Текст книги "Оборотная сторона Луны"

Глава 23

– Мы думали, ты не вернешься, – сказал Брайен, когда я вошла в комнату.

Лео сидел на кровати и зажимал одной своей рукой вторую. А Брайен рвал простынь на полоски. Но почему-то это очень плохо у него получалось.

– Вот, – сказала я и бросила на кровать жгут, бинты и лейкопластырь.

Парни посмотрели на них, потом на меня. В их взглядах было удивление. Даже у Лео, хотя он мог бы морщиться от боли и не обращать внимания на всякие мелочи. Мне стало страшно под их взглядами. Я поняла, что опять сделала грубую ошибку. Мне нельзя показывать свою осведомленность, а я постоянно ее демонстрирую. Сначала довела парней до столовой. Потом сбегала на медпункт. Впредь надо быть осторожнее с информацией. Не забывать о том, что я – рядовой каторжник, такой же, как и все здесь. Никто не знает расположение корпуса, даже если тщательно изучал план эвакуации. Надо вести себя так, как вели бы себя они.

– Заткнитесь и делайте, что говорю! – сказала я. На мой взгляд, рядовой каторжник сказал бы именно это.

Я вряд ли стала бы разговаривать подобным образом с Волком или с Триппером. Но с Брайеном и Лео было можно. Мне срочно надо было сойти за своего парня.

– Да мы давно уже заткнулись, – сказал Лео.

– А ты ничего не говоришь, – добавил Брайен.

– Да потому что я не знаю, как накладывать этот чертов жгут!

Я разыграла злость и тут же почувствовала ее.

– Ничего, – сказал Лео. – Как-нибудь справимся. Я буду говорить, что делать.

Лео потерял сознание, когда Брайен нечаянно ударил его по больному плечу. Он сразу же начал оправдываться и извиняться, но тот его уже не слышал. Тогда я предложила:

– Ты держи ему руку, а я буду накладывать жгут.

Когда-то на Земле я проходила курсы медсестер. Кажется, они назывались «На всякий случай» или что-то в этом роде. Там рассматривались всякие бытовые травмы, порезы кухонным ножом и первая помощь при солнечном ударе. Никогда в жизни я не могла бы даже представить себе, что окажусь в оккупированном каторжниками корпусе среди трупов и раненных. И что при мне будут кидаться с ножом на живых людей. И что я самолично, собственными руками буду останавливать кровотечение какому-то преступнику. А ассистировать мне будет другой преступник. В этой ситуации кроме жестокости была доля иронии.

Я смотрела на вспоротое плечо и понимала, что по-хорошему тут нужно наложить шов. Края раны расползались в разные стороны. Но я не умела этого делать. Этого не было в разделе «На всякий случай». У меня не было медицинских инструментов для такой операции. И не было времени бегать и искать по всему корпусу того, кто умеет. Поэтому я взяла простой лейкопластырь, сказала Брайену держать края раны, а сама склеила их.

– Ты представляешь, что будет, когда он захочет отлепить лейкопластырь? – зашипел на меня Брайен. – Он же вспорет себе рану. Он снова откроет ее! Так нельзя делать!

– У тебя есть идеи получше?

– Нет.

– Значит, пусть он не отлепляет лейкопластырь, пока рана не затянется полностью.

– Ладно, скажешь ему об этом сам.

Так же я обработала и рану на груди: просто залепила ее лейкопластырем. Это было не лучшее лечение, но хотя бы какое-то. Можно был немного передохнуть. Некоторое время мы с Брайеном смотрели на свою работу.

– Все хорошо, – сказал Брайен. – Только мне не нравится, что он не приходит в себя. Как ты думаешь, Эл, это нормально?

– Я не знаю.

– Тогда нужно продезинфицировать его раны, и он тут же придет в себя от боли. Что ж мы не догадались захватить из столовой спиртное?

