Текст книги "Сердце Мира"

Глава восьмая,

в которой в расположение Мантикор прибывает отряд Тигров и они вместе начинают готовиться к операции. Райл узнает, что им предстоит столкнуться с колдунами, что его пугает несказанно – одно дело только слышать о них, другое – воевать по-настоящему.

Я сидел возле реки. Сначала думал набить рыбы острогой, потом плюнул на это дело и взял удочку. Сегодня мистер Эйб сообщил, что в наш лагерь прибывает отряд Тигры, будем готовиться к совместной операции. Мантикоры оживились и обрадовались, видимо с Тиграми они давно дружат отрядами. А нам разрешили заняться своими делами. Я за этот месяц настолько отвык от личных дел, что мне даже в голову не пришло, что я могу такого поделать. В конце концов, решил поудить рыбу. Пользу, опять же, принесу. Как только дотащить этот улов потом. Рыба тут сумасшедшая какая-то, готова хватать крючок без наживки…

А вообще, мне было о чем подумать и кроме добычи провианта для отряда. Уже несколько раз сидящее во мне колдовство себя проявляло. Хорошо, что этого никто не заметил. Потому что если заметят, то мне конец. Я тянул из реки рыбу за рыбой и думал, что же мне делать все-таки. Беда была в том, что я понятия не имел, как научиться контролировать эти способности. Того человека я убил не кинжалом. Кинжал воткнул уже после того, как он умер. А умер он еще в падении. Что за сила убила его – не знаю, но видно ее не было. Никаких искр и спецэффектов. Просто я захотел, чтобы он умер. Я грустно усмехнулся про себя. Найти учителя колдовства в стране, где колдунов жгут на кострах… Смешно. Не стоит даже пытаться.

До самого вечера я так и не смог ничего придумать. Нанизал рыбу на веревку и потащил в лагерь. А завтра мне предстояло дежурить по кухне. Вот и придумаем вместе с Велитой, напарницей по дежурству, что бы сочинить из лоснящихся краснобоких рыбин.

Подробностей предстоящего дела нам не сообщали, но судя по тому, что на него собирается около ста пятидесяти человек, это очень масштабная по местным меркам операция.

Тигры прибыли ночью, я в это время спал. А когда проснулся, то обнаружил, что лагерь заполнился бравыми молодцами, одетыми кто во что горазд. У многих на плечах были татуировки саблезубых морд. Как я понял, это не являлось обязательным знаком, накалывали их просто по желанию. Тигры такие же бродяги, как и Мантикоры, у них нет постоянного места дислокации. Кстати, после операции наш лагерь тоже перекочует на новое место.

– Райл, ты возьмешь на операцию арбалет? – спросил Уксус вечером, очищая сапоги от грязи. Он тоже в свое свободное время в лагере не сидел. Отходить далеко нам запрещалось, но для прогулок места хватало, часовые стояли на довольно дальних подступах к лагерю. Нам пока этих обязанностей не доверяли, и, я считаю, правильно.

– Конечно, – ответил я. – Положено же…

– Да ну, – Уксус сплюнул. – Стреляю я все равно как слепой конь, перетер тут насчет этого, их не все берут. Зачем, если не умеешь, только имущество испортишь. Или потеряешь.

Он так и не расстался со своей длинной гривой. Сначала он носил ее как и раньше – завязанной в хвост на затылке, но как-то в него запуталась куча цепких колючек. Мы выбирали их из него втроем – я, Дита и Велита. Три раза предлагали остричь, когда нам надоедало, но он не соглашался ни в какую. Гордится. Теперь заплетает волосы, как и все длинноволосые мантикоры. А парни тут предпочитают если не брить голову налысо, то стричь очень коротко. Мистер Эйб говорит, что ему голову обморозил какой-то колдун. С тех пор не растут волосы. «Колдуну повезло сильно меньше», – усмехнулся он.

