Текст книги "Ищу тебя"

3

Рука Оливии, сжимавшая щетку для волос, застыла в воздухе, сердце бешено стучало – на лестнице послышались шаги Харви, поднимавшегося в спальню. Шаги медленные, тяжелые. Так может идти человек, мечтающий лишь добраться до кровати и спокойно уснуть.

А если он и вправду устал? – вдруг подумала Оливия. Ведь время позднее, стрелки часов вот-вот сойдутся на двенадцати. Тогда я попаду в неловкое, даже унизительное положение. Мысли метались в ее голове. Может, лучше отложить на время свой план? Может быть, завтра представится более удобный случай?

Оливия перевела взгляд на огромную, королевских размеров, кровать. Кровать была настолько широкой – бес попутал ее приобрести, честно признавалась себе Оливия, – что они с Харви, лежа на ней, только случайно касались друг друга.

Верхняя простыня густого кремового цвета была призывно откинута. У Оливии оставалось достаточно времени, чтобы нырнуть под нее. Запаниковав в последний момент она вскочила, в спешке едва не зацепившись ногой за пуфик, на котором сидела. Оливия была уже на полпути к кровати, когда вдруг сообразила, что все еще держит в руке щетку, которой бездумно водила по волосам весь последний час.

Стремительно бросившись назад, чтобы положить щетку на туалетный столик, она увидела себя в трехстворчатом зеркале: сразу три испуганных женщины с бегающими глазами! Это моментально привело ее в чувство. Оливия аккуратно положила щетку и быстро скользнула в постель.

А чего, собственно говоря, я боюсь? – размышляла Оливия. Жена хочет показать своему мужу, что жаждет его, что радостно предвкушает физическую близость с ним. Что в этом предосудительного? Он устал? Что ж, он должен видеть: я готова заняться любовью и жду, пока у него появится желание.

Оливия тихонько вздохнула и погладила прохладный шелк коротенькой ночной рубашки, соблазнительно обнажающей значительную часть тела. У Харви не должно остаться никаких сомнений в том, что я с нетерпением жду его. И грош мне цена, если я не смогу провести всю сцену хладнокровно и уверенно. Тогда я просто безнадежна и рассчитывать мне больше не на что.

Кроме того, мне важно увидеть его реакцию, тогда я пойму, что происходит с моим браком, – действительно ли существует серьезная угроза или все это мои измышления. Я должна прояснить ситуацию до того, как мой муж отправится в деловую поездку с Аделайн Биде. Оставить все, как есть, спрятать голову в песок или под подушку – значит проиграть. Кипи гневом, не кипи, этим делу не поможешь.

Оливия решила перейти Рубикон.

Больше никаких трусливых отговорок и отступлений.

Ей нужна правда, голая правда. Такая же голая, как она сама, раскинувшаяся на широченной супружеской кровати.

По лицу Оливии скользнула ироническая усмешка. Впрочем, я-то не совсем голая. Какой бы открытой ни была моя ночная рубашка, она позволит мне сохранить достоинство, если Харви не обратит на меня внимания или не догадается о моем стремлении соблазнить его.

Стараясь вести себя как можно естественнее, Оливия непринужденно закинула руку за голову. Дверь, которую она оставила приоткрытой, внезапно распахнулась, и Харви вошел в спальню. Оливия всегда оставляла лампу на прикроватной тумбочке мужа включенной, поэтому интимно-приглушенный свет в комнате нисколько не насторожил Харви.

Харви выглядел утомленным и непривычно подавленным. Будто неожиданно обнаружил, что мир, в котором он живет, оказался вдруг не самым лучшим местом обитания, мелькнуло в голове Оливии. Рукава его рубашки были закатаны по локоть, жилет расстегнут, узел галстука ослаблен, пиджак небрежно переброшен через плечо.

Наконец до Харви дошло, что в спальне что-то изменилось. Он резко расправил плечи, на лице появилось настороженное выражение. Чуть подождав, пока глаза адаптируются к царящему в комнате полумраку, Харви огляделся.

