Текст книги "Частица твоего сердца"

Глава 4. Ронан

Шайло направилась в дом, а я провел граблями по заросшему участку земли. Я в последний раз украдкой взглянул на девушку, словно желая убедиться, что она чертовски реальна, а вовсе не мираж или царица Египта во плоти. Сотни черных косичек ниспадали на светло-коричневую кожу ее плеч, сиявшую в лучах послеполуденного солнца, отблески которого цеплялись за браслеты и кольца, вероятно, созданные ею самой. Боже, она была прекрасна. В мягком взгляде ее темных глаз светились проницательность и ум. И осторожность. Она ничего не отдавала просто так. Время и доверие этой девушки еще следовало заслужить… и тогда, вероятно, удастся ощутить себя королем.

Когда она взглянула на меня в ответ, глупое сердце замерло в груди. Мы встретились с ней глазами, и я ощутил, как что-то екнуло внутри. Оба тут же поспешили отвернуться, и она исчезла в доме; платье струилось по ее телу, словно вода.

Я безжалостно вонзил грабли в землю.

– Черт побери мою жизнь.

Мне не нужна такая пытка. Дом, двор, проклятый лимонад. Это уже было слишком.

А теперь Шайло…

«Забудь о ней. Больше никаких разговоров или вопросов на личные темы. Хватит».

Потому что я ничего не мог предложить подобной девушке.

Закончив на сегодня, я подхватил свою старую джинсовую куртку на флисовой подкладке, висевшую на спинке стула в патио. Но не успел я коснуться затянутой сеткой двери, как в нос ударил запах свежеиспеченного печенья.

– Мисс Баррера? – позвал я. Старушка была почти слепа. И мне не хотелось ее напугать.

– Иди сюда, милый.

Я старательно вытер ноги о лежавший на крыльце коврик, чтобы не запачкать следами пол, и вошел внутрь. На кухонной столешнице остывало блюдо с шоколадным печеньем.

У меня заурчало в животе, и тут же отозвался застарелый голод, который был сильнее потребностей плоти. Дом Баррера, черт возьми, просто ошеломил меня. Теплый и уютный, переполненный фотографиями и старинной мебелью, стеклянными шкафчиками со старушечьими безделушками и деревьями, созданными из проволоки и бисера. В воздухе витали запахи домашней еды. В этом доме ощущалась некая ценность, которой я никогда не знал и не понимал. Но она выражалась не в деньгах, а во всем остальном, что имело значение. Трудно было поверить, что этот дом, семейный очаг, и моя паршивая пустая квартира находились в одном и том же городе.

Мисс Баррера сидела на диване и вязала, а рядом с ней свернулись две серые кошки. Шайло видно не было, и слава богу. От меня воняло пóтом, и следовало убираться отсюда к чертовой матери.

– Как на улице? Надеюсь, не слишком жарко.

– Нет, мэм.

– Ты познакомился с моей правнучкой?

– Да, мэм.

– Надеюсь, она не доставила тебе неприятностей.

– Нет, она… милая.

«Она – произведение искусства».

– Хорошо. Она может быть довольно прямолинейной.

И это мне нравилось. Даже слишком. Очень многое в Шайло чрезмерно привлекало меня.

Я прочистил горло и вытащил из кармана еще один сложенный лист бумаги.

– Это список материалов. Я обзвонил кучу мест и выбрал самые лучшие цены.

Я протянул ей бумагу и быстро отступил.

– Ты просто прелесть! Мои глаза уже не те, что раньше, но я верю, что все в порядке. Я попрошу Шайло сегодня все заказать.

– Ага. Завтра в то же время?

– Что за глупость. Завтра суббота. Выходные нужны для развлечений. Хоть бы кто-нибудь сказал об этом моей внучке. – Она широко раскрыла глаза от внезапно пришедшей в голову мысли. – Шайло сказала, что ты учишься с ней в одном классе в Центральной школе.

– Да, мэм.

– Завтра вечером в доме одного из одноклассников будет вечеринка. По слухам, полный отпад.

Я кашлянул.

– Ладно.

