Текст книги "Белый Шанхай"

Невысокая Урсула не могла разглядеть Даниэля из-за чужих спин.

– Власти пытались передать продукты через парламентеров: вам что-нибудь доставалось из этих посылок? – выкрикнула она.

Даниэль покачал головой:

– Бандиты выкидывали все, кроме консервированной тушенки. Они боялись, что в еду может быть подмешано снотворное.

– Они выдвигали какие-либо политические требования? – спросил Клим.

– Ничего они не выдвигали. Деревенские парни становятся грабителями вовсе не из-за политики. У местных крестьян по пять-восемь детей, и они живут в страшной бедности из-за нехватки земельных наделов. Бандиты – это молодежь, которая не может прокормить себя ничем, кроме разбоя.

В толпу журналистов врезался невысокий пухлый господин с саквояжем под мышкой:

– Я доктор Пайпер. Прошу всех немедленно разойтись и не докучать мистеру Бернару. Ему нужен абсолютный покой!

Клим и Урсула отправились на телеграф, чтобы отослать очередные сообщения, но там уже выстроилась громадная очередь. Ждать пришлось несколько часов: где-то оборвался кабель и его далеко не сразу починили.

– Все-таки Эдне невероятно повезло, что ее муж сумел вырваться от бандитов, – повторяла Урсула.

Клим кивал, но думал совсем о другом. Если он предложит Нине начать все заново, что она ответит? “Давай останемся друзьями?” Или все-таки сменит гнев на милость? Может, она не случайно сказала, что с разводом ничего не выйдет?

Отослав телеграммы, Клим чуть ли не бегом бросился на станцию, но когда он вышел на платформу, ему показалось, что он попал не туда, куда надо: на путях стояли пустые вагоны товарняка.

– Где поезд, который вчера прибыл из Шанхая? – спросил Клим у молодого китайца в железнодорожной форме.

Тот посмотрел на него поверх круглых очков.

– Он давно уехал.

4.

Женщина всегда чувствует, когда близость с ней наполняется для мужчины особым смыслом и когда он испытывает пронзительное, остро переживаемое счастье от самой возможности обнимать ее.

Прошлой ночью все было именно так, и Нина страшно изумилась, когда обнаружила, что Клим исчез, не сказав ей ни слова.

Она сидела у окна и ждала его, но прошел час, другой, третий, а Клима все не было. Этому было только одно объяснение: он показал Нине, что она упустила, и ушел, не желая связываться с предательницей.

Теперь она проклинала себя: как можно было усомниться в Климе? Ведь он умный, талантливый и способный на большие поступки! Подумать только – не прошло и полугода, как он устроился в Шанхае и, судя по всему, гораздо лучше, чем его непутевая жена.

Нина бросила Клима не ради кого-то другого, а ради несуществующего “более подходящего мужчины”, который должен был появиться в будущем. Увы, свобода не принесла ей ничего, кроме добровольного, но все же унизительного рабства у Тамары. Что касается истории с фотокарточкой Даниэля Бернара, то это было свидетельство полного фиаско.

Если бы Нина не сбежала с Иржи, она бы получила все, что хотела, и при этом сохранила семью, доброе имя и чистую совесть. А теперь как быть? Проситься назад к Климу? Да примет ли он ее – тем более, когда узнает, в какую аферу она впуталась?

Раздался стук в дверь, Нина вскочила – но это был всего лишь Иржи.

– Даниэль Бернар сбежал из плена! – взволнованно проговорил он. – Он поедет в Шанхай на нашем поезде!

Обессилев от разочарования, Нина опустилась на диван. Да пошел он к черту, этот Даниэль Бернар! Какое ей до него дело?

В конце коридора послышался голос проводника:

– Господа, поезд отправляется через пятнадцать минут! Просьба приготовить обратные билеты.

Нина взглянула на часы: полвторого. Клим не вернется: он ведь сразу сказал, что хочет развестись.

– Вы в порядке? – обеспокоенно спросил Иржи. – На вас лица нет…

– Мы едем домой, – упавшим голосом отозвалась Нина.

5.

Иржи то и дело стучался в Нинино купе и пересказывал, что происходит с Даниэлем Бернаром: то он сходил пообедать в вагон-ресторан, то к нему с визитом явился начальник поезда.

