Текст книги "Мастер боли"

Елизавета Соболянская
Мастер боли

Ей сказали, что Мастер выбирает только раз. И если она не выдержит, попросит прекратить или испугается и развернется у двери – больше она не войдет его обитель никогда. А вот если выдержит – получит нечто, что навсегда переменит ее судьбу. Агата согласилась. В назначенный час девушка в потертом черном плаще пришла в добротный дом с густым запущенным садом. Прошла от калитки до ступенек в подвал, дрожа под плащом.

В голове бились строчки из письма, которое растворилось, как только она прочитала его в третий раз. «Войти в первую комнату, оставить всю одежду. Волосы собрать наверх без применения железа». С этим были трудности – как же убрать волосы без шпилек? Но сообразительная Белла принесла гладкие деревянные палочки, похожими закалывали волосы актрисы Тайского театра. Еще шнурок – чтобы туго стянуть всю копну блестящих от полоскания в щелоке каштановых волос.

Нагота… пугала. Обхватив себя за плечи, Агата открыла следующую дверь. Здесь было очень тепло, почти жарко. В камине гудел огонь, а рядом с ним стояло очень странное кресло. Довольно низкое, широкое, с отверстием в сидении.

– Пришла? – хриплый голос донесся из полумрака. – Если не передумала, садись.

Сердце забилось в горле. Сделав несколько шагов по удивительно гладкому и теплому полу, девушка подошла ближе и села так, как ее учили дома – на краешек стула, выпрямив спину.

– Не так. Сядь до конца. Руки на подставки. Я еще могу передумать.

Дрожа так, словно вокруг бушевала метель Агата села развела руки, открывая грудь, и замерла. Из полумрака выступила темная фигура в просторном балахоне с капюшоном. Из широкого рукава выскользнула крепкая мужская рука с длинными пальцами и ухватила девушку за подбородок:

– Сама пришла?

– Сама!

– Думаешь это изменит что-то в твоей судьбе?

– Уверена! – последнее слово Арри выдохнула, стараясь не зажмурится до слез. Ей это нужно! И точка.

– Если вытерпишь до конца хотя бы одну руку, все получится, – неожиданно мягко сказал голос.

– А если две? – дрожащим голосом осведомилась девушка.

– Тогда ты сюда еще вернешься! – немного удивленно хмыкнул мастер боли и напомнил: – ты можешь передумать прямо сейчас. Последний рубеж.

– Нет!

В ответ мужчина молча затянул ремень, который прикрепил Агату к спинке странного кресла. Дальше все было так же спокойно и деловито – на плечи надели деревянные щитки, фиксирующие руки в определенном положении и заодно перекрывшие девушке обзор. Потом затянулись ремни чуть выше локтя, на запястье, на лодыжках и над коленями. Ей очень хотелось узнать – для чего нужна такая фиксация, но еще одним условием было молчание. Точнее, говорить можно было только отвечая на вопросы мастера боли, или с его разрешения.

Закончив, мужчина провел пальцем по коже между плечом и локтем, как резчик по камню, с которым придется работать. Потом загремел металл – мастер перебирал и готовил инструменты. Что-то зашипело, пахнуло травами, по левому плечу прошлась мокрая тряпка и кожу слегка защипало. Спирт? Какой-то настой? Агата не знала. Ей вдруг стало все равно. Если ничего не изменится, уже завтра она будет готова умереть. Отец разорен. Мать умирает от нервной горячки. Пятеро младших испуганными птичками сидят в ледяной гостиной, ожидая вестей или хотя бы горячего супа. Их дом пока полон картин, ковров и драгоценной мебели, пока. Завтра аукцион. Потом выплата долгов, изгнание из дома с теми немногими личными вещами, которые позволят забрать заимодавцы. Лучше смерть! Здесь хотя бы тепло…

Первое прикосновение острого металла она восприняла даже с какой-то страстью. С желанием умереть? Укол, укол, движение… Запах крови, шипение, волна боли, идущая издалека и снова сильный запах трав… Немного очнулась она тогда, когда ремни частично отстегнули, чтобы поменять положение левой руки. Внутренняя сторона с более нежной и тонкой кожей взорвалась болью и тут Агата поняла, что давно уже подвывает на одной ноте, закусив губу. По подбородку текут слюни и кровь, а кресло… в общем хорошо, что в нем есть отверстие с фарфоровой вазой. Мастер боли хорошо знает свое дело и материал!