Он нашел Оливию взглядом и стал пристально рассматривать. Напряженность, сквозившая во взгляде мужа, казалось, обрела физические очертания и повисла прямо над ее головой. Оливия заметила, что щека Харви нервно дернулась, губы сжались, твердый абрис подбородка стал еще жестче. Харви поспешно закрыл за собой дверь и с видом человека, вдруг увидевшего нечто диковинное, – прислонился к косяку, уставившись на лежащую в соблазнительной позе Оливию.

Во всяком случае, Оливии хотелось надеяться, что выбранная ею поза соблазнительна. Но – увы! – во взгляде Харви не было ни одобрения, ни любопытства, не говоря уж о возбуждении. Зато в его глазах можно было легко прочесть: «Мне стыдно за тебя, Оливия». Она почувствовала себя уличной проституткой с выставленными напоказ прелестями. Ее охватило смятение, лицо и шея залились густой краской стыда, во рту появился противный металлический привкус.

Плевать Харви на все мои ухищрения, с досадой подумала Оливия, и на новую рубашку, и на все намеки на что-то весьма интимное. Под пристальным взором мужа Оливия почувствовала себя совершенно беззащитной, от ее уверенности не осталось и следа, она просто лишилась дара речи.

Ничего себе соблазнительница! – пронеслось у нее в голове. Перед ней открылась ужасающая реальность – она допустила какую-то страшную, может быть, непоправимую ошибку.

– А, значит, ты все-таки удосужилась понять, что я еще и мужчина, – медленно произнес Харви. – Осмелюсь предположить, было нелегко перевести меня из поставщика материальных благ… обладающего запасом спермы, в другую категорию.

Оливия открыла рот от изумления. Харви обвиняет меня в меркантильности?! Господи, да с чего он взял?! Она лихорадочно подыскивала ответ, способный хоть в малой степени выразить обуревавшие ее чувства.

– Но я вовсе не воспринимаю тебя… таким! – пробормотала она наконец.

– Слишком грубым, приземленным? Или ты классифицировала меня более элегантно? В качестве отца троих детей, например. Ну, так это то же самое.

Такой поворот событий окончательно выбил ее из колеи, Оливия не знала, что сказать. А она-то полагала, Харви подобным образом думает о ней!

– Могу представить, сколько усилий ты затратила, чтобы предложить мне свое тело, – с издевкой продолжал Харви, небрежно указав на злосчастную ночную рубашку, с помощью которой Оливия собиралась соблазнить его. Он направился к стулу, стоявшему с его стороны кровати. – Извини, что не оценил твои труды по достоинству. Наверное, тебе пришлось здорово поработать над собой. Думаю, ты решила, что необходимо спасать наш брак, вот и… принялась действовать. Хотелось бы, чтобы ты выбросила из головы глупости и не создавала лишних трудностей ни для меня, ни для себя, – закончил Харви, холодно глядя на нее.

У Оливии появилось ощущение, что в легких не осталось воздуха. Странное состояние: как будто бежала, бежала и на полном бегу пришлось остановиться – на пути неожиданно выросла стена. Ее взгляд был устремлен на Харви, но думала Оливия не о том, как достойно ему ответить.

Она хотела, чтобы муж раскрыл перед ней душу, поделился самым сокровенным, хотела узнать правду о том, какое место занимает в его жизни, и вдруг… это немереное море горечи, которую таила его душа… И еще – ложное, неверное, искаженное понимание ее побудительных мотивов!

Может быть, он пил в своей комнате? Иногда Харви позволял себе рюмку-другую хереса. Но, если алкоголь развязал ему язык? возможно, Харви и в самом деле думает именно так, как говорит?

Харви повесил пиджак на спинку стула, снял галстук и положил его на пиджак. Каждое действие он выполнял нарочито спокойно, не торопясь. По внешнему виду никак не скажешь, что Харви сжигает яростный, вулканический гнев. В замкнутом пространстве спальни сгустились электрические разряды. Достаточно искры, чтобы произошел взрыв.