Я хотела сказать, что из спиртного в столовой есть только пиво и что оно вряд ли сошло бы за антисептик. Но вспомнила, что нужно меньше показывать свою осведомленность. Я просто сказала:

– Лейкопластырь антибактериальный. Он обезвредит микробы. Надо бы еще протереть его от крови.

– Тебе намочить бинтик водой?

Этим хитрым вопросом Брайен поставил меня перед фактом: мне придется отмывать кровь. Я как женщина могла бы справиться с этим лучше. Но ведь никто не должен был знать о том, что я женщина. И мне нужно было вести себя, как обычному рядовому каторжнику. А я не представляла, что мог бы ответить на моем месте обычный рядовой каторжник.

Я протирала бинтом тело Лео и чувствовала тошноту. Не оттого, что я слабонервно испугалась крови. Я ее уже столько здесь насмотрелась, что она больше не производила на меня впечатления. Мне было тошно от самой себя. Я опустилась до того, что ухаживаю за каким-то преступником! На Луну были посланы самые пропащие люди. И теперь я не просто нахожусь среди них. Я делаю с ними общие дела. Я помогаю им.

Наверное, считается благодетелью помочь раненному, как и любому другому человеку. Но зачем я сейчас сижу и отмываю чужую кровь с чужого тела? Без этого Лео бы не умер. Это уже лишнее.

Все каторжники участвовали в бунте. Из-за них убили всех мирных жителей в корпусе. Из-за них погиб мой Дэн. И вместо того чтобы оплакивать своего любимого парня я сижу над посторонним человеком и отмываю его кровь? Да, в столовой Лео говорил, что никого не убил в этом корпусе. Но ведь за что-то он сюда попал. И он был с каторжниками заодно. И он шел с ними по корпусу и смотрел на то, как тут всех убивают. И он не попытался сделать ничего, чтобы предотвратить это.

Лео скорее мне враг, чем друг. Я бы скорее желала его смерти, чем выздоровления. Если бы Лео сейчас внезапно умер, одним врагом у меня было бы меньше. У меня и так их целый корпус: несколько тысяч одинаковых врагов в одинаковой одежде. Я должна ненавидеть его так же, как всех этих людей. Но почему-то у меня не хватило смелости или наглости, чтобы отказаться от этого дела. Я ведь понимала, что смогу сделать это гораздо лучше, чем Брайен.

Нет, я решительно не понимала саму себя. Может, и не надо ломать над всем этим голову. Происходит то, что происходит. Мне главное – остаться живой и невредимой. Остальное ерунда.

Но если я не думала об этом, на меня сваливались гораздо более тяжелые мысли. Вспоминался убитый Дэн. Он тоже весь был в крови. Однако я не стала его отмывать. Я даже не закрыла ему глаза, как полагается в таких случаях. Я повела себя так, что какой-то каторжник решил, что Дэн живой, и прострочил его пулеметной очередью. Это была непростительная ошибка с моей стороны.

Лучше не думать об этом, слишком тяжело. Надо найти себе новые мысли.

Лео закашлялся и посмотрел на меня. Я с трудом удержалась, чтобы не вздрогнуть. Потом взяла себя в руки и спросила:

– Ну как, тебе лучше?

Он обвел взглядом помещение, а потом закатил глаза:

– О боже, так это был не сон! Все это дерьмо происходит на самом деле!

Я отвернулась, чтобы скрыть злость на него. Кому больше всех досталось в этой ситуации, уже мертвы. Каторжники сейчас празднуют свою победу. А эта сволочь будет утверждать, что ему что-то не нравится здесь? Корчит из себя праведника. А на самом деле такой же, как Волк или Триппер. Только те не скрывают своих низменных чувств, а этот прикидывается кроткой овечкой.

Я ненавидела его в этот момент. И я понимала, что, по большому счету, мне не за что его ненавидеть. Лично он не сделал мне ничего плохого.