Я проснулся ночью, и мне вдруг захотелось выйти подышать свежим воздухом. Я смотрел на мерцающие фонарики и прислушивался к звукам. Так визжит безобидная птичка-шурк. Скрежет издают крылья го. Это такая помесь таракана с мухой, отвратительного вида, но совершенно безопасная. Плач, похожий на ребенка издает древесная жаба. Длинная курлыкающая трель – другая древесная жаба. Их тут десяток разновидностей, и у каждой свое соло. Визгливый издевательский хохот – гиена. Трусливые твари, я так ни одну и не видел. Хотя шляется их тут много. А вот если хохот будет грубым, переходящим в звук рыгания, то это саблезубая гиена и надо начинать думать о том, куда спрятаться. Тоже ни разу не видел, к счастью. Как и тигра, впрочем.

Мы выходим послезавтра утром. В пути проведем два или три дня. Наша цель – выбить отряд противника, засевший в разрушенной башне. На самом деле она недалеко, просто мы будем двигаться очень медленно и осторожно. Если честно, мне было очень страшно даже думать о предстоящем штурме. Внутри все сжималось и холодело. В отряде противника как минимум три колдуна. Хотя место мое было на дальних подступах, возможно и в бой-то идти не придется, все равно было не по себе. Колдуны. Я слышал про них много страшных сказок, за этот месяц наслушался историй из жизни, которые, подчас, пострашнее самых страшных сказок. Но одно дело слушать истории, попивая обжигающий чай из кружки, а совсем другое столкнуться с этим в реальности.

Сам я себя никаким колдуном, конечно же, не считал. Какой из меня, в конце концов, колдун? Так, фикция… Одно название. Которого, впрочем, вполне хватит на смертный приговор. Странно, что я думаю об этом как бы со стороны. Будто это не мне светит костер, когда тайна, завеса над которой становится все прозрачнее, откроется. Но во мне же ничего не изменилось! Я не стал строить злые козни и мечтать убивать ради удовольствия. Да я блевал целый час, после того, как понял, что тот человек мертв! А ведь он меня убил бы, не задумываясь. В чем же мое преступление? В том, что мне не повезло родиться, очевидно. А это я почему-то не мог воспринять за преступление. Я просто констатировал, что меня казнят, когда узнают. Однако этого было мало, чтобы заставить меня бежать под крылышко к королю Дремору.

Раздались чьи-то тихие шаги. Это Дита, определил я, еще не повернувшись.

– Не спится? – спросила она.

– Да так… – я присел на теплую каменную плиту. – Не по себе немного.

– Это правильно, Райл, – серьезно сказала она. – Кто не боится, тот умирает первым. Страх – это как шест в руках канатоходца. Если уметь им пользоваться, может творить чудеса.

– Интересная философия, – усмехнулся я. Дита присела рядом. – А многих ты убила?

– Нет, – она покачала головой. – Сама только десятерых. И одного колдуна. Я же инструктор. Мы и на этот раз останемся с вами на дальней линии, тыл прикрывать. Будем куковать, прикинувшись кустами, пока наши будут жаб резать.

Она помолчала. Потом заговорила снова, почти шепотом:

– Не то, чтобы мне сильно хотелось в бой… Просто бывает как-то… перед девчонками неудобно. Хотя Велиту тоже никогда вперед не отправляют. У каждого свои задачи, Райл. Каждый должен быть на своем месте.

– Да, – машинально согласился я. – Знать бы еще это самое место, на котором я должен находиться.

Дита улыбнулась.

– Иди спать, – ее рука легла мне на плечо. – Завтра будет тяжелый день. Сборы, тренировка, инструктаж. Будем живы – еще повоюем!

Суматошное выдалось утро. Да и день был тоже… не спокойным. Только на пятый раз у меня получилось приладить все снаряжение так, чтобы ничего не болталось и не брякало. Страх одолевал меня пополам с самыми дрянными предчувствиями. Я старался поменьше смотреть на людей, вспоминая о той туманной змее над головой Гало. Это просто страх. Я просто ужасно боюсь настоящего боя. Мне просто… Но справиться с собой не удавалось.

