Текст книги "Жемчужина Лабуана"

Глава 3
КРЕЙСЕР

Оставив джонку без мачт и с пробоинами в борту, но все же способной еще держаться на воде, парусники пиратов взяли курс на Лабуан, к конечной цели их экспедиции. Дул довольно свежий северо-западный ветер, и, поставив все паруса, оба судна делали по десять-двенадцать узлов в час.

Сандокан велел почистить мостик, укрепить снасти, порванные вражескими ядрами, и, по морскому обычаю, опустить в море труп Паука, спасшего ему жизнь ценой собственной гибели. После этого он вызвал к себе на мостик Патана.

– Ты знаешь, как погиб Морской Паук? – сказал он, вперяя в малайца свой взгляд, внушающий ужас.

– Да, – ответил Патан с дрожью в голосе.

– Когда я иду на абордаж, где твое место?

– Справа от вас.

– Сегодня тебя там не было. И вот Паук погиб вместо тебя.

– Это правда, капитан, – опустив голову, проговорил пират.

– Тебя следует расстрелять за эту оплошность. Но ты храбрец, а я не люблю бесполезно жертвовать смельчаками. Тем не менее ты умрешь. При первом же абордаже ты должен погибнуть во главе моих людей. Я дарю тебе эту доблестную смерть вместо положенного тебе расстрела.

– Спасибо, капитан! – ответил малаец и, вновь подняв голову, покинул мостик.

– Сабай! – позвал Сандокан.

Другой малаец, с едва подсохшей свежей раной на лице от удара кинжалом, выступил вперед.

– Это ты был первым, кто прыгнул вслед за мной на джонку? – спросил Сандокан.

– Да, Тигр.

– Когда Патан будет мертв, ты примешь командование.

Сказав это, он медленными шагами пересек мостик и спустился в свою каюту на корме.

В течение дня два судна, точно связанные невидимой нитью, быстро мчались по пустынным волнам между Момпрачемом и островами Ромадес с запада и берегом Борнео с северо-востока, не встретив больше за целый день ни одного торгового судна.

Печальная слава, которой пользовались эти воды благодаря Тигру Малайзии, отпугивала мореходов, и мало кто из них отваживался проплывать здесь без сильного конвоя. Большинство избегало эти места, постоянно посещаемые судами корсаров, и держалось у берегов, чтобы в случае опасности перебраться на шлюпки и тем по крайней мере спасти свою жизнь.

Когда опустилась ночь, оба судна убрали большие паруса и сблизились, засветив сигнальные огни, чтобы не терять друг друга из виду.

Ближе к полуночи, когда они проходили перед Тремя Островами, где были передовые посты с Лабуана, Сандокан появился на мостике.

Со скрещенными руками, находясь еще во власти дневного возбуждения, он принялся шагать из конца в конец, замкнувшись в угрюмом молчании. Время от времени он останавливался, вперяя взгляд в черную поверхность моря, освещенного лишь слабым светом нарождающейся луны.

В три часа утра, когда восток начал бледнеть, а горизонт прояснился, чуть справа по курсу появилась неясная тонкая полоса.

– Лабуан! – воскликнул пират и вздохнул, точно сбрасывая тяжелый груз, который давил ему сердце.

– Пойдем дальше? – спросил Патан.

– Да, – ответил Тигр. – Войдем в бухту, что в устье реки.

Команду передали Джиро-Батолу, и оба судна медленно направились к берегу.

Остров Лабуан, площадь которого около сотни квадратных километров, был в то время не очень населен. Когда в 1847 году сэр Родней Манди, командир «Ириса», посланный сюда, чтобы искоренить пиратство, водрузил на нем британский флаг, он не насчитывал и тысячи жителей, в основном малайцев, среди которых поселилось и сотни две белых.

Тогда же была основана и крепость, получившая название Виктория, защищенная несколькими небольшими фортами. Ее задачей было противостоять пиратам Момпрачема, которые уже несколько раз опустошали здешние берега. Большая часть острова была покрыта густыми лесами, где обитало множество тигров, и только редкие фактории можно было встретить там.

Два парусника, проплыв несколько миль вдоль берега, углубились в небольшую бухточку, берега которой были покрыты густой растительностью, и вошли в самое устье реки, бросив якоря в тени больших деревьев.

