз, не забудь сказать то же самое, – сильного японца явно стал брать алкоголь натощак.

– Это было всего раз.

– Как-то больше не хочется.

– У меня муж и дети, – вырвалось у Анны.

– Да, это его остановит, – она уже даже не разобрала, кто из них хмыкнул, кажется, оба.

– Это прекрасно, но мы собирались пить. Я так вижу, что вы уже начали без меня. Но мне на это все равно, я не в обиде. Пошли, – Хуан сгреб обоих в охапку и перетащил в бар напротив.

Бельгийский студент по-прежнему натирал стаканы, а завидев знакомых посетителей, разлил виски по трем стаканам, к Анне приставил блюдце с лимонами.

– Да вы тут уже явно были, – Хуан расхохотался.

– Прости, Эни, но давайте до начала неотвратимых событий – Джун, ты, аэропорты и разборки – поговорим о деле, – Кэн слегка притронулся к стакану, пока Хуан заказывал следующий. – Мы ведь не на отдых сюда приехали. Вернее, нас вызвали. Кому какие распоряжения выдавали?

– Мне обещали сообщить по ходу событий, – Анна рада была перемене темы.

– Мне тоже. Но ведь понятно, что нас просто кинут, – Хуан говорил уверенно и серьезно. – Не просто так все это представление с международным судом. Это и правда суд, хотя все время подготовки документов фигурировало название «конференция». Первое несоответствие. А на таком уровне несоответствий просто не бывает, вы ж понимаете. Я постарался узнать по своим каналам, что за произвольная программа начинается и к чему вообще все тут. То, что мне рассказали, вам не понравится, – Хуан слегка понизил голос. – Проблема в том, что нам хотят запретить работать, а как это сделать, не знают. Вот и решили создать эту показуху.

– В смысле «запретить»? – Анна даже улыбнулась, – А каким, прости, образом человечество будет размножаться?

– А никаким. Сейчас проведут суд над двенадцатью лучшими в репродуктивных технологиях. Признают виновными в преступлении против человечества. Знаете, что есть такая статья? Вот я тоже узнал. Лейтмотив в том, что мы нарушаем моральные нормы поведения в человеческом обществе. Не должны люди выбирать, каким другим людям размножаться, а каким – нет. Они проведут линию нападения и убедят всех, что мы не имеем права играть в богов. Что у них нет никакой уверенности, что врачи не выполняют свою работу спустя рукава у непонравившегося пациента. Вот тебе, допустим, не нравится человек. И ты, имея все возможности своей профессии, не ту схему стимуляции ему назначишь, или не так быстро несешь яйцеклетки в лабораторию. И все, безуспешны все попытки. А с другим, понравившимся тебе, ты выкладываешься по полной: лучшая схема, личный контроль, высокая вероятность успеха. Они не хотят доверять будущее врачам. Поэтому отнимут последнюю надежду у целого человечества.

Хуан положил руки на стойку и потянул из стакана. Кэн с Анной переглянулись.

– Ты серьезно? – Кэн сделал ударение на каждом слове.

– Абсолютно. Информация проверена и из разных источников совпадает.

– Нас что, посадить хотят? – Анна чуть не икнула.

– Хотят, но не получится. Только припугнут всех остальных нами. Я поэтому и согласился, да и вас двоих отговаривать не стал. Хочу войти в историю.

– Если они хотят перекрыть любую возможность воспроизведения человечества, через сколько лет мы все вымрем? И в чем тогда смысл? – Кэн словно разговаривал со стойкой.

– У меня встречный вопрос: кто такие они? – Анна взглянула на Хуана.

– А это очень правильный вопрос, Эни! Помнишь, полгода назад был слет руководителей стран?

– Н-наверное, – она совсем этого не помнила, потому что не имела ни сил, ни желания интересоваться политикой.

– Вот тогда они и решили.

– Я все же не понимаю, – Кэн развернулся к Хуану всем телом. – Дружище, объясни мне. Им не нравится, что мы делаем ЭКО в клиниках, так?

– Так.

– И они нам запретят это делать?

– Запретят.

– И больше не будет детей?

– Не будет.

– Никогда?

– Мне кажется, мы пошли по кругу, – Хуан невесело усмехнулся.

– Я просто пока не могу в это поверить. И ради чего это все? Я услышал про моральные аспекты, но причина же не в этом?

– Власть. Они боятся, что врачи будут иметь такую власть, что свергнут их в итоге. Кто владеет технологиями репродукции, тот владеет миром.

– Они думают, мы создадим партию гинекологов? – Кэн пытался шутить.

– А ты только представь: единственные люди, дающие будущее в виде детей, – это врачи. Мы можем дать это будущее целым народам, можем не дать. Сейчас встанет вопрос о сохранении отдаленных племен и отсталых народностей, тех, что и не слыхали о медицине в принципе. Пока мы работаем лишь с теми, кто обратился за помощью. Как быть с остальными? Как быть с разнообразием человеческого рода? Это все предстоит решить нам с вами. Такая сила, которая в наших руках, их пугает. Пусть она уже давно у нас, но осветили это только недавно.

– После заявления Джуна.

– Верно, Эни, верно. Ему пришлось непросто. Этим заявлением он кинул нас всех под поезд, который вот-вот собьет. И этим же начал обратный отсчет в человеческой жизни на этой земле.