Текст книги "Куриный бульон для души. Сила «Да». 101 история о смелости пробовать новое"

40 дел, которые нужно успеть до 40

Вы можете развиваться так, чтобы цвести и двигаться в нужном направлении. Это – достижимая цель. И она стоит приложенных усилий.

Дебора Дэй

– Мама, ты мне не нравишься, – однажды заявил мне мой четырехлетний сын.

– Да? Почему? – спросила я.

– Ты некрасивая.

Вот спасибо, сынок!

Будучи матерью троих детей – шести, четырех и двух лет, – я действительно довольно мало времени посвящала своему внешнему виду. В конце дня, уложив наконец малышей спать, я обычно чувствовала себя слишком усталой. Брала бокал с вином, пульт от телевизора и падала на диван, чтобы посмотреть какую-нибудь бессмысленную развлекательную передачу. Просто отключалась от своих собственных дел и проблем, представляя себя кем-то другим. Коллегой Оливии Поуп в Белом доме в сериале «Скандал». Помощником Ри Драммонда в сериале «На ранчо». Победителем конкурса «Танцы со звездами».

В реальности же я в тренировочном костюме с вытянутыми коленками валялась на диване, засыпанном крошками от чипсов и печенья.

Я успокаивала себя: «У меня трое маленьких детей. Я и так делаю все, что в моих силах. Я выживаю». Но рутина все больше поглощала меня. Дети, работа с полной занятостью, домашние дела. От веселой симпатичной девушки, которой я когда-то была, не осталось и следа. Я смирилась и привыкла к новой, замученной версии Лии Исбелл. Я больше не оценивала себя: привлекательная я или нет, просто даже не задумывалась над этим.

Но когда сынишка сказал, что я – некрасивая, что-то изменилось. Тем вечером, умываясь, я чуть дольше задержалась у зеркала. Нет, нос, лоб, щеки – все это осталось прежним. Но глаза…

У моих детей – прекрасные глаза. Они лучатся любопытством, озорством, жаждой приключений. А мои – того же цвета и разреза – стали печальными, тусклыми, потухшими.

Вечером, вместо того чтобы включить телевизор и устроиться на диване с бокалом вина, я взяла блокнот, ручку и начала составлять список. Список своего спасения, свой путь из мрака, шанс вернуть блеск моим глазам. Этот список должен был показать детям, как важно иметь мечты и стремиться к ним. Мне же он должен был показать, что я заслуживаю быть приоритетом в собственной жизни.

Признаюсь, я и раньше составляла подобные списки, но все планы оставались на бумаге. В этот раз я записывала только достижимые цели – и шаги, которые нужно было предпринять. Я включила в список:

1. Места, в которых хотела побывать. Рядом указала, в какую сумму обойдется поездка, сколько я смогу откладывать на нее денег каждый месяц и когда удастся собрать нужную сумму.

2. Марафоны, в которых хотела принять участие. Рядом я указала реальный режим тренировок для подготовки.

3. Книги, которые хотела бы прочитать. Для этого нужно было восстановить свой абонемент в библиотеке и перестать включать по вечерам телевизор.

Я успокаивала себя: «У меня трое маленьких детей. Я и так делаю все, что в моих силах».

4. Старые (заброшенные после рождения детей) и новые хобби.

А еще я оставила пять пустых строчек, чтобы заполнить их позже.

Всего в моем списке было сорок пунктов. Все это я хотела успеть сделать до того, как мне исполнится сорок лет. То есть на все про все у меня шесть лет. Вполне реальный срок.

Я сделала большой, но при этом самый простой шаг – составила список. Теперь важно было не потерять настрой.

Первое, что я хотела сделать из списка, – участие в зимнем заплыве. Это благотворительное мероприятие проводится с целью сбора средств для паралимпийцев. Я живу в Миннесоте. По какой-то необъяснимой причине прыжок в замерзшее озеро в январе казался мне чрезвычайно привлекательным занятием. Настоящее приключение, на которое непросто решиться. Каждый год мои коллеги собирали команду, но я каждый раз либо была беременна, либо только что родила. В этот раз я точно приму участие.

В утро заплыва я натянула спортивный костюм 80-х годов, а волосы стянула в высокий хвост. Сын взглянул на меня и широко улыбнулся:

– Вау, ты выглядишь супер…

Неужели старый костюм был так хорош? Или он разглядел в моих глазах вернувшийся свет?