Нина не выдержала и спряталась от Лабуды на открытой площадке последнего вагона – чтобы хоть немного побыть в одиночестве.

Стучали колеса, ветер гнал волны по зеленым полям гаоляна, а Нина стояла, вцепившись в поручень, и плакала.

Ее раскаяние сменились гневом:

– Мы еще посмотрим, кто кого! – шептала она. – Ты еще сам обо всем пожалеешь!

Двери разъехались в стороны, Нина повернулась и в испуге отпрянула: на площадку вышел человек с багровым шелушащимся лицом. Это был “герой ее романа”: Иржи описал Нине его внешний вид.

Закурив, Даниэль подошел к перилам, и они с Ниной долго стояли в молчании. Время от времени она бросала на него недоуменные взгляды: в жизни мистер Бернар оказался угловатым, взъерошенным типом с излишне резкими движениями.

Он тоже поглядывал на Нину.

– У вас очень интересное лицо, – произнес Даниэль. – Никогда раньше не видел такого.

Нина посмотрела на свое отражение в застекленной двери и охнула: она была чумазой, как шахтер. Оказалось, что поручень, за который она держалась, был перемазан в паровозной копоти и, вытирая слезы, Нина испачкала себе щеки.

– Что же вы ничего не сказали?! – возмутилась она. – У вас есть носовой платок?

Даниэль улыбнулся.

– Есть, но я его вам не дам. Если вы превратитесь в нормальную женщину, у меня не хватит духу разговаривать с вами. А так мы даже дополняем друг друга: красное и черное хорошо смотрятся вместе.

Нина растерялась, не понимая, над кем он иронизирует – над ней или над собой.

– Давайте считать себя драгоценностями, спрятанными под невзрачной оболочкой? – миролюбиво предложил Даниэль. – Вы когда-нибудь слышали историю об Императорской печати Китая?

– Вам что, поболтать не с кем? – нахмурилась Нина.

Даниэль пожал плечами:

– Мне показалось, что с вами болтать приятнее, чем с начальником поезда: он мне до смерти надоел. Так слушайте историю: давным-давно человек по имени Бянь Хэ нашел среди холмов кусок нефритовой породы и отнес его князю. Увы, беднягу прогнали со двора. Когда на престол взошел следующий правитель, Бянь Хэ предложил ему свою находку, но опять ничего не добился. Только третий князь распознал, что имеет дело с редким сокровищем. Он повелел вырезать из нефрита символ неба – ритуальный диск би, и вскоре слава об этом разнеслась по всему Китаю. За драгоценный би отдавали города и разрушали царства, и через сотни лет он оказался в руках императора Цинь Шихуанди, который сделал из него наследственную печать. Тот, кто владел ею, получал мандат Небес на правление империей. Мораль: не спешите отвергать неказистые куски породы.

Даниэль явно имел в виду себя, но Нине почудился в его рассказе намек на Клима.

– А где сейчас эта печать? – спросила она.

– Больше тысячи лет ее передавали из поколение в поколение, а потом она пропала при невыясненных обстоятельствах. Достоверно известно только одно: у последних двух династий не было мандата Небес, и дело кончилось распадом империи.

Оказалось, что Даниэль может бесконечно рассказывать о способах выделки фарфора, древних свитках и великих библиотечных катастрофах, во время которых завоеватели месяцами жгли трактаты, накопленные поколениями мудрецов. Его истории были настолько увлекательными, что Нина забыла даже о копоти на щеках.

Два часа пролетели как ни бывало. Можно было только удивляться тому, как быстро Даниэль сумел расположить ее к себе. Все-таки Нина не могла устоять против великолепного образования и чувства собственного достоинства, приправленного легкой самоиронией.

Но дело было не только в этом: им обоим была нужна доза “обезболивающего” – лишь бы не думать о недавних бедах. Нина боялась оставаться наедине с мыслями о Климе, а Даниэлю надо было прийти в себя и осознать, что не будет больше ни убийств, ни унизительных обысков, ни многочасовых переходов по горам. Теперь он мог стоять на площадке вагона и, покуривая хорошие сигареты, беседовать со случайной попутчицей об истории.

