Текст книги "Эммануэль. Мадам как яблоко и мед"

5

Копт заехал за ней в девять утра, когда песок еще не раскалился под полуденным солнцем и вода не стала теплой, как в ванной.

Он ожидал ее за чашечкой черного кофе в баре отеля. Девушка вскоре спустилась, свеженькая, отдохнувшая, в голубом платье из тонкого ситца, в прекрасном настроении, предвкушая купание и приятное времяпрепровождение…

Аурелия чуточку расстроилась, что Давид не присоединился к их компании. А ведь она так надеялась на встречу, несмотря на то что накануне обиделась на него. Зачем он так неожиданно сбежал из «Санта-Лючии»? И что значит «Настало время храбрецов»? Он уступил ее Бутросу? Ну и ладно! Если бы тот только пожелал, она отдалась бы ему, не задумываясь. Он же сам нагадал ей по руке, что и для него найдется местечко в ее сердце. А Давид станет следующим. В этом она себе поклялась.

Сначала они долго ехали через бидонвиль, обступивший Александрию со всех сторон, потом мимо озера Мареотис. От его заболоченных берегов исходил неприятный запах. Наконец они свернули на проселочную дорогу, по обочине которой густо разрослись тростник и папирус.

Путь «Ягуару» преградил выбеленный под солнцем деревянный шлагбаум, и Бутрос вышел, чтобы поднять его. Дальше дорога спускалась к морю, огибая лагуну. Когда они, миновав песчаные дюны, вырулили к широкому ровному пляжу, защищенному дамбой от западных ветров, Аурелия вскрикнула от восхищения.

Египтянин оставил машину около небольшой виллы в мавританском стиле, выкрашенной в ослепительно яркий белый цвет. Аурелия не могла скрыть своих восторгов и все повторяла:

– И все это – ваше? И дом? И пляж?

– Это принадлежит моей семье. Мой отец построил этот дом в тридцатых годах.

– Должно быть, он очень богат, ваш отец!

– Мы все тут были богаты… до войны…

– А теперь?

Бутрос воздел руки к небу.

– Эх! Те, кто могут, как-то выкручиваются, но многие уехали…

– Почему?

– В 1956-м революционеры всех экспроприировали.

– Но вашу семью это не коснулось?

– Мы не просто египтяне, мы – копты. Они знают, что без нас им не удалось бы поднять страну из руин. Но иностранцев они прогнали – французов, англичан, греков, итальянцев, евреев – никто им не нужен. Семья Давида, например. Его отец был одним из крупнейших промышленников Египта, но и им пришлось бежать. Они не успели даже собрать чемоданы.

– А почему он вернулся?

– Его мать так тосковала по родине. Он не мог отправить ее одну.

Аурелия хотела еще кое-что разузнать, но вдруг ей почудилось, что вдалеке, в открытом море, сквозь дымку виднеется остров.

– Посмотрите! Что это там? Остров?

Бутрос улыбнулся и жестом пригласил ее пройти в дом.

– Не обращайте внимания, это только мираж… Нам пора переодеться. Море нас ждет.

Он толкнул дверь, и прохладный воздух из дома вырвался наружу, накрыв их свежей волной. Когда они ступили на выложенный керамической плиткой пол прихожей, копт церемонно поклонился и любезно предложил:

– Будьте здесь как дома.

Аурелия раздевалась в небольшой комнате, украшенной мозаикой в сине-зеленых переливчатых тонах. Единственное окно этой комнаты выходило во внутренний дворик, где густо цвели кустарники и журчал фонтан.

Она не успела купить себе купальник в Александрии, и ей ничего не оставалось, как накинуть чей-то белый махровый халат, который висел на стене. От него все еще исходил приятный запах каких-то кипрских духов. Первая, о ком она подумала, ощутив некоторую тревогу в душе, была Элен. Наверняка они с Бутросом были любовниками. Что бы она сказала, если бы ей стало известно, с кем он теперь проводит время. Впрочем, они же не связаны узами брака… по крайней мере, между собой.

Копт ожидал ее в прихожей, в таком же белом махровом халате. Когда они вышли на берег и расстелили на горячем песке полотенце, установив над ним большой зонт от солнца, он тут же скинул его. Оказалось, что он тоже без плавок, как и Аурелия. Он предстал перед девушкой совершенно голым, но она стеснялась смотреть на светлую полоску его кожи – след от плавок чуть ниже загорелого живота.