– Расслабься, Оливия, – бросил Харви с насмешливой улыбкой. – Нашему браку ничто не угрожает. Как ты нуждаешься во мне, чтобы содержать детей, так и я нуждаюсь в тебе, чтобы у меня была семья. Так сказать, союз взаимозаинтересованных. Твоему положению в качестве моей жены абсолютно ничего не угрожает.

Оттенок горечи, прозвучавший в его словах, побудил Оливию обиженно запротестовать:

– Я не хочу создавать тебе никаких трудностей! Как ты можешь так говорить?! Разве я когда-нибудь давала тебе повод…

– Что, тебе неприятно это слышать? Слишком резко для твоих ушей? – перебил ее Харви, сердито швыряя жилет на сиденье стула и принимаясь расстегивать пуговицы рубашки. – Да, именно так я расцениваю эту ситуацию. Ты же, вероятно, понимаешь ее по своему. Пусть, дескать, все исходит от него.

Оливия умоляюще протянула к нему руки. Ей было трудно определить, какое чувство преобладало в ее душе – обида или жалость.

– Харви, я счастлива, когда ты…

– Счастлива удовлетворять мои мужские потребности, когда я в них нуждаюсь?

– Я имела в виду, когда мы занимаемся любовью…

– Брось, Оливия, когда это ты занималась со мной любовью? Разве ты когда-нибудь брала на себя инициативу? Ну, кроме сегодняшнего эксперимента с новой рубашкой. – Харви брезгливо ткнул пальцем в ее обновку. – Хотя и это, я думаю, всего лишь сигнал, не более того, а в действительности ты не собираешься проявлять никакой самостоятельности.

Такой оборот разговора поверг Оливию в полное замешательство. Харви не считает ее полноценным сексуальным партнером, это совершенно очевидно. И все же ей было не понятно, в чем она виновата. Мать внушала Оливии, что порядочная женщина никогда не должна проявлять инициативу, это прерогатива мужчины. Он ведет, женщина следует за ним. Именно мужчины являются охотниками, преследующими добычу. Женщине же полагается только говорить «да» или «нет». Все воспитание Оливии основывалось на подобных принципах.

Но ведь Харви знал, как она реагирует на его ласки и поцелуи. Знал и то, что физическая близость с ним доставляла Оливии огромное удовольствие. Иногда она постыдно теряла над собой контроль, едва представляя, что с ней происходит, – эмоции захлестывали ее. Неужели Харви не видел, не понимал этого? А крики восторга он что, принимал за крики страдания?

– Что же ты все-таки хочешь от меня? – спросила Оливия, совершенно сбитая с толку, – хоть бы какая-нибудь подсказка, какой-нибудь совет, чтобы противостоять его обвинениям!

Харви уже занимался своими ботинками и носками, потеряв к жене, казалось, всякий интерес.

– Хватит об этом, – буркнул он, не поднимая головы. По его тону чувствовалось, что он сыт по горло выяснением отношений. – Желание или есть, или его нет. По-другому не бывает.

Кого он в данном случае имел в виду – себя или ее?

Харви заблуждался, если полагал, что Оливия не хочет его. Обнаженное по пояс мускулистое тело в мягком золотистом свете, отбрасываемом лампой, выглядело весьма соблазнительно. Да и любовником он был весьма и весьма искусным. Весь прошлый месяц Оливия лежала долгими ночами, не смыкая глаз и желая только одного, чтобы Харви потянулся к ней, дотронулся до нее. А что, если сейчас она сама дотронется до него, сама проявит инициативу?

Тем временем Харви снял с себя брюки и трусы. Никакого возбуждения, поняла Оливия, он не испытывает. Опасаясь выглядеть в его глазах еще большей дурой, она подавила нахлынувшее было на нее желание встать с постели и подойти к мужу. Харви бросил на нее холодный взгляд и выпрямился, будто выставляя напоказ свою вызывающе великолепную наготу.

Оливию охватило чувство собственной неполноценности. Ну что она за женщина, если не может сделать то же самое? Почему всегда нужно носить какую-то одежду, прикрывающую интимные части тела? Ох уж эти нравственные запреты, впитанные с молоком матери! Умом и сердцем Оливия понимала, что брачные отношения нельзя считать греховными, если супруги любят друг друга. Но на деле…

– Я очень сожалению, что… что не подхожу тебе, – горестно пробормотала Оливия.