– Разве не здорово, если вы с Шайло пойдете вместе? Ты познакомишься с одноклассниками, а заодно вытащишь Шай из гаража. – Она послала мне лучезарную улыбку. – Ну что скажешь, милый?

Эта женщина в самом деле хотела, чтобы я куда-то повел ее внучку? Должно быть, она видела еще хуже, чем я думал.

– Вряд ли получится, мисс Баррера.

– Пожалуйста, зови меня Биби. – Она улыбнулась, не поднимая глаз от вязания. – Очень жаль. Я просто подумала, что раз уж вы учитесь в одной школе и все такое… – она усмехнулась. – Шайло беспокоилась, что ты хладнокровный убийца.

Я напрягся, вспомнив слова Чаудера.

«Яблоко от яблони недалеко падает».

Биби ощутила, как изменилась атмосфера в комнате, и подняла голову, вперив в меня взгляд мутных карих глаз.

– Я не хотела ставить тебя в неловкое положение, милый. Если бы Шайло услышала, что я сую нос в ее дела, она бы раскричалась. – Старушка мягко улыбнулась. – На столе свежее печенье. Пожалуйста, угощайся перед уходом.

На миг я подумал о близняшках Марианн Грир, живущих в квартире подо мной. Девочки любили печенье. Но я ни за что на свете ничего не возьму из этого дома. Я уже ощущал себя захватчиком, который ворвался в идеальное жилище и осквернял его одним своим присутствием.

– Нет, спасибо. Мне нужно идти.

– Дело твое, но в следующий раз я буду настаивать. Увидимся в понедельник, милый.

– Ага.

Я вышел и закрыл за собой дверь. Отгораживаясь от материнской улыбки мисс Баррера, ласковых слов и ее внучки, самого прекрасного создания, что я видел, черт возьми, за множество уродливых лет.

«Она – собор, а я – разрушенный торговый центр».

Словно доказывая эту мысль, я зашагал к «Клиффсайду». После жилища Баррера цементный многоквартирный дом казался еще беднее, а моя собственная квартира походила на дурную шутку. Когда я только переехал, то отскреб ее дочиста, но налет бедности и одиночества проникал в каждый угол. Я попытался представить здесь Шайло.

«Этого не будет. Никогда. И ты это знаешь».

Да, я это понимал.

Дядя Нельсон повесил возле моей двери ящик для заявок на ремонт.

– Если вдруг ты заиграешься в школу и кому-то понадобишься, – пояснил он, закатив глаза.

Кроме того, на случай неожиданностей у всех жильцов был номер моего мобильного. Но ящик пустовал, а телефон молчал.

Я приготовил замороженный ужин и пока ел, ожидая наступления ночи, что-то смотрел в телефоне. Около семи вечера внизу громко хлопнула дверь. Дочки Марианн Грир с визгом и хохотом носились по квартире, пока она готовила ужин.

Они заслужили дом как у Баррера. Теплый и безопасный, с шоколадным печеньем, испеченным в приличной духовке, а не принесенным живущим наверху чудаком.

«Они справляются как могут».

Я принял душ и, натянув майку и трусы, улегся на комковатый, пахнущий старой мочой матрас в спальне. И попытался хоть как-то справиться.

* * *

На следующий день я устранил отвратительный засор в туалете квартиры 2С. А потом передо мной замаячили остаток дня и ночь; бесконечное количество часов, которые нечем было заполнить. Меня охватило знакомое чувство пустоты. И я вдруг вспомнил о Хижине. Конечно, если Миллер не придет, я все еще буду один. Но лучше уж такое одиночество. Оно как-то чище.

Я зашел в мини-маркет, чтобы купить жидкость для розжига и пиво. Стоявший за прилавком молодой парень даже не спросил у меня документы. Вероятно, помогли татуировки, хотя я и так не выглядел на восемнадцать. Я даже не ощущал себя на свой возраст. Когда отец взял ту бейсбольную биту, он начисто выбил из меня детство.

Миллер появился в Хижине через час после меня. В руках у него был потрепанный футляр для гитары. Он сел на небольшой валун перед костром и положил футляр на колени.