Бутрос ободряющим взглядом предложил ей поступить так же. Она стыдливо распахнула халат, и он упал на песок к ее ногам. Девушка опустила глаза, ей было неловко, ведь она так давно не обнажалась перед мужчиной.

– Не смущайтесь, Аурелия. Вы, как языческая богиня, созданы для того, чтобы услаждать взгляд своим обнаженным телом.

Бутрос положил руку на ее волнистые с золотистым отливом волосы, притянул к себе и, едва касаясь губами, поцеловал ей веки, прикоснувшись грудью к ее соскам. Потом они, взявшись за руки, побежали по горячему песку и нырнули в теплую волну.

Они так далеко уплыли от берега, что желтый зонт казался им оттуда цветком подсолнуха… Бутрос плавал вокруг нее легко и быстро, как дельфин. Он проплывал у нее между ног, шаловливо покусывал попку и неожиданно выныривал сзади. А Аурелия ложилась на спину, глядя в небо, и ее груди колыхались, повинуясь движению волн, он склонялся над ней, чтобы слизать соленую воду, скопившуюся в ямочке на животе, вокруг пупка.

Когда они, вдоволь накупавшись, вышли из воды, майское солнце припекало уже довольно сильно, и Аурелия не решилась даже нос высунуть из-под желтого зонта. Она улеглась, раскинув руки в стороны, в его тени на большом синем полотенце, утомленная, но счастливая. Бутрос прилег на живот у ее ног и, казалось, задремал, положив голову на согнутые в локтях руки. Аурелия закрыла глаза и стала ждать, когда он придет к ней.

На какое-то время она впала в забытье, пока не почувствовала, что кто-то нежно щекочет подошвы ее ног и покусывает каждый пальчик, начиная от мизинца до большого…

Аурелия даже представить себе не могла, что ее ноги обладают такой чувствительностью. Никто никогда раньше так ее не ласкал. Она почувствовала, как внутри ее утробы, внизу живота, рождается теплая и мягкая, как морская пена, волна. Бутрос продолжал лизать ее пальчики, а она, сдвигая и раздвигая ноги, гладила ими его торс, покрытый густыми черными спутавшимися кудряшками. На мокром песке, где он лежал на животе после купания, отпечатался след его тела: руки, ноги и длинный, тонкий пенис. Это пикантное зрелище взволновало Аурелию.

Египтянин вылизывал языком ее блестящие от прилипшего песка лодыжки и дошел уже до самых икр, однако не торопился подниматься выше, как она того ожидала, согнув ноги в коленях и слегка раздвинув их.

Он скользил вдоль ее тела с невыносимой медлительностью, его щеки все еще находились на уровне ее мягких бледных бедер. Она чувствовала, как он уперся лбом в ее лобок, и это простое прикосновение довело ее до экстаза. Он повернулся, наконец, и, раздвинув пальцами ее губы, погрузил язык в соленые складки кожи.

В тот момент, когда кончик его языка коснулся ее взбухшего от вожделения клитора, она испытала первый спазм. Он погрузил свой твердый язык глубоко в вагину, которая сладостными волнами сжимала его язык, как морская анемона. Когда он медленно вылизывал влажную пурпурную плоть, на нее обрушился второй оргазм, более сильный и долгий.

Бутрос продолжил движение вверх, он полз, он струился по ее телу, тесно прижимаясь лицом к ее тяжелым грудям. Аурелия чувствовала, как его напряженный член трется по внутренней стороне бедер, и готова была принять его в свое лоно, но египтянин не торопился. Он по очереди брал в рот ее отвердевшие соски, потом приподнял груди и стал лизать и пощипывать губами влажную кожу под ними вплоть до подмышек. Тогда она руками нащупала его пенис и стала осторожно стирать с него налипший песок, потом резко подняла таз, упершись ногами в полотенце, схватила Бутроса за ягодицы и погрузила его в себя.

Она хотела его удержать, но он вынул член и сам вошел в мягкую влажную плоть медленно, но очень глубоко. Согласуясь с плеском волн, ритмично накатывающих на берег, он входил каждый раз все глубже, и новый оргазм заставил ее выгнуться дугой.