Эта мысль была последней. Очнулась Агата от резкого запаха нюхательных солей.

– Очнулась? Встать можешь? – голос мужчины был таким же хриплым и равнодушным, хотя и более усталым.

Медленно подняв голову, девушка обнаружила себя на кушетке в том же подвале. Ей казалось, что тут тепло? Неправда! Ее колотило от холода, голова кружилась, и страшно было посмотреть на левую руку.

– Повязку менять каждый день, – голос вкручивался в голову, – вот мазь, накладывать щедро. Если не хватит, пришлешь служанку. Иди!

Пошатываясь, Агата поднялась, и поняла, что ее кто-то обтер душистым уксусом, и накрыл простыней. До двери добралась на остатках онемения, а взглянув на свое платье разрыдалась. Умереть не получилось. Придется жить. Жить с чем-то новым и непонятным.

Привычки не подвели. Оделась Агата быстро. Поправила волосы, накинула плащ, вышла на воздух и удивилась темному небу и летящему снегу. Ей казалось, в том подвале прошла целая жизнь, а оказывается всего лишь несколько часов? Еще не рассвело!

Белла переминалась у калитки. Увидев хозяйку, метнулась к ней, схватила за левую руку, вызвав крик и стон.

– Ой, госпожа, простите меня! Тут так страшно было! Вы передумали же, да? Пойдемте скорее домой! Батюшка вам жениха найдет и все уладится!

Не уладилось. Аукцион прошел на следующий день. Дом и все имущество распродали. Мать умерла через неделю, вызвав своей смертью волну слез, в которой явно таилось облегчение. К удивлению, Агаты денег от продажи имущества хватило на покрытие всех долгов. И даже кое-что осталось. Немного, но могло хватить на маленький дом в провинции, и тихую жизнь, если отец найдет работу, а младшие пойдут учится в муниципальные школы. Девушка предполагала, что все так и будет, и снова ошиблась.

Скудные пожитки, на которые не позарились покупатели свалили на телегу, и отвезли их в крохотную квартирку доходного дома на окраинах. Отец сумел смирить свою гордыню и устроился младшим секретарем в казначейство. Дети пошли в школу. Агата и Белла вели немудренное хозяйство. Это трудно было назвать спасением, но это была жизнь. И почему-то девушке казалось, что в этих переменах немалую роль сыграли ноющие рисунки на ее белой коже.

Через несколько недель, когда ранки поджили, хрупкая корочка осыпалась и узор засиял каждой линией и точкой, Агата получила розовенький надушенный конверт. Внутри лежала черная карточка с замысловатой круглой печатью. На обороте было написано время и адрес. Ниже три слова:

– Только если хочешь.

Девушка прислушалась к себе и поняла – хочет! Она вновь закуталась в старый истончившийся плащ, позвала служанку и поздним вечером, когда все уснули выскользнула за дверь.

Подвал был тем же самым. Карточка на столе – ровно такая же, но к требованиям снять одежду и подобрать волосы добавилось еще одно – надеть маску, закрывающую лицо от волос до губ. Выполнив все и затянув ленточки маски, Агата вошла в помещение, в котором прежде стояло кресло и замерла.

Вместо кресла в центре комнаты возвышался подиум! На нем, распятый за руки и ноги лежал молодой мужчина. Судя по его белой коже и великолепному сложению – аристократ. На незнакомце была только маска, практически полностью закрывающая лицо, и тонкая вязь татуировки на правом плече. Мастер стоял рядом и его тяжелый взгляд Агата ощутила всем телом.

– Мне нужна нижняя часть спины, – прохрипел мастер боли. – Но живая, подвижная.

Девушка хлопнула ресницами, не понимая.

– Идешь сюда, и ласкаешь этого красавца губами, пока я работаю, тогда все получится!