– Я обнаружил ее в руках у Чета, – пояснил он в ответ на мой взгляд. – Теперь придется всюду носить с собой. Сюда. В школу. Чертов засранец.

Я вспыхнул при мысли о том, что отморозок – хахаль его мамы возился с этой гитарой. Я вспомнил слова Шайло: Миллеру нужны руки, чтобы играть. И суметь чего-то добиться. Сам-то я мало на что годился. Никаких талантов или особых навыков. Но Миллер был чертовски умен и тщательно раздумывал, прежде чем что-то сказать. Я чуть не попросил его сыграть, но вместо этого протянул пиво.

Несколько минут мы пили молча, а потом я заметил, что он, как и Шайло, разглядывал мои татуировки. Вот только с ее стороны было нечто большее, чем просто любопытство. Я ощущал это кожей, на которую устремлялся взгляд ее карих глаз, замечал в чуть приоткрытых губах…

«Прекрати».

Я отбросил мысли о Шайло и рассказал Миллеру свою историю. В произносимых мной словах ощущался вкус крови. Но Хижина была тем местом, где можно оставаться собой, пусть даже совсем ненормальным.

И все же я ожидал, что Миллер посчитает меня психом и больше не захочет общаться. Но он лишь молча принял мои слова. Да и что он мог сказать? Он не сумел бы изменить произошедшего. И сам я был не в силах ничего поделать. Шанс остановить отца упущен, и возвратить его уже нельзя.

Когда я, собрав побольше дров, вернулся обратно к костру, Миллер возился с гитарой.

– Давно пора, – проговорил я.

– Я не часто играю для других.

– Почему нет?

– Не знаю. Да ты и не захочешь слушать то дерьмо, что я написал.

Я бросил свежие дрова на тлеющие остатки зажженного ранее костра.

– Откуда ты, черт возьми, знаешь?

– Какую музыку ты слушаешь?

– Тяжелую. «Melvins». «Tool».

– Да, а играю я вовсе не это. По большей части я писал песни для девушки.

– Девушка. – Я открыл очередную бутылку пива и протянул ему. – Сейчас мне по-настоящему жаль, что ты не можешь напиться.

– Аминь, – проговорил он, и мы чокнулись бутылками с пивом. Из-за диабета Миллер мог выпить максимум две.

– Что за история? – спросил я.

– Ты просто назовешь меня слюнтяем, посоветуешь трахнуть другую девчонку и смириться с этим.

– Ага, все может быть.

Он рассмеялся, но потом тяжело вздохнул.

– Это попросту безнадежно. Она богатая и совершенная, а я бедный ублюдок, у которого не работает поджелудочная железа.

Я фыркнул от смеха.

– Ее зовут Вайолет, – продолжил Миллер, не отрывая взгляда от огня. – Когда мне было тринадцать, я обмочился и потерял сознание на ее заднем дворе. А когда очнулся в больнице, увидел, что она сидела рядом и выглядела неважно. Она плакала из-за меня. Потому что беспокоилась, понимаешь?

Я не понимал. У меня никогда не было девушки, которая бы проливала надо мной слезы. Я даже представить себе этого не мог.

– В тот миг я понял, что она создана для меня. Навсегда. – В голосе Миллера появилась горечь. – И в тот же день мы поклялись на крови, что останемся друзьями. Идея Вайолет. – Он стянул шапку и провел рукой по каштановым волосам. – Как-то так.

– Ага. Тебе определенно нужно трахнуть другую девчонку и смириться с этим.

Мне не хотелось лезть в его дела, ведь и он не вмешивался в мои. Но я помнил, сколько раз мама собиралась забрать меня и убраться от отца ко всем чертям. И все же она этого не сделала. А потом, в один прекрасный день, стало уже слишком поздно.

– Нет, это полная чушь, – произнес я. – Ты должен ей сказать.

Миллер нахмурился.

– Она одержима мыслью о том, чтобы мы были друзьями. И думает, что, если попытаемся стать чем-то большим, это нас погубит.

– И что? Все равно скажи ей.