Они решили вместе поужинать. Нина сходила умыться и явилась в вагон-ресторан с подправленной прической и чуть подкрашенными губами.

– Если бы бандиты не забрали мой багаж, я бы тоже принарядился к вашему приходу, – сказал Даниэль. – У меня в чемодане имелся дивный немецкий противогаз, купленный на блошином рынке.

Тамара оказалась права: мистер Бернар был необыкновенным человеком.

6.

Всю дорогу до Шанхая Нина почти не расставалась с Даниэлем: ей было безумно интересно с ним.

“Может, это действительно судьба?” – в смятении думала она. Представить его своим любовником было невозможно, но ведь обгоревшее лицо заживет, а к неприятно резким движениям можно привыкнуть.

“Мне срочно нужна новая любовь, – повторяла себе Нина. – Клима все равно не вернуть, а жить одна я не могу”.

Наконец поезд подъехал к Северному вокзалу, и пассажиры высыпали на перрон.

Гудели голоса, раздавались свистки паровозов и выкрики носильщиков. По ногам гулял горячий воздух, вырывавшийся из-под платформы.

Нина так разволновалась, что позабыла все, что собиралась сказать на прощание. Даниэль тоже молчал и нервно вертел в руках ее визитную карточку.

– Я рад, что мы познакомились… – начал он, но тут к нему подлетела молодая женщина в клетчатом костюме.

– Жив! – крикнула она, бросаясь ему на шею.

Нина в изумлении смотрела на нее: господи помилуй, кто это?!

Лицо Даниэля приняло бесстрастное выражение – будто он находился на деловой встрече.

– Эдна, позволь представить тебе мисс Нину Купину. Нина, это моя жена Эдна.

Место миссис Бернар было уже занято.

Эдна поздоровалась с Ниной и тут же забыла о ее существовании.

– Пойдем, машина уже ждет нас! – позвала она Даниэля.

Он последовал за ней и даже не оглянулся. Потрясенная Нина смотрела им вслед.

– Неужели мистер Бернар не признался вам, что он женат? – съязвил Лабуда, появляясь на подножке вагона. – Какой негодяй! А вы сказали ему, что вы замужем? Нет? Наверное, тоже запамятовали.

– Когда-нибудь я вас выгоню, шут гороховый! – сквозь зубы процедила Нина, но Иржи лишь рассмеялся:

– Смиритесь, ваше величество: я – единственный мужчина, которого вы заслуживаете. И в отличие от ваших принцев, я никогда вас не брошу.

Глава 7
Драка в ресторане

1.

Раньше никто из белых девушек Шанхая не соглашался танцевать с китайцами, но с приездом русских все поменялось. Для того, чтобы устроиться такси-гёрл, не надо было знать английский язык, и сотни иммигранток растеклись по портовым кабакам. Они кормили целые семейства за счет фокстротов, танго и единственной фразы: “Darling, one small bottle of wine please”.[8]8
  Дорогой, одну маленькую бутылку вина, пожалуйста (англ.)


[Закрыть] Им было все равно, кто их приглашал – белые, желтые или черные, лишь бы клиенты платили деньги.

Все западное, а особенно танцевальные вечеринки, вызывало у молодых азиатов жгучее любопытство, и владельцы ресторанов быстро смекнули, что на китайских парнях и русских девушках можно заработать неплохие деньги.

Дела в “Гаване” шли плохо, и Марта тоже велела охране пускать цветных посетителей.

– Класс заведения падает! – возмущалась Бэтти. – Это что же получается? Теперь любой китаец сможет заплатить пятьдесят центов и прижаться к белой даме?!

Сама она была бразильянкой, и ее лишь с большой натяжкой можно было назвать белой, но на этот счет с Бэтти никто не спорил: оскорбившись, она могла дать в морду.

Она объявила хозяйке, что ни за что не станет танцевать с узкоглазыми, и Марте пришлось смириться: у Бэтти и так было полно клиентов, и ссориться с ней не стоило.

Остальным девушкам Марта велела не строить из себя недотрог, но такси-гёрл тайком договорились с управляющим, чтобы тот направлял всех китайцев к безответной Аде. А ей даже пожаловаться было некому: Клим уехал и оставил ее одну.