Ожидание прыжка было тяжелее самого испытания. Я приближалась к платформе, чтобы прыгнуть в ледяное озеро. А вдруг я замерзну? Будет ли мне страшно? Уйду ли я под воду с головой? Что, если потом я заболею? Я взяла подругу за руку, и страх немного отступил. Я приняла вызов. Мы прыгнули вместе и хором закричали от возбуждения и ужаса.

Но когда сынишка сказал, что я некрасивая, что-то изменилось.

Вылезая из озера, я чувствовала себя гордой и счастливой.

– Я сделала это! – кричала я.

Но самое приятное ждало меня дома. Муж протянул мне ручку, вместе мы подошли к моему списку, приклеенному к дверце холодильника, и вычеркнули этот пункт.

Все участники того заплыва получили голубые футболки с длинными рукавами. Время от времени я надевала ее дома, и сын каждый раз говорил:

– В следующий раз я прыгну вместе с тобой!

С каждым вычеркнутым пунктом я чувствовала, как снова становлюсь прежней собой – озорной девчонкой, которая любит жизнь и не пропускает ничего интересного. Сперва я боялась, что этот список сократит мое «материнское» время, но дети с любопытством наблюдали за моими подвигами, а нередко и участвовали в них. А в глазах мужа я снова увидела восхищение и удивление. Постепенно в мою жизнь возвращались старые друзья – у них тоже есть семьи, и вместе мы придумывали новые интересные развлечения. И я снова стала красивой.

Лиа Исбелл

На краю света

Невозможно открыть новую землю, не решившись сразу же и надолго потерять из виду всякие берега.

Андре Жид

Зазвонил телефон, и я подбежала снять трубку. Я ждала звонка от мужа, студента-теолога, учащегося в колледже в 943[7]7
  1518 км. – Прим. ред.


[Закрыть] милях от дома. Мы знали, что нам придется переехать, когда он получит назначение. Я тревожилась, не зная, куда занесет нас судьба.

– Ну, ты уже знаешь, куда мы едем? – выпалила я.

Муж выдержал паузу, а потом произнес:

– Икалуит[8]8
  Город на северо-западе Канады, на берегу Северного Ледовитого океана, в зоне вечной мерзлоты. Зимой в городе дуют холодные ветра со скоростью до 130 км/ч, летом температура в среднем поднимается до 7–8 градусов тепла. В городе проживают около 7 тысяч человек. – Прим. ред.


[Закрыть].

Я никогда не слышала такого названия и вряд ли смогла бы повторить его, поэтому переспросила, где это.

– Баффинова Земля, – ответил Рон,

– Что?! Баффинова Земля? Это же в Арктике, на самом краю света! Это же край снегов и льдов! Ну, хорошо, пошутил – и хватит. Скажи, куда мы едем.

И он повторил:

– Икалуит, Баффинова Земля.

Я ушам своим не верила. Баффинова Земля была последним местом в мире, которое мне когда-либо хотелось посетить, – не говоря уже о том, чтобы там жить! Это отдаленный, уединенный остров, добраться до которого можно только по воздуху. Я не смогу увидеться с друзьями и семьей целый год, ведь билеты на самолет стоят безумно дорого. Я всегда считала, что готова отправиться за Роном на край земли, но Икалуит – это уже слишком!

Прошло несколько дней, прежде чем я справилась с потрясением. Я вооружилась атласом, нашла Баффинову Землю и узнала: Икалуит находится в провинции Нунавут на дальнем севере Канады. В то время в Икалуите жило около 6000 человек, причем 80 процентов составляли инуиты.

У меня было три месяца на сборы и подготовку к отъезду. В редкие моменты перспектива увидеть нечто принципиально новое казалась мне даже заманчивой. Все остальное время мне приходилось бороться с собой.

Улетали мы 1 июня. В аэропорт нас отвезли брат и его жена. С собой мы взяли четыре чемодана с личными вещами, один из которых был под завязку набит христианской литературой, а также верного десятилетнего пса и девятилетнюю кошку. Новое приключение пугало. Оказавшись в воздухе, я поняла, что обратного пути нет, нравится мне это или нет. Расставание с родными и друзьями оказалось для меня самым тяжелым испытанием в жизни.