– Не могу. Она прибьет меня, и ничто уже не будет как прежде. Хотя, по-моему, все и так полетело к чертям.

– Тогда не говори с ней, – посоветовал я. – Просто… ну, не знаю. Поцелуй ее.

В мыслях тут же возникли идеальные губы Шайло. Я сделал глоток пива, чтобы смыть во рту ее воображаемый вкус.

– Ни за что, – проговорил Миллер.

– Да почему нет, черт возьми?

Он сделал кислое лицо.

– Ну, для начала, эти дурацкие границы. Она недвусмысленно сообщила мне о своих чувствах. Друзья. И я должен это уважать.

Я фыркнул и допил пиво.

– Но что я могу поделать? – с несчастным видом спросил Миллер. – Я же говорил, мы поклялись на крови.

– Когда были детьми. Она хоть подозревает, что нравится тебе?

– Я бы так не сказал.

– И где она сейчас?

– Не знаю. – Миллер пнул лежавший у ног песок. – Сегодня будет вечеринка. Она придет туда.

– Так иди на вечеринку и поговори с ней.

– Я просто сказал…

– Ты должен бороться, парень, – проговорил я. Практически прокричал.

Словно из ниоткуда пришло видение: окровавленная мама неподвижно лежала на кухонном полу. А я полз по заляпанному кровью линолеуму, чтобы ей помочь. Вот только я опоздал.

– Сражайся, – продолжил я, – потому что, в противном случае, будет слишком поздно. А это означает лишь чертову смерть.

Миллер потрясенно уставился на меня. Я отвернулся и заставил разжаться стиснутые в кулаки руки. Я ждал, что он велит мне вместе с безумными речами убираться ко всем чертям.

Но он этого не сделал.

– Я нужен ей в качестве друга, – произнес он через минуту. – Она нуждается… во мне.

– Значит, ты как вьючный мул. Тащишь все ее дерьмо и пытаешься облегчить ей жизнь, потому что заботишься о ней. А как же ты сам?

Миллер попытался что-то сказать, но потом замолчал. О чем-то задумался. Наконец он убрал гитару обратно в футляр и встал.

– Хочешь пойти со мной? – спросил он. – Ну, вероятно, там будет кучка пьяных качков, играющих в пив-понг[7]7
  Пив-понг – игра, цель которой попасть шариком для пинг-понга в кружки с пивом, стоящие на половине стола соперника. Тот, в чью кружку попали, выпивает ее.


[Закрыть] под дерьмовую музыку.

– Я пойду, – проговорил я, забрасывая огонь песком. – Я же сказал, что прикрою тебя.

– Почему?

Я пристально уставился на него. После всего, что Миллер обо мне узнал, он все еще спрашивал, почему я взял на себя труд общаться с ним.

– Ты не бесишь меня до чертиков, – резко ответил я. – Этого достаточно?

Он усмехнулся.

– Вполне.

Чтобы Миллер не увидел моего лица, я быстро отвернулся и подхватил свою куртку.

* * *

Вечеринка оказалась именно такой, как предсказывал Миллер. Ченс Блейлок, центральный игрок футбольной команды, в начале каждого года приглашал к себе половину школы. Пьяные футболисты играли на кухне в пив-понг, а в каждом уголке огромного дома слышались доносившиеся из динамиков звуки популярных песен. Мы протиснулись сквозь толпу танцующих, Миллер в темноте высматривал лицо Вайолет.

Я вдруг понял, что осматриваю толпу в поисках знакомого лица.

«Отстань от нее».

Мы выбрались во внутренний дворик, где висели фонари. Толпа поредела; собравшиеся, сгрудившись в небольшие группы, пили и болтали у бассейна.

– Я ее не вижу, – проговорил Миллер, присаживаясь на край шезлонга. – Это была дурацкая идея.

Я заметил промелькнувшее в кухне красное платье и кивнул в ту сторону.

– Там.

Миллер взглянул, и при виде Вайолет лицо его смягчилось. Я опустил глаза. Мне казалось неправильным вторгаться в нечто настолько личное. Или незнакомое.

Он тяжело вздохнул.

– Ну, была не была. Присмотришь за гитарой?