Сторожевым кораблям, охранявшим берега, не удалось бы ни обнаружить их, ни даже заподозрить присутствие пиратов, притаившихся здесь, словно тигры перед броском.

В полдень, послав двух дозорных к устью речки и еще двоих в лес, чтобы не быть застигнутым врасплох, Сандокан сошел на берег в сопровождении Патана.

Вооруженные карабинами, они далеко уже углубились в чащу леса, когда Сандокан вдруг резко остановился у ствола огромного дерева, на ветках которого сидела большая стая туканов.

– Ты слышишь что-нибудь? – спросил он у Патана.

Малаец прислушался и уловил донесшийся издалека собачий лай.

– Там кто-то охотится, – сказал он.

– Пойдем посмотрим.

Они снова пустились в путь, углубившись в заросли дикого перца, отягченного красными гроздьями, и хлебного дерева, на ветках которого щебетали стайки птиц.

Лай собаки все приближался, и скоро пираты столкнулись с безобразным морщинистым негром, одетым в короткие красные штаны. На поводке он держал собаку.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Сандокан, преграждая ему дорогу,

– Ищу след тигра, – отвечал негр.

– А кто тебе разрешил охотиться в моих лесах?

– Я на службе у лорда Гвиллока.

– Ладно! А слышал ли ты о девушке, которую зовут Жемчужиной Лабуана?

– Кто же не знает ее на нашем острове! Это добрый гений Лабуана. Здесь все любят и обожают ее.

– Она красива? – спросил Сандокан, не сумев скрыть волнение.

– Ни одна женщина не может сравниться с ней.

Тигр Малайзии вздрогнул.

– Скажи мне, – спросил он после минутного молчания, – где она живет?

– В двух километрах отсюда, посреди равнины.

– Хорошо, иди. Но, если тебе дорога жизнь, не оборачивайся.

Он дал ему золотой и, когда негр исчез, бросился в траву, сказав Патану:

– Подождем ночи, а потом обследуем окрестности.

Малаец сделал то же самое и растянулся в тени дерева, держа карабин под рукой.

Было часа три пополудни, когда внезапный пушечный залп заставил замолчать щебетавших над их головами птиц. Испуганно вспорхнув, они заметались в небе.

Сандокан мгновенно вскочил на ноги, взведя курок карабина.

– Быстрее, Патан! – воскликнул он. – Там дело нешуточное!..

И тигриными прыжками он бросился через лес в сопровождении малайца, с трудом поспевавшего за ним.

Глава 4
ТИГРЫ И ЛЕОПАРДЫ

Меньше чем за десять минут они добежали до берега реки. Их люди были на своих местах и спешно готовились к обороне, заряжая ружья и пушки.

– Что случилось? – спросил Сандокан, поднимаясь на борт.

– Капитан, нас осадили, – сказал Джиро-Батол. – Британский крейсер преградил нам путь у выхода из бухты.

– Ах так! – воскликнул Сандокан. – Англичане решили запереть меня здесь. Ладно, ребята, снимаемся с якоря и выходим в море. Покажем Джону Булю, как сражаются тигры Момпрачема.

– Да здравствует Тигр! – заорали пираты в один голос. – На абордаж! На абордаж!

Минуту спустя, держась рядом, оба судна уже спускались по реке и скоро вышли в открытое море.

Военный корабль, дымя трубами и направив пушки в сторону берега, медленно баражировал метрах в шестистах от них, перекрывая путь на запад. На его мостике слышался грохот барабана, созывавшего людей на места, и резкие команды офицеров.

Сандокан холодно оглядел эту внушительную громаду с мощной артиллерией и экипажем, в несколько раз превышающим его собственный, и скомандовал:

– Тигрята, на весла!

Пираты бросились к веслам, в то время как артиллеристы принялись наводить пушки и готовить заряды. Но не успели сблизиться и наполовину расстояния с английским кораблем, как яркая вспышка сверкнула на палубе крейсера, и снаряд большого калибра пронесся между мачтами праос.

– Патан! – закричал Сандокан свирепо. – Огонь!

Малаец, один из лучших канониров в пиратском мире, пригнулся и выстрелил из своего орудия. Снаряд, со свистом унесшийся, достиг своей цели. Было видно, как он разбил капитанский мостик, одновременно снеся и флагшток.

