Текст книги "Дрожь"

Я никогда не смотрела на то, что было, под таким углом. Я только видела, что я – самый слабый райдер в группе, и пыталась догнать остальных.

– Почему ты бросила спорт? – спрашивает Кертис.

Есть простой ответ на этот вопрос: «Из-за твоей сестры». И конечно, из-за Одетты. Но в основном из-за его сестры.

– Я сделала то, что не следовало делать. – Я сглатываю. – Сделала много ошибок.

Так много ошибок.

Кертис внимательно смотрит на меня, и внезапно я начинаю думать об одном конкретном выборе – я сделала тот выбор в этом самом коридоре десять лет назад. Выбор между погоней за исполнением моей мечты – стать профессиональной сноубордисткой, или дать волю чувствам. Интересно, а он догадывается, о чем я думаю? Кертис открывает рот, чтобы что-то сказать, но открывающаяся в обе стороны дверь распахивается, и в коридоре появляются все остальные. Они идут к нам со своим багажом. Брент смотрит на нас с любопытством и толкает дверь в одну из комнат. Дейл с Хизер заходят в соседнюю с ним и хлопают дверью.

Я уже собираюсь идти в свою комнату, но Кертис внезапно тихо произносит:

– Знаешь, ведь тело моей сестры так и не нашли.

Я поворачиваюсь и смотрю на него. Он в замешательстве.

– Скажи мне, что я сошел с ума, но я уловил запах духов Саскии, когда мы открыли тот шкафчик для лыж. И в коридоре.

У меня по рукам бегут мурашки, когда я вспоминаю тот пряный аромат с примесью ванили.

– Я тоже его почувствовала, – признаюсь я слабым голосом. – Я подумала, что это духи Хизер.

Кертис проверяет, нет ли кого-то в коридоре, потом говорит еще тише:

– У меня всегда оставались сомнения по поводу того, что с ней случилось. После ее исчезновения ее кредитную карту неоднократно использовали. Было проведено множество операций!

Я неотрывно смотрю на него.

– Что ты хочешь сказать?

– Я не знаю. – Кертис обеспокоенно смотрит на меня своими голубыми глазами.

– Ты серьезно думаешь…

Он снова проверяет, нет ли кого в коридоре, словно ожидает увидеть здесь Саскию.

Похоже, его не очень радует мысль, что его сестра, возможно, осталась жива. Как раз наоборот.

Он выглядит очень обеспокоенным.

Глава 12

Десять лет назад

Волосы Саскии развиваются на ветру. В свете фар ратрака она выглядит как Медуза Горгона.

Рядом с нами приземляются Брент и Кертис. Мне это кажется, или парни рады видеть ее не больше, чем я?

Она вышагивает взад и вперед, требуя внимания к себе, словно кошка, которая весь день оставалась взаперти.

– Боже, как они тянут! Как тут скучно!

«На самом деле совсем не скучно. Я весело проводила время и получала удовольствие, пока не появилась ты».

– Я так замерзла. – Она стягивает перчатки. – Вот, смотри!

Саския запускает ледяные пальцы мне под куртку и касается моей голой шеи.

Я резко дергаюсь и отступаю назад. Она идет к Бренту.

– Отвали, – говорит он.

Ратрак дает гудок, и мы пробираемся к нему между каменистых выступов. Водитель выдает целую речь на французском.

– Мы – последние из спасенных, – переводит Кертис. – Еще ниже ждет семья, которую ему нужно отвезти вниз в долину. Он может взять только пять пассажиров. Согласимся ли мы провести эту ночь в хостеле, который есть на леднике, чтобы ему не приезжать еще раз наверх за нами? До хостела он нас довезет.

Брент издает радостный вопль.

– Утром мы будем первыми на горе!

– Надеюсь, что у них хватит комнат для нас всех, – говорю я.

Водитель открывает дверь за своей кабиной, мы туда забираемся и устраиваемся на скамье за его сиденьем. Приходится держать на коленях наши сноуборды и рюкзаки. Саския прижата ко мне, она надушена, и запах ее духов чувствуется еще сильнее в очень нагретом маленьком помещении. Кто вообще душится, когда занимается сноубордингом? Только она.

Машина медленно пробирается вверх по склону, хотя мы и не опрокидываемся назад, но наклон сильный. Дизельные пары смешиваются с духами, и у меня опять начинает крутить живот.