– Ага.

Миллер направился в кухню, а я огляделся вокруг в поисках пива. У бассейна стояло ведро со льдом, среди белых кубиков виднелись зеленые горлышки бутылок. Я подхватил футляр Миллера и направился туда, но пьяно спотыкающийся парень меня опередил. Он взял пиво, а потом заморгал, тупо глядя на меня.

– Ни фига себе… Ты вышибала? – Он загоготал прямо мне в лицо. – Эй, смотрите! Блейлок нанял вышибалу.

– Отвали.

– Не, серьезно, – невнятно проговорил парень. – Ты сбежал из тюрьмы или что? Я слышал…

Я выдернул у него из рук бутылку пива и оттолкнул парня. Резко вскинув руки вверх, он упал навзничь… прямо в бассейн. Когда парень, отплевываясь, вынырнул на поверхность, собравшиеся во внутреннем дворике засмеялись.

– Чувак… Какого хрена?

Я отсалютовал ему бутылкой пива и, не обращая внимания на доносившиеся вслед проклятия, направился обратно к шезлонгу. Через несколько минут изнутри раздались приветственные возгласы, а потом вернулся Миллер. Он выглядел так, словно кто-то помочился в его тарелку с хлопьями.

– Ну что?

– Я вел себя как ревнивый придурок, оскорбил ее. И теперь она собирается участвовать в этой дурацкой игре с чуланом, где гребаный Ривер Уитмор будет ее целовать. А может… и не только.

– Значит, все прошло удачно. – Он хмуро посмотрел на меня, и я пояснил: – Вечер еще не закончился. Тоже сыграй в эту игру.

Миллер фыркнул.

– Нет уж, черт возьми.

– Ты не хочешь играть, но будешь смотреть и изводить себя. – Я отхлебнул пива. – Надежный план.

– Отстань. Я должен остаться и убедиться, что она в порядке.

Это я понимал.

Миллер схватил футляр и направился обратно в дом. Он уселся в углу гостиной, где ребята, собравшись кружком, курили, и положил гитару на колени. Я встал рядом с ним, как часовой, на случай, если появится этот придурок Фрэнки. Непроизвольно я оглядел толпу, и взгляд зацепился за стройную девичью фигурку, по рукам которой, в такт исполняемому ею танцу, скользили браслеты. Сердце глухо стукнуло в груди. Но тут девушка попала в полосу света, и я заметил бледную кожу и светло-каштановые волосы.

– Болван, – пробормотал я.

– Привет! – Рядом с Миллером плюхнулась тощая блондинка с длинными волосами в платье до пят. – Я Эмбер.

– Миллер, – пробормотал он.

– Ты нам что-нибудь сыграешь?

Он не обратил на нее внимания, устремив взгляд в центр гостиной, где какая-то цыпочка по имени Эвелин объявила игру «Семь минут на небесах». Я проследил за безнадежным взглядом Миллера и уткнулся в Вайолет. Милая девушка. Приятное личико. И когда она шагнула в чулан с королем спортсменов, Ривером Уитмором, я ощутил, как от сочувствия к Миллеру что-то заныло в груди.

– Значит, вот как, – пробормотал Миллер.

Я присел рядом с ним на корточки.

– Это всего лишь игра. Поговори с ней, когда она выйдет.

– Она поцелует его там, – печально проговорил Миллер. – Ее первый поцелуй.

– Так поцелуй ее лучше. Но не отпускай.

Он прищурился, глядя на меня.

– У тебя есть девушка? Кто-нибудь в Висконсине?

– Я не имею дела с девушками.

Миллер нахмурился, и я понял, о чем он подумал. Я чересчур усердно лез со своими советами по поводу отношений. И пусть мне не суждено было иметь нечто доброе и настоящее, отношений Миллера это никоим образом не касалось.

Вайолет вышла из чулана со странной улыбкой на лице. Она бросила страдальческий взгляд на Миллера, и он тут же сделал вид, что ему плевать, и повернулся к сидящей рядом с ним тощей блондинке.

– Ну что? – Эмбер положила руку ему на плечо. – Ты умеешь играть на гитаре или она просто для украшения?

