Текст книги "Афина или отчаянные обстоятельства"

После обморока я чувствовала себя словно ежик, заблудившийся в непроглядном тумане, словно со стороны, ясность сознания, четкость мысли – все это как будто выдохлось после борьбы за выживание на болоте. Вот меня взяли за руку. Ладно. Ведут? Пусть. А я? А что я? Я иду рядом, не пойми с кем, укутанная в теплый дорожный плащ с чужого плеча неопознанного мною существа и, пытаясь сквозь туман в мозгах сообразить, эка, куда же меня занесло.

Мы прошли с десяток метров, поравнялись с высокими разлапистыми елями, я, замедлив, вопросительно посмотрела на моего сопровождающего.

– Здесь недалеко, по тропинке минута, не больше, а за лесом сразу Камышово начинается. Твоя точка назначения. Тебе же туда надо было попасть, к Жабычу.

– Стоп! Что значит Камышово?!

Вот тут – то я лихорадочно, сбиваясь от налетевших, друг на друга, словно очухавшихся в миг мыслей, и сложила два плюс два. Ой-ёй! Только вот четыре у меня ну ни при каких раскладах не выходило! И поверьте, осознание, что я попала – таки по обозначенному в письме адресу абсолютно ничего не прояснило. Наоборот, от такой сумятицы голова пошла кругом. Камышово?! А Топь?! Большая Топь на минуточку! Это что я в ней полные сапоги болотной жижи черпала? Вот как так получается?! Зелененький и пупырчатый товарищ под два метра ростом, стоящий напротив меня не вызывал внутреннего протеста, а марш-бросок по Большой Топи до Камышово меня вверг в состоянии, сродни отчаянию. Это как меня угораздило?! Я же в соседний лес пошла. Только и всего! Почему, ну почему нам в детстве читали то ли сказки, то ли предостережение дедушки Корнея, того, что Чуковский про то, что не нужно бездумно путешествовать и гулять по Африканскому континенту, а про обычный, среднестатистический уральский лес ни-ни. Не рассказали, не предупредили! Промолчали!!! И вот вам результат, я оказалось не пойми где…. хотя, что это я, как раз таки полный адрес у меня на письмеце в сумке прописан. Большая Топь! Камышово! Сейчас мне, если рассуждать остатками логического мышления, что не покинули предательски мой мозг нужно в переулок Вересковая Пустошь наведаться. А там аптеку «Перепончатая лапка» найти. Дел то! И письмецо передать Кварклу Жаб Жабычу, который этим самым заведением и заведует. Да – да, конечно, как это я забыла примечание – вручить лично в руки! Руки?! Почему не поясняли сразу?! В лапы! У жаб, лягушек и в принципе у земноводных не руки, а лапы! Перепончатые! Влажные! И только после этого оплату стребовать, ага, обещанную. От навяленного обучения не только можно, но и нужно отказаться, да что там, отбрыкиваться нужно изо всех оставшихся сил! Мне еще одного такого поручения курьерского не пережить. И, набравшись нахальства, настоять на двойном размере оплаты, компенсировать весь мой стресс и шок от таких заказов. Только вот что мне с ней, с оплатой, как я понимаю в местных тугриках, не в рублях же будут, со мной рассчитаются, делать? В Камышово? И как вообще отсюда выбираться?! Обратно по Топи?! Увольте! Не пойду! В Камышово зависнуть?! Да вы что?! Ни за какие коврижки! Протестую! Бог мой! Это и есть дальние маршруты, на которые я доверчиво клюнула! Назовите меня, пожалуйста, дурочкой – подтвердите факт!

Тем временем на меня смотрели как – то тоскливо и повели за руку дальше, справедливо полагая, что информацией можно делиться и по пути.