Хуже всего было, что я понимала истоки этого чувства к нему. Я хотела бы ненавидеть Волка или Триппера. Но не могла. Я их боялась, а не ненавидела. Когда ты трусишь, ненавистью там и не пахнет. А Лео был безобидным, он не сделал мне ничего плохого. Поэтому я не боялась его и могла ненавидеть. Как все запутанно в этой жизни!

Лео увидел, что на груди на плече у него бинты, пощупал их здоровой рукой и сказал:

– Спасибо вам, ребята.

За эти слова я возненавидела его еще больше. Я спешно встала с кровати и кинулась в ванную комнату. Нельзя накапливать злость в душе, это приводит к ошибкам. Лучше было хорошенько умыться. Может, тогда удастся привести мысли в порядок?

Мне хотелось поколотить кого-нибудь. Если бы под рукой у меня был автомат, кто знает, может, я кого-нибудь бы убила.

Я старалась выплеснуть свою злость так, чтобы в комнате об этом не догадались. Нельзя ломать, крушить и греметь здесь. Всего лишь намочить голову холодной водой. Однако если бы я сломала что-нибудь или убила кого-то, я пришла в себя бы быстрее.

Я вытерла голову полотенцем, и она высохла почти моментально. Давно забытое, почти неуловимое ощущение. Наверное, нечто подобное было в детстве. Прическу «под мальчика» я носила только в младенчестве. Сколько себя помню, у меня всегда были длинные волосы.

Надо было выходить. Я опять медлила под дверью. Но вечно тут стоять не было смысла.

Я вышла из ванной. Брайен уговаривал Лео поспать немного и набраться сил. Тот отвечал, что надо найти место поудобнее.

– Чем тебе не нравится эта комната? – спрашивал Брайен. – Тем, что ее выбрал я? Ты посмотри, как она близко к медпункту и столовой.

– Этим она мне и не нравится. Ты разве не слышишь этот постоянный гул? И не понимаешь, чем тут дело кончится?

Тут и я услышала отдаленный шум из коридора. Ничего особенного: просто смех, звон чего-то бьющегося, крики. Наверное, пирушка в столовой продолжается.

– Пока еще они находятся там, – сказал Лео. – А потом пойдут гулять по корпусу. И куда зайдут первым делом? От этих товарищей надо держаться подальше. Сейчас я даже постоять за себя не смогу.

– Можно подумать, ты там за себя постоял, – проворчал Брайен. А потом обратился ко мне: – Эл, куда нам пойти лучше всего?

– Почему ты спрашиваешь меня?

– Ты же изучил план эвакуации.

Мне показалось, он все знает обо мне. Что я женщина, что я не каторжник, что я просто притворяюсь. И сейчас он изощренно издевается. Наверное, у меня просто разыгралось воображение. Страх постоянно пытается оправдать себя. Чувствовать страх без какой-либо причины – глупо. Необходимо ее находить. В каждом слове искать подвох, каждую секунду ждать разоблачения. Я просто должна вести себя как ни в чем не бывало. Что сказал бы рядовой каторжник на моем месте?

– Откуда я знаю, куда идти? Наверное, лишь в каторжном отделении никого не осталось и можно спать спокойно.

Брайен засмеялся:

– Твоя правда.

А Лео сказал:

– Наверное, у тебя технический склад ума.

– Наверное.

– Кем ты работал на Земле?

Меня уже начинают задавать вопросы о себе. Надо придерживаться около правды, чтобы не запутаться.

– Программистом, – ответила я.

– Я же говорил: у тебя технический склад ума.

Брайен помог ему встать. Если уж я решила держаться около этих парней, мне нужно было делать вид, что я с ними. Хотя бы предложить помощь. Хотя, наверное, в среде каторжников не принято предлагать кому-то помощь. Я не знала, что делать. И пока думала об этом, все разрешилось само.

Лео держался на ногах довольно стойко. Даже сказал, что сможет пойти сам. Но Брайен как истинный друг все же подставил ему свое плечо. А мне сказал взять сумку с дивана.