Мне бы тоже хотелось послушать его игру. Думаю, что бы ни исполнил Миллер, все было бы лучше, чем доносившаяся из динамиков дрянь.

Миллер оглядел гостиную. Вайолет уже ушла. Игра с чуланом закончилась, и все направились на кухню вслед за королем футбола.

– Э-э, да, – проговорил он, но выглядел при этом огорченным. – Да, я сыграю. Почему бы и нет, черт возьми.

Эмбер захлопала в ладоши.

– Круто!

Когда Миллер запел песню «Yellow» группы «Coldplay», собравшиеся неподалеку от нас притихли. Конечно, не моя тема, но, черт возьми, парень умел петь. Он изменил песню, превратив ее в нечто иное, создав из нее собственную композицию. Каждая чертова строчка рассказывала историю о нем и Вайолет.

Сквозь шум вечеринки пробился звон разбитого стекла. Модно одетый парень с серебристыми волосами застыл на обеденном столе, у ног его валялась разбитая бутылка. Я слышал, как шептались о нем люди у бассейна. Его звали Холден, и он, как и я, был в школе новеньким.

– Заткнитесь все, мать вашу! – проревел Холден. Он не сводил пьяного взгляда с Миллера.

Остальные последовали его примеру.

И все затихли, слушая игру Миллера. Он не пропустил ни одной ноты. В гостиную из задней части дома вбежала Вайолет и резко замерла, на лице ее отразилось узнавание.

«Потому что это – их песня».

Миллер поймал ее взгляд и запел, обращаясь прямо к ней:

– «Ради тебя я бы истек кровью».

Это могло бы стать моим девизом. Отдать всю кровь до капли ради тех, о ком я заботился. Уже слишком поздно спасать мою мать, и мне остались лишь печаль и злость. Эта злость, так похожая на отцовскую, струилась по венам. Она вспыхнула и продолжала гореть. Мне так хотелось погасить ее совсем, но не получалось. И я мог сделать лишь одно – направить ее на защиту тех, кто в этом нуждался. Так поступил и Миллер. Через струны гитары он излил свои чувства любимой девушке.

Расплакавшись, Вайолет побежала к выходу. Миллер резко оборвал песню и встал, намереваясь последовать за ней. Кто-то задержал его возле двери.

– Полюбуйтесь, кто явился на вечеринку. Куда ты убегаешь, Стрэттон?

Фрэнки Дауд.

Моя злость вспыхнула, как пламя, в которое плеснули бензином. Я стряхнул с себя куртку и хрустнул шеей вправо и влево.

«Вперед».

– Отвали, придурок, – прорычал Миллер Фрэнки.

– Или что? Попросишь своего каторжника-телохранителя снова меня побить?

Я фыркнул. Этот идиот меня не заметил. Я встал перед Миллером и скрестил руки на груди, холодный и невозмутимый, хотя внутри бушевало пламя.

На носу у Фрэнки виднелась повязка, под глазами залегли синяки. Увидев меня, он явно испугался.

– Чувак, ты труп. Ты понятия не имеешь, кто я.

– Я знаю, кто ты, – проговорил я. – Мне это прекрасно известно.

«Трусливый, дрянной сучонок, который пытался помешать моему другу принять лекарство».

Прошло несколько секунд. В воздухе все сильнее нарастало напряжение. А потом из соседней столовой донесся вопль.

– Чувак! Какого хрена ты творишь?

Все взгляды устремились на Холдена, который отбивал чечетку на обеденном столе из красного дерева, пьяно напевая «Singing in the Rain». Осколки стекла под его ногами впивались в древесину. Рядом застыл Ченс Блейлок, широко раскрытыми глазами рассматривая повреждения.

– Черт возьми, родители меня прибьют, – кипел Ченс. – Кто-нибудь идите сюда и помогите согнать со стола этого придурка.

Из кухни появился Ривер Уитмор. Они вдвоем попытались схватить Холдена, который, несмотря на то что, кажется, выпил в одиночку половину бочонка, легко держался за пределами досягаемости.