– Ты письмоносец. Вестник. Вот это надо понять и принять сразу. Это с тобою до конца. Не отмахнуться, не отказаться от этого призвания не получится. Да и не позволят. Поняла? Ты получила задание доставить сообщение в Камышово. А это другая реальность, хотя и имеющая места стыка с твоей, откуда ты родом. Мы в курсе, что это твое первое задание, поэтому Жабыч меня и отправил помочь, что говориться, встретить, поддержать. Инструкция этого не возбраняет. Нам же только на руку, если письмоносец справится с заданием и начнет так сказать, свою карьеру с Камышово. Чаще сможет бывать у нас, к себе на родину, с годами, если что тоже только из Камышово дорога будет. А это значит что? То, что и к нам корреспонденция, а то и посылки пойдут бесперебойно, по пути следования. Транзитом. Да и вообще связь с мирами, наконец – то наладится, а то живём здесь на отшибе, как отшельники посреди болота. Не в курсе, что в мирах творится, ни экспорта тебе, ни импорта. Ничего! Понимаешь? Тоска!

– Нет. Не понимаю! Письмоносец? Это вообще что?!

Вот нехорошее у меня предчувствие, от этого вступления. Сочувствия тому, что зелёненький товарищ с Жаб Жабычем отрезаны от мира, у меня не только не проявилось, наоборот, мне захотелось от этого отгородиться, баррикадами знаете такими, основательными. Причём здесь я?! Что-то внутри сжалось, съёжилось, пытаясь отодвинуться, забиться как можно глубже, словно так до меня авось и не дойдет то, что начинает потихоньку проясняться.

– Не что, а кто. Ты. Письмоносцы – ценнейшие существа, между прочим! Вас по мирам не густо вообще осталось, а в нашей Галактике так и вообще можно перечесть поименно, сотни три точно не наберется. Реликтовые вы, в общем. Да к тому же дикоросы. Вот это все и осложняет. Не обучишь, не вырастишь. Само по себе просыпается. Только вот в последнее время очень редко. А это, знаешь ли, жаль, причем любому разумному существу. А раньше, говорят, много вас было, обидно, что сейчас вы все повыродились.

Меня сейчас, что укорять собираются в исчезновении каких-то письмоносцев и вестников? А что я к ним, на минуточку, не имею никакого отношения, вообще во внимание не берётся?

– Я ничего не понимаю. Здесь какая – то ошибка. Вам с этим обязательно нужно разобраться. Я не он, повторяю ещё раз, это ошибка! Какие вообще письмоносцы?! На Земле?! Да нет у нас такого! Почта России – есть. А письмоносцев – нет! От слова совсем. И о каких мирах вообще речь идет?! В нашей Солнечной системе восемь планет и одна разжалованная и я официально заявляю никакой жизни на этих планетах, кроме как на нашей Земле нет!

– Дремучая! Это что же у вас так и по сей день, что ли считают? А что у тебя с логикой? Сопоставь факты. Ведь со мной за руку идёшь. На твоей Земле, такие как я разве есть? Нет. Значит, что из этого следует? Такие как я есть в другом месте, а если быть точным – мире, реальности, ещё можно сказать. Но, если разобраться и всё взвесить, то ваше невежество вполне объяснимо и простительно. У вас ведь уже на данный момент почти полностью техногенный мир, от былого не осталось и следа. Так какой с вас спрос.

– Какой – какой у нас мир?

– Техногенный. Не понятно?

– Нет! Нормальный у меня мир!

– Я не ругаюсь. Ты пойми, это просто констатация факта. А знаешь, что! Голодный мозг вообще плохо соображает. Ничего сейчас до Кваркла дойдем, там тебя встретят, накормят и всё-всё объяснят. Ужин приготовили знатный! Как самого дорогого гостя накормим. Это ж такое событие, такая честь для нас – вестника встречать. Так что покушаешь, а там и восприятие всё примет. А на голодный желудок действительно думать вредно, обязательно что-нибудь не то, да и надумаешь, а про выводы я вообще молчу, к такому можно прийти, что потом самому не понятно в каком направлении укатился. А у Жабыча по пунктам, не переживай, повторят, если что и раз, и два, и три. Дойдёт! К кураторам уже, наверное, тоже сообщение ушло, как ты Арку Перехода пересекла. Хотя по правилам они уже здесь должны быть, встречать у входа, а то и в Топь за тобой выйти, может тебе помочь надо последние метры преодолеть, сориентироваться, где вход, это же не возбраняется инструкцией! Ну как появятся их представитель, я уточню, не постесняюсь, что их задержало. Письмоносцами в мирах дорожат! Это факт!