– Да что с тобой, – хмурилась Дита. – Выше нос, солдат! Мантикоры никогда не сдаются!

– Все нормально, Дита, – я поднял голову и посмотрел на нее, что стоило мне немалых усилий. Ничего особенного ни на ее лице, ни вокруг не заметил и незаметно облегченно вздохнул. – Я справлюсь. Лучше раскиснуть сейчас, чем потом, так ведь?

Дита хлопнула меня по плечу и отошла. Подошел Уксус.

– Страшно, – сказал он. – Я тут поговорил с одним из Тигров, он сказал, что тому, кто убьет колдуна в зеленом колпаке, обещают медаль.

– Хочешь попробовать? – спросил я, не глядя на него, делая вид, что вожусь с ремнями на колене. Он рассмеялся, но как-то невесело.

– К тому моменту, как мы с тобой войдем в растреклятую башню, от этого колдуна один фарш останется.

– Хорошо бы, – буркнул я, потом устыдился своего дурацкого поведения и встал. – Мне тоже страшно, Уксус. Так страшно, что даже стыдно.

– Ты уже побывал в бою, – сказал он. – Даже убил одного…

– Это не то, – я неопределенно махнул рукой. – Тогда все получилось слишком быстро. Случайно, если честно, получилось. Это мне попался идиот и неудачник. Вряд ли на этот раз так повезет.

– Хорошо бы все наши враги были идиотами и неудачниками, – задумчиво проговорил Уксус.

– Тогда бы мы не воевали с ними уже двадцать три года, – вздохнул я. – А на месте Адасадора сейчас росли бы сады и мирно паслись бы коровы. И был бы он обычной провинцией Гвиндассада.

Этот марш был примечателен своей деловитой бесшумностью. Передвигались мы очень медленно, обдумывая каждый шаг, очень часто вообще ползком. Нам ни в коем случае нельзя было себя выдать. Особенно примечательными были ночевки, особенно вторая. Мы спали по двое, укрывшись в траве, кустах или возле стволов деревьев с низко растущими ветками. Ели каждый свой паек лежа. Запрещалось разговаривать даже шепотом. Зато оставшимся в лагере напротив были выданы инструкции создавать как можно больше шума. Мне казалось, что я сплю. Команды подавались в виде голосов животных. Затявкал дикий пес – идти, выпрямившись в полный рост, захныкала птица-палач – замри, вой волка – лежать и не двигаться.

Во вторую ночь мы поднялись в самую темень и пошли дальше. Темнота дышала мне в спину, ухала на разные лады, норовила схватить за ногу. Мы бесшумными тенями скользили по джунглям, шагая в рваном ритме, чтобы один шаг был не похож на другой. Ночные джунгли очень шумные, но различить сквозь всю эту какофонию размеренную поступь чуткое ухо сможет. Было чертовски трудно. Шаг – замри – подшаг – длинный шаг – три коротких шага – замри – длинный шаг – короткий шаг – замри – короткий шаг. Только сейчас я по-настоящему понял, почему Лаара назвала пальцы глазами.

На рассвете раздался волчий вой, а за ним чириканье белогрудой пичуги, означавшее привал надолго. Можно спать и есть. Цель была совсем рядом.

Неузнаваемая в куче веток Дита коснулась моего плеча и указала на раздвоенное дерево. Я, пригнувшись, двинулся туда, а Дита скользнула во мрак. Я сел возле раздвоенного ствола и расслабился. Мимо невидимыми призраками заскользили Тигры. Ни шепота, ни звука. Почему-то именно в этот момент ужасно хотелось с кем-то поговорить. Нельзя… Да и не с кем. Где-то совсем рядом Дита, Уксус и еще четверо «зеленых». И Велита. Но я их все равно не вижу. А значит, есть шанс, что враги тоже не видят. Я начал всматриваться во мрак, попытался прислушаться. Надо было занять себя хоть чем-то, а то напряжение этой дороги, когда каждое движение, каждый вдох и выдох надо контролировать, было таким, что сейчас мое тело и разум грозили просто рассыпаться на кусочки.