Через три часа самолет приземлился. Я вдохнула холодный воздух, огляделась, и мне показалось, будто я высадилась на Луне. Все было настолько чужим! Мы ехали по городу, и я почувствовала себя на задворках Канады. На главной улице не было ни тротуаров, ни светофоров – только несколько магазинов. Местные носили теплые куртки. Несмотря на июнь, на земле лежал снег.

Через десять минут мы прибыли в наш «дом вдали от дома»: небольшую квартиру на втором этаже. Всю свою жизнь я прожила в частном доме, окруженном садом. Смогу ли я к этому привыкнуть?

Я огляделась, и мне показалось, будто я высадилась на Луне.

Муж мой адаптировался к новой жизни быстрее, чем я. Целыми днями я сидела дома одна и чувствовала себя покинутой и ненужной. Иногда я принималась обустраивать наш быт, но быстро теряла энтузиазм. Каждый вечер я с нетерпением ждала возвращения мужа, но, когда он за ужином делился своими успехами, я чувствовала только раздражение и злость. «А обо мне ты подумал?! Зачем я здесь?! На что трачу целый год свой жизни?!» К счастью, я ни разу не произнесла этого вслух.

По воскресеньям я ходила в церковь, где познакомилась с двумя женщинами моего возраста. Поначалу мне не очень хотелось с ними сближаться, потому что мысленно я уже готовилась уезжать. Тем не менее я пригласила их на свой день рождения, и их сильно впечатлила привезенная нами домашняя библиотека. В шутку я сказала, что мы могли бы открыть небольшой магазинчик христианской литературы в церкви, и они почему-то с огромным энтузиазмом уцепились за эту идею.

Несмотря на мой скептический настрой, с того дня я постоянно обдумывала идею с магазином. При поддержке мужа мы открыли его уже через полтора месяца и назвали «Благословение». Я по-прежнему относилась к затее как к чему-то временному, но по прошествии нескольких месяцев обнаружила, что мне будет очень жаль бросить наш магазин.

Когда епископ спросил, готовы ли мы продлить свое пребывание на севере, мы подписали контракт еще на два года. А потом еще на два. И хотя за эти пять лет я так и не смогла привыкнуть к погоде и ряду других аспектов жизни в Арктике, я всем сердцем полюбила людей и традиции Дальнего Севера. И многое узнала о себе самой. Новый опыт помог нам с мужем стать сильнее, а наш брак сделал прочным. А бесценные воспоминания останутся с нами на всю жизнь.

Кэролайн Маклин

Лучшее – впереди

Большинство людей счастливы настолько, насколько они решили быть счастливыми.

Авраам Линкольн

В мой сорок четвертый день рождения я грустила. Я сидела, скрестив ноги, в надувной лодке на озере Кристи и смотрела, как мимо несется водный лыжник. Слезы текли по моим щекам. Я чувствовала себя старой… толстой… отжившей свое. Неужели мои лучшие годы позади?

Я предалась счастливым воспоминаниям и перенеслась во времена своей юности. Я училась кататься на водных лыжах и целых три лета провела за этим занятием на озере с друзьями. Водные лыжи были моей страстью, и каждый раз я была счастлива, оказавшись на воде.

Когда мне было девятнадцать, я повернулась, чтобы пересечь кильватер, ушибла палец и упала. В воду я шлепнулась боком. Я была слабослышащей, а в следующий миг и вовсе утратила слух. В лодку я выбралась в жуткой тишине. Губы моих друзей шевелились, но я не слышала ни звука.

Следующие несколько месяцев я с трудом училась жить с этой переменой. Я поступила в университет Северного Иллинойса и жила на одном этаже с другими глухими и слабослышащими студентами. Вначале мне было до ужаса некомфортно. Они размахивали руками, говоря на языке жестов, и я чувствовала себя иностранкой в этой загадочной для меня стране.

На занятиях мне тоже было нелегко. Когда профессор расхаживал за кафедрой, я не могла читать по губам. Я плакала по вечерам, потому что меня терзал ревущий шум в ушах. Иногда я впадала в отчаяние – я не понимала, что говорят на занятиях, и не знала язык жестов, на котором общались ребята на вечеринках. Я плакала от злости, даже когда мылась в душе.

Однажды утром меня осенило: можно и дальше мучиться, а можно стать самой крутой глухой на свете. Я сделала хвостик, нацепила слуховой аппарат и бодрым шагом отправилась в отдел работы с инвалидами. Тогда я впервые вышла с аппаратом у всех на виду. На самом деле аппарат мне не помогал, так что я сдала его и попросила, чтобы со мной позанимался переводчик на язык жестов.