– Вы видели мой последний двойной оборот? На семьсот двадцать? – спрашивает Саския. – Я чуть не упала.

Каким-то образом из-за ее присутствия снова возникает напряжение. Его чувствую не только я: парни тоже сидят тихо – или, может, они просто устали. Саския пытается их разговорить, обсудить соревнования, но они не поддаются. Теперь идет снег. Снежинки кажутся оранжевыми в свете фар ратрака, они падают на лобовое стекло.

Наверху стоит здание, известное как «Панорама», свет горит во всех его окнах. Кертис уже собирается спрыгнуть на землю, но водитель грозит ему пальцем и опять начинает длинную речь. Я улавливаю только одно слово: расщелины. Он подвозит нас прямо к главному входу.

– Я никогда раньше не бывал здесь ночью, – признается Кертис, когда мы сбиваем снег с обуви на коврике у двери.

– И я тоже, – говорю я.

Женщина в переднике жестом показывает, куда нам идти. Я иду вслед за остальными в ресторан, обращая внимание на то, как по-разному они все двигаются. Кертис идет с прямой спиной и целенаправленно; Брент лениво и свободно, штаны спущены до середины задницы; у Саскии легкая походка, как у танцовщицы.

Глаза мне щиплет дым – горят дрова, но вид зажженного камина и языков пламени радует. В ресторане сидит еще только одна группа: уже поздно. Я снимаю ботинки и стою перед камином, надеясь, что никто не почувствует запах моих носков.

Вокруг камина висят черно-белые фотографии. Альпинисты со старомодным снаряжением позируют перед знакомыми вершинами. Под одной из фотографий написано: «Монблан, 1951 год». Там опасно даже сейчас, чего уж говорить про подъемы с помощью кошек, привязанных простыми веревками.

Кертис склоняется поближе, чтобы рассмотреть другую фотографию.

– Гранд-Кассе. Это одна из любимых гор моего отца. Он был первым сноубордистом, который съехал по северному склону, сразу после рождения Саскии. Мама не хотела, чтобы он это делал.

– Я думала, что она тоже этим увлекалась, – говорю я.

– Прекратила после нашего рождения.

Типичная история. Моя мама тоже оставила работу, которую любила, чтобы родить нас с братом. Она работала менеджером в доме престарелых. Когда мы подросли, она вернулась на неполный день, но на старое место ее больше не взяли. Почему всегда именно женщинам приходится отказываться от мечты? Я не собираюсь ни от чего отказываться ради кого бы то ни было.

К нам присоединяется Саския, снимает с крючка винтажные альпинистские очки и прикладывает к лицу.

– Мне идет?

– Осторожно. Это антикварная вещь, – предупреждает Кертис.

Она неохотно вешает их на крючок, вид у нее недовольный, потом останавливается перед чучелом головы оленя и трет ему нос перед тем, как присоединиться к Бренту, уже сидящему за столом.

Я наконец достаточно согрелась, чтобы расстегнуть молнию на куртке. Прядь волос запутывается в молнии.

– Проклятье!

– Дай я. – Теплые пальцы Кертиса опускаются на мои.

Он так близко, что я едва могу дышать. От него пахнет мускусом и одновременно чем-то сладким. Может, дезодорантом? Или это запах его кожи? Он дергает бегунок молнии, и я внутренне сжимаюсь – готовлюсь, что он сейчас вырвет мне клок волос. Именно так я делаю сама, когда такое случается. Но он действует очень нежно. Я чувствую комок в горле.

– Вот, получилось, – говорит Кертис и ведет молнию вниз.

Я вся горю, понимая, что за нами наблюдают его сестра и Брент, тем не менее Кертис, как кажется, совсем не собирается от меня отходить. Он осторожно перебрасывает мои волосы через плечо.

Что этот парень со мной делает?! Дело не только в его внешности – дело в том, какой он сам. Его внешняя холодная уверенность вызывает у меня желание заставить его раскрыться, мне хочется посмотреть, что там внутри. Я чувствую, что в глубине души он совсем не холодный. Там вполне может пылать огонь.

«Стоп!» Я не могу позволить себе идти этой дорогой. Эта зима крайне важна для меня: пан или пропал. Решается моя судьба! Если я не войду в первую тройку, мне придется уйти из спорта и устраиваться на нормальную работу.

Саския смотрит на меня с любопытством, когда я усаживаюсь рядом с Брентом. Каждый раз, когда я ее вижу, меня охватывает ярость. Я буду вести себя так, словно ее здесь нет.