Ада была избавлена от позора только по пятницам: в этот день у американских морпехов была получка, они гуляли до утра и цветные даже не совались в “Гавану”.

Поначалу Ада надеялась познакомиться с каким-нибудь хорошим моряком, который влюбится в нее и увезет с собой в США. Между такси-гёрл ходили слухи о русской красавице из ресторана “Черные очи”, которая вышла замуж за капитана военного крейсера. Если у нее получилось, то почему у Ады не получится?

Но Марта, подслушавшая разговоры такси-гёрл, сказала, что американские офицеры не берут за себя портовых девок, а матросы и морские пехотинцы могут обещать все, что угодно, – им все равно не дают жениться без позволения начальства.

– Если хочешь замуж, пригляди себе богатого старичка: желательно лысого и беззубого, – советовала Аде Марта. – Такие привыкают, что женщины на них не смотрят, и на радостях могут не только жениться, но и завещать тебе весь капитал. Ты лет десять промучаешься с ним, а потом овдовеешь.

Аду аж передергивало от ее слов.

2.

В ту пятницу вечер с самого начала не задался: Аду никто не приглашал. К тому же в “Гавану” явились итальянские моряки с крейсера “Либия”, а у них с американцами были давние счеты, и такси-гёрл заранее нервничали: вдруг клиенты передерутся между собой?

Ада сидела за стойкой, щелкала семечки и смотрела, как итальянский матрос танцует с Бэтти. Он крутил ее так, что длинная бисерная бахрома на ее платье разлеталась, словно брызги.

За соседним столом развалился американский капрал: он был пьян, курил одну сигарету за другой и, если его окликали, огрызался, как старый бульдог. Он первым пригласил Бэтти, но она удрала от него к итальянцам, и теперь морпехи насмехались над ним.

“Хорошо бы охрана выпроводила его, а то он натворит дел!” – думала Ада, разыскивая взглядом управляющего.

Тот разговаривал с молодым японцем и показывал ему на Аду. Судя по вееру танцевальных билетов, клиент собирался потратить в “Гаване” немало денег.

Ада приосанилась, но по пути к ней японец нечаянно задел капрала. Ухватив парня за грудки, тот что есть силы толкнул его к итальянцу. Все вскочили, музыка оборвалась, и только дурной барабанщик продолжал размеренно бить колотушкой.

– Полиция! – тонко вскрикнула Ада, но на нее никто не обратил внимания.

Отодвинув Бэтти в сторону, итальянский матрос сначала ударил японца, а потом врезал по роже капралу. Морпехи кинулись их разнимать, такси-гёрл завизжали, а вскочивший на ноги японец вдруг выхватил револьвер и пальнул в обидчика.

Звук от выстрела был таким громким, что у Ады заложило уши. Она думала, что итальянец сейчас упадет, обливаясь кровью, но он продолжал дубасить поверженного врага.

Ада почувствовала обжигающую боль в левой лодыжке.

– Ее ранили! – заорала Бэтти, но Ада не поняла, о ком идет речь. Лица вокруг нее поплыли, и она потеряла сознание.

3.

По дороге в больницу Марта страшно ругала цветных – в особенности японцев, которые хватаются за оружие по любому поводу.

– Хорошо хоть он в тебя попал, а не в клиентов, – сказала она Аде. – А то бы мою “Гавану” мигом закрыли.

Ада кивала, всхлипывая и дрожа. Ее трясло не столько от боли, сколько от ужаса: “Ведь меня могли убить!”

Лысый доктор с моноклем на шнурке наложил Аде швы и забинтовал ногу.

– Ничего страшного: кость не задета, – сказал он. – Через месяц заживет.

Ада схватилась за сердце.

– Как же я буду танцевать?!

– Никак! – отрезал доктор. – Будешь дома сидеть, если не хочешь без ноги остаться.

– Очень мило… – пробормотала Марта и выругалась.

Она довезла Аду до Дома Надежды и помогла ей подняться в комнату.

– Где Клим?

– Я не знаю, – жалобно отозвалась Ада. – Он уехал две недели назад и даже не сказал, куда.