Вообще-то мне казалось, что такое количество предосторожностей излишне. Ведь мы крались, считай, от самого лагеря до этой башни. А башня где-то рядом, да. Я ее не видел, но понимал, что если сейчас вскочить и побежать в нужном направлении, потребуется меньше нескольких минут. Первыми атакуют Мантикоры. Сразу за ними, почти без промежутка – Тигры. Если все пройдет по плану, то я до самого конца так ничего и не услышу. Будет сигнал о победе – тройной звук трубы. А значит надо будет вставать и продираться к башне, уже не скрываясь.

Я сунул в зубы кусок вяленой рыбы, и тут жахнуло. Лес озарился вспышкой мертвенно-голубого света, раздался треск. Чей-то крик, полный нечеловеческой боли, еще крик. Я понял, что сражение происходит совсем рядом, гораздо ближе, чем я думал, меня от него отделяет буквально несколько деревьев. Хотелось вскочить, броситься туда, на помощь. Чья-то рука коснулась моей. Дита. Она покачала головой, что выглядело так, будто росший передо мной куст пошевелило ветром. Следующая вспышка озарила ее лицо в разводах зеленой и черной краски. На нем отразилась гримаса боли. Как будто она делила ее с теми, кто сейчас вел бой. Из-за соседнего дерева выглянул Уксус. Остальных мне было не видно, я знал, что они близко, «зеленых» не расставляют далеко друг от друга.

Сначала я думал, что у меня гудит в ушах, потом понял, что шум пришел извне. Тяжелый гул нарастал, становился оглушительным, от него начала болеть голова, потом разом заболели зубы, захотелось завыть и повалиться на траву. А еще хотелось вскочить, бежать и кричать во всю глотку. Борясь с болью и самим собой, я скрючился под деревом, понимая, что долго не выдержу. Потом разом все стихло, и настала оглушительная тишина. Протрубила труба. Потом еще раз. И еще. Бой был окончен.

Я с трудом поднялся на затекшие ноги. Откуда-то из темноты вынырнула Велита и подошла к Дите.

– Двое, – сказала она. – Или трое.

– Или? – одними губами прошептала Дита.

– Трое, если третий колдун, – сказала Велита. – Колдуна могла не заметить, они умеют…

Дита выругалась сквозь зубы. Я потряс головой, освобождая ее от остатков болезненного нытья. Хотелось спросить у Диты, что это было, вообще заговорить хоть о чем-нибудь, но, пожалуй, мои вопросы сейчас будут неуместны. Потому что ничего еще не закончилось…

Велита скрылась во мраке. Ее силуэт скользнул между деревьями и затерялся в мешанине лиан и листьев. Что это? Я вижу в темноте? Вокруг же абсолютный непроглядный мрак, глухая полночь. Я удивился этому совсем мимолетно. Дита приблизила свое лицо к моему и прошептала:

– Что-то идет не так. Отходи назад, после того, как я отойду.

Она змеей нырнула между кустами. Ни одна веточка не шелохнулась. А вокруг продолжала стоять все та же тишина. Сначала я думал, что мне показалось после того утробного гула, но нет. Мир вокруг действительно замер в абсолютном безмолвии. Я напрягся, ожидая дуновения ветра, шелеста листвы или другого природного шума, чтобы слить с ним свои шаги. Ходить совсем бесшумно, как это делает Велита, я еще не умел. Нет, ждать больше нельзя. Я медленно двинулся. Мне казалось, что слышно как скрипят мои сухожилия от нечеловеческого напряжения. Страх нахлынул волной и откатился. Надо двигаться. Нельзя стоять. Краем глаза заметил едва уловимое движение. Это Уксус. Его лицо перекошено. Он меня не заметил.