И мне тут же стало хорошо: я захотела жить как глухая, и это желание сделало меня счастливой.

Моя жизнь стала полной и насыщенной. Я вышла замуж и родила троих детей. Они унаследовали мое заболевание и также имели проблемы со слухом. Я работала продавцом и писала рассказы, также я вошла в совет одной некоммерческой организации.

Но… Я перестала кататься на лыжах через несколько лет после того, как оглохла. Без физической активности я начала набирать вес. К тому времени как мне исполнилось сорок четыре, я окончательно забыла о том, что радовало меня, – о катании на водных лыжах. Я решила, что уже слишком старая и толстая, чтобы снова этим заниматься.

Через несколько месяцев после моего дня рождения муж прислал мне ссылку на фрагмент передачи «Сегодня», где показали женщину, которая лихо неслась по воде. Джуди Майер было шестьдесят шесть, у нее был небольшой лишний вес, но она все равно каталась на лыжах. Кататься она научилась, когда ей было пятьдесят три. Вау! Неужели мне, в мои сорок четыре года, еще не поздно снова начать заниматься любимым спортом?

Я так вдохновилась этой историей, что нашла Джуди на Фейсбуке и рассказала ей о себе.

– Приезжай во Флориду, и мы снова поставим тебя на воду, – предложила она.

Я поехала в Винтер-Хейвен, встретилась там с Джуди и дважды чемпионкой мира по босому катанию Кейт Сэн-Онж. Я с первой попытки встала на лыжи и вернулась к своему любимому спорту! На моем лице сияла улыбка на миллион долларов.

Я познакомилась с лыжницами из разных уголков мира. Они были повсюду, и вскоре мы все подружились. Кроме того, Кейт помогла мне откорректировать питание, и я потихоньку начала худеть. К концу года я сделала то, о чем даже не мечтала в юности. Я научилась кататься спиной вперед!

Спорт, который принес мне и счастье, и горе, снова радовал меня. А благодаря знакомству с Джуди и возвращению на воду я узнала нечто важное: лучшие годы у нас только впереди.

Карен Гриффалд Пац

Мир размером с комнату

Мы не можем управлять ветром, но можем правильно поставить паруса.

Берта Кэллоуэй

Мама погибла за неделю до моего шестнадцатилетия. В сорок восемь лет – слишком молодая, чтобы умирать. И, как выяснилось, она унесла с собой один секрет.

Я думала, хуже никогда не будет, но ошибалась. Все началось следующей весной. На семейном обеде мне стало плохо: сердце заколотилось, голова закружилась, меня затошнило. Я кинулась в туалет. Мысль о том, что меня может вырвать прямо за столом, была отвратительна, и паническая атака очень напугала.

В тот день я приняла решение, навсегда изменившее мою жизнь: я никому не расскажу о случившемся, даже если это произойдет вновь. Все шло нормально, а потом меня опять настигал приступ паники.

Я выскакивала из ресторанов и кинотеатров, разворачивалась и уходила из торговых центров. Я не знала, что со мной происходит и почему. Просто старалась избегать пугающих ситуаций. Люди же не остаются в опасном месте, верно? Но в действительности каждый раз, когда я ретировалась или отклоняла предложение, безопасный мир становился меньше и меньше.

Мне было слегка за двадцать, когда я впервые бросила работу – из-за приступов паники. Тогда я трудилась в ежедневной газете в небольшом городке. Вместе с фотографом я колесила по всему округу, писала статьи и сдавала их в срок. Я была популярна, кассирши в супермаркетах узнавали мою фамилию на чеках.

Я уже начала привыкать к учащавшимся приступам. Отправляясь куда-либо, я первым делом узнавала расположение выходов. Если я чувствовала себя запертой, то ситуация ухудшалась стремительно, поэтому я должна была подготовить пути к отступлению. Я уже давно заказывала места только в проходе. Потом стояла у дверей, потом – прямо на пороге. Затем я попросила редактора отправить на работу другого репортера, когда место казалось мне недостаточно «безопасным». А потом сердце у меня начало колотиться прямо в редакции.

Я теряла контроль, думала, у меня случится сердечный приступ или я начну кидаться на людей. Частью разума я понимала: это не так. Но паника была сильнее, и ее голос заглушал голос разума:

Беги! Беги! Беги!