Не отвечая, крейсер медленно развернулся другим бортом, выставив жерла полудюжины пушек. Дружный залп обрушился на судно Джиро-Батола.

– Патан! – загремел Тигр Малайзии. – Не промахнись! Снеси мачты этого проклятого утюга, разбей его пушки! Умри, но прежде потопи его!

Но в тот же миг крейсер точно вспыхнул в нескольких местах и окутался целым облаком дыма. Ураган железа обрушился на праос, сметая все на своем пути.

Вопли ярости и боли огласили палубы кораблей, на которых лежало много убитых и раненых. Страшный залп смел почти всех канониров, многие пушки были повреждены.

Сделав это, военный корабль, окутанный облаками черного и белого дыма, развернулся и отошел в открытое море, готовясь с безопасного расстояния расстрелять оба судна пиратов своими дальнобойными пушками.

Сандокан, оставшийся невредимым, но отброшенный взрывной волной к мачте, с трудом поднялся на ноги.

– Негодяй! – загремел он, показывая кулак врагу. – Трус, ты боишься драться лицом к лицу.

Свистком он созвал людей на палубу.

– Быстро! Сделайте заграждение перед пушками – и вперед!

Мгновенно на носу обоих судов были навалены разнообразные ящики, мешки и бочки с кулями, образовав там прочную баррикаду, защищавшую от картечи и пуль.

Человек двадцать самых крепких гребцов снова взялись за весла, в то время как остальные залегли за баррикадой, сжимая в руках карабины, а в зубах кинжалы, блестевшие, как тигриные клыки.

– Вперед! – скомандовал Сандокан.

Крейсер закончил свой маневр и медленно поводил жерлами пушек, выпуская из труб клубы черного дыма.

– Огонь! – приказал Сандокан.

И с обеих сторон снова началась адская канонада, отвечая выстрелом на выстрел, пулей на пулю, залпом картечи на вражескую картечь. Враги, решившие погибнуть, но не отступить, почти не видели друг друга, окутанные клубами пушечного дыма, но пушки их ревели с одинаковой яростью, и выстрелы следовали один за другим.

Крейсер имел преимущество в массе и в артиллерии, но оба праос, которые бесстрашный Тигр повел на абордаж, не собирались перед ним отступать. Уже почти без мачт, оголенные, как понтоны, с бортами, пробитыми во многих местах, с водой, заливавшей их трюмы, они продолжали двигаться вперед, несмотря на бушующий встречный огонь.

Безумие овладело этими людьми, все они жаждали только одного: вскарабкаться на палубу парового чудовища, и если и умереть, то на поле врага.

Патан, верный данному слову, мертвым лежал за своей пушкой, но другой артиллерист занял его место и под пулями снаряд за снарядом посылал в высокий борт крейсера уже почти прямой наводкой. Многие уже пали или были тяжело ранены в бою, но другие отчаянно бились, презирая смерть. На палубах обоих кораблей еще оставались тигры, жаждущие крови, свирепость которых лишь нарастала в схватке.

Пули свистели над этими храбрецами, снаряды взрывались, разрывая людей на куски; огнем были охвачены палубные надстройки, но никто из них и не думал отступать. Чем меньше их оставалось, тем яростнее бился каждый, и, когда порывом ветра относило облака дыма, их черные от копоти и искаженные яростью лица за разбитыми заграждениями, их налившиеся кровью глаза, зубы, сжимавшие лезвия кинжалов, наводили страх на врага.

Ожесточенное сражение продолжалось еще минут двадцать. Расстояние между крейсером и двумя праос Сандокана все время сокращалось. И крейсер дрогнул, отошел, чтобы избежать абордажа.

Но корабли пиратов были в жалком состоянии. Праос Джиро-Батола только чудом держался на воде, и, воспользовавшись тем, что крейсер отошел и на время прекратил огонь, Сандокан принял к себе на борт людей с его судна.

Изрешеченное пушечным огнем судно, точно дожидаясь, когда последний из живых покинет его, тут же погрузилось и исчезло в волнах вместе с пушками, бесполезными уже, и трупами убитых.

Матросы Сандокана взялись за весла и, воспользовавшись бездействием военного корабля, быстро скрылись в устье речушки.

И вовремя! Их собственное судно, в которое со всех сторон проникала вода несмотря на наскоро заделанные пробоины, медленно погружалось в море. Оно почти потеряло управляемость и медленно кренилось на правый борт.