– Не стоит так переживать. Это ведь не конец света. Всего лишь конец взаимного притворит.

– Нет, Харви, ты не прав! – горячо возразила она. – Ты все не так понял!

– Попытайся хоть раз быть честной перед собой! – с нескрываемой насмешкой посоветовал он. – Как мужчина я тебе не нужен. И в то же время ты не хочешь, чтобы кто-то еще видел меня в этом качестве. Не правда ли? Твоя логика проста и понятна: я должна дать ему «это» или он получит «это» от Аделайн Биде.

В словах Харви была большая доля правды, поэтому Оливия пришла в замешательство. Она отчаянно не желала, чтобы у мужа появилась какая-то другая женщина, об этом и говорить нечего. Но основной целью ее была потребность близости, душевной и физической.

– Разреши мне кое-что тебе сказать, – продолжал Харви, презрительно оглядывая ее с головы до ног. – Сексуальность – это не рискованная одежонка из шелка и кружев. И даже не едва прикрытое роскошное женское тело. Сексуальность – это состояние ума. – Немного помолчав, он постучал себя ладонью по лбу, а затем осуждающе ткнул в Оливию пальцем: – Это то, что громко жужжит в клетках мозга. То, что полностью сфокусировано на другом человеке. С тобой такого никогда не бывало. Ты всегда сосредоточена только на себе самой.

– Неправда! – воскликнула Оливия, отчаянно пытаясь остановить поток ужасных обвинений.

Харви презрительно махнул рукой.

– Даже эта твоя рубашка – вероятно, ты надела ее, чтобы доставить мне удовольствие, – имеет целью привлечь мое внимание к тебе. К тебе, – подчеркнул он.

– Но… но это совсем не так. Я намеревалась показать, что хочу тебя, – пробормотала Оливия.

– Конечно-конечно, что же еще! – Харви саркастически усмехнулся. – Ты так сильно хочешь меня, что сидишь здесь часами, прихорашиваясь и расчесывая волосы. – Он направился в ванную комнату, примыкавшую к спальне. – У тебя что-нибудь случилось с ногами, Оливия, поэтому ты не смогла прийти ко мне? Или ты вдруг потеряла голос и поэтому не смогла сказать мне о своем страстном желании? – с раздражением спросил он.

– Я не хотела мешать тебе и получить отказ… если ты занят чем-то важным, – пролепетала готовая разрыдаться Оливия.

Харви недоуменно взглянул на нее.

– А что может быть для меня важнее страстного желания моей жены? – В его голосе послышались отдаленные раскаты гнева. – Я понимаю, мы с тобой по-разному смотрим на одни и те же вещи. Но если бы ты спустилась вниз в этой ночной рубашке, устроилась бы у меня на коленях, обняла бы меня за шею и, горячо поцеловав, сказала, что хочешь меня прямо сейчас…

Он щелкнул пальцами, подобно фокуснику, выполняющему магический трюк.

В эту минуту Оливия горько пожалела, что ей недостало смелости и уверенности в себе поступить именно так.

Харви подошел к двери ванной и повернулся к Оливии, чтобы высказать свою окончательную оценку:

– Но мы оба хорошо знаем: твое желание так далеко не простирается. Куда проще ждать, пока Харви сделает дело, если у него подходящее настроение. А потом ты просто откинешься на подушки и будешь думать об «Оберж де пирамид» и о Египте.

Гнев, прозвучавший в его словах, как заслонка, перекрыл все возможности дальнейшего обсуждения этой темы. Услышав столь дикую аргументацию, Оливия лишь печально покачала головой, но даже это ее движение вызвало у Харви новый приступ ярости. Его голубые глаза сверкнули гневом.

– Я уверен, ты не будешь возражать, если мы прекратим эту в высшей степени неприятную сцену. После нее мне хочется принять горячий душ.