Брент сидит, вытянув длинные ноги, и делает большой глоток из бутылки.

– Тебе принести что-нибудь выпить, Милла?

Я издаю стон.

– Нет, я больше никогда не буду пить.

Брент показывает мне бутылку. Это всего лишь кока-кола.

– О! – выдыхаю я. – Нет, я буду воду.

Я наполняю стакан из кувшина, который стоит на столе.

– А меня ты не собираешься спрашивать? – обращается к нему Саския.

Брент делает еще глоток, словно не слышит ее вопроса.

Это интересно. Он только что ее проигнорировал. Откровенно и нагло. Почему? У них с Саскией что-то было?

Судя по выражению ее глаз, она удивлена. Она явно не привыкла к тому, чтобы ее игнорировали. Саския резко встает из-за стола, ножки стула со скрипом едут по деревянному полу.

– Хорошо, я сама себе принесу.

Я скрываю улыбку, когда Саския отправляется к барной стойке. Брент тоже улыбается.

Обычно я не чувствую себя так расслабленно рядом с такими симпатичными парнями, но Брент очень похож на Барнси. Такие же манеры, даже такой же акцент. Мне с ним комфортно, как будто бы мы знакомы много лет.

Рядом с Кертисом я испытываю совсем другие ощущения.

– Эй, Сасс! – Кертис хлопает меня по плечу.

Я резко поворачиваю голову.

– Как ты меня назвал?

Кертис улыбается, ему стыдно, и это отражается у него на лице.

– Прости. Из-за волос. – Он предлагает мне красное вино. – Хочешь?

– Нет, спасибо, я буду пить воду. А завтра я покрашу волосы в розовый цвет. И я не шучу.

Брент смеется.

– У тебя проблемы, братишка.

Саския возвращается с пустым винным бокалом. Не произнеся ни слова, она хватает бутылку из руки Кертиса, наливает вино себе в бокал и усаживается за стол.

Женщина в переднике приносит нам тарелки с тартифлетом[21]21
  Тартифлет – традиционное блюдо французской кухни, обычно его готовят зимой, подается на всех горнолыжных курортах. Это запеканка из картофеля с беконом и луком, залитая савойским сыром. – Прим. пер.


[Закрыть] – мягким картофелем, залитым липким острым сыром, с характерным вкусом и запахом. Живот меня больше не беспокоит, и я страшно голодна. Я протягиваю руки к огню, пока жую.

– Сколько тебе было лет, когда ты занялась сноубордингом, Милла? – спрашивает Кертис.

– Одиннадцать, – отвечаю я. – Вначале я каталась по сухим склонам в Шеффилде. На снег вышла только в шестнадцать лет. А ты?

– В пять.

– А я в три, – вставляет Саския, хотя я ее не спрашивала.

Повезло. Неудивительно, что она так хорошо катается.

– Наши родители таскали нас с собой по всему миру, – рассказывает Кертис. – По крайней мере, по горам в разных точках света. Наша мама родом из Калифорнии, и у нас там до сих пор живут родственники. Поэтому мы провели несколько зим в Маммоте[22]22
  Маммот – горнолыжный курорт в США. – Прим. пер.


[Закрыть].

Я это знаю, но не хочу, чтобы он знал, что я им интересовалась и читала о нем.

– Я помню, как смотрела старые записи – я видела, как ваши родители летали над склонами на Аляске.

Кертис улыбается.

– Правда?

– У вас было классное детство.

– Иногда я уставал от мотаний по всему миру. Мне не нравилось все время переезжать с места на место.

Саския зевает. Я поворачиваюсь к Бренту.

– А ты когда начал?

– В десять, – отвечает он. – Но я занимался скейтбордингом примерно с шести лет. Мой отец – строитель, и он построил рампу для меня и брата у нас в заднем дворе, чтобы мы могли кататься на доске.

Меня веселит его лондонский акцент. Мне хочется смеяться.

– У нас даже были спонсоры, – добавляет он. – У моего брата очень хорошо получалось.

– Но ты предпочитаешь сноубординг? – спрашиваю я.

– Больше возможностей, – улыбается он.

– В прошлом году ты в первый раз участвовала в чемпионате Великобритании, Милла? – спрашивает Кертис.

– Да. Я подавала заявку и в позапрошлом году, но получила травму колена как раз перед соревнованиями.

– Какую? – склоняется вперед Саския.