Сандокан встал к рулю и подвел его почти к самому берегу, скрыв за лесистым мыском.

Разгоряченные схваткой пираты тут же заявили, что готовы сесть в шлюпки и хоть сейчас атаковать крейсер с одними лишь карабинами и саблями в руках, но Сандокан решительным жестом остановил их.

– Сейчас шесть, – сказал он, взглянув на часы у пояса. – Часа через два солнце зайдет, и на море опустится тьма. Пусть каждый принимается за работу, чтобы к полуночи праос снова мог выйти в море.

– Так мы атакуем крейсер? – закричали пираты, потрясая оружием.

– Не обещаю, – мрачно проговорил Сандокан. – Но клянусь, очень скоро придет тот день, когда мы отплатим за свое поражение. Наше знамя еще взовьется над фортом Виктория.

– Да здравствует Тигр Малайзии! – завопили пираты.

– Тишина! – приказал Сандокан. – Двое дозорных на берег, чтобы следить за крейсером, и двое в лес, чтобы нас не застигли врасплох. Остальным перевязать раненых – и за работу.

Пока пираты торопливо перевязывали раны, полученные их товарищами, Сандокан вышел к бухте и несколько минут рассматривал крейсер, прячась за деревьями.

«Он знает, где мы, – думал пират. – И ждет, что мы снова выйдем в море, чтобы уничтожить нас. Но если он ждет, что я брошу своих людей на абордаж, он ошибается. Тигр бывает и осторожным».

Он обернулся и кликнул Сабая.

Старый пират, один из самых храбрых в его команде, тут же подошел.

– Патан и Джиро-Батол погибли, – сказал ему Сандокан. – Командование переходит к тебе, и я надеюсь на тебя. Ты не уступишь в отваге им?

– Если капитан прикажет погибнуть, я буду готов исполнить приказ.

– Хорошо. А сейчас за работу.

– Мы выйдем ночью, капитан?

– Да, Сабай.

– А нам удастся уйти незаметно?

– Луна взойдет поздно, и будет не очень яркой: я вижу на юге поднимаются облака.

– Мы возьмем курс на Момпрачем, капитан?

– Прямиком.

– Не отомстив?

– Нас слишком мало, Сабай, у нас почти не осталось пушек, и наше судно едва держится на воде.

– Это правда, капитан.

– Терпение, Сабай. Отмщение будет скорым – я не привык с этим делом тянуть.

Пока они вели этот разговор, их люди работали с лихорадочным ожесточением. Все они были опытными моряками, среди них были и столяры, и плотники, и кузнецы. До полуночи были установлены новые мачты, заделаны пробоины и починены снасти.

За все это время ни одна шлюпка с крейсера не осмелилась приблизиться к берегу. Английский капитан знал, с кем имеет дело, и не рискнул бросить своих людей в сражение на земле. К тому же он был абсолютно уверен, что запер их в бухте и они почти что в его руках.

Около одиннадцати Сандокан велел позвать дозорных, наблюдавших за кораблем.

– Бухта свободна? – спросил он их.

– Да, – ответил один.

– А крейсер?

– Находится перед бухтой.

– Далеко?

– Примерно в полумиле.

– Этого хватит, чтобы уйти, – пробормотал Сандокан. – Темнота прикроет наше отступление.

Тотчас двадцать человек сели на весла, и праос медленно двинулся к выходу из бухты.

– Ни звука, – приказал Сандокан властным голосом. – Оружие наготове и полная тишина. Мы вступаем в опасную игру.

Темнота благоприятствовала их бегству. Ни луны на небе, ни звезд, ни даже того призрачного света, который исходит от облаков, когда они не очень плотны. Лишь черная масса густого леса едва заметно указывала берег реки.

Глубокое молчание, нарушаемое лишь журчанием воды под корпусом, царило на судне, Казалось, что все эти люди, неподвижно замершие на своих местах, не дышали, боясь нарушить тишину.

Праос уже достиг устья речки, когда легкий толчок остановил его.

– Что случилось? – тихо спросил Сандокан.

Сабай наклонился над бортом и внимательно посмотрел на темную воду.

– Под нами отмель, – сказал он.

– Мы сможем пройти?

– Прилив быстро прибывает. Подождем несколько минут.

– Хорошо, подождем.