Что можно было ответить на этот бред? Ни-че-го! Вот именно это я и продемонстрировала – осмыслить услышанное и переварить мой шокированный мозг не мог.

– А пока лучше о себе немного расскажу, чтобы ты в Камышово не так остро реагировала на всех нас, местных и в обморок больше не убегала. Мы – буффоноиды. Или просто буффо, так тоже можно называть. Как нравится, так и называй. И так, и так все в пределах норм и приличий. Да, у вас, как я знаю, мы тоже есть, только до неприличия мелкие, вид вообще непрезентабельный, уважения не вызывающий. Аж обидно! В других мирах хоть размеры по приличней, если сущность показать не получается. Ну, ты же меня в Топи видела, тот ещё видок, даже спорить не буду. А так да, пересечь проход меж мирами мы можем, только трансформируемся сразу. Жаль, однако, я бы миры посмотрел, хочется, так сильно, веришь? Но не могу, не получается, пересечь – то самостоятельно рубеж мы можем, но потом без сопровождения уже не вернуться. А кто нас за лапку, а в большее время на руках носить с собой будет? То – то. Без вариантов. Я – то тебя сейчас практически у самого входа ждал и, то рисковал. Нельзя было Арку Перехода из виду упустить, обратно мог и не вернуться. Вообще в Камышово живут и другие представители рас, не только буффоноиды, но разношерстной публикой нас все равно не назовешь. К примеру, Мигэль с семейством, большим, к слову сказать, проулок целый уже занимают, они в Голодных Воронках обитают, если что. Ласерты опять-таки, их родственники, пусть и дальние, но всё же. Что те, что другие, собственно не сильно отличаются от нас, разве, что хвостатые, но мы в темноте опять-таки гораздо лучше видим, чем они. А это, что? А это, знаешь ли плюс. Камышово само по себе селение большое, домов за две сотни наберется. Проулки опять один к другому, да через третий стоят, ни какой системы – это да, это минус. Но заблудиться не дадут. Скажешь, что ты письмоносец, так тебя, куда захочешь в Камышово, туда и доведут. Хотя про нас слухи ходят всякие, что мы мол прижимистые, даже скупые, но ты это, как письмоносец даже не почувствуешь, вот ни разу, даже не переживай. Только не забывай, что вокруг Топь – это что есть, то есть. Туда соваться верная погибель. За пределы мало кто выходит. Разве, что возле самой Арки смельчаки прогуливаются, да травники наши по необходимости вылазки делают, но это только днём. Отрезаны мы от миров, одним словом, поэтому письмоносцу у нас почёт и уважение всенепременно будет.

Прояснил ситуацию? Да ладно! Сумятица меня так и не покидала. Но однозначно реагировала я ничего так, выдержанно, когда выйдя из леса через минуту, к нам из темноты подскочил пацаненок. Да, да, мальчишечка подросток, но была – таки одна существенная деталь, нюанс – парнишка был с хвостом. Хвост! Вы можете представить подростка с хвостом?! Я во все глаза смотрела на не хлипкое подобие, а увесистый такой, полноценный самый настоящий хвост, на который мальчик как бы невзначай опирался. Это что удобно? Аккуратные бриджи, в прорези хвост – и ничего так смотрится, вполне приемлемо. Рубашка с небрежно расстёгнутыми наполовину пуговицами и накинутая сверх нее клетчатая жилетка – обычная одежда, но из песни слов не выкинешь. У парня – хвост! Повязка наподобие наших бандан небрежно повязана на голове, стянутые в хвост прямые светлые волосы. Я переводила взгляд с хвоста, на лицо мальчишки, которое тоже было с изюминкой, кожа пусть и не рыхлая и бугристая как у моего сопровождающего, но всё равно ненормального оттенка – словно зелёные оливки, зато гладенькое. Именно тогда я для себя чётко уяснила. До меня – таки дошло, что, если из Топи я и выбралась, то вот к людям я так и не вышла. Мелькнула мысль, что я хорошо сделала, что уже в обморок сходила, на вторую попытку мои мозги почему – то были не готовы. Если бы не их пассивность, я бы не раздумывая ни минуты, ушла бы туда обратно, и надолго.