Аурелия обвила ногами спину Бутроса и прижала его к себе. Наступившее блаженство в этот раз стало более острым и продолжительным. Она стонала от удовольствия, раскачивая бедрами.

Не покидая ее чрева, египтянин поднял ее ноги и положил их себе на плечи, растянулся над ней в полный рост и с силой вошел во влагалище так глубоко, что она почувствовала, как его член заполнил все ее нутро. Только тогда и для него наступил миг блаженства, его тело напряглось, лицо исказила то ли улыбка, то ли гримаса, а потом он рухнул на нее, обливаясь потом.

Когда они поднялись, полуденное солнце жарило вовсю. Стоило Аурелии выйти из-под зонта и наступить на раскаленный песок, как она тут же отдернула ногу.

– Ой, как горячо! Боюсь, я не добегу до дома.

– Обними меня за шею.

Бутрос поднял ее на руки и, немного пошатываясь, ведь она была отнюдь не пушинка, донес ее до порога, а там осторожно опустил на прохладный пол.

Потом они обедали во внутреннем дворике, сидя в тени, на разбросанных по полу подушках, совершенно голые. Бутрос с улыбкой наблюдал, как Аурелия с аппетитом поглощает свежий инжир и финики.

– Знаешь, у греков финики называются фигами, – сказала она с набитым ртом, – а итальянцы словом «фига» называют женские прелести…

Бутрос наклонился, чтобы стереть капельку сока, которая стекала у нее по подбородку.

– Арабы тоже…

Он взял с блюда финик, вынул косточку и протянул ей.

– Ты любишь финики?

Аурелия откусила сочный плод:

– Это зависит от сорта…

Как же здесь было хорошо, вдали от шума и суеты Александрии! Но Аурелия не могла выбросить из головы мысли о Давиде. Как он там, совсем один в своей покрытой пылью, одинокой вилле? Может быть, в эту самую минуту играет на рояле, стараясь заглушить шум клаксонов на улице… Может быть, вспоминает о ней… Ей так хотелось оказаться с ним рядом!

Она встала, чтобы помыть в фонтане слипшиеся пальцы. Перегнувшись через мраморный бортик чаши, она посмотрела на свое отражение в прозрачной воде…

Вдруг гладкая поверхность воды покрылась рябью, и девушка почувствовала, как чьи-то руки властно обхватили ее за бедра и прижали их к холодному мрамору фонтана, мужское колено оказалось у нее между ног, и твердый член настойчиво подбирался к влагалищу.

– Ой!

Бутрос запечатлел поцелуй на ее покрывшейся мурашками спине.

– Прости, моя прелесть! Я не мог устоять. Как увидел твою круглую попку и ямочки на ягодицах. С ума сойти!

Аурелия еще больше свесилась вперед, над мраморной чашей, выставив свой зад.

– Бери! Все – твое. Мне не жалко…

Она пошире расставила ноги. Он просунул в промежность руку и деликатно раздвинул губы, словно отгибал лепестки цветка. После этого, свободной рукой направляя член, он вошел в нее.

Аурелия, согнувшись над чашей фонтана, при каждом его рывке погружала в прохладную воду свои крупные груди. Он не кончил, просто вынул член, перенес ее на подушки и там опять вошел в нее. Она повернула голову набок, прикоснувшись щекой к прохладной плитке, и закрыла глаза. Она представила себе, что не Бутрос, а Давид возлежит рядом с ней и медленно, с наслаждением овладевает ею…

– Бутрос? Ты здесь? – раздался женский голос.

Копт резко остановился. Аурелия широко открыла глаза и, часто моргая, со страхом посмотрела на него. Где-то на улице раздалось лошадиное ржание, а в доме послышался звук шагов по плиточному полу.

Она повернулась и прямо перед носом увидела пару лощеных сапог и изящный хлыстик. Это была Элен, в мужской рубашке и в галифе. Она стояла прямо перед любовниками, без тени смущения, держа в руках шляпу и постукивая хлыстом по сапогам. Весело тряхнув кудрями, она дотронулась мягким кончиком хлыстика до бледно-розового бедра Аурелии.