И я бежала домой.

Объяснила ли я отцу, почему неожиданно бросила работу мечты и заперлась в спальне? Нет. Приступы смущали и пугали меня. Я твердила себе, что нужно просто переждать – это плохой период, пустота, ее следует заполнить. Считалась ли тогда тревожность болезненным расстройством? Если и да, то никто об этом не говорил.

Моя работа и жизнь строились вокруг приступов. Я как-то сумела с собой справиться, познакомилась с молодым человеком и вышла замуж. Выбор оказался неудачным, но к тому времени, когда я это осознала, паника уже заполнила разум понятиями «ловушка» и «беспомощность». Приступы случались чаще, даже в отсутствие чего-либо «страшного». Только что я веселилась с друзьями, а через мгновение мне казалось, что я шагаю в пропасть с крыши небоскреба.

С каждым днем безопасный мир становился меньше и меньше.

С каждым новым приступом я теряла уверенность в себе и соскальзывала в пропасть страха перед страхом. За два года я стала пленницей в собственном доме. Я не могла даже газету с крыльца забрать. Отрицать болезнь стало невозможно.

Лучшая подруга изо всех сил старалась вытащить меня из дома. Однажды она заявила:

– Я везу тебя обедать. Ни о чем не думай. Просто выйди за дверь.

Я не могла этого сделать.

– Я не понимаю! Это всего лишь шаг! Один шаг!

– Это не всего лишь один шаг, – ответила я. – Это – ШАГ!

Я пыталась объяснить поведение родным и друзьям, но даже сама не понимала, что со мной происходит. А потом папа сказал:

– То же самое было у твоей матери.

Мама была «нервной». Она не водила машину, не переходила оживленных улиц и особенно не любила лестницы. Я до сих пор чувствовала на плече ее хватку, когда нам нужно было спуститься в подвал для стирки. Мы спускались медленно, по одной ступеньке. Да, со мной творилось то же самое. Оказывается, мама много лет принимала транквилизаторы, а бабушку лечили электрошоком.

Хотелось бы мне сказать, будто эти откровения принесли мне облегчение, но на выздоровление ушло несколько лет. Я нашла психотерапевта, приезжавшего ко мне домой. Он помогал мне осваиваться на опасных территориях. Большинство людей никогда не узнают, как страшно дойти до магазина, чтобы купить галлон молока для детей. По крайней мере, я надеюсь, они не узнают.

В 90-е годы я прочитала в женском журнале статью о панических расстройствах и показала ее своему врачу.

Через два года я стала пленницей собственного дома.

– У меня именно это, – сказала я. – От этого есть лекарства.

Он отмахнулся.

– Я не могу прописывать лекарства только потому, что вы прочитали статью в журнале.

Он даже не представлял, как тяжело мне было войти в здание и сидеть в его кабинете. Он не удосужился посчитать мой пульс или обратить внимание на вспотевшие ладони.

Я подумала о будущем, которое я проведу в страхе и изоляции. И я не позволила тревожности взять верх и сделать меня слабой, уязвимой и жалкой.

– Выпишите мне направление к психиатру[9]9
  В отличие от психиатра, психолог (и в ряде случаев психотерапевт) не имеет медицинского образования и не вправе выписывать лекарства. – Прим. ред.


[Закрыть], – потребовала я.

Терапевт отказался.

– Я не уйду, пока вы этого не сделаете.

Через две недели психиатр выявил у меня тревожное расстройство и выписал лекарства. Они подходили не идеально, но все же мне помогли. Мир стал безопаснее, а я себя снова начала считать полноценным человеком, который может жить полной жизнью.

Впрочем, долгие годы страха и тревожности не прошли даром. Входя в ресторан или театр, я до сих пор думаю: «Надо же! Люди не считают это место страшным». А потом я думаю: «Я тоже так не считаю!»

Грейс Куикмен

Позитивный шаг

Первый шаг ведет ко второму.

Французская пословица

– Я не хочу, чтобы она ехала с нами, – заговорщицки шепнула я брату.

В свои четырнадцать он был на три года меня старше, и мне, одиннадцатилетней, казалось, что он гораздо отважнее. Я не только брала с него пример, но и знала, что он всегда заступится за меня и передаст мои слова, когда мне самой сказать их было слишком страшно. Так он и сделал.