Но всё же главное было не наличие хвоста, а выражение лица повстречавшегося мне на окраине Камышева мальчишки! Думаете, меня разглядывали с интересом? Ага…. Щас. Брезгливо – раз, с опаской – два. Так рассматривают клеща на приличном расстоянии – не укусит, ибо не дотянется. Но прихлопнуть хочется. Да что там, надо! Так на всякий случай, ибо последствия будут вполне ожидаемые и очевидные, если расстояние между вами вдруг сократится. Наклонив голову пацаненок, смерив меня оценивающим взглядом с головы до ног, присвистнул и произнес, обращаясь исключительно к моему сопровождающему, полностью игнорируя меня, хотя может он думал, что я ничего из услышанного просто не пойму или сомневался, что я разумное существо.

– А что она такая серо-белая и в разводах выползла из Топи? Это так и должно быть? К тому же, вонючая до невозможности? Или это её настоящий запах?! Жуть! А это точно не кикимора?

Ой, же, констатировал, однако, правду. От меня действительно несло болотной прелой гнилью и чует мое сердце, что на версту. Какой еще вывод парню было сделать? Но исправить эту ситуацию сейчас я не могла.

– А ну, сгинь. Нечем думать так и о последствиях не заботишься? – заступились за меня. – Прогуляйся до Топи, да подальше, слабо?! Самого потом отмачивать неделю придётся и в чувство приводить, если выживешь. Или тебя прогулять на досуге в принудительном порядке, без права возвращения в течение часов этак пяти – шести, да на ночь глядя?

Что ж, пацаненка смыло, видать впечатлил посыл. Но общий настрой я всё же уяснила. Хотя, что тут удивительного. Кто из нас испытывает к бомжам, от которых несет еще теми ароматами трепетное чувство? Да ладно трепетное, хотя бы самую малость участливое! Протягивает руку помощи, не произнося при этом брезгливых комментариев? Интересуется их житием – бытием, в чем нуждаются, когда собственно последний раз ели горячую еду, мылись в горячей воде? Есть уникумы? То – то.… Обходим, сторонимся, сознательно не замечая возле себя этой изнанки жизни. Вот и я почувствовала себя по ту сторону. И знаете что? Там зябко. До дрожи. Чужая. Где Земля, а где Большая Топь? Правильно – далеко. Оооочень…. До меня это – таки дошло. Измотанная, без сил, голодная, чумазая, грязная, промокшая до нитки в болотной смрадной жиже и в довершении всего вонючая. В абсолютно чужом, непонятном для меня мире, где земноводные и рептилии выглядят куда более презентабельно. Вот именно сейчас я оценила своего проводника. Он – то мне ни полслова, ни намёка на моё неприглядное состояние не выказал, плащ свой отдал, пытаясь согреть, руку подал, не кривясь при этом, чем-то поделиться со мной из своей фляжки хотел. Так что я вцепилась покрепче в его перепончатую лапищу и с опаской приблизилась к жилым домам Камышева. Как не крути, а до «Перепончатой лапки» дойти придется, не здесь же окапываться.

То, что дома были жилые не оставляло никаких сомнения – створки небольших оконцев нараспашку, чуть ли не в каждом из них горел свет, теплый, желтый. Занавески сдвинуты и никаких москитных сеток на окнах. Вот о чем им точно не чего переживать, так это то, что комары да мухи налетят в открытые настежь окна. Да хоть стрекозы с шершнем! Как налетят, так и съедят, с них станется…. Сами дома были из бруса, построены на высоких сваях, что наводило – таки на мысль о возможных подтоплениях Камышева. Что ж болото рядом, грунтовые воды по видимости тоже близко к поверхности залегают, а это знаете уже решающе. Сейчас же оставалось радоваться, что попала я в Камышева в сухой сезон, а то гребла бы на каком-нибудь полене, если лодку бы мне провожатый не организовал.