– Ах, вот в чем дело! В твоем табуне появилась новая кобылка…

Потом, присев рядом с ними на корточки, она добавила, глядя на распростертую на полу, среди подушек, девушку:

– Бутрос, ты, как я вижу, не ошибся в своем предсказании…

Копт, судя по всему, ничуть не был обескуражен внезапным появлением бретонки. Он размеренно и не спеша двигал тазом, продолжая начатое дело. Аурелию это успокоило, она поняла, что нет ничего драматического в том, что их застали фактически на месте преступления. Возможно, эту ситуацию удастся даже обратить себе на пользу.

Поэтому, когда Элен прижалась губами к ее губам, она ответила на поцелуй.

– Смотрите-ка! Она любит женщин, твоя маленькая шлюшка!

Амазонка еще раз нагнулась, чтобы ее поцеловать, проводя мягким концом хлыста по ее упругому животу.

– Ну, как? Тебе нравится мой любовник?

Аурелия вместо ответа только улыбнулась. Элен обхватила руками ее груди, а потом сжала их изо всех сил, вонзив ногти в нежную кожу.

– Так хорошо или нет?

– Да! – ответила Аурелия, едва не вскрикнув от боли.

Бретонка встала, обошла вокруг, не отрывая от нее взгляда.

– Продолжай, Бутрос. Не стесняйся. Не обращай на меня внимания…

Она встала поодаль, скрестив руки на груди, наблюдая со стороны за происходящим. Под пристальным взглядом Элен египтянин начал было опять свой размеренный танец, но потом резко остановился.

– У меня пропало желание.

– Ах, так? – обрадовалась Элен. – Тогда уступи ее мне.

Она торопливо скинула сапоги и брюки, обнаружив под ними длинные тонкие мускулистые ноги и узкие бедра, сняла рубашку. Каскад белокурых локонов обрушился на угловатые плечи и маленькие торчащие груди.

Она опять натянула на ноги сапоги из тонкой рыжей кожи, схватила свой хлыст и улеглась рядом с Аурелией. Бутрос, все еще стоявший рядом на коленях, наклонился к ногам бретонки и в знак почтения поцеловал копну спутанных кудряшек на ее лобке. Та благосклонно приняла ухаживание, кинув в его сторону заносчивый взгляд, но потом тихонько оттолкнула его мыском сапога:

– Позволь, я займусь ею. Не возражаешь?

Аурелия опасливо отодвинулась, ее пугал хлыст.

– Элен?

– Что?

– Ты же не собираешься…

– Что? Отхлестать тебя по толстой заднице за то, что ты увела моего любовника? – Элен звонко рассмеялась и совсем не больно похлопала ее ладошкой по попке. – Не обольщайся, милая…

Она присела на колени рядом с ее распростертым телом:

– Ладно… На этот раз прощаю!

Кивком головы Элен велела Бутросу присоединиться к ним, и египтянин, расположившись валетом над Аурелией, не мешкая, прилип ртом к ее промежности.

Стоя на коленях рядом с ними, Элен проводила толстой ручкой своего изящного хлыста по внутренней стороне бедер девушки вверх и вниз.

– Бутрос, теперь держи ее, – приказала она.

Не прекращая ласкать языком ее вагину, он раздвинул ей бедра и схватил за ляжки, лишив возможности двигать ногами. Тут же Аурелия почувствовала, что холодный округлый предмет настойчиво пытается втиснуться в промежность. Она вздрогнула:

– Ой, не надо! Мне же больно!

– Да нет… не дергайся…

Элен проталкивала толстую ручку хлыста все дальше, но Аурелии это не понравилось, и она опять выразила свой протест. Бретонка рассердилась:

– Может, заткнешься? Неужели тебе нечем занять свой ротик? Посмотри, он уже созрел для тебя.

Аурелия послушно обратила внимание на торчащий перед ее глазами член, который так и тянулся к ее губам. Она обхватила языком только головку, потом стала пощипывать губами длинный и тонкий пенис, постепенно продвигаясь к его основанию. Тем временем Бутрос языком ласкал ее клитор, а Элен постепенно, слабыми рывками проталкивала ручку хлыста во влагалище, пошлепывая ее по ягодицам.