Агата залилась краской. Она даже посмотреть в сторону обнаженного мужчины боялась, так, бросала косые взгляды из-под ресниц и все.

– Или уходишь.

Голос мастера придавил к полу, и Агата сдалась. Она уже здесь. Голая, открытая яркому свету светильников и взглядам мужчин. Тот, который лежал, растянутый черными веревками удивленно приподнял голову, но ничего не сказал, очевидно правило говорить только в ответ на вопросы мастера боли работала и для него.

Девушка медленно подошла к лежащему парню, покрутилась, не зная, как устроится между его раздвинутых ног и ощутила встречную волну паники. Похоже тому, связанному тоже было страшно! Это успокоило Агату и голос за спиной:

– Вставай на четвереньки! – почти не напугал.

Она и сама уже поняла, что придется склониться над мужским телом и как раз пыталась представить, как лучше это сделать. На четвереньки? Значит так. Сложнее было заставить себя коснуться губами твердого, но нежного ствола, который покачивался перед глазами. Было стыдно, зябко, ноги и руки тряслись и подкашивались. Однако, когда в воздухе запахло спиртом и травами, а нижнюю часть спины кольнула игла, девушку охватило знакомое безразличие. Может мастер как-то воздействовал на нее, может боль отвлекала от всего остального настолько, что мир судился до ритмичного посасывания и острых уколов иглы.

Все закончилось одновременно – аристократ, давно уже дергающийся в путах, как рыба в сети дернулся особенно сильно, и брызнул прямо в рот Агаты горячую пряную струю. Девушка поперхнулась, уклонилась и ощутила, как игла царапает кожу, словно ставя последний штрих. Угадала.

– Готово! – объявил мастер боли, и полюбовавшись своей работой прикрыл ее повязкой. – Мазь вот. В прихожей есть кувшин для умывания.

К своей одежде Агата буквально вылетела и склонилась над тазом – ее тошнило. Потом долго умывалась, растирая кожу руками, потом одевалась, прислушиваясь к пульсации на спине. Белла ждала на улице приплясывая, но на этот раз видя белое лицо госпожи встретила ее молча.

В квартиру девушки вернулись к рассвету. Камеристка сразу повесила плащ на крючок, и загремела кастрюльками, собираясь варить кашу. Агата занялась приготовлением кофе. Отец и младшие встали, как только в воздухе поплыл бодрящий аромат. Обитатели комнаты умылись, позавтракали и разошлись на службу и в школу. Пользуясь моментом, Агата сдвинула на край плиты бульон, попросила Беллу начистить овощи для супа, потом ушла за ширму, к своей узкой кровати и провалилась в пугающе реалистичный сон.

Она снова видела распластанного на возвышении молодого мужчину, но на этот раз не ограничивалась одной его частью – смело гладила мускулистые бедра, обводила пальцами рельефные мышцы на животе, оценивала гладкие руки и шею. Но едва касалась рукой губ – все пропадало, и она снова видела самую выразительную часть его тела у своего рта.

Проснулась Агата разбитой. Кожа на спине набухла подушкой и ныла, голова кружилась, хотелось пить и тихонько постанывать, но надо было готовить обед, прибрать в комнате, и принести еще дров, чтобы вечером, когда все вернутся в квартире, было тепло. Белла заметила, что госпожа плохо, и заварила малиновые листочки вместо чая, чтобы унять жар. Но не смотря на помощь своей камеристки, вечером Агата рухнула в постель едва удержавшись, чтобы не заскулить. На этот раз сон упал на нее тяжелой подушкой, позволив открыть глаза только на рассвете.

Следующие три недели жизнь маленькой семьи становилась все лучше и лучше. Отец повеселел, приободрился, начал строить какие-то планы. Дети влились в свои классы и тоже повеселели. Меньше стало штопки и стирки – мальчишки возвращались из школы чистыми и в целой одежде. Агата немного расслабилась и стала улыбаться. Сон постепенно забылся, как и странные ласки в душном подвале. А потом снова пришел розовый конвертик с карточкой. На ней было написано время и: «я еще не закончил спину».