– Я взял это из столовой, – охотно объяснил он. – Там на несколько дней, чтобы не помереть с голоду. Я как увидел, что они делают с едой, захотелось хоть что-нибудь спасти.

– Спасти, – проворчал Лео. – Скажи лучше: «Захотелось набить себе желудок».

– Одно другому не мешает.

Мы вышли в коридор. Шум в столовой стал явственней. Кто-то кричал там так, будто его резали. Возможно, так и было на самом деле. Достаточно вспомнить, что они сделали с поварихой.

Я непроизвольно увеличила шаг. Хотелось убраться отсюда быстрее. Брайен вел Лео, а я была свободна, и можно было вырваться вперед. Я решила, что лучше всего будет найти себе комнату на более высоком этаже. Поближе к наблюдательному пункту. Потому что мне обязательно нужно будет пойти туда и попытаться наладить связь с Землей. Но это нужно будет сделать, когда все упьются и заснут. Мне не нужны посторонние и свидетели. Мне нужно будет действовать одной. А сейчас пока лучше об этом не думать, потому что я даже не представляла, как это можно будет провернуть.

– Ты смотри, как он уверенно идет по корпусу. Знает, куда завернуть, – услышала я голос Брайена сзади. – Как будто бы знает тут все.

– Нет, просто у него технический склад ума, – ответил ему Лео.

Глава 24

Мы заглянули в несколько комнат на седьмом этаже, пытаясь найти себе лучшую. Некоторые были заняты. Другие были так разрушены, что находиться в них было неприятно. Во многих комнатах были трупы. Наконец, мы нашли что-то не слишком отвратительное. По крайней мере, тут не было крови, и мебель не вся была поломана.

– Вот тут-то мы и остановимся! – сказал Брайен.

Лицо у него было такое довольное, словно он приехал в отель и снял там номер-люкс.

– Ну что: поужинаем? – первым делом спросил он.

– Лично я устал и хочу спать, – ответил Лео. – К тому же, мы уже несколько раз поужинали сегодня.

Брайен без вопросов повел Лео до кровати. Пока он помогал ему улечься, я оглядела комнату. Здесь была только двуспальная кровать и небольшой диванчик. Для меня был тут только один приемлемый вариант: диванчик. Его нужно было срочно занять. Да не сесть, а разлечься всем телом, чтобы всем показать свои права на него.

Так я и сделала. И когда Брайен оглянулся на меня, он сказал:

– И ты тоже не хочешь поужинать?

– Нет. Я хочу спать.

– А я где буду? Номер-то двухместный! Или мне, по-твоему, ложиться в постель с мужиком?

Сердце мое упало вниз. Снова страх разоблачения. Брайену известно о том, что я женщина? Он почти прямым текстом сказал об этом! Что другое могли значить его слова?

– А ты не ложись со мной в постель, – сказал Лео. – А лучше поужинай лишний раз. Разве не этого ты хотел?

– Пойми, друг, я о тебе забочусь, – начал оправдываться Брайен. – Я же говорил тебе, что не могу рассчитать движения? Во сне я могу дернуться так, что у тебя откроются раны.

– Я очень тронут твоей заботой. Тебе придется ужинать всю ночь, чтобы нечаянно не открыть мне раны.

Они долго спорили о чем-то. Я еле успевала следить за их разговором, время от времени проваливаясь в страхи. Я так и не могла понять, разоблачили во мне женщину или нет. Наверное, все-таки нет. Просто Брайен имел в виду, что не хочет спать в одной постели с Лео. Если бы он знал, до чего я не хочу находиться рядом с ними, он не стал бы так говорить.

Лео кинул в него подушкой:

– Не хочешь спать со мной, так и скажи, изменник! Можешь ложиться на полу. Тут ковролин.