Внезапно Элен резко ускорила движение, и Аурелия, вскрикнув от неожиданности, дернулась вперед. Член Бутроса уперся ей в самую глотку, и она выпустила его изо рта, чтобы судорожно вдохнуть, и тут же сжалась, поскольку наступал оргазм, зародившись сначала где-то внутри утробы как маленькая горячая точка, а потом распространился жаркой волной по всему животу, по бедрам, по спине… Тем временем толстая ручка хлыста двигалась во влагалище все быстрее и быстрее.

Откинувшись на бок, Аурелия создала некоторые неудобства своей партнерше. Теперь Элен приходилось одной рукой придерживать ручку хлыста, другой держать его за его тонкое, гибкое окончание и проталкивать его взад-вперед со спины, между ягодицами Аурелии.

Бутрос, вытянув руку, прижал голову Аурелии к своему члену, и ей пришлось разжать губы и взять его в рот.

Он помогал ей ритмичными движениями таза и дождался оргазма. Она услышала, как он захрипел, хотя этот звук был больше похож на рычание… Когда она открыла глаза, Элен уже убрала свой хлыстик. Она возлежала на подушках чуть поодаль, с раскрасневшимися щеками и взлохмаченной шевелюрой, и терпеливо ожидала окончания сцены.

Уф! – глубоко вздохнула Аурелия, одним залпом опрокинув стакан с лимонадом.

Она улеглась на подушки между Бутросом и Элен:

– У меня нет сил…

Бретонка пошлепала ее по попке и усмехнулась:

– Ты – способная ученица. Не так ли, Бутрос?

Египтянин скорчил мину:

– Ей надо научиться правильно использовать свой милый ротик.

Аурелия возразила:

– Я старалась, как могла! Просто мне трудно было сосредоточиться. Столько всего происходило одновременно…

Элен, не обращая внимания на ее слова, продолжала беседовать с Бутросом, словно они находились тут вдвоем:

– Может быть, мы взяли слишком быстрый темп и она просто не успевает?

– Ты всегда торопишься.

Бретонка приподнялась на локтях и возмущенно заметила:

– Но это все из-за тебя! Ты же обещал меня дождаться!

– А я виноват, что ты приехала так поздно? Она-то уже была готова. Я не хотел, чтобы она истомилась.

– Но ты ведь не хотел, чтобы я загнала лошадь? Я уехала, как только смогла.

– Ладно, Элен, не сердись! У нас еще весь день впереди, чтобы наверстать…

Лениво перебирая пальцами густые колечки на лобке Аурелии, он добавил:

– В любом случае, у малышки есть темперамент. Однако ей нужно еще научиться контролировать себя…

– Да, пожалуй, ей нужно еще подучиться.

Аурелия решительно вмешалась:

– Между прочим, я здесь! Вам не совестно говорить обо мне в третьем лице, как будто меня здесь нет?

Элен погасила ее гнев поцелуем.

– Ты права! Бутрос, мы потеряли всякие приличия, тебе не кажется?

Он привстал, опершись на локоть.

– Пожалуй, хотя на этот счет у меня тоже есть теория…

– Какая? – спросили они хором и засмеялись.

– Джентльмен не обязан соблюдать приличия, когда занимается любовью с дамой.

6

Аурелия решила задержаться в Александрии. Мало-помалу она привыкла к размеренной и однообразной жизни бывшей вселенской столицы, и она даже пришлась ей по вкусу: тягучие дни, проводимые в компании Бутроса и Элен на краю бассейна в спортклубе, и унылые обеды, которые всегда заканчивались танцами под медленный фокстрот в стиле сороковых…

Раза два или три им удалось ускользнуть из города, чтобы предаться любовным утехам на марокканской вилле Бутроса в Агами. Отныне Элен использовала Аурелию как удобный предлог, чтобы уклониться от скучных обязанностей жены дипломата. Гюнтер Фроммер был ужасно рад, что его молодая жена нашла, наконец, подружку-француженку, с которой сколько угодно могла говорить о тряпках и слоняться по базарам. Он на долгие часы оставлял их в покое и никогда не интересовался, как они проводили время. Во время сиесты он иногда задерживался на работе, и тогда Элен отпускала служанку, старую негритянку из Судана, и женщины проводили время вдвоем.