Покусав губу, пометавшись по кухне, Агата поняла, что пойдет. Их удача сейчас хрупка, как драгоценный старинный фарфор – чуть задень и рассыплется на осколки. А мужчина, причина ее стыдных снов, он же был в маске, и она тоже. Они не узнают друг друга, даже если встретятся!

И снова пришлось кутаться в плащ, бежать по сонным улицам, прятаться в подворотни от патрулей, и прижиматься к шершавым деревьям сквера, пропуская подвыпившую компанию. Сердце билось в груди, как сумасшедшее не то от страха, не то от предвкушения.

Наконец знакомый подвал. Одежда, деревянные шпильки, маска… И снова подиум с распятым на нем аристократом!

– Сядь ему на бедра, – скомандовал мастер, – прыгай и трись, пока не кончит!

Агата закусила губу, со страхом глядя на орган, зашевелившийся при ее появлении.

– Я девственница, – почти прошептала она.

– Знаю, – оборвал ее тихий протест мастер, – я же не заставляю тебя пихать его в себя! Просто сядь сюда!

Руки в перчатках обхватили девушку за плечи и довольно грубо усадили верхом на бедра мужчины.

– Наклонись вперед! И двигайся!

Короткий приказ подстегнул, иголка уколола кожу, а шелковая твердость уперлась в живот. Пока Агата приноравливалась, пыталась сообразить, как уложить ноги, как прикрыть грудь от жадного взгляда «подопытного», как в конце концов двигаться? Мужчина пришел ей на помощь – слегка подбросил бедрами, и тем заставил вцепиться в его плечи, нависнуть, роняя красивую полную грудь к его лицу. О, Агата взвизгнула, ощутив, как его губы коснулись ее плоти. Попыталась выпрямиться, и получила полновесный шлепок от мастера. Застыла в растерянности и в спину полетел приказ:

– Не сиди! Двигайся!

Странно, страшно, стыдно… уколы иглы опять потерялись в пространстве и времени, зато отчетливо слышался стук сердца, и ощущались рывки бедер связанного аристократа. И когда он задышал чаще – вот-вот снова выплеснется! Агата вдруг замедлилась, понимая, что мастер еще не добрался до лопаток. Игла щиплет и царапает где-то в районе талии. Что будет, если красавец в плотной черной маске перестанет так тяжело дышать и дергать свои путы? Мастер выгонит ее? Рисунок останется незаконченным?

Смена ритма привела к тому, что мужчина, зажатый ногами Агаты задышал ровнее и тоже замедлился.

– Отлично, голубки, – внезапно похвалил мастер боли, – продержитесь еще минут десять и толк будет!

Ох, как же долго тянулись эти десять минут! Агата двигалась едва-едва, потом ускорилась, потом вновь замедлилась. Она, не отрываясь смотрела в прорези чужой маски, мысленно умоляя незнакомца продержаться. Когда очередная длинная царапина пересекла ее спину, она поняла – вот сейчас! И шепнула:

– Пора!

В три движения незнакомец достиг пика и забрызгал ее густой вязкой жидкостью. А потом она встала и вышла, получив привычную баночку мази.

Следующая неделя прошла для Агаты как во сне. Спину жгло. Температура, слабость, ни сесть, ни лечь, а ведь нужно делать домашнюю работу, готовить, и мыться! Белла – добрая душа сама водила девочек в общественные купальни, мальчики ходили с отцом, а старшей дочери семьи приходилось отговариваться готовкой или стиркой и аккуратно плескаться в тазу. Она только один раз осмелилась спросить у своей камеристки, что же мастер боли нарисовал на ее спине, но та лишь руками замахала:

– Нельзя, госпожа! Нельзя!

И Агата спрятала любопытство до лучших времен.

Еще через неделю стало понятно, что дела и впрямь идут на лад – отцу предложили должность с большим окладом и он аккуратно заговорил о покупке нового сюртука и пальто. Девушка смеялась и радовалась вместе со всеми домашними – плохие времена отступали, но татуировка иногда зудела, напоминая о себе.