С нарастающей паникой я следила за ними. Они спят друг с другом? Один изменяет другому? Так они не просто друзья? Все это не укладывалось в моей голове. Оказывается, Лео и Брайен извращенцы, и с ними опасно оставаться. Мне придется сбежать от них и искать себе новое пристанище. Среди каторжников нет ничего стабильного и надежного. Все меняется, как в калейдоскопе. Только думаешь, что нашел хоть что-то стабильное, как оно сразу же ломается. Причем, грубым и беспощадным образом.

Как бы там ни было, мне не хотелось бежать от Браейна и Лео. Рядом с ними я чувствовала себя чуть в меньшей опасности, чем без них.

Брайен, наконец, согласился, что глупо спать на полу, когда на двуспальной кровати спит один человек. Он подобрал подушку с пола и кинул ее обратно на кровать.

– Я только душ приму, – сказал он и ушел в ванную комнату.

Лео кинул на меня извиняющийся взгляд.

– Не обращай на него внимания. Он шутит. Сейчас, может быть, даже больше, чем обычно. Надо же как-то создавать видимость, что все нормально и мир не катится в тартарары. Очень удобное средство. Брайену надо запатентовать его.

– Я вижу, ты тоже шутник, – сказала я.

– Да? А я уже перестаю это замечать. Оно становится частью меня. Так вроде как жить легче.

– У тебя, наверное, философский склад ума.

Лео помедлил, прежде чем ответить:

– К сожалению, философия ассоциируется с чем-то упадническим. Она должна быть чем-то возвышенным, ведь в переводе это обозначает «любовь к мудрости». Но сколько я пытался прочесть труды философов, большинство из них нагоняют тоску. Они проповедуют тоску в своих трудах. А это далеко от мудрости. И вот я подумал: наверное, есть люди, которые любят что-то делать, а есть те, которые любят поговорить. У них просто не получилось сделать что-то хорошее, и они начинают убеждать других, что все плохо. Из них и получаются философы. Трудяги бы и хотели бы сказать другим, что все нормально, ребята, не стоит вешать нос. Но им некогда: они работают.

Мне не хотелось слушать излияния преступника. Я заранее знала, что ничего хорошего в них быть не может. Преступник не может быть прав, иначе он не оказался бы за решеткой. Вся его философия оправдывает его преступления. Вот почему они так любят поговорить о жизни. Но слушать это я не желаю.

– Я другого мнения о философах, – сказала я.

Лео почувствовал, что я не расположена к задушевным беседам.

– Ну что ж, – сказал он. – Тогда давай спать.

Он улегся удобнее, а потом приподнялся и сказал мне:

– Спокойной ночи. И спасибо за все, что сделал для меня.

Я почувствовала себя очень неуютно. Я не была готова к тому, чтобы преступник благодарил меня. Это уже переходило всякие границы. Было ощущение, что я этого не заслужила. Хотя я понимала, что сделала даже больше, чем этот Лео мог себе представить. Откуда же могло взяться это странное ощущение? Из-за того, что я думаю об этом человеке как о каторжнике-убийце, в то время как он ничего плохого мне не сделал?

Я хотела как-то ответить Лео, но избитая фраза «в любое время» теряла всякий смысл. Ни в какое другое время я бы не стала помогать преступнику, тащить его на себе, перевязывать и промывать раны. И притворяться его другом, хотя им не являюсь.

– Главное, чтобы рана не начала гноиться, – сказала я.

А сама подумала: а на самом деле есть ли мне какая-то разница, будет она гноиться или нет? И ради кого я беспокоюсь: чтобы человек не болел, или чтобы лично мне было надежнее прятаться за него?

– Мне не составило труда сделать все это, – добавила я. – Трудно было вынести все, что произошло до этого.

– Мне тоже, – признался Лео. – Очень тяжело.

Мы помолчали немного.

– Я вижу, в комнате есть ноутбук, – кивнул на него Лео. – Как ты думаешь, можно ли отправить с него письмо домой?

Я не сразу ответила. Думала, скрывать мне свою осведомленность или нет. И если бы каторжник был обычным программистом, наверняка бы он знал то, что сейчас скажу я.