В эти дни они не ходили в спортклуб. После легкого обеда они уединялись в спальне Элен. Обычно в послеполуденное время было так жарко, что у них не хватало сил даже коснуться друг друга. Они предавались дреме, раскинувшись бок о бок на большой белой кровати.

Когда морской бриз начинал шевелить занавеску в спальне, та, что просыпалась первой, будила подругу страстными поцелуями.

Их первая любовная встреча в Агами была, пожалуй, грубовата, но когда Бутроса не было рядом, бретонка сбрасывала с себя маску высокомерия. Даже ее тело изменялось, становилось более хрупким и женственным на фоне округлостей Аурелии, а жесты приобретали плавность.

В знойные полуденные часы, когда природа замирала в ожидании вечерней прохлады, их любовь протекала лениво, словно нехотя. Порой они даже засыпали, не прерывая ласк, на минуту или на час, а просыпались оттого, что язык подруги пытливо исследовал складки под каштановыми или под светлыми кудряшками на лобке…

Они позволяли себе проснуться не сразу, а дождаться, пока наслаждение не овладеет ими, сначала смутное, словно во сне, а потом все более яркое, острое. Пальцы погружались в мягкую влажную плоть, язык совершал свой сладострастный танец, бронзовые от загара руки переплетались с покрытыми золотистым пушком бедрами подруги.

Томные, усталые, в шелковых кимоно, потом они пили на террасе холодный чай. Консул никогда не возвращался домой раньше восьми, обычно это случалось тогда, когда в мечети, расположенной где-то поблизости, раздавался голос муэдзина, возвещавший о вечерней молитве. Так что у них было достаточно времени, чтобы поболтать.

В тот день Элен печалилась по причине отсутствия Бутроса. Ему пришлось на несколько дней уехать в Каир для улаживания какой-то судебной тяжбы.

– Ты давно с ним знакома? – поинтересовалась Аурелия.

– Уже пару лет.

– И он быстро стал твоим любовником?

– Да, практически сразу…

– Ты с ним впервые изменила мужу?

Элен расхохоталась, встряхнув белокурыми локонами.

– Нет, конечно!

– Тогда зачем же ты вышла замуж?

– Мой муж был другом нашей семьи. Я познакомилась с ним в Бонне, когда мой отец работал там в посольстве… Он поразил меня с первого взгляда. Он был блестящим дипломатом! В тот день, когда мне исполнилось восемнадцать, он попросил моей руки. Разумеется, я сказала да… У меня не было особого желания устраиваться на работу. Быть дочерью дипломата – это все, что я умела…

– А потом?

Аурелия присела у ног подруги и обняла их, положив голову ей на колени.

– Потом?.. Потом была Москва, Дакар, Сиэтл, Стамбул… В конце концов, мы очутились здесь. Я умирала от скуки. В этом городе шесть миллионов жителей… или три миллиона – никто точно не знает. Но на самом деле Александрия – маленький городишко. Каждый день одни и те же лица, дипломаты из других посольств, те же старики, которые только и знают, что болтать о своем прошлом…

– А Бутрос? Как так получилось, что вы стали любовниками?

– Он вел дело одного египтянина, жена которого работала горничной в нашем консульстве. Он подрался с моряком. На Бутроса иногда нападает охота отстаивать справедливость. Он сам пришел к нему в тюрьму и предложил свои услуги, причем бесплатно. Подозреваю, что таким образом он просто рассчитывал наладить со мной отношения.

Аурелия удивленно вскинула брови:

– Немного странный способ знакомиться.

– Знаешь, в те времена я была замкнутой. Наверное, я казалась ему недоступной…

– Не то что я!

– Ты? Ты другая…

Она наклонилась и поцеловала девушку в кудрявый затылок.

– Ты… ты – искательница приключений, это написано у тебя на лице. И потом, когда он увидел, как ты сохнешь по Давиду…

– Нет! Не было такого!

Элен усмехнулась:

– Аурелия, перестань, ты же не умеешь врать…

Девушка нахмурилась.

– Но почему бы мне и не обратить на него внимание? Что в этом плохого?