Мы миновали несколько петляющих улиц отнюдь не пустующих в это позднее время – сумерки становились все более поздними, сгущаясь, словно из жалости пытались прикрыть сочившуюся из меня потерянность. А буффоноиды по мере нашего продвижения выходили из своих домов. Кто спускался и подходил ближе к дороге, без стеснения с интересом рассматривая меня, кто облокотившись на перила разглядывал с высоких лестниц, отстраняясь, возможно от того прелого, душного запаха, что как шлейф тянулся за мной. Но каждый житель этого поселения, в котором я оказалась в этот сумеречный час, разглядывая меня и перешёптываясь между собой, приходили к определённому выводу. Даже не скрываясь, кивая друг другу словно взвешивали, решали, подтверждаются их догадки и ожидания относительно меня или нет. Странное чувство было у меня в те минут. Впрочем, уверенна, что и вы бы вздрогнули, если б поняли, что вас оценивают рептилии. Близко ко мне так никто и не подходил, заговорить ни со мной, ни со Шреком не пытались и реплик про мой вид больше не отпускали. Что ж, и на этом, как говорится, спасибо.

Я же брела по чужим потусторонним кривеньким, абсолютно не логично петляющим улочкам, осознавая себя отстраненно, как будто все это происходило не со мною. Возможно, так моя психика попыталась защититься от всех потрясений, что свалились на меня за последние часы. Вот ведь что сейчас должно было меня накрыть с головой? Страх, да что там, жуть от одного вида рептилий и земноводных под два метра ростом, которые вдруг решили натянуть на себе рубахи, жилеты, обуться в сапоги по колено, причем деталь, начищенные до блеска и при этом пристально следивших за моим передвижением. Все это должно было нокаутировать и отправить меня в глубокий обморок еще в самом начале поселения или вызвать дикую истерику с криками и воплями. Но уверенная походка и крепко сжавшая мою ладонь перепончатая лапа моего сопровождающего делали свое дело. Я шла. Пусть не бодро, не твердой, заплетающейся поступью, но на своих двоих, что уже было неплохо. Мечтая только об одном – увидеть уже скорее переулок Вересковой Пустоши и нужную мне аптеку господина Кваркла.

«Вересковая пустошь». Надо же, указатель – табличку мой взгляд выхватил практически сразу же. Удивление от того, что я смогла прочитать надпись, сделанную однозначно на местном диалекте и с теми ещё закорючками и то было смазанное. И что с того, что прочитала? Ну, местные иероглифы – и что? Прийти сюда – не вопрос, понимать и говорить на одном языке с буффоноидами – нормально, а читать – должно удивлять? Нет, меня, похоже, после всего пережитого, уже так просто чем-то не поразишь. Прочла и прочла, эка невидаль.

Переулок встретил меня одиноким, болтающимся на честном слове подвесным фонарем, что выхватывал в осевших сумерках клочок света. До аптеки мы доходили уже в опустившейся темноте. «Ночь, улица, фонарь, аптека, бессмысленный и тусклый свет», – настойчиво крутилось в моей голове заученное еще в школе стихотворение. Если бы Блок прошёлся по Вересковой Пустоши, то смею предположить, скупой свет фонаря навеял бы у него более экспрессивные строки. Жаль я не поэт…

Мы продолжали идти по проулку, который хаотично петлял, сбивая с толку. Далековато, однако, забрался Жаб Жабыч от центральных проулков, те хоть освещены были лучше и обжиты, а здесь на меня даже никто посмотреть не выходил. А как же торговля? Или в аптеку, если она еще одна единственная на все поселение в любую точку дойдут? Была бы необходимость.

А вот и вывеска: «Перепончатая лапка», надо же я почувствовала облегчение, подойдя вплотную к конечной точке маршрута, который мне еще несколько часов назад казался не просто бредом, а насмешкой над устойчивостью бытия. Теплый приглушенный свет в приоткрытой двери – меня ждут. Вот кто бы мне сказал еще утром, что вечером я буду стоять, не пойми где, не просто за тридевять земель, а тридевять в квадрате, если не в кубе, в затерянном среди топей поселении, перед аптекой, которой заправлял один из местных буффоноидов или попросту сказать трансформировавшаяся до неприличных размеров лягушка. Ладно – жаба. И не просто не сопротивляться сему факту, а с облегчением желая переступить порог его жилища?