Завершив свою речь этим оскорбительным пассажем, сдобренным изрядной порцией едкой иронии, Харви рывком открыл дверь в ванную и поставил окончательную точку в разговоре:

– Эта твоя мерзкая ночная рубашка, этот твой проклятый эгоизм и все эти твои убогие предположения и жалкие признания абсолютно меня не тронули! – злобно рявкнул он и, будто желая поскорее отделаться от Оливии, захлопнул за собой дверь.

Оливия не ощущала ни злости, ни раздражения. Пустота. И нервная дрожь, сотрясающая тело.

Ужасающие откровения мужа буквально парализовали ее. Оливия лежала, бездумно уставившись на дверь ванной, и ей казалось, что все происшедшее относится не к ней – она лишь зритель отвратительного тягостного спектакля.

Однако инстинкт самосохранения, ни на секунду не покидавший ее, подсказывал: ты должна войти в эту дверь, должна заставить себя. Ведь Харви совершенно не понимает тебя, и, если ты прямо сейчас не докажешь ему, что он ошибается, у тебя больше никогда не будет возможности сделать это. Поэтому нужно встать, подойти к этой проклятой двери, открыть ее и… Что произойдет потом, Оливия совершенно не представляла, хотя ни минуты не сомневалась: что-то непременно произойдет. И это «что-то» будет лучше, чем то «ничего», с которым ее оставил Харви.

4

Оливия хорошо знала, что если позволит себе размышлять, то неминуемо струсит. Только действуй постепенно, шаг за шагом, говорила она себе. И не размышляй о том, что делаешь, или о том, что подумает Харви. У тебя есть законное право войти в ванную комнату, как в любую комнату в твоем доме.

Так Оливия и сделала. Она чувствовала бы себя намного хуже, если бы ее внимание не отвлекали звук льющейся воды и великолепный интерьер заново отделанной ванной комнаты.

Вода струилась по кафелю, роскошным итальянским плиткам, отливавшим перламутром. Стены, облицованные ими от пола до потолка, казались ниспадающими каскадами мерцающего нежного цвета. Пар вырывался клубами из душевой кабины, заволакивая стекло туманными узорами, так и соблазняющими что-нибудь написать или нарисовать на них пальцем.

Вся из стекла, прекрасно оборудованная душевая кабина была достаточно просторной, чтобы вместить двух человек. Правда, Оливии никогда еще не приходилось делить ее с мужем.

Главное – выбрать подходящий момент, подумала она. Поторопишься – и все испортишь, а потом… Но Оливия тут же одернула себя: все это отговорки, за ними обыкновенный страх или скорее постоянно живущее во мне чувство неловкости.

Природные застенчивость и стыдливость Оливии только усилились после того, как она начала одного за другим рожать детей. Она стеснялась своего торчащего вперед живота, своей потерявшей эластичность кожи, налившихся молоком грудей, вздувшихся вен, синими линиями проступавших на бедрах. Столько лет она под тем или иным предлогом скрывала от глаз Харви свое тело!

К счастью, сейчас она в отличной физической форме. Ей нечего больше стыдиться своего обнаженного тела. Скорее наоборот. Необходимо лишь преодолеть глупое чувство стыда, а это не так уж трудно. Смогла же она справиться с собой во время медового месяца! Тогда Харви убедил ее, что нагота – естественное состояние человека. Но это было до того, как Оливия впервые забеременела. Почему бы не попробовать еще раз стряхнуть с себя оковы ханжества? Действительно, почему бы?

Харви никогда не стыдился своей наготы. Оливия смотрела на него сквозь стекло, восхищаясь тем, как великолепно он сложен. Сильная струя воды била его по голове и плечам, отскакивая от тугих мышц. Его глаза были закрыты, губы плотно сжаты. Чувствовалось, что горячая вода так и не смогла избавить его от напряжения.

Даже сейчас, стоя под тугими струями, Харви выглядел так, словно вот-вот взорвется. Было ясно, что чувства, бушевавшие в его душе, искали выхода. Оливия знала: ее муж умел держать себя в узде и то, что сегодня он потерял над собой контроль, говорило о многом и прежде всего о том, насколько он недоволен ею.