– Порвала наружную коллатеральную связку. – Мне кажется, что признаваться в этом – слабость. – Но теперь с моим коленом все в порядке.

Я не собираюсь ей рассказывать, как в то лето работала по восемьдесят часов в неделю, чтобы оплатить физиотерапию в дополнение к деньгам, которые я откладывала на следующий зимний сезон.

– Саския несколько лет назад порвала переднюю крестообразную связку, – говорит Кертис.

Она резко поворачивает к нему голову.

Это серьезная травма. Я жду, надеясь, что он расскажет поподробнее. Но вероятно, он понимает, что она хочет ему сказать своим взглядом, и просто откидывается на спинку стула.

– Мне кажется, что наш вид спорта напоминает игру «Змеи и лестницы». Остается только надеяться, что удастся забраться повыше, а не соскользнуть вниз.

Другие люди, которые ужинали в ресторане, ушли, а женщина, подававшая нам тартифлет, маячит неподалеку. Бедняга! Она выглядит изможденной. Я знаю, как она себя сейчас чувствует. Летом я работала в баре до четырех утра, потом спала несколько часов и отправлялась на дневную работу.

– Как мне кажется, она хочет, чтобы мы поскорее заканчивали, и она смогла закрыть ресторан, – говорю я тихим голосом.

Мы доедаем все, что нам было подано, и женщина сразу же хватает наши тарелки. Потом она показывает нам отсек коридора, служащий хостелом. Каждому из нас выделяется по комнате.

– Эй, Милла, – тихо говорит Кертис, когда я уже собираюсь зайти в отведенную мне. – Если замерзнешь ночью, ты знаешь, куда идти, чтобы согреться.

Саския поворачивается и смотрит на него со странным выражением лица.

– Думаю, что моя кровать теплее, чем его, – говорит Брент, стоя в дверном проеме.

Я бросаюсь в свою комнату, мое лицо пылает.

Спортсмены – физически крепкие люди. У нас много энергии, но иногда она оказывается неизрасходованной к концу дня. Поэтому предложение парней меня не удивляет. И мне нравится, как они все это подали. В их словах не было ни похоти, ни угрозы. Они просто предложили мне свои варианты, а я могу эти предложения принять или отклонить.

Когда я стою под душем, у меня дрожат ноги. Для них это в порядке вещей – вероятно, за обоими постоянно бегают девчонки, но мне еще никогда не делали таких откровенных предложений, да еще и одновременно два таких горячих парня. И очевидно, что два таких талантливых спортсмена будут так же талантливы и в постели.

Вода льется мне на голову. Они такие разные. Брент напоминает хорошо разношенную пару ботинок для сноубординга, в которых удобно и привычно.

А Кертис – это ботинки для сноубординга на следующий сезон. Я никогда не примеряла их и даже не представляла, что такие существуют, но если я их надену, то больше никогда не захочу их снимать.

Я закрываю глаза и наклоняю голову вбок, чтобы струи воды падали мне на лицо. Я все еще не отошла после двух моих последних расставаний с парнями. Этой зимой я могу завести только ни к чему не обязывающие отношения, чтобы было легко и весело. А в моих чувствах к Кертису нет ничего легкого и непринужденного, все как раз наоборот.

Но я не могу о нем не думать. Не лезет он у меня из головы! Проклятье!

Вода здесь идет тонкой струйкой, давление слабое, и в душе я не согреваюсь. У меня стучат зубы, когда я снова натягиваю на себя термобелье. Мои ноги сами несут меня в коридор. Я чувствую, что вот-вот сделаю ужасную ошибку, но я поднимаю руку.

Имеется и дополнительная сложность. Его сестра – моя самая главная соперница. Кертис – последний человек, с которым я могу позволить себе начать отношения.

Я делаю два шага по коридору.

И стучу в дверь Брента.

Глава 13

Наши дни

Воспоминания накатывают на меня волной, когда я стою в коридоре перед дверью Брента. Дверь раскрывается, и он стоит на пороге в термобелье от Burton, волосы еще влажные после душа, как и в тот раз, только куда более неуверенный.

На меня снова накатывает волна теплых чувств к нему.

– Можно мне войти?

Он отступает назад, темные глаза смотрят настороженно.

– Конечно.

У меня возникает желание его обнять, но я не хочу, чтобы у него создалось ложное впечатление. Я хочу знать, не сильно ли его била жизнь, но вопрос кажется слишком личным.