Очередной розовый конвертик на столике с почтой сюрпризом не стал. Агата не знала, что будет на этот раз, но готовилась к самому худшему. Им с Беллой пришлось убегать от толпы студентов, празднующих окончание сессии, потом отбиваться от собак, так что к подвалу девушка пришла уже спокойная, готовая на все.

Подиум на сей раз был пуст. Агата успела вздохнуть – то ли с облегчением, то ли с сожалением, а уже потом заметила странное сооружение похожее на колодку.

– Правильно смотришь, детка, – хриплый голос мастера звучал одновременно насмешкой и издевательством. – Тебе сюда! Вставай в позу пьющего оленя, мне нужны твои лопатки и шея!

– Шея!? – пискнула Агата.

До сих пор узоры не выступали за пределы ее повседневной одежды. Мастер, кажется, понял ее страх. Похмыкал, покрутил ее, как игрушку, потом кивнул куда-то в сторону:

– Шея все равно нужна, но постараюсь под воротничок!

Девушка бросила взгляд туда, куда смотрел мастер боли и увидела знакомого уже аристократа – без одежды и веревок, в одной маске! Паника захлестнула мгновенно, но мастер не дал ей опомниться – подтолкнул к подиуму, нагнул, придавил шею и руки толстой доской, так что она и шевельнуться не могла!

Скрипнули запоры, щелкнули какие-то крючки и Агата вновь ощутила себя уязвимой и слабой, как когда-то давно, в детстве. Тогда нянька поймала ее за поеданием варенья руками, задрала пышные юбочки и отлупила тяжелой ладонью так, что сидеть было больно несколько дней. А стыдно было еще дольше! Теперь же к ее беззащитной женственности прижался обнаженный мужчина, а по плечам и лопаткам возле головы засновала игла, наполненная краской.

Незнакомец в маске терся о нее, почти так же, как она об него. Так же, да не так! Прежде Агата скользила по его стволу сомкнутыми нижними губами, да еще кудряшками, теперь же она была раскрыта, как раковина, и ее нежнейшие местечки были доступны взгляду, и пальцам мужчины. Стыдно было до ужаса! А еще страшно – ведь плоть явно наливалась кровью, влажнела, и становилась особенно чувствительной. Расслабиться и просто принимать ласки не получалось долго, пока не вмешался мастер:

– Ты чего мне тут крылья выставляешь! – гаркнул он, больно ткнув иглой в лопатку, – а ну расслабься и дай парню сделать тебе хорошо!

Агата сникла, задрожала, опасаясь, что тот, за спиной потеряет терпение, но незнакомец продолжил нежно поглаживать ее, потирать, касаться и в какой-то момент девушка смогла потеряться в ощущениях. И даже услышала свой сладостный стон перед тем, как густая жидкость забрызгала ей спину.

На этот раз уйти было трудно – локти и колени устали в непривычной позе, лопатки болели, Агату шатало, заносило, и вело куда угодно, кроме двери. Аристократ в маске хотел помочь, но мастер прикрикнул на него, приказав выйти в другую дверь.

На этот раз девушка не кинулась к своему платью или к тазу с водой. Просто села на лавку и сидела какое-то время, пытаясь пережить все случившееся. Потом неспешно обмылась, вытерлась грубым, но чистым полотенцем, натянула платье и вышла в серый осенний рассвет. Три недели покоя. Что же будет дальше?

Эти три недели прошли примерно так же, как предыдущие. Отец работал, приносил домой бумаги и до поздней ночи сидел под лампой. Белла нашла подработку – шила для хозяйки доходного дома рубашки, подрубала полотенца, скатерти и простыни. Агата помогала ей в меру сил, и радовалась тому, что скромная оплата за шитье шла на покупку сладостей и продуктов.

На этот раз конверт был не розовым, а зеленым. Удивившись переменам, девушка потихонечку вскрыла его, прочитала дату и выдохнула – мастер не оставил ее, значит чудеса будут продолжаться. Только вот где теперь пожелает нанести рисунок мастер? На животе? На груди? Не превратится ли через Агата через несколько месяцев в расписную туземку? Уже сейчас у нее практически не осталось шансов выйти замуж, а если узоры будут заметны… Вздохнув, девушка показала конверт камеристке и шепнула:

– Завтра!