– Ты труп, ублюдок, – прорычал Фрэнки, вновь привлекая к себе мое внимание. Из кармана пляжных шортов он вытащил полицейский электрошокер.

Миллер поднял руки вверх.

– Эй, постой…

Фрэнки рванулся вперед. Я отклонился вправо и, вскинув левую руку вверх, выбил электрошокер из рук парня. Я схватил Фрэнки за ворот рубашки и оттащил от Миллера. Безумец с серебристыми волосами протанцевал к кофейному столику в гостиной, но едва ли кто обратил на него внимание. Ярость, отпущенная теперь на свободу, струилась сквозь меня во Фрэнки. Он споткнулся и упал, и я полетел на пол вместе с ним. Мы сцепились друг с другом, нанося удары всюду, куда могли дотянуться. И стоило его кулаку достигнуть цели, я ощутил вспышку боли и обрадовался ей так же сильно, как когда мне самому удавалось его зацепить.

Что случалось гораздо чаще.

Драка была нечестной; я мог бы выбить все дерьмо из тощего парня…

«И как далеко ты зайдешь? – раздался в воцарившемся хаосе голос. – Ты собираешься его убить? Каков отец, таков и сын…»

Потом возник Ченс и потянул Фрэнки прочь. В это время Ривер попытался оттащить меня, но я вырвался и грубо его оттолкнул.

– Черт побери этого парня, – закричал Фрэнки, высвобождаясь из хватки Ченса, из его носа снова сочилась кровь. – Ты труп. – Он подхватил с кофейного столика разбитую пивную бутылку и наставил ее на меня. – Я убью тебя, ублюдок!

Фрэнки неуверенно ткнул бутылкой в моем направлении, и собравшиеся ахнули. Я ощутил боль в верхней части левого предплечья, и по жилам вновь потек пылающий огонь.

Я посмотрел на свою руку и, отметив кровоточащий порез, вновь перевел взгляд на Фрэнки.

– Ты совершил ошибку.

Голос мой прозвучал совершенно спокойно, и Фрэнки потрясенно уставился на меня. А потом сделал шаг назад, бутылка дрожала в его руке.

«Не уподобляйся ему…» – откуда-то издалека умоляла мама. Но она умерла. Потому что я ничего не сделал.

Хватит бездействовать…

Я сжал кулаки, готовясь нанести удар. Но внезапно между нами возник Холден. Под длинным пальто виднелась дорогая на вид рубашка, за вырез которой он тут же дернул. Во все стороны полетели пуговицы. Глядя на Фрэнки широко раскрытыми, безумными глазами, он обнажил левую сторону груди.

– Вот сюда, – прошипел он и постучал по грудной клетке, под которой скрывалось сердце. – Вонзи ее прямо сюда. Вперед. Давай. Ну давай же.

Я уставился на этого парня. Внешне он абсолютно не походил на меня, но в нем отражался тот же раздрай. Я словно наблюдал эмоции, не скрытые телесной оболочкой. На долю секунды я подумал, что Фрэнки примет предложение Холдена.

«Нет! Меня. Не его».

Я подался вперед, намереваясь оттащить Холдена в безопасное место, но Миллер оказался быстрее. Он шагнул в наш маленький круг психопатов и, взяв Холдена за руку, произнес успокаивающим тоном:

– Эй, приятель. Пойдем. Ну же…

Холден вырвался из рук Миллера, запахнул пальто и сунул в рот сигарету. Он ухмыльнулся.

– Не одолжите огоньку?

– Что за… – Ченс тупо моргнул, а потом его губы скривились от ярости. – Убирайтесь. Вы трое. Валите из моего дома к чертовой матери.

Холден сделал вид, что обиделся.

– Как грубо.

У Миллера вырвался смешок, и я вдруг почувствовал, что и сам вот-вот готов рассмеяться.

– Убирайтесь отсюда! – проревел Ченс.

При этих словах Миллер и Холден бросились бежать, гогоча как идиоты. Я же не стал торопиться. Подхватив свою куртку, я бросил на Фрэнки предупреждающий взгляд, ясно говорящий, что, стоит тронуть кого-нибудь из них, и ему будет больно. По пути к двери на глаза мне попался желтый электрошокер. Не сбавляя шага, я поднял его и сунул в карман куртки.