– Если полицейские сунутся к тебе, говори, что сама о гвоздь поранилась, – сказала Марта на прощание.

Ада долго сидела в темноте. Она не могла не то что сходить за провизией, а даже принести себе кипятка из кухни. Как она будет прыгать по лестнице на одной ноге? Даже вынос ночного горшка теперь был непосильной задачей, и Ада похолодела, подсчитав, сколько ей придется заплатить за это соседским мальчишкам.

Она попробовала ступить на раненую ногу. Ой, нет – больно!

Все кончено: этот японец убил ее. Клима нет и неизвестно, когда он вернется, а сама Ада не сможет работать и очень скоро умрет от голода. Чэнь придет за квартирной платой и найдет высохший трупик под одеялом.

Ада запалила свечу и достала из-под подушки мятую бумажную иконку.

– Господи, пожалуйста, сделай что-нибудь! Я ведь пропаду, понимаешь?

Намолившись и нарыдавшись, она попыталась забраться к себе на верхние нары, но не смогла и уснула на постели Клима.

4.

Утром Аду разбудили голоса, доносившиеся с улицы. Перед воротами Дома Надежды стояла Бэтти, разряженная в пышную юбку и красный жакет с воротником из перьев. Чэнь не хотел ее пускать, но та обдала его такой задиристой бранью, что хозяин отступил.

Бэтти поднялась в комнату Ады и, грохнув дверью о стену, остановилась на пороге.

– И ради этого скворечника ты готова танцевать с китайцами? Ну и дура!

Она подошла к столу и вытащила из сумки консервы, печенье и копченую колбасу.

– Вот тебе еда на первое время. Мы с девчонками решили, что будем навещать тебя, пока ты не поправишься.

– Спасибо! – растрогано прошептала Ада.

Бэтти уселась на табурет и, достав папиросы, закурила:

– Слушай меня: в твоем положении не иметь денег просто опасно. Лови момент, пока ты малолетка, и переводись на второй этаж. Я знаю, о чем говорю: мне тоже было несладко, когда я приехала в Шанхай. Я служила буфетчицей на пароходе, а меня списали на берег за приставание к пассажирам. Капитан сказал, что я тут сдохну, – а я, как видишь, не пропала.

Ада смотрела на нее такими глазами, что Бэтти расхохоталась:

– Я тебе добра желаю! Запомни: мужчины любят красивых, смелых и гибких. Ты на шпагат садиться можешь? Нет? Ну так научись! А еще смотри, что работает…

Бэтти выкинула окурок в окно и, сняв шляпку, согнулась пополам и встала на руки. Упавший подол накрыл ее с головой.

Ада изумленно смотрела на ее черные чулки и белоснежные панталоны с лентами.

– Ну как? – спросила Бэтти из-под юбки.

– Впечатляет, – сказал, появляясь в дверях, Клим.

Ада ойкнула.

Бэтти, махнув ногами, перевернулась и кокетливо поправила прическу.

– Здрасьте-здрасьте! А мы уж заждались тебя.

Она похлопала по плечу пунцовую от смущения Аду.

– Ты гляди, какой он у тебя красавец стал! И костюмчик новый, и галстук… Ну ладно, голубки, я пошла, а вы воркуйте на здоровье. Но ты, Ада, подумай над моим советом – а то твой сожитель исчезнет и оставит тебя без гроша.

Подхватив шляпку и сумку, Бэтти вышла.

– Я ей сто раз повторяла, что вы не мой сожитель! – возмущенно проговорила Ада.

Клим сел рядом с ней на постель:

– Что у тебя с ногой?

Ада рассказала ему про стрельбу в “Гаване”.

– Извини, – проговорил он, опустив глаза.

У него был такой вид, будто он обвинял себя в том, что случилось.

– У меня есть хорошая новость: меня повысили на службе, и теперь я стану получать по тридцать долларов в неделю. А потом, даст бог, еще больше.

Ада даже представить себе не могла такую кучу денег.

– Ой, как здорово! Значит, мы не пропадем, да? – У нее затряслись губы. – А ведь Бэтти уговаривала меня пойти в проститутки, и я думала, что соглашусь…

Клим нахмурился.

– Пообещай, что никогда не станешь продажной девкой!