Волна парализующего страха вновь накатила на нее, добравшись до самых потаенных уголков души. И Оливия опять поникла под грузом мучительных сомнений. А что, если во мне нет ничего, чем я могла бы поделиться с Харви? Он ведь особенный мужчина. Все признают это. А я… Что такое я? Он выбрал меня в качестве матери своих детей, и только. Теперь, это совершенно ясно. Я только что окончила университет и даже не успела найти работу, когда появился Харви и перевернул всю мою безмятежно протекавшую жизнь. Тогда-то у меня и появилась цель в жизни – создать семью. Что же теперь?

Оливия чувствовала себя совершенно потерянной. Так не должно было случиться, сокрушалась она, я ведь люблю его. И любила всегда. А он чувствует себя обманутым. Значит, он ожидал от меня большего, значит, ему нужны не одни только дети. И сегодня вечером я это поняла. Что ж, лучше поздно, чем никогда, успокаивала себя Оливия. Слава Богу, что притворство, наконец отброшено, и теперь я обязана, просто обязана, попытаться изменить ситуацию, хотя не знаю, как это сделать.

Харви откинул голову, глубоко вздохнул и резко повернулся, давая выход обуревавшим его чувствам. При этом он открыл глаза и увидел Оливию, стоящую совсем рядом и разглядывающую его сквозь стекло. Харви замер. Судя по выражению его лица, он был разгневан столь бесцеремонным вторжением в его уединение.

Оливия почувствовала себя в положении зайца, выхваченного из темноты ярким светом фар: на него надвигается смерть, а он замер в гибельном оцепенении, не в силах вырваться из слепящей волны. Так и она – ни шагнуть вперед, ни отступить назад. И все же необходимо войти к нему, чтобы избавиться наконец от того душевного одиночества, которое стало просто невыносимым.

Красиво рассуждаю, мелькнуло в голове Оливии. Заяц, гибельное оцепенение, душевное одиночество… А получилось-то – просто подглядывающая за обнаженным мужчиной девчонка.

Харви вдруг наклонился, резко открыл дверь душевой кабины и оказался почти рядом с Оливией. Горячее, исходящее паром мускулистое тело, протянутые к ней руки и сверкающий взгляд, в котором читалась вызывающая насмешка.

– Неужели ты хочешь меня, Оливия?

Голос был резкий и злой, чувствовалось, что Харви просто взбешен.

Сильные пальцы, подобно тискам, стиснули запястье Оливии и втянули внутрь душевой кабины. Харви словно хотел сказать: в таком случае тебе придется следовать за мной до конца.

Оливия не сопротивлялась.

Харви схватил ее за запястье другой руки и поставил под струю воды. Его глаза загорелись торжествующим блеском, когда тщательно причесанные волосы Оливии поникли, а злосчастная ночная рубашка вмиг промокла и прилипла к телу.

– Ну что, может, передумаешь? – не скрывая насмешки, спросил Харви, с преувеличенной любезностью освобождая руки Оливии.

Оливия окончательно пала духом. Ей стало ясно, что не стоит рассчитывать на понимание и отзывчивость. Он просто горел желанием морально уничтожить ее. И все же, если она хочет стать нужной своему мужу, войти в его жизнь, она должна остаться и выдержать все до конца, отринув страх и нелепую, глупую, смешную стеснительность.

– Нет, – хрипло сказала Оливия. – Я останусь здесь до тех пор, пока ты не выслушаешь меня.

Возможно, ее настойчивость опять покажется ему капризом или нелепым упрямством, но ей уже на все наплевать. Ничто не могло ее теперь остановить. Каким-то шестым чувством Оливия поняла, что достигла черты, дальше которой отступать нельзя.

– Смотри, Оливия, опасно искушать дьявола! – грозно предупредил Харви.

– Я хочу тебя, правда хочу. Ты все неправильно понял, Харви, – умоляюще залепетала Оливия, убирая с лица мокрые волосы. Ее уже не беспокоило, как она выглядит, самое важное – разубедить Харви, заставить понять, что он заблуждается, что она действительно любит его.

В глазах Харви появилось неприкрыто циничное выражение.