Та поджала сначала губы, потом взглянула на гладкий бочок кружочка масла, купленный с утра в бакалее, и кивнула. Все же три месяца назад они хлебали пустой капустный суп, отдав в залог за квартиру старинные золотые часы – наследство Агаты от деда. А теперь на столе есть масло, белый хлеб и даже сладкий чай! Ну и пусть старшая госпожа ходит в этот подвал. Остальные то ничего не знают, и радуются тому, что удача повернулась к ним лицом!

На этот раз путь до подвала оказался на удивление гладким и скорым. Агата разделась, не чувствуя особенного смущения. Собрала волосы, надела маску, открыла тяжелую дверь.

– Пришла? Иди сюда, нужно кое-что подготовить! – махнул рукой мастер боли.

Девушка, мелко ступая подобралась к знакомому подиуму. «Колодки» на этот раз не было. Только тонкий соломенный тюфяк и длинные черные веревки.

– Ложись! На спину! – нетерпеливо скомандовал мастер.

Она послушно взобралась на возвышение, вытянулась ровно так же, как незнакомец и заслужила одобрительный хмык мастера. Веревки петлями обвили руки и ноги, превратив Агату не то в муху, угодившую в паутину, не то в бабочку, распяленную в коробке энтомолога.

– А теперь подождем! – объявил мастер боли и загремел иголками и флакончиками.

Аристократ появился через пару минут. Все такой же красивый, самоуверенный и обнаженный. Маска была чуть иной, сильнее открывая безупречно-красивые губы.

– Иди сюда, красавец, – хриплый голос заставил девушку оторваться от созерцания. – Вставай на четвереньки, и делай девушке хорошо, как она тебе в первый раз, а я пока займусь твоей спиной!

Вот этого Агата не ожидала! Она думала мастер будет вновь рисовать узоры на ней, а он…

Одним гибким движением молодой мужчина опустился на колени, чуть прополз вперед, заглянул в испуганные глаза девушки, усмехнулся и коснулся ее венерина холма высунутым языком. Ее подбросило даже не от ощущений – влажный розовый язык едва коснулся ее кожи. Агату затрясло от порочного вида этого мужчины. Обнаженного, бесстыдного, откровенно ласкающего ее тайну, пока она тряслась от стыда и ужаса.

А мастер боли не терял времени – его иголки уже не звенели, а втыкались и царапали белую, точно масло кожу аристократа. Боль нисколько не отрезвила мужчину. Он вновь взглянул в глаза девушки, облизнулся, словно предвкушал редкое угощение, и припал к ее складочкам, как умирающий от жажды – к воде.

Агата должна была признать, что этот раз отличался от предыдущего. Во всяком случае расслабиться вот так, лежа на спине ей было проще. Щеки не пятнал румянец стыда, а вот вымазанные в ее соках губы аристократа прекрасно-порочные, безупречные, заставляли ее тихонечко постанывать и шире разводить ноги и без того разведенные веревками.

Она и не заметила, что его твердость не остается без внимания, прижимаясь иногда к ее ноге. А когда мастер боли вдруг хищно выдохнул и пробормотал:

– А сейчас последний штрих!

Ее мир взорвался, а рядом раздался протяжный стон болезненного удовольствия. Получив повязку и баночку с мазью, аристократ в черной маске пошатываясь ушел. Веревки мастер боли снял за секунду, дернув за какие-то хитрые петли, и Агата тоже побрела одеваться, думая о том, что в этот раз она не получила ни одного укола иглой, но чувствует себя так же, как на предыдущих сеансах – усталой и разбитой.

Домой девушка добралась молча, пожарила на завтрак гренки с джемом, заварила свежий чай, и едва все разошлись упала и уснула, и спала до самого вечера, вскрикивая, если кто-то пытался ее разбудить.