Мы стоим с Брентом и смотрим друг на друга. Я все еще не пришла в себя после того, что Кертис сказал в коридоре. Мы уловили запах духов Саскии.

В этом здании.

Нам это показалось? Боже праведный, я надеюсь, что показалось.

Доски пола кажутся ледяными, когда их касаются голые большие пальцы моих ног. Мне следовало надеть носки.

– У тебя в комнате также холодно, как и у меня, – говорю я. – Посмотри. Пар идет изо рта.

Брент снимает одеяло с кровати.

– Присаживайся.

Я устраиваюсь на тонком матрасе. Он опускается рядом со мной, но так, чтобы не касаться меня, и набрасывает одеяло нам на плечи. Мы садимся ближе к стене, прижимаясь к ней спинами.

Я пришла сюда, чтобы узнать, что Брент думает о происходящем, но теперь, оказавшись здесь, я не уверена, с чего начать. Мне очень не нравится эта пропасть между нами. Я больше не знаю, как себя с ним вести.

Раньше это было так просто. Я до сих пор помню, как десять лет назад на его лице медленно расплылась улыбка, когда он открыл мне дверь. Мне ничего не потребовалось говорить. Он просто взял меня за руку и повел к узкой кровати, забрался на нее после меня и выполнил свое обещание – прекрасно меня согрел.

Его татуировка чуть видна из-под рукава, теперь она несколько побледнела. Мой палец тянется к ней, я хочу к ней прикоснуться, но вовремя останавливаюсь. Я обращаю внимание на его часы – неоново-зеленые G-shock.

– А где Omega? – спрашиваю я. – Сломались?

– Продал их на eBay, чтобы провести неделю в Брекенридже.

Мне страшно хочется у него спросить, почему он прекратил участие в соревнованиях, но я боюсь, что мне не понравится ответ, поэтому я предпринимаю попытку просто поболтать ни о чем, пытаюсь восстановить связь, которая когда-то существовала между нами.

– Теперь за твои занятия сноубордингом платит Bummer? Это не самый дешевый вид спорта.

Его улыбка выглядит натянутой.

– Я иногда думаю о том, чтобы перебраться во Францию, – говорит он. – Если я выучу больше пяти слов на французском, то, может, так и сделаю.

Его лондонский акцент меня успокаивает.

А вот то, как он на меня смотрит, совсем наооборот. Он насторожен и закрыт. Он наклоняется вперед, достает из-под кровати бутылку виски и протягивает мне. Вероятно, прихватил из ресторана.

– Хочешь?

– Нет, спасибо.

Он делает большой глоток. Мне странно видеть его пьющим таким образом.

– Ты все еще работаешь моделью? – спрашиваю я.

– Нет. Слишком стар для этого.

Достаточно пустой болтовни. Часть меня, та, которая до сих пор остается инфантильной, хочет спросить у него, спал ли он с Хизер, но если спрошу, нам станет в миллион раз менее комфортно вместе, так что этот вопрос я оставлю на следующий раз. Или снова завтра надавлю на Хизер.

Я делаю глубокий вдох.

– Как ты думаешь, кто пригласил нас сюда?

Брент смотрит на меня уголком глаза.

– Предполагая, что это не ты и не я?

– Ты меня пригласил?

– Нет.

– А я не приглашала тебя.

Он еще раз бросает на меня взгляд своих темных глаз. Проклятье! Он на самом деле подумал, что я снова хочу его видеть. Кто-то использовал меня, чтобы заманить его сюда, точно так же, как они использовали Кертиса, чтобы заманить меня.

Я поплотнее закутываюсь в одеяло.

– Так кто? – спрашиваю я.

– Я поставил бы на Кертиса, – говорит Брент.

– Правда?

– А ты подумай. Деньги у него есть.

– А ты вспомни, в какой ярости он был после «Ледокола». Только не говори мне, что он притворялся. В любом случае зачем ему было ждать десять лет? Как-то не складывается.

Брент пожимает плечами.

В какой-то мере это предательство, но я должна поделиться с Брентом тем, что мне сказал Кертис, чтобы он знал: Кертис не стоит за всем этим.

– Он даже не уверен, что Саския мертва. Сегодня вечером он дико напугал меня в коридоре. Сказал, что уловил запах ее духов.