– Что ж, посмотрим, насколько это соответствует истине, – чуть ли не враждебно сказал он.

С этими словами Харви взялся за вырез ночной рубашки и рывком разорвал ее до самого пояса. Злорадство отразилось на его лице при виде того, что стало с рубашкой, оскорбившей его лучшие чувства.

– Это поможет тебе показать мне, насколько сильно твое желание, – с той же холодной враждебностью продолжал Харви.

Неожиданная агрессивность мужа ошеломила Оливию. Однако это лучше, чем если бы он просто отвернулся от меня, сообразила она. Мои слова для него пустой звук, но Харви дал мне возможность подтвердить их на деле.

Оливии не нужно было зеркало, чтобы представить, сколь ужасно она выглядит, но все же, собрав в кулак всю свою волю, она сумела справиться с овладевшим ею смятением. Взявшись дрожащими руками за скользкую мокрую ткань, она с отчаянной решимостью рванула ее, и то, что пять минут назад было сексапильным дамским бельем, жалкой кучкой легло у ног Оливии.

Харви был потрясен. Оливия видела, как взлетели вверх его брови и округлились глаза. И Оливия, впервые за много лет, ощутила дурманящее торжество. Я добилась своего! Харви удивлен и растерян. Но этого триумфа недостаточно: теперь мне предстоит любой ценой перечеркнуть образ холодной, эгоистичной женщины, который сложился в голове моего мужа.

Ощущение своей силы выдавило из Оливии парализовавший ее страх, породило робкое чувство уверенности – все будет хорошо, ее план удастся. Оливия вскинула голову. Сейчас надо уговорить себя, что ее тело принадлежит смелой, наглой, бесстыдной женщине, которой нравится демонстрировать его. Такой женщине совсем не трудно выставить напоказ набухшие обнаженные груди.

Харви опустил глаза вниз. Казалось, он не мог оторвать взгляда от бесформенной тряпицы, лежащей на полу. Оливия переступила через нее и ногой небрежно отшвырнула в сторону. С этим покончено. Надо переходить к следующему этапу.

Странно, как четко и ясно заработал ее мозг, полностью подавив хаос в чувствах, который еще несколько часов назад вызвал бы у Оливии глубокое замешательство, выбив ее из колеи. У Оливии стучало в висках, шумело в ушах, сердце билось у самого горла, но ее ум был свободен, светел и готов дать точную оценку любой реакции Харви. Совершенно необычное ощущение. Наверное, результат шока, подумала Оливия.

Каждой клеточкой своего тела она ощущала, что наступил переломный момент и вся ее будущая жизнь будет зависеть от того, что произойдет сейчас. Самое обычное действие может иметь необычные последствия. Корни некоторых таких действий, не поддающихся осмыслению, возможно, уходят прямо в темное царство инстинктов, глубинных примитивных инстинктов, заложенных природой.

Итак, ночной рубашки, подействовавшей на Харви, как красная тряпка на быка, больше не существовало. С лица Харви исчезло выражение неподдельного удивления. С самым непроницаемым видом он разглядывал обнаженную фигуру Оливии.

– Ага, подарочек, который мне пытались всучить, наконец-то развернут! Теперь мне полагается поиграть с ним?

Собственно говоря, ничего не изменилось, поняла Оливия, Харви не собирается предпринимать что-либо. Никакая сила не заставит его хотя бы коснуться меня, не говоря уж о том, чтобы поцеловать, если я, как обычно, буду пассивно стоять, ожидая, когда он проявит инициативу, и всем своим видом показывая, что лишь выполняю свой долг. Теперь твоя очередь, женушка, явственно говорил взгляд Харви, и ты уж постарайся не допустить промаха.

Оливия так и не поняла, что заставило ее действовать – отчаяние или вдохновение. Она потянулась за мылом.