Мне нужно было зайти. Просто переступить через порог аптеки. Вручить письмо. Только и всего. Возможно, мне предложат поесть и отмыться – это было бы чудесно. Представьте, если бы вам удалось поесть и помыться у семейства жаб! Не знаю как вы, а я невольно себя Дюймовочкой начала ощущать, даже лишние килограммы и отсутствие дальнейших предложений от этого самого семейства не были помехой. А еще нужно получить вознаграждение и интересуемые меня сведения – вот это, пожалуй, было самое важное, информация как мне отсюда выбраться была на вес золота. Да, да, я все еще не теряла надежды, что смогу попасть обратно, в свой мир, ставший для меня не просто родным, а единственной целью и притяжением. Мир, дом, семья – оказывается, это звучит так веско, когда ты оказываешься непозволительно далеко от всего этого. Так что не дойти, не дозвониться, не докричаться, не дать о себе знать. Вот именно сейчас передо мной встала одна единственная цель – вернуться. Во что бы то ни было. Возможно, заправляющий аптекой господин – товарищ Кваркл, вот как к нему обращаться то, возможно он и просветит меня дремучую как найти путь назад, коли письмо доставлено и поручение выполнено. Я даже обещанную оплату готова не брать, лишь бы помогли уйти. Нужно будет подключать всю дипломатичность, на какую я способна, чтобы мне помогли добраться до дома, по возможности сократив путь по болоту.

Вот ведь – я была готова сделать все эти шаги, без истерик и причитаний, без претензий к неизвестным мне доселе буффоноидам, словно принимая ту бредовую ситуацию, что завертелась вокруг меня за считанные часы. Но! То ли моя сговорчивость показалась излишне выдержанной, то ли потрясения, выделенные по мою душу еще не иссякли, спокойно подняться по лестнице и войти в «Перепончатую лапку» мне – таки не дали.

– Мыться надо хоть изредка, – неожиданно процедили над самым моим ухом. Зло? Скорее озлобленно, сердито, негодуя, что я, чумазая и вонючая встала на чьём – то пути, – прочь с дороги, жабёныш, и не вздумай входить пока я здесь, еще не хватало пропахнуть этой гнилью. Развели у себя перепончатые в болоте антисанитарию, самим то не тошно от этой вони?! Никакого санитарного благополучия в этом Камышово!

Я дернулась, словно получила увесистую оплеуху. Больно! А обидно то, как…. Жабёныш – это я?! Слово то, какое выплюнул… Так и захотелось сжаться, отступить в тень, вообще остаться за дверью, испуганно пропуская вперед холеного посетителя аптеки. Примечательно, что отнюдь не буффоноида, хвоста за ним не наблюдалось, и на моего сопровождающего не походил от слова вообще, по крайней мере его лицо было того же оттенка, что и у меня, до того, как я прошлась по Топи. Ухоженный, худощавый тип, ростом примерно одного со мной, одетый в добротную, хотя и походную на вид одежду смотрел на меня как на мокрицу, со смесью гадливости и брезгливости.

Но это как не странно оказалось для меня последней каплей! От хлестких слов меня передёрнуло, я словно очнулась от того ошарашенного, пришибленного состояния, что накрыло меня у входа в Камышово. Вся моя потерянность рассыпалась крошевом со звоном, словно тончайшее стекло от малейшего толчка. Толчка? Нееет. Меня ударили словом. Наотмашь. Хлёстко. Больно! Постарались от души. Ну что ж, зато в себя пришла. И на том благодарствую. А ещё говорят, что слова ничего не значат! Ага! Скажи это тем, у кого от чьих – то слов давление скачет, сердце заходится, инфарктом накрывает. Ещё как значат, облекаясь в материю, нанося ощутимые удары.