– Пап, – крикнул он отцу на другой конец нашей крошечной квартиры, – мы хотим поехать втроем.

Было четвертое июля, и мы собирались в центр смотреть фейерверк. В мои планы входили мы с братом, папа, одеяло для пикника, сумка-холодильник с газировкой и красивые фейерверки в ночном небе. Папиной подружке в них места не было.

Отец рассердился. И обиделся. Он несколько месяцев встречался с Мэри и хотел, чтобы мы ее приняли. Мы видели в ней соперницу. Отец проводил с ней не так уж много времени, но мы не хотели отпускать его ни на минуту. Я не только не хотела делиться своим отцом, но и переживала за маму. Мне казалось, что, если я позволю себе полюбить Мэри, я обижу маму. Папа и так решил, что она нравится ему больше мамы. Что, если мама подумает, что она и нам больше нравится?

Через несколько лет папа женился на Мэри, но мне понадобилось гораздо больше времени, чтобы хотя бы дать ей шанс. Она всегда была добра к нам с братом. Но во мне говорило ложное чувство преданности маме.

Двадцать лет назад, когда я разводилась с мужем, наши сыновья девяти и семи лет однажды вернулись от отца в слезах. Они признались, что папа усадил их за стол и объяснил, что у него появилась девушка. Он сказал, что Патти иногда будет проводить с ними время. Я поняла, что мальчишкам она понравилась. Если они вдруг решат ее не любить, то только из верности мне. Я не хотела, чтобы дети повторяли мои ошибки.

Видите ли, Мэри стала мне второй матерью. Она ничем не ущемляла прав моей мамы, которая замечательна по-своему, но я знала, что всегда могу на нее положиться. Официально я для Мэри падчерица. Но у нее нет ко мне ни грамма ненависти – она смотрит на меня и видит человека, которого любит и ради которого готова на все. Она была рядом и в горе, и в радости. И она любит моих детей, как и их биологические бабушка с дедушкой.

Поэтому, когда тем вечером мальчишки рассказали мне о Патти, я вспомнила все годы, что потратила впустую, намеренно сердясь на Мэри. Наконец-то я увидела хоть какую-то пользу от нашей тяжелой ситуации.

– Ребята, послушайте, – сказала я сыновьям. – Я знаю, через что вы проходите.

Они оба закатили глаза.

– Правда. – Я подложила под себя ногу и наклонилась вперед. – Когда мои родители развелись, у папы появилась девушка.

– У дедушки была подружка? – спросил семилетний Джек.

Теперь они были все внимание.

– Ага. И мне она совсем не нравилась. Я боялась, что она попробует стать мне новой мамой. А у меня уже была мама, которую я очень любила. Я была напугана. И думала, что мама расстроится, если мне понравится папина девушка. Она ведь и так горевала.

Ничего не происходит без причины.

Мальчишки закивали, узнавая все чувства, которые бушевали во мне в одиннадцать лет.

– Жаль, мама не сказала мне, что нет ничего страшного в том, чтобы любить папину девушку. Она оказалась очень хорошим человеком, а я долго злилась на нее, потому что никто не сказал мне, что этого делать не стоит.

В комнате повисла тишина. Мальчишки посмотрели друг на друга, затем на меня.

– Ребят, вы догадались, кто эта девушка?

Мальчишки покачали головой.

– Ваша бабушка Мэри.

Девятилетний Коннор взглянул на меня огромными, округлившимися глазами.

– Бабушка Мэри? – воскликнул Джек. – Вот это да!

– Ага. Вы хоть на минуту можете представить свою жизнь без бабушки Мэри?

– Нет, – хором ответили они.

– Вот поэтому, – сказала я и взяла их за руки, – нет ничего страшного в том, чтобы любить Патти. Вы меня не обидите. И я не расстроюсь, если вам будет хорошо вместе с ней и отцом. Она неплохой человек. Главное, чтобы она была добра к вам двоим и вашей маленькой сестренке. Понимаете?

Мальчишки облапили меня. В детстве я сама прошла через боль и тоску развода родителей и представить себе не могла, что настанет день, когда я оценю этот опыт. Но прошли годы, и он стал чудесным подарком, который я смогла передать своим детям. Ничего не происходит без причины, и теперь я наконец поняла, что мой детский опыт дал мне навыки, которые пригодились, чтобы помочь собственным детям, когда они нуждались в этом больше всего.

Бет Вуд