– Ты покойник, Венц, – крикнул Фрэнки мне вслед. – Ты, черт возьми, труп!

Миллер и Холден валялись на лужайке перед домом, смеялись, глядя в небо, и знакомились.

– Кажется, мы официально не встречались. Холден Пэриш.

– Миллер Стрэттон.

Они пожали друг другу руки, и Холден указал подбородком на меня.

– А кто этот грубиян?

– Ронан Венц, – выдавил Миллер, не переставая смеяться.

Холден вытянул руку вверх.

– Очень приятно.

– Чокнутые паршивцы, – проговорил я, и они расхохотались еще сильнее.

Пока они приходили в себя, я не сводил глаз с входной двери. По тыльной стороне ладони потекла теплая струйка крови, и я вытер ее о джинсы.

– Как тебе это удалось? – спросил Холден Миллера.

– Удалось что?

– Так сыграть и спеть. Это было… гребаное чудо.

– Ничего особенного. Все слышали эту песню. Ей уже миллион лет.

Холден покачал головой.

– Песню-то слышали, но ты вложил в нее сердце и душу. Подобное не каждый день услышишь.

Аминь. У меня не нашлось слов, чтобы сказать Миллеру правду, но Холден сумел. Он говорил за нас обоих.

Вдруг с шумом распахнулась входная дверь, и на улицу вышла футбольная команда.

– Я сказал, убирайтесь на хер с моей территории! – в ярости прокричал Ченс.

Миллер и Холден вскочили на ноги, и тут я услышал их. Полицейские сирены. Вдалеке, но они приближались. Я ощутил, как весь покрылся холодным потом. На меня вновь нахлынули воспоминания о том дне, десять лет назад, настолько ясные, будто все случилось вчера.

Моя мать на кухонном полу. Кровь…

Вокруг было так много крови, и мама не двигалась. А потом раздался вой сирен. Звук помощи. Слишком поздно, слишком поздно…

Я стоял на траве, едва способный пошевелиться. Я смутно отметил, как Эмбер протянула Миллеру футляр с гитарой, а Холден бросился к нам.

– Нужно уходить.

Ощущая себя пьяным, я последовал за ним и Миллером к черному седану, припаркованному на другой стороне улицы. За рулем ждал водитель в униформе.

– Добрый вечер, Джеймс, – проговорил Холден, когда мы забрались на заднее сиденье; он втиснулся между мной и Миллером. – Не будешь ли ты так любезен увезти нас с близлежащей территории?

Дверцы машины захлопнулись, и звук сирен стал наполовину тише, но все еще оставался слышимым. Я отвернулся к окну и закрыл глаза, не желая видеть ничего, кроме черноты. Только не ее. Не окровавленную биту, катившуюся по залитому кровью полу…

– Домой, сэр? – спросил Джеймс и быстро поехал вперед, увозя нас с места происшествия. Вскоре вой сирен затих вдали, и я облегченно выдохнул.

– Нет, черт возьми, – проговорил Холден. – Что скажете, джентльмены?

Миллер склонил голову и взглянул на меня, в глазах его читался вопрос. И ответ был лишь один. Я кивнул.

– Ко мне домой, – произнес Миллер и назвал Джеймсу адрес.

Джеймс припарковал машину у дерьмового жилищного комплекса, как две капли воды походившего на мой, и мы выбрались наружу.

Холден окинул взглядом здание.

– Уютно. Продолжение вечеринки в «У Стрэттона»?

– Не совсем, – проговорил Миллер. – Сколько Джеймс будет ждать?

– Сколько мне понадобится. – Холден зажег сигарету. С гвоздикой, судя по тошнотворно-сладкому запаху. – Не бойтесь, время Джеймса прилично оплачивается.

Миллер бросил на меня еще один взгляд. Я кивнул.

– Ладно. Пойдемте, – проговорил он.

И мы отвели Холдена в Хижину, потому что теперь она принадлежала и ему.