Еще три недели пролетели, как сказочный сон. Отец начал выходить из дома! Чуть смущаясь, сообщил, что на него обратила внимание некая вдова, и, кажется, у нее есть возможность похлопотать за него. Агата вслух порадовалась новым обстоятельствам, а мысленно попечалилась. Жизнь продолжалась и ее мать долго болела перед смертью, но было обидно, что отец так быстро утешился. С другой стороны он начал приезжать из гостей в хорошем расположении духа, уделять внимание младшим, а порой баловать их коробкой мармелада или пастилы. Все вместе это было даже лучше, чем последняя пара лет жизни даже в родном доме.

Новый конверт, вновь зеленый прибыл точно по расписанию. Белла уже не поджимала губы, а поторапливала Агату собираться, чтобы пораньше добраться до подвала. Ей ведь приходилось ждать хозяйку на улице, и, кажется, камеристка нашла себе развлечение в беседке, возле дома мастера.

Среднюю часть спины мастер боли расписывал, усадив аристократа на табурет. А девушку – к нему на колени, спиной к роскошному торсу. Это было пугающе и восхитительно одновременно. Они не сразу сумели «состыковать» тела – Агата зажималась и ежилась, а незнакомец пытался уместить в своих руках ее грудь. Но недовольное ворчание мастера быстро расставило все на свои места. Руки мужчина положил девушке на бедра, а она зажала его шелковистый ствол между ногами. Сначала Агата дергалась на каждое движение мужчины, но вскоре привыкла. А в нужный момент, подчиняясь легчайшему шепоту незнакомца довела его до пика изгибаясь и стискивая колени. Мастер, однако, остался чем-то недоволен и пообещал им обоим усложнить задачу, расписывая лопатки.

Из этого ночного приключения девушка вернулась домой весьма задумчивой. Она могла понять, зачем мастер смущал ее, заставлял делать непривычные и непристойные вещи. Тело человека покрыто мышцами и от «игры» их, от движения под кожей часто зависит восприятие тела. Украшая кожу, опытный мастер выделяет те группы мышц, которые смогут испортить, или наоборот, подчеркнуть его труды. Возбуждение, разогревает кожу и мышцы, дают приток крови, меняют картинку. Чтобы писать иглой по коже мало знать, надо видеть!

Но зачем соблазнять аристократа? Это она простая мисс, невинная, как ромашка. Он же явно искушен в постельных делах. Вот интересно, какой у него узор? Она ни разу не видела, мастер сразу накладывал повязку. А на руке вьются не то ленты, не то листья, трудно рассмотреть, когда занята другим!

Три недели вновь были прекрасны. Начинался сезон, город наполнялся людьми, всюду горели огни, пахло сладостями и приближающимся праздником. Агата сожалела, что не сможет потанцевать, хотя бы в ассамблее – у нее не осталось ни одного бального платья, да и узоры на спине… Зато ее рукоделие вновь принесло немного денег, и она смогла купить небольшие подарки отцу, детям и Белле.

Конверт девушка встретила почти равнодушно. Мастер обещал им что-то особенное, но кажется ее уже трудно удивить видом обнаженного мужчины. Красивого, порочного мужчины. Да, теперь Агата замечала мужчин не только как родственников или добытчиков. Она позволяла себе задуматься, как они могут выглядеть без одежды. Некоторые важные сановники… разочаровывали.

Дождавшись нужного часа, девушка принялась собираться. Мастер боли торопился, не понятно почему, а она не в том положении, чтобы задавать вопросы.

На этот раз в подвале был и подиум, и колодка. И аристократ в колодке.

– Не стесняйся, малышка! – грубовато хохотнул мастер, – этот красавчик весь твой. Доведи его до пика, когда я буду выводить последний росчерк!

Агата вновь растерялась. Забралась на подиум сбоку, подползла к прижатому тяжелой доской мужчине села на пятки, чтобы просто рассмотреть. Ракурс был… необычным. Хотелось лучше рассмотреть узор, убегающий к склоненной голове, но мастер строго погрозил пальцем и девушка, смутившись вернула внимание мужчине. Поза была унизительная, открытая, но его ствол вновь реагировал на ее присутствие наливаясь кровью.