– Боюсь, что на этом ноутбуке можно только поиграть в игрушки. Связи с Землей на нем нет.

– Почему?

– Над нами только один лунный спутник. И он может связаться только с центральным компьютером. Все остальное не в счет.

– А можно ли подключить этот ноутбук к центральному компьютеру и через него отослать письмо?

Я продолжала терпеливо объяснять:

– Все компьютеры тут могут быть связаны единой сетью. Но отсылать письма можно только с центрального компьютера. Так что этот вариант не подходит.

– А ты бы смог разобраться с центральным?

– Конечно, нет! Нужны пароли и коды доступа. Вручную их подобрать невозможно.

– А вдруг связь уже есть? Надо только воспользоваться.

– Связи нет.

– Откуда ты знаешь?

– А ты разве не видел, как Волк палил по компьютерам из автомата?

– Значит, связь с Землей никак не наладить?

Про Волка я сказала неправду. Я знала, что он стрелял по другим компьютерам. Я видела, как товарищ его остановил. Я надеялась, что центральный компьютер может сохраниться в целости и сохранности. И что я смогу добраться до него и отправить правдивое письмо домой с просьбой о помощи. И мне казалось, что если я сейчас подтвержу Лео, что ничего не получится, я придам этому силу. И оно на самом деле может не получиться. Так что лучше оставить этот вопрос открытым.

– Вслепую подобрать коды и пароли невозможно, – сказала я.

– А хакануть ты бы никак не смог?

– Я не хакер. Я программист.

– Жаль.

Я снова почувствовала к Лео прежнюю неприязнь. Ему жаль, что я не хакер, не преступник! Он хотел бы всех видеть виновными в чем-то.

– Ладно, – сказал Лео. – Попробуем дожить до завтра. А там видно будет.

Нет, мне совершенно не нравился этот человек. Он во всем видел только плохое. Всех философов называл бездельниками. И говорил, что Земля не вышлет нам помощи. Нет, это был невыносимый человек.

– Спокойной ночи, – сказала я.

Через некоторое время я поняла, что он спит. Я осталась наедине со своими мыслями и переживаниями. Опять вспоминались страшные сцены сегодняшнего дня. Повсюду кровь и трупы, насилие и жестокость. На самом деле мне крупно повезло, что я пристала к таким людям, как Брайен и Лео. Большинство каторжников похожи на Волка и Триппера. Если бы я околачивалась возле них, меня бы, наверное, уже убили, а тело расчленили. Надо просто благодарить судьбу, что я встретила таких спокойных Брайена и Лео. Мне надо сменить к ним отношение. По сравнению с другими каторжниками они, наверное, лучшие. Они, да еще тот человек, который искал по корпусу выживших. Интересно, нашел ли он кого?

Думать все эти мысли было тяжело. И я была рада, когда из душа вышел Брайен. На него можно было отвлечься.

– Спит? – спросил он меня шепотом, указывая глазами на Лео.

Я кивнула. Брайен на цыпочках подошел к нему, заботливо потрогал ему лоб, пощупал пульс и поправил на нем одеяло. Проявил почти материнскую заботу.

Я подумала о том, что довольно-таки легко втерлась в их доверие. Если они друзья, почему так легко приняли меня в свою компанию? Могли бы сказать: «Иди откуда пришел». И неизвестно, что бы я делала сейчас в этом корпусе без них. Может, стала бы жертвой какого-нибудь маньяка, которых здесь тысячи.

«Я больше не буду думать о Брайене и Лео плохо, – решила я. – От этих людей зависит мое будущее. Нельзя, чтобы оно зависело от плохих людей. Вот когда все утрясется и Земля нас спасет, тогда я пересмотрю свои принципы. А сейчас – мне нравятся Брайен и Лео».

Я сидела на своем диване и наблюдала за ними. Они мне оба нравились. И мне хотелось поговорить с Брайеном, чтобы занять чем-то свое время, а не вспоминать сегодняшний день.