– А вы пообещайте, что никогда не бросите меня! Вы ведь меня любите, правда?

– Ну… Как тебя не любить?

Клим встал и отошел к окну, словно испугался, что Ада бросится ему на шею.

– Не будь мы с тобой дураки, мы вполне могли бы быть счастливы, – задумчиво проговорил он. – Но нам подавай луну с неба: ты мечтаешь об Америке, а я бы хотел… – Клим вздохнул и закрыл окошко. – Ладно, не важно.

– Вы и вправду дурак! – вырвалось у Ады. – Вы что, до конца дней собрались хранить верность своей Нине? Нужны вы ей, как прошлогодний снег!

– Да я и сам себе не особо нужен, – вдруг разозлился Клим и вышел из комнаты.

Ада запустила ему вслед подушку. Как это унизительно, когда кто-то любит так сильно – и не тебя!

5.

Записная книжка “Доходы и расходы”

Благодаря репортажам из Линьчэна, продажи нашей газеты удвоились, и мистер Грин официально посвятил меня в журналисты. Отныне у меня есть собственный рабочий стол, ящик для писем и удостоверение “Пресса” с фотографией, на которой я выгляжу, как солдат с плаката “А что ты сделал для победы?”

Новости у нас такие:

Эдна вернулась из Кантона, и ее рассказ о националисте Сунь Ятсене произвел большое впечатление на публику. Оказалось, что неугомонный доктор нашел себе нового союзника – Советскую Россию. Москва не оставила планов совершить Мировую революцию и пообещала ему не только кредит на борьбу с империализмом, но и политических и военных советников. Большевики помогут китайским националистам реорганизовать их партию Гоминьдан в массовую боевую организацию наподобие ВКП(б), а красные командиры создадут на юге Китая сильную армию.

Но это еще не все! По приглашению Советов китайская молодежь десятками едет в Москву – учиться делать революцию. Потом этих юношей и девушек распределят по крупным городам – дабы они готовили почву для антиимпериалистического восстания.

Пополнив кассу русскими деньгами, Коммунистическая партия Китая начала стремительно разрастаться. Совсем недавно это был кружок воинствующих романтиков, а теперь в Кантоне, столице провинции Гуандун, заговорили о счастливом союзе коммунистов и националистов: мол, они сумеют объединить вокруг себя народ и взять власть в Китае.

Кого-то эти грандиозные планы пугают, кого-то смешат, а мне интересно: осознает ли Сунь Ятсен, что большевики мечтают не о свободном Китае, а о его вхождении во Всемирный Союз социалистических республик – под своим руководством, разумеется?

Видно, доктору не из кого выбирать, и он водит дружбу с теми, кто согласен помогать ему здесь и сейчас.

Я мог бы еще долго писать о мировых новостях: об отставке китайского президента или гиперинфляции в Германии, но, честно говоря, все это не оставляет в душе никаких следов.

Стоит мне хоть на миг снять маску деловитого и невозмутимого человека, как Ада начинает подтрунивать надо мной: “Опять жену вспомнили?” Я отнекиваюсь, но она, к сожалению, права: я все еще чувствую на себе отпечатки Нининых ладоней – как ссадины, когда крови нет, а больно.

Я все время думаю о своей жене.

Зачем люди совершают поступки, заведомо причиняющие им вред? Мы похожи на китов-касаток, которые выбрасываются на берег и медленно погибают от собственной тяжести. Кто нас заставляет так поступать? Какой-то неведомый инстинкт саморазрушения?

Нина взвесила мое сердце на ладони и отправила его в мусорный бак, и меня обуревает жажда найти ее и потребовать объяснений: что это было? Извини, но со мной нельзя так поступать!

Эх, неумение проигрывать – страшная штука!

Ада заставила меня снять двухкомнатную квартиру этажом ниже, и теперь у нас есть собственные уборная и кухня – правда, без электричества. Раны Ады зажили, но я отговорил ее возвращаться в “Гавану” и пообещал, что буду давать ей деньги на карманные расходы.

Моя доброта когда-нибудь погубит меня! Первым делом Ада купила у белошвеек развратные панталоны в кружевах и теперь целыми днями учится стоять на руках – с явным намерением соблазнить меня. Я скрываюсь от нее в своей комнате, но она ломится в дверь и просит подержать ее за ноги:

– Вы же не хотите, чтобы я грохнулась и сломала себе что-нибудь?