Я резко остановилась. Не говоря ни слова я подняла взгляд и посмотрела в глаза грубияна с вызовом и негодованием. Я. Не. Заморыш. Нечего. В Топь тебя надо. Без карты и привязки. Без письма с адресом. Просто отвести и оставить!

Из чистого упрямства схватилась вперед за дверную руку и дернула на себя дверь с силой, на которую оказалась – таки еще способна, перегородив дорогу нахалу, зашла в Перепончатую лапку, чеканя шаг сапогами, с которых слетала подсохшая болотная тина и грязь. Дверь я захлопнула прямо перед носом холеного типа. Вот пусть сейчас стерилизацией дверной ручки озадачится, если не передумает войти в одно помещение со мной. Ничего страшного, лишатся в аптеке одного хамоватого клиента, не велика потеря.

Развернувшись, первое, что я увидела – это была стойка фармацевта, деталь с болот. Вот это ощущалась сразу. Во – первых, травы. Везде висели пучки трав, мешочки на прилавках, скорее всего тоже были с ними. Во – вторых, на полках бутылки, скляночки, перетянутые тканью или с глухими пробками и все подписанные. А за прилавком престарелый буффоноид в плотном холщёвом фартуке и с нарукавниками на рукавах рубашки, чтобы не замарать, по всей видимости. Перепончатые лапки крепко держали деревянную ступку с пестиком, в которой буффоноид что – то перетирал за минуту до моего появления. С краю рабочей стойки я заметила калиброванные пробирки, заполненные наполовину какой – то тёмной жидкостью, мензурки, одну плоскодонную колбу Эрленмейера и ложку – шпатель. Да ладно. Лаборатория? На минуточку у жаб?! Кто у нас химики? Как вам коллега?!

Не ждали?! Судя по удивлению, что плескалось во взгляде престарелого буффоноида, стоящего за аптечной стойкой, нет, не ждали. Ну, если и ждали, то что – то более аккуратное и чистое, благообразное и уж однозначно не столь воинствующее. Да, да конечно, письмоносцы, как они сказали – реликты, дикоросы, а тут такое не попадание в образ – заморыш чумазый, к тому же еще и вонючий да в гневе! Ну что ж! Я собственно не напрашивалась к ним не на службу, не на дружбу, я даже знакомства с ними не искала! Так что отключаем опцию претензий!

–Жаб Жабыч? Вы? – дождавшись утвердительного кивка, я продолжала с напором, нажимом, вызванным скорее обидой на реакцию, которой меня обдали в конечной точке моего не мысленного, сумасшедшего, в прямом смысле убойного марш броска.

–Вам, знаете ли, письмецо пришло! Ну как сказать пришло – я его через всю топь несла. Несла, несла, еле вынесла. А она у вас, я про Топь, верно, подмечена – Большая! Чрезмерно и до неприличия! А письмецо увесистое, к слову сказать! Извольте получить и расписаться! И про обещанное вознаграждение не забудьте! Доставка обошлась мне крайне дорого! Пережить такое еще раз – увольте! И сделайте милость, объясните, как вас угораздило среди Топи поселиться? До вас же не дойдешь, не доедешь! А самое главное прошу выдать подробную инструкцию как мне вернуться обратно и желательно сократить проход по вашей мерзопакостной Топи до минимума! Карта бы топографическая с максимально крупным масштабом и со всеми условными обозначениями подошла бы идеально, а ещё компас, если он у вас, конечно, имеется, плутать по Топи часами – увольте, я больше не хочу. Вот с этого, пожалуй, и начните!

Выдав все это на одном дыхании, я плюхнулась на табурет, справедливо полагая, что приглашение присесть вряд ли последует, смрад болотной гнили уже заполнил собою небольшое помещение «Перепончатой Лапки», тут ты хоть в квадрате будь воспитан, максимум, на что тебя хватит – это вежливо промолчать. Краем глаза я видела, что нахал, высказавшийся нелестно в мой адрес открыл-таки дверь, но так и остался стоять, не переступая порог. Душок болот претит? Вот и стойте там, на свежем Камышовском воздухе, пока я на свои вопросы ответа не получу.