– Он думает, что она до сих пор жива? – Брент качает головой. – Он пытается выдать желаемое за действительное. Возвращение сюда должно было разбудить воспоминания. Бедный парень! Ты же видела, как они были близки, хотя и его она дико бесила. Я думаю, что это он тут дергает за ниточки.

– Но это не все. Я тоже уловила этот запах.

Судя по выражению его лица, Брента мне убедить не удалось.

– Вы пришли в банкетный зал все вместе? – меняю я тему.

– Нет. Я пришел первым. Я заглянул в ресторан и увидел, что он пуст. Банкетный зал показался мне следующим наиболее очевидным местом, чтобы найти персонал.

Интересно, что он пришел к этому выводу быстрее нас всех. Может, это он стоит за всем этим?

Я смотрю на него изучающе и ненавижу себя за то, что подозреваю его.

– Хитро было придумано, – говорю я. – Нас вынудили оставить багаж, заставив слоняться по зданию. Если бы мы знали, что нужно сразу же идти в банкетный зал, мы вполне могли бы сразу взять наши вещи и не оставлять их без присмотра.

– Да, я знаю.

По его лицу ничего невозможно прочитать.

– Расскажи мне, как все происходило, – прошу я. – Кто пришел следующим?

– Дейл и Хизер. Хизер болтала по телефону, и ее вывело из себя требование оставить его у двери. Кертис не хотел класть телефон в корзину, но Хизер заставила его. «Если ты не будешь его класть в корзину, то и я не буду».

В дверь стучат.

– Заходите, – кричит Брент.

В дверном проеме появляется Кертис. Надеюсь, он не слышал, как мы про него говорили.

– Ты не видел Миллу? – спрашивает он. – О!

Он увидел меня. Проклятье. Теперь он думает, что между нами с Брентом что-то происходит. Это словно болезненное возвращение в прошлое. Кертис сделал то же самое десять лет назад, когда мы проводили здесь ночь. Он просунул голову в комнату Брента утром и спросил, не знает ли Брент, где я.

Теперь он точно так же смотрит на меня, как смотрел тогда – без всякого выражения. Я хочу сказать ему, что на этот раз все не так – это не то, чем кажется на первый взгляд.

– Я забыл предупредить: заприте ваши двери, – говорит Кертис.

– Конечно, – отвечаю я.

– Спокойной ночи, – говорит Брент.

Кертис захлопывает дверь. Проклятье. Он думает, что я собираюсь провести здесь ночь.

Я заставляю себя снова думать о том, о чем мы говорили с Брентом.

– А если это организовал не кто-то из нас? Кто еще мог это сделать?

Брент задумывается.

– Помнишь Жюльена?

– Жюльена Марра? – Это имя я очень давно не слышала.

Жюльен был главным подозреваемым после исчезновения Саскии из-за того, что написал на ее почтовом ящике. Его задержали, чтобы допросить, но потом отпустили. Он доказал, что в тот день находился на соседнем курорте.

– А зачем ему это делать? – спрашиваю я.

– Он же был без ума от нее. Просто одержим ею.

Я внимательно смотрю на Брента.

– Ты хочешь сказать, что он думает, будто один из нас ее убил, поэтому он собрал нас тут вместе, чтобы… отомстить за ее смерть? Странно, что он ждал десять лет.

– Но он же всегда был странным, не так ли? Кстати, я слышал, как ты его отдубасила.

– Кто тебе это сказал?

Брент запускает пальцы в мокрые волосы.

– Не помню. Думаю, Дейл.

– Откуда он мог это знать? Тогда присутствовала только Саския.

Брент пожимает плечами.

– Да, я хорошенько ему врезала. Придурок!

Боже, я говорю как Саския.

– Он дал тебе сдачи?

– Нет. Он лежал на земле. Это был сильный удар.

У Брента вырывается смешок.

Но он заставляет меня задуматься. За всем происходящим стоит Жюльен? Это вполне возможно. В ту зиму периодически у него были трения с нами всеми. Он ненавидел Кертиса и Дейла. Это я точно знаю.

Но сейчас я заставляю себя об этом не думать.

– Следующий вопрос. Если ее убил один из нас, то кто?

Выражение лица Брента становится жестким.

– Думаю, что у нас у всех имелись причины это сделать.

– Ты прав.

Брент встречается со мной взглядом.

– Ты думаешь, что это сделал я?

Он так это спрашивает, что заставляет меня содрогнуться.

– Конечно, нет, – говорю я.

Но когда я гляжу ему в глаза, я в этом не уверена.