– Если ты надеялась, что Давид Мизрахи влюбится в тебя по уши, тебе пришлось бы очень долго ждать. Ты бы и сейчас еще торчала в одиночестве в отеле «Сесиль». Бутрос тебя пожалел, он не хотел, чтобы ты зря теряла время…

Аурелия задумалась. Неужели, в самом деле, так сложно соблазнить прекрасного Давида? Впрочем, это сделало бы победу более желанной. Пока же любовные утехи с Бутросом и Элен вполне ее устраивали, и она не сгорала от нетерпения увидеть Давида. Он может и подождать. В любом случае, она ничего не теряет…

– Ну, что было дальше, Элен, рассказывай. Он выиграл дело этого типа, а потом?

– Гюнтер пригласил его к нам домой на обед… Мне он показался забавным… милым… чувственным… Узнав, что я обожаю лошадей, он предложил мне покататься на своих.

– Вот тут-то вы и…

Элен толкнула Аурелию ножкой:

– Как же ты нетерпелива! Дай мне дорассказать…

Она поудобнее устроилась в плетеном кресле, Аурелия покрепче прижалась к ее ногам.

– Сначала он предложил мне покататься на его андалузской кобылке, резвой, но послушной… Почти каждое утро я ездила к нему на конюшню. После обеда он, как правило, оставлял свой кабинет и присоединялся ко мне.

– Он намекал тебе как-нибудь, что…

– Ничего особенного… Так… делал комплименты, целовал ручку… Потом он провожал меня домой. Я знала, что он недавно женился, и мне казалось, что он без ума от своей жены…

– А ты? Ты в него влюбилась?

– Скажем так, я думала о нем во время сиесты… очень часто…

– Так, значит, ты сама предложила ему?.. – девушке не терпелось узнать развязку.

– Не совсем так… Все произошло довольно неожиданно. Тогда он только что приобрел чистокровного арабского жеребца. Превосходный экземпляр, статный, голова как у оленя, просто загляденье! Мне безумно хотелось на нем прокатиться, но Бутрос считал, что конь слишком горяч для меня. Однажды утром, когда конюх отвернулся, я вывела Нура из денника и вскочила верхом, без седла. Нервная дрожь пробежала по его спине, но я справилась, у меня сильная рука. Сначала мы прошлись рысью в загоне. Барьер был открыт, и я направила коня на свободу. Мы вырвались и вдоволь покатались галопом. Никогда раньше я не встречала такую умную лошадь… и такую изысканную, интеллигентную… Ты когда-нибудь ездила верхом?

– О, нет! Я боюсь.

– Тогда тебе не понять этого упоительного чувства свободы, могущества, когда ты верхом на коне. Это даже лучше, чем секс. Мощный конь был у меня между ног, и я чувствовала бедром его обнаженную кожу. Я управляла им, и он мне повиновался…

– Тебя это возбуждает?

– Даже больше…

– Ну, а потом что?

– Я вернулась поздно. Бутрос ждал меня у конюшни. Он был взбешен, мне даже показалось, что он побил своего конюха за недосмотр… Нур почувствовал хозяина и понял, что тот сердится. Тогда он встал на дыбы и сбросил меня…

– Ты ушиблась?

– Я ничего себе не сломала, но от удара потеряла сознание. Бутрос на руках отнес меня в денник Нура… Очнувшись, я поняла, что лежу на соломе. Бутрос был очень зол и сказал, что пошлет за доктором, но я удержала его. Мне тоже было обидно из-за того, что я упала с лошади у него на глазах. Да к тому же я была так возбуждена после этой скачки! Я притянула его к себе, повалила на солому, обняла и поцеловала. Животом я почувствовала, как у него в штанах набух пенис. Я расстегнула его ширинку так быстро, что он не успел ничего сделать.

Аурелия, сама того не сознавая, засунула руку себе под кимоно.

– А что было потом?

– Я взяла его в рот. Но он оттолкнул меня. Я думала, что он даст мне пощечину. Я упала на солому. Он склонился надо мной, потом в одно мгновенье снял с меня брюки и перевернул на живот. Он потянул за ремень и поставил меня на четвереньки…

Аурелия, не жалея сил, теребила свой клитор.

– А потом?

Элен посмотрела на нее с негодованием:

– Вот ведь негодница! Ты мастурбируешь? А как же я?

Она легонько оттолкнула девушку ногой, та опрокинулась на циновку, но не перестала ласкать себя. Элен набросилась на нее и зарылась лицом между ее загорелых бедер…

Они катались по полу, смеясь и обмениваясь ласками. Вдруг со стороны парадной двери раздался скрежет шин по гравию. Элен мигом вскочила и свесилась с террасы, чтобы посмотреть, что там происходит.