– У тебя очень напряженные мышцы, – промурлыкала она хрипловатым от нервного возбуждения голосом, поспешно намыливая руки. – Думаю, если помассировать тебе плечи, ты расслабишься…

Харви вопросительно посмотрел Оливии прямо в глаза. Когда она, приступив к массажу, подалась вперед, ее груди слегка коснулись груди Харви. Он вздрогнул, но эта мгновенная, инстинктивная реакция на ее прикосновение тут же сменилась полной неподвижностью. Однако в этой неподвижности, чудилось Оливии, таилось нетерпеливо кричащее ожидание: ну и как далеко ты собираешься зайти, долго ли сможешь играть эту роль? Что движет тобой: собственный интерес или искреннее желание отдаться любимому мужу?

Сосредоточься на Харви, только на Харви, яростно внушала себе Оливия. И заклинание помогало! Запреты и ограничения, которые так часто подавляли ее инстинкты, не вызывали сейчас противоречивого хаоса чувств и эмоций. Она поставила им заслон, направив всю свою энергию на то, чтобы доставить Харви такое же наслаждение, какое он доставлял ей, занимаясь с ней любовью.

Все же Харви тысячу раз прав в своих претензиях ко мне, вдруг подумала Оливия. Только он всегда был источником наслаждения, я же – никогда. И лишь сегодня вечером мне со всей очевидностью стало ясно, что именно в этом и состояла моя ужасная ошибка.

Легкими движениями она массировала его плечи, затем ее руки, скользкие от мыла, мягкие, чувственно ласковые, коснулись его груди. Ее ладони, как бы поддразнивая, потирали соски Харви, но Оливия не знала, вызывает ли это у него острые ощущения, однако неистово желала, чтобы каждая клеточка его тела задрожала, зазвенела от нетерпения и возбуждения. Она чуть наклонилась, чтобы провести языком по его соскам, но Харви отстранил ее.

– Нет! – вырвалось у него. – Ты не должна заставлять себя делать это, Оливия. В этом нет никакой необходимости.

Она поняла причину этого вымученного страстного отказа: Харви не мог принять желанной ласки, потому что не верил в искренность побуждений ее, своей жены.

– Разве ты не понимаешь? – хрипло произнес он, и Оливия прочитала в его глазах затаенное страдание. – Слишком поздно!

– Но мне хочется сделать это, – мягко настаивала она, искренно желая доставить ему удовольствие.

– Почему вдруг? Потому что тебе страшно посмотреть правде в глаза? – Харви зло усмехнулся. – Потому что ты боишься за свое будущее?.. – Его голос прервался. – Проклятье! Я же сказал: тебе не о чем беспокоиться, твое будущее обеспечено, – добавил он, еще не полностью восстановив дыхание.

– Плевала я на обеспеченное будущее! – взорвалась Оливия. – Я хочу знать, как сделать, чтобы тебе было хорошо!

– Что? Значит, ты построила в своей хорошенькой головке простенькое уравнение: если я отдамся ему три раза в неделю…

– Нет-нет, – поспешно возразила Оливия, – меня действительно волнует, что ты ощущаешь. Я хочу, чтобы ты получил удовольствие.

– Прекрасно! Тогда приступим к делу без промедления.

Он схватил одну ее руку и положил на свою шею, заставив таким образом Оливию обнять его, а другую опустил вниз, к своей плоти.

– Возбудить мужчину совсем нетрудно. Для этого требуется всего лишь небольшая искусная манипуляция. Несколько поцелуев – для раззадоривания. Покажи мне, как сильно ты меня желаешь, Оливия. Начни с поцелуев. Ну же, целуй меня!

Это была команда. Команда, которой нельзя не подчиниться, ибо Харви хотел проверить, насколько тверда решимость Оливии и не отступит ли она, когда дойдет до дела. Шокированная неожиданным поворотом разговора, Оливия крепче обняла мужа за шею и постаралась дотянуться до его губ. Но сосредоточиться на поцелуе она не могла – ее внимание было отвлечено тем, что в этот момент рука Харви обучала ее руку возбуждать мужскую плоть. Нельзя сказать, что поцелуй совсем не удался, но все же он получился не таким проникновенным и чувственным, как хотелось бы Оливии.

– Этот поцелуй возбуждает не больше, чем мокрая тряпка, – брюзгливо пробормотал Харви.