Никто из экипажа не издал ни звука, не двинулся. Лишь легкий лязг карабинов настороженно прозвучал в тишине, а канониры молча склонились над пушками.

Прошло несколько минут тревожного ожидания, пока под килем не возобновилось журчание, и судно, качнувшись, не соскользнуло с песчаной отмели.

– Поднимите один парус, – коротко приказал Сандокан.

– Этого хватит, капитан? – спросил Сабай.

– Пока да.

Через минуту черный латинский парус был поднят на фок-мачте – черный, он полностью сливался с ночной темнотой.

Судно незаметно выскользнуло из бухты и вышло в открытое море.

– Где крейсер? – спросил Сандокан, всматриваясь во тьму,

– Вон он, там, в полумиле от нас, – отвечал Сабай.

Там виднелась какая-то темная громада, над которой мелькали светящиеся точки, по-видимому, искры из трубы. Внимательно прислушавшись, можно было уловить даже глухое воркотание котлов.

– Стоит под парами, – пробормотал Сандокан. – Значит, ждет нас.

– Пройдем ли мы незамеченными? – спросил Сабай.

– Надеюсь. Ты не видишь поблизости шлюпки?

– Нет, капитан.

– Пока будем держаться у берега, чтобы слиться с массой деревьев, а дальше пойдем в открытое море.

Сандокан приказал поднять паруса на грот-мачте и повел судно к югу, следуя за изгибами берега.

Стоя за рулем, он не спускал глаз с вражеского корабля, готового в любой момент проснуться и обрушить на них шквал железа и огня.

Он был доволен, что уходит незамеченным, но в глубине души этот неистовый боец сожалел, что покидает поле битвы неотомщенным. Он хотел побыстрее оказаться на своем Момпрачеме, но также хотел и новой немедленной схватки. Неужели это он, неустрашимый Тигр Малайзии, непобедимый главарь пиратов Момпрачема, убегает вот так, тайком, как ночной вор?

Вся его кровь закипала от этой мысли и руки невольно сжимались в кулаки. О! Как бы он обрадовался, ударь в его сторону пушечный выстрел, с какой бы яростью бросился в бой!

Праос отдалился уже метров на пятьсот или шестьсот от бухты и готовился отойти от берега дальше, когда за кормой на волне появилось странное свечение. Казалось, мириады искр поднимаются из темной глубины моря, исчезая у самой поверхности, где над водой нависала тьма.

– Мы вот-вот выдадим себя, – сказал Сабай.

– Так лучше, – ответил Сандокан с жестокой улыбкой. – Бегство украдкой не для нас.

– Это правда, капитан, – согласился Сабай. – Лучше умереть с оружием в руках, чем бежать, как шакалы.

А море продолжало фосфоресцировать. Перед носом и за кормой судна множились светящиеся точки, и поверхность воды тоже начинала мерцать. Казалось, праос оставляет позади себя полосу тлеющих угольков или расплавленной серы.

Эта полоса, которая светилась в окружающей темноте, не могла остаться незамеченной с крейсера. С минуты на минуту мог грянуть пушечный выстрел.

Пираты, лежащие на палубе, заметили это свечение, однако никто не произнес ни слова, не сделал жеста, свидетельствующего о страхе или волнении. Они тоже не хотели уйти вот так, без единого выстрела.

Прошло две или три минуты, когда Сандокан, который все так же пристально всматривался в темный силуэт крейсера, заметил, что на нем загорелись фонари.

– Нас обнаружили, – пробормотал он себе под нос.

– И я так думаю, капитан, – кивнул Сабай.

– Смотри!

– Да, из трубы посыпались искры. Они разводят пары.

– К оружию! – вдруг донеслось с борта военного корабля.

Пираты тут же вскочили на ноги, артиллеристы кинулись к пушкам. Все готовы были вступить в этот последний бой. И умереть, если надо.

На палубе вражеского судна загрохотал барабан, послышался лязг якорных цепей и усилившийся шум паровой машины.

– К пушкам, Сабай! – скомандовал Тигр Малайзии. – Восемь человек к спингардам.

Едва он произнес эту команду, как пламя сверкнуло на носу крейсера, осветив грот-мачту и часть палубы его, и тут же прогрохотал выстрел. Пушечный снаряд со свистом пролетел над их головами, но никого не задел.