Она прекрасно понимает, что даже святых можно взять измором, и мне постоянно приходится напоминать себе, что Ада малолетка и я не должен брать грех на душу.

Сегодня мы заключили сделку: она поклялась не приставать ко мне, а я пообещал найти ей работу. В случае нарушения клятвы я немедленно сниму ее с довольствия и перееду на другую квартиру. Ада согласилась, но при условии, что наш договор будет действовать только до ее совершеннолетия. Она убедила себя, что через год я охладею к Нине и из меня выйдет отличный муж – состоятельный, заботливый и в меру ворчливый.

Я чувствую себя как перед кассой в синематографе: хочется посмотреть “Прекрасную леди”, но на нее не попасть, и все, что мне остается – это “Лишняя девушка”.

6.

Клим объявил Аде, что нашел для нее работу: миссис Эдне Бернар нужна была грамотная и аккуратная особа, которая сможет навести порядок в ее домашней библиотеке.

– Только держи язык за зубами и ни словом не упоминай о “Гаване”, – велел Клим. – Эдна состоит в Лиге Морального Благоденствия и не потерпит в доме девушку, которая работала такси-гёрл.

Ада была наслышана об этой Лиге: в нее входили богатые дамы, мечтающие изжить проституцию в Китае. В ход шли гневные статьи в церковных листках, страстные проповеди и даже пикеты у здания Муниципального Совета. Но сколько порядочные дамы ни воевали с пороком, у них ничего не выходило: слишком уж многие законодатели любили наведываться к проституткам.

Клим объяснил Аде, как доехать до Бернаров, и после упоительного путешествия на трамвае она добралась до тихой зеленой улочки, где не было ни одной души, если не считать китайского садовника, который подстригал живую изгородь.

Ада во все глаза смотрела на башенки с флюгерами и на ворота, украшенные чугунными завитушками. Ей казалось, что она попала в царство эльфов и ее сейчас непременно выгонят – простым смертным не место в сказке!

Когда молодой слуга впустил Аду в дом, она окончательно струсила. Никогда в жизни, даже в самом безумном сне, она не видела такой красоты! По углам стояли статуи, стены украшали картины, а под потолком висели вентиляторы – громадные, как крылья ветряных мельниц.

Господи, и за что людям такое богатство?! Чем они занимаются, чтобы заслужить все это?

Слуга ввел Аду в заваленный бумагами кабинет и, поклонившись, исчез. Вид хозяйки потряс Аду до глубины души: волосы миссис Бернар были закручены в пучок, но вместо шпилек из него торчали два карандаша; руки были перепачканы чернилами, а вокруг босой ноги обвился черный провод. В таком виде хозяйка сидела на столе и разговаривала по телефону.

Миссис Бернар сделала Аде знак подождать и закричала в трубку:

– Мы организовали фонд для спасения заложников с “Голубого экспресса”. Бандиты просили два миллиона долларов, но мы нашли посредника, который договорился на меньшую сумму.

Наконец хозяйка повесила трубку и повернулась к Аде:

– Мисс Маршалл? Клим Рогов дал вам самые лучшие рекомендации. Что вы можете рассказать о себе?

Говорить о себе Ада не умела. Не будешь же хвастаться: “Я красивая, добрая и очень сообразительная”?

Слава богу, миссис Бернар сама начала задавать вопросы, и слово за слово Ада поведала ей о своем детстве и о путешествии из Ижевска в Шанхай.

– Да, вам не повезло… – посочувствовала хозяйка. – Но если вы будете стараться, у вас все наладится.

Она отвела Аду в большую светлую комнату, заставленную коробками с книгами. Собрания сочинений лежали на полу и на стульях; что-то валялось на полках, а что-то было рассовано по шкафам.

– Ваша задача – составить подробный каталог и разложить книги так, чтобы их легко было найти, – сказала хозяйка. – Я буду платить вам двенадцать долларов в неделю. Идет?

Ошеломленная Ада кивнула. Она пыталась найти слова благодарности, но миссис Бернар было некогда ее слушать: в кабинете снова зазвонил телефон, и она убежала.