– Вечер добрый, уважаемый письмоносец! Очень хорошо, что вы уложились в срок, мы действительно рады знакомству с вами. Можно письмецо просмотреть? Не сочтите за недоверие к вашим словам.

– Да, конечно! Тряпку!

– Что простите? – подвис буффоноид, что старенький ноутбук, тщетно пытаясь уловить логику в моём запросе.

–Тряпку! Руки вытереть! Ваши Топи – я уже сказала мерзопакостное место для прогулок и, если вы не заметили я вся в грязи, провалилась пару раз в трясину. Ведь замараю ваше письмецо, как пить дать.

Что ж, несколько секунд и передо мной стоял тазик с теплой водой, мягкая ворсистая тряпица и горячий чай в толстом стеклянном бокале.

– Вы не подумайте, мы вас накормим, всенепременно, ужин давно готов, мы ведь вас еще с утра ждали, но горяченький взвар сейчас вам просто необходим. Сил у вас действительно ушло немерено, пересечь Большую Топь, не каждому дано.

– Да? Необходим? А я лягушкой после не квакать не стану?

– Ну что вы? Как можно? Хотите я выпью этот, а вам другой бокал нальем?

– Ага, и что нам это даст? Вы как квакали, так и будете! Воды. Дайте мне просто чистой воды, прохладной желательно.

Недоверчивая я и точка. Вот не встреться мне у порога этот тип, что стоял сейчас за моей спиной в дверях, пытаясь оттереть перчатки платком, бьюсь об заклад шёлковым, не обдай он меня презреньем, что ушатом помоев, возможно, наше знакомство зазвучало бы в другой тональности. Я бы тихо молча, не высказывая ни к кому претензий, посидела бы в аптеке, съедая все, что мне наготовили и, доверчиво попивая горячий, дымящийся, как назвал его Жаб Жабыч взвар.

Вымыв руки в поставленном передо мной тазике, вытерев насухо, я достала из рюкзачка пухленький конверт, адресованный Жаб Жабычу, с которого и начались мои мытарства. Получите – распишитесь! Вот ведь дернуло меня заинтересоваться работой курьера! Если вам придет такая шальная мысль в голову – сто раз подумайте, ну или хоть уточняйте все детали сразу! На берегу так сказать. По пунктам!

Передав в морщинистые с обвисшими, истончившими полупрозрачными перепонками лапки конверт, я отпила принесенной воды. Надо же. Чистая. Прохладная. Вкусная. Жабыч же читая послание, как бы, между прочим, добавил:

– Взвар вкуснее. Там ягоды мшистого морозника – так они только усталость как рукой снимут, а заряд бодрости, который они аккумулируют, вам сейчас будет очень кстати, и лист пролистника, собранный в полнолуние у границы с Топью – ясность мыслям придает. А вам это, письмоносец, сейчас просто необходимо. Поверьте старому аптекарю, я плохого не посоветую. Пейте, письмоносец, от нас никакой опасности априори исходить не может. Для нас вы – ценность, которую беречь нужно и всячески помогать.

Посмотрев на моего сопровождающего, что протиснулся мимо холеного нахала, который продолжал сердито буравить мне спину, и встал рядом со мной, я отпила взвар. О как! Не знаю я про морозник мшистый, про пролистник, а вот нотку корицы и мускатного ореха уловила. И самое главное – горячий, прямо глинтвейн, честное слово и вкусный. Глинтвейн по-лягушачьи, бьюсь об заклад, такого вы ни в жизнь не пробовали и вряд ли рискнёте проделать тот же путь ради такого удовольствия.

– Благодарю, вас, письмоносец. Сердечно. От всей души. И за корреспонденцию, вестей от родни из непараллельной нам реальности я не получал даже не припомню насколько давно. Жизнь прошла, можно сказать. И за все сложности, что вам пришлось пережить за это время, за это, пожалуй, сильнее. Первое письмо для всех письмоносцев большое испытание, я знаю. Тем более, если вам пришлось вырасти в совершенно не мысленных условиях – информации о мирах вы не получали, о пути не знали, о вашем предназначении тем более. Что я говорю – техногенный мир, этим всё сказано. Могли и сломаться. Не выйти из Топи.