Я остановился возле необъятного ствола, опутанного со всех сторон лианами, вжался в него, принялся дюйм за дюймом ощупывать, ища убежище. В таких деревьях всегда есть дупла, они сгнивают внутри, оставаясь живыми снаружи. Есть! Я забрался в узкую щель и замер. Ужасно мешали ветки на шлеме, я чуть было не забыл про них, когда протискивался. Снова ждать, прислушиваясь, изо всех сил, до звона, напрягая уши. Вглядываться в темноту.

Мертвая тишина начала отступать. Вот раздался стрекот жестких крылышек жуков. Взвизгнула ночная птица. Издала трубный звук какая-то из древесных жаб. Вдалеке зашлась в истерическом хохоте гиена. Мне ужасно хотелось расслабиться. Скинуть жуткое напряжение, свернуться клубком в этом дупле и заснуть. И проснуться дома, в Озерном дворе. Понять, что мне приснилось все это. И Сердце Мира, с его работными домами, врачами-шарлатанами, бесконечными площадями и рукавами, и книга, и джунгли… Почему я не написал маме в Озерный двор? Почему направил письмо малознакомому книготорговцу, а не своим родным? Почему я вообще им ни разу не написал? Мысль была настолько неожиданной, что я даже усмехнулся про себя. Надо же, какое подходящее время и место для самобичевания…

И тут меня резануло острое предчувствие беды. Будто оно нависло над кем-то близким и совсем рядом. И тут же послышался женский крик. Это Велита. Она успела крикнуть «Тревога!» прежде чем погибнуть. Послышался треск ломаемых веток, кто-то, кто прятался поблизости, ринулся в ту сторону. А я что же? Я торопливо, стараясь соблюдать осторожность, выбрался из своего убежища и, крадучись, но уже без особого рвения, направился туда, где неизвестный убил Велиту. Уверенность в этом была настолько твердокаменной, что я даже не сомневался, что именно так все и произошло.

Бежавший передо мной Уксус остановился. Я подошел к нему и встал рядом. Дита подняла голову и посмотрела на нас. Потом выпрямилась, вложила кинжал в ножны и подошла вплотную.

– Теперь точно все, – сказал она тихо. Велита никогда не ошибается… не ошибалась…

И тут я заметил, то, над чем она наклонялась. Это был труп. Тощий, несуразно длинный парень в распластанной длинными разрезами серой одежде. А может, одежда была другого цвета. Все-таки, похоже, я не стал видеть по ночам, как кошка, просто случилось этакое обострение чувств. Дита тоже не похожа на слепую, да и Уксус вроде бы различает кое-что. Я мысленно выдохнул с облегчением. Я подошел поближе к распростертому телу. Мне хотелось поближе рассмотреть убитого. Все-таки это был первый колдун, которого я видел.

На голом животе, который было видно сквозь прореху, было круглое замысловатое клеймо. Длинные руки до локтей покрыты татуировками – листья, лианы, завитки. На лице – сползшая на бок маска. Мочка правого уха обрезана. Причем, видимо, уже давно. Никаких следов шрама, как будто так и было с рождения. Вообще он был какой-то уродливый. Почти безгубый рот, неровные крупные зубы с широким просветом между передними двумя, ребра выпирают в стороны, будто его в детстве не кормили… Меня передернуло.

– Это был кхадо, как они их называют, – бесцветным голосом сказала Дита. – Их как-то специально рожают и выращивают. Они самые отвратительные. Зато их видно сразу. Чего про обычных колдунов не скажешь.

Уксус покачнулся, закатил глаза, оперся на ствол дерева и принялся блевать. У меня тоже были такие позывы, но я легко их подавил. Достаточно и одного раза, не барышня кисейная. Я смотрел на Диту. Ее лицо было строгим и печальным.