– Можете приступать к работе! – донесся ее голос из коридора.

Ада была потрясена: счастье, о котором она даже не смела мечтать, свалилось на нее слишком неожиданно. Двенадцать долларов в неделю – с ума сойти! И это за то, чтобы ходить на службу в прекрасный особняк и перебирать книги! А ведь Ада думала, что самое большее, на что она может рассчитывать, – эта работа билетерши при карусели.

Она с трепетом взяла в руки первую книгу, потом вторую, третью… Честно говоря, библиотека Бернаров ее разочаровала: “Сельское хозяйство в Центральном Китае”, “Промышленная революция в Англии” – кому это может быть интересно?

Все утро Ада подклеивала порвавшиеся корешки и выпавшие страницы, а в двенадцать часов в дверь постучал аккуратно подстриженный китайский паренек.

– Меня зовут Сэм, я бой номер пять, – представился он. – Наш повар Юнь велел, чтобы ты шла на кухню обедать.

По дороге он рассказал, что в доме служат пять боев, три горничных, два грума, конюх, садовник, прачка, судомойка, шофер, кухонный мальчик, экономка и посыльный.

– И это на семью из двух человек? – изумилась Ада.

– Много слуг – это хорошо, – с гордостью ответил Сэм. – Это значит, что у нас дом, в который не стыдно приглашать гостей. Тебя на время взяли или насовсем?

Ада пожала плечами:

– Не знаю. Но хотелось бы насовсем.

– Тогда придумай себе дополнительное задание, и когда закончишь с книжками, попробуй уговорить мисси, чтобы она тебя оставила. Только не делай чужую работу, иначе слуги подумают, что ты отнимаешь у них заработок. А если они тебя возненавидят, то точно выживут. Юнь недавно поссорился с горничной и несколько дней подкладывал ей в еду какую-то травку, от которой ее страшно пучило. С ней нельзя было находиться в одной комнате, и мисси ее уволила.

Ада схватилась за сердце:

– Я и не хочу…

– Да ты не трусь! – успокоил ее Сэм. – Мы тебя обижать не будем. Главное, сама ни с кем не ссорься.

Он провел Аду во вторую кухню – не ту, где готовили для господ, а ту, где стояла беленая китайская печь с целым выводком закопченных горшков.

В стенной нише висел покоробившийся портрет бога Цзао Вана, покровителя домашнего очага, а над разделочным столом колдовал Юнь – старик с медным лицом и редкой седой бородкой, заправленной за воротник куртки. Он доставал из корзины луковицы и за несколько секунд чистил их и рубил на полупрозрачные кольца. Звук от ударов его ножа был такой, словно строчила швейная машинка.

Старшие слуги уже отобедали и разошлись, и кухонный мальчик убирал посуду. Завидев Сэма и Аду, он налил им по миске супа с желтой лапшой.

– А ложку можно? – робко спросила Ада, когда он сунул ей палочки для еды.

– Нельзя! – отрезал Юнь. – Учись есть, как все люди!

Перепуганная Ада села рядом с Сэмом и попробовала подцепить лапшу палочками.

– Похвали Юня! – едва слышно шепнул Сэм.

– М-м-м, прелесть какая! – протянула Ада. Лапша и вправду была вкусной, но поймать ее было нелегко.

Ада пыталась есть как Сэм – держа пиалу у самого рта, но так получалось еще хуже: она только облилась.

– Сейчас будет второе блюдо, – пообещал кухонный мальчик.

Юнь достал из-под стола круглую плетенку, взял вилку на длинной ручке и вытащил из-под крышки… живую змею! В один прием он отсек ей голову и содрал с тела кожу.

На сковороде зашипело масло, из печи взметнулся огонь, и портрет Цзао Вана заволокло облако пара. Через минуту Юнь подсунул Аде два поджаренных куска мяса:

– Ешь!

Та сидела ни жива ни мертва.

– Лучше не отказывайся, – проговорил Сэм.

Послышались шаги, и в кухню вошел мужчина в костюме для верховой езды и с пробковым шлемом под мышкой.

– Юнь, дай-ка мне несколько яблок!