– Давно вы с ним дружите? – спросила я первое, что пришло мне в голову.

Брайен пожал плечами. Но видно было, что он тоже не прочь поговорить.

– Да как на каторге познакомились, так и стали дружить. Нашли что-то общее. Не помню что. Но мы разные люди. Я простой парень, работяга, все мне по фигу. А это натура возвышенная.

– Чем же?

Я не понимала, как у преступника может быть возвышенная натура. Конечно, он лучше многих здесь. Может размышлять, не кидается с ножом на других, даже благодарит за хорошее. Но любой возвышенный каторжник хуже самого приземленного нормального человека.

– Ну как тебе объяснить? – замялся Брайен. Он описал круг по комнате, а потом уселся на мой диван. – Это сложно объяснить. Мне сначала он придурком показался. Ну, с кем не бывает? А потом смотрю: нормальный пацан. Ты вот тоже мне сначала не понравился.

– Почему?

– Затраханный какой-то.

Я решила не уточнять, что это значит.

– Но ведь первое впечатление часто бывает обманчиво, – безмятежно продолжал Брайен. – А потом когда мы стали с ним общаться, у меня к Лео появилось отцовское чувство.

– Ты старше его?

– На полгода. Для отцовского чувства достаточно. Ты посмотри на него. Он же как подросток в период взросления. Ему надо, чтобы рядом было кто-то, кто смог бы сгладить все углы, сдержать его.

– А ты сам?

– Я – другое дело. Я с детства рос сам по себе. Мать у нас одна, отца нет. Был бы – выдрал нас хорошенько, может, тогда толку с нас было бы больше.

– За что ты попал на каторгу?

Мне не хотелось, чтобы Брайен оказался убийцей, насильником и извращенцем. И я боялась того, что он может сказать. Я только научилась относиться к этим парням нормально. Если он сейчас начнет перечислять свои грехи, боюсь, вся симпатия пойдет насмарку.

– Я попал сюда по глупости, – отрезал Брайен. – Даже вспоминать не хочу.

У меня от души отлегло. Лучше мне не знать об этих парнях ничего плохого. Я подумала, что он может спросить то же самое меня, а мне нечего будет ответить. Надо было перевести разговор на другую тему.

– Кем ты был на Земле?

– О, кем я только не был! Не мог прижиться ни на одной работе. Отовсюду увольнялся, поработав несколько месяцев. Только вот из тюрьмы не могу уволиться. Хотелось бы, да никак.

Он грустно улыбнулся.

– Иногда мне кажется, что это мне специально на долю выпало. Хоть что-то, откуда я не могу уйти сам. Мать всегда повторяла: «Ты когда-нибудь научишься терпеть условия жизни?» Вот сейчас сижу тут и терплю.

– Ты женат?

– Нет. С женами та же история, что и с работами: не могу терпеть условий, сбегаю.

Я усмехнулась. Мне было забавно слушать его. Впервые после бунта каторжников я смогла улыбнуться.

– Ну а ты женат? – спросил Брайен, и улыбка тут же слетела с моего лица.

Перед глазами встал Дэн. Я совсем забыла его! Я позволяю себе глупо улыбаться, в то время как моего любимого человека убили. Это было непростительно с моей стороны. Я не должна была так делать.

– У нас был неофициальный брак. Жили как муж и жена, – сказала я.

Мне не хотелось вдаваться в подробности, это было тяжело. Даже Брайен заметил мое состояние. Он хлопнул меня по плечу:

– С кем не бывает? Она тебя бросила? Ох уж эти женщины. По-моему, от них все зло в мире.

– Нет, – покачала я головой. – Сегодня в нашем корпусе было много зла. Но его сделали мужчины, а не женщины.

– Ну, значит, все зло от мужчин. От злых мужчин. И от злых женщин. Короче, все зло идет от зла. Так тебя больше устраивает?

– Да, – сказала я и даже засмеялась.

Мне определенно нравился Брайен. Хорошо, что он не сказал, за что сидит.