Обнаженная красавица, укрытая одной лишь татуировкой, несмело протянула руку, и погладила все, до чего дотянулась. Прерывистый вздох стал ей ответом.

– Давай, девочка, поинтенсивнее, – подбодрил ее мастер, – здесь немного осталось.

Агата вспыхнула, вспомнила ощущение пальцев, скользящих по ее складкам, и попыталась повторить. Наверное неудачно – аристократ задергался, тогда она прижалась к нему грудью, пытаясь удержать и все же потрогать.

– Вот-вот, – хрипел мастер боли, – хорошо! То, что нужно! Еще чуть-чуть!

Девушка уже практически лежала на парне, зажимая в кольце из пальцев его наслаждение. И когда мастер прокаркал:

– Сейчас! Она не сдержалась – куснула расписанный бок, и одновременно оттянула руку назад, чувствуя, как шелковистый ствол взрывается короткими быстрыми толчками.

Убежать просто так на этот раз ей не дали. Мастер окликнул, сунул в руки конверт:

– Это тебе! Будь там ровно в полночь под большими часами на лестнице, иначе все это было напрасно!

Агата молча присела в книксене, забыв о собственной наготе, и вышла. Как уж там вынимали из колодки аристократа – не видела. Ошеломленная собралась и как сомнамбула добралась до дома. Там вскипятила молоко, сварила кашу, проводила всех, и села за стол, держа в руках конверт.

– Что там, госпожа? – взволнованным тоном спросила Белла, без чинов падая на соседний стул. – Неужели вас опять вызывают?

– Нет, – покачала головой Агата, – если бы вызывали! Это приглашение на бал в дворянское собрание! Мастер сказал, что я должна быть ровно в полночь под большими часами на лестнице, иначе все, что он сделала будет напрасным!

– Бал, это ведь хорошо! – обрадовалась камеристка.

– Белла! – почти простонала Агата, – бальные платья все открытые! А у меня спина расписана до самой шеи!

– Так это, госпожа, – потупилась служанка, – сверху то ничего нет. Царапины и точки были, но без краски и уже зажило все. Если не присматриваться, то и не заметишь. Напудрим посильнее и все.

Не веря, девушка расстегнула высокий воротник блузки, и провела рукой по давно зажившим линиям. Странно, она их немного чувствует, но если они нанесены без краски, то под слоем пудры действительно могут не заметить! Только… где взять платье?

Вопрос с платьем и поездкой на бал решился сам собой. В тот же вечер отец вернулся домой напевая, и сообщил, что леди Вудворд желает познакомиться с его старшей дочерью и предлагает для первого раза встречу на публике – в дворянском собрании.

Денег на платье отец немного скопил, извозчика они наймут, а там, выпьют пунша, повеселятся и может быть еще что-нибудь в их жизни изменится к лучшему. Агата, как послушная дочь заверила папеньку в том, что будет готова в срок.

С платьем решилось быстро – юным девам полагалось белое, так что Белла и Агата прошлись по лавкам, и отдельно купили тонкий батист на сорочку и нижние юбки, отдельно заказали простой белый корсет, отдельно приобрели газ на модные рукава, и ленты для маскировки татуировки на левой руке. Пришлось хитрить и изворачиваться на примерках корсета, а все остальное девушки сшили сами – скромно, элегантно и необычно. Украсили белое платье шелковыми незабудками или нежно-голубых, зеленых и желтых лент, оставили несколько цветков для прически и на том успокоились.

В назначенный день их маленькая квартирка ходила ходуном. У младших начались каникулы, так что им было страшно интересно – куда и зачем едут отец и Агата. А еще они впервые за долгое время увидели всю длительную процедуру сборов на бал, приняли участие в организации суеты, и весело кричали напутствия, когда родитель и сестра почти вывалились из двери дома, чтобы скорее ехать. До первого вальса оставалось не более получаса!

Сверкающий огнями зал дворянского собрания Агате понравился. Прежде она здесь не бывала – ее дебют в обществе сначала откладывался из-за болезни матери, потом из-за отсутствия денег. Поэтому она с удовольствием рассматривала зеркала, позолоту и публику.