Вопль ярости раздался на борту корсарского судна. Драка? Ну что ж, этого и хотели пираты.

Красноватый, смешанный с искрами дым повалил из трубы военного корабля. Послышался приглушенный рев котлов, быстрые удары колес по воде. Крейсер двинулся и, быстро набирая ход, приблизился к маленькому пиратскому судну, чтобы отрезать ему отступление и огнем своих пушек покончить с ним.

– Умрем смертью храбрых! – закричал Сандокан, который уже не сомневался в роковом для него исходе этого боя.

Единодушный крик был ему ответом.

– Да здравствует Тигр Малайзии! – гаркнули пираты, потрясая оружием.

Решительным поворотом руля Сандокан повернул свое судно навстречу врагу. Единственное, что ему оставалось, это попытаться взять крейсер на абордаж и бросить своих людей на его палубу.

С обеих сторон завязалась орудийная перестрелка. Стреляли и пушки, и митральезы.

– Смелей, тигрята, на абордаж! – загремел Сандокан. – Их больше, но мы же тигры Момпрачема!

Крейсер быстро приближался, показывая свой острый нос и разрывая темноту вспышками, сопровождавшимися яростной канонадой.

Маленький парусник, всего лишь игрушка против этого железного гиганта, которому хватило бы одного толчка, чтобы, разрезав надвое, пустить его ко дну, все же шел навстречу крейсеру с невероятной отвагой.

Однако борьба была неравная, даже слишком неравная. Роковой исход ее нетрудно было предугадать.

Две минуты спустя их судно, разбитое вражеской артиллерией, представляло собой просто обломки.

Мачты упали, в бортах зияли пробоины, а заграждения на носу уже не защищали от пуль и картечи. Вода врывалась в многочисленные пробоины, заливая трюм.

Разгром был полный, но никто и не помышлял о сдаче – все хотели умереть, но там, на вражеском корабле. Не оставалось ничего другого, как идти на абордаж – безумство, поскольку в строю оставалось только двенадцать человек. Но это были двенадцать тигров, предводительствуемых Сандоканом, чья доблесть не знала себе равных.

– Ко мне, мои храбрецы! – закричал он.

Двенадцать пиратов, с глазами, налитыми кровью от ярости, сжимая оружие, рванулись к нему и сплотились вокруг.

Крейсер надвигался, готовый потопить их праос, но Сандокан в последний момент избежал столкновения и резким поворотом руля бросил свое судно к правому борту врага.

Толчок был таким резким, что корсарское судно накренилось, зачерпнув воды и сбросив в море мертвых и раненых.

– Крючья! – загремел Сандокан.

Два абордажных крюка впились в борт крейсера, и в мгновение ока тринадцать пиратов, жаждущих мести, вне себя от ярости, бросились на абордаж. Помогая себе руками и ногами, хватаясь за выступы и порты батарей, они взбирались на фальшборт и прыгали на палубу раньше, чем англичане, пораженные такой невероятной отвагой, опомнились, чтобы сбросить их.

С Сандоканом во главе они бросились на матросов, страшными ударами своих сабель рубя стрелков, преграждавших им путь, и стараясь пробиться к корме.

Там по команде офицеров собралось уже человек шестьдесят солдат. Они растерянно топтались, не решаясь стрелять в эту мешанину своих и чужих; пираты же, не раздумывая, бросались на их штыки. Раздавая сабельные удары направо и налево, отрубая руки, проламывая головы, вопя страшными голосами, чтобы посеять больше ужаса, падая и снова вставая, они теснили своих врагов, но и сами гибли один за другим.

Сандокан и еще четверо оставшихся в живых пиратов, с оружием, окровавленным по самую рукоятку, попытались пробиться к пушкам, но опомнившиеся матросы открыли по ним с мостика прицельный огонь, и судьба их была решена.

Четверо пиратов бросились впереди своего капитана, чтобы прикрыть его, но, сраженные ружейными выстрелами, пали бездыханными. Раненный пулей в грудь, упал и Сандокан. Несколько солдат с карабинами в руках бросилось к нему, но вдруг он вскочил, несмотря на рану, из которой потоком лилась кровь, огромным прыжком достиг правого борта и, уложив ударом сабли солдата, который пытался помешать ему, бросился вниз головой в море. И сразу пропал, исчез в его черных волнах.