– Черт! Мы забыли о времени.

– Элен? Wo bist du?

Бретонка быстро одернула кимоно и шепотом велела Аурелии:

– Одевайся! Давай скорей!

Аурелия вышла из ванной комнаты розовая от удовольствия и прехорошенькая в своем новом белом платье. У нее не было времени надеть нижнее белье, пришлось спрятать его в сумочку. И она как ни в чем не бывало вошла в гостиную.

Она увидела Элен, стоящую к ней спиной, занятую беседой с каким-то мужчиной. Она не могла разобрать, с кем именно она разговаривает, поскольку видела только его ноги. Фроммер подошел к ней, чтобы поздороваться. Пожав ей руку, он обернулся и произнес:

– Аурелия, мне кажется, вы знакомы с нашим другом?

Элен отошла в сторону, а Аурелия, шагнув вперед и учтиво улыбаясь, вдруг застыла на месте как вкопанная. Давид!

Он вежливо поклонился в знак приветствия. Фроммер посмотрел на них с любопытством, потом продолжил:

– Давид собирается выступить с концертом в консульстве. Он будет играть Баха.

Он обратился к жене:

– Liebchen, я позволил себе пригласить нашего друга к нам на обед. Аурелия, не хотите ли к нам присоединиться?

Во время обеда Давид был оживлен, предупредителен и еще более обворожителен, чем прежде. Аурелия поначалу смущалась, но после бокала бордо вновь обрела свою обычную жизнерадостность.

Пока мужчины обсуждали программу концерта, Элен наклонилась к девушке и шепотом спросила:

– Ну как? Он по-прежнему тебе нравится?

– Ну, конечно!

– Тогда, вперед! Не упусти свой шанс…

– Ты думаешь?

Элен искоса посмотрела на молодого человека из-под опущенных ресниц.

– Почему бы и нет? Попробуй… Мне кажется, он чувствителен к женским прелестям.

– Как же так? Не так давно ты меня уверяла, что…

– Тихо! Забудь о том, что я тебе говорила. Может быть, он просто чересчур застенчив.

Аурелия в свою очередь окинула взглядом Давида.

– Что-то непохоже…

– Я попрошу, чтобы он проводил тебя после обеда в отель, – решительно заявила Элен. – А там уж решай сама…

Давид, увлеченно беседуя с консулом, не упускал возможности бросить взгляд в сторону женщин. Практически весь вечер он внимательно приглядывался к ним. Может, он заподозрил, что у них какие-то отношения? Или пытался угадать, до какой степени Аурелия охвачена к нему чувством? Очевидно, она скоро обо всем узнает…

Сидя в машине Давида на переднем сиденье, Аурелия от страха вжалась в кресло. Нет сомнений в том, что все водители в Александрии – камикадзе. Что касается пешеходов – все без исключения склонны к самоубийству. Давид не мог сдержать резких слов каждый раз, когда ему приходилось резко тормозить или выворачивать руль, чтобы не задавить мальчишек, снующих вокруг автомобильного потока.

– Тут если собьешь кого-нибудь случайно, надо сразу мчаться в свое консульство, – пояснил он.

– Но почему?

– Стоит только остановиться, тебя растерзают на месте.

Он свернул на набережную Корниш. Вот они уже приближались к гостинице, но ничто пока не указывало, что у него есть желание продолжить вечер. Настанет ли и для Давида время храбрецов?

– Может, пойдем куда-нибудь выпить? – отважилась предложить Аурелия.

– А куда? В этой стране нет приличных баров.

Аурелия повернулась к нему, выставив напоказ соблазнительное декольте.

– Может, просто прогуляемся по берегу моря? Спать что-то не хочется… А хочется подышать свежим воздухом.

– И навлечь на себя полицию? За это запросто могут арестовать. Я однажды провел ночь в участке только за то, что притормозил на обочине дороги. Спасибо, мне этого достаточно.

Девушка приуныла. Делать нечего. Они уже стояли напротив «Сесиль». Аурелия чмокнула Давида в щечку, выпорхнула из машины и направилась к двери.