Текст книги "Эммануэль. Мадам как яблоко и мед"

– Аурелия?

Она резко развернулась.

– Ты действительно хочешь где-нибудь посидеть, пропустить по стаканчику?

– Да, но…

– Ну ладно, садись.

Они поехали по дороге по направлению в Абукир. Оранжевая луна освещала строения, возведенные только до половины, но уже пришедшие в упадок: выбитые стекла, кое-где разобранные стены, свешивающиеся из окон обрывки электрических проводов.

По радио передавали песни в исполнении Далиды, и Давид вторил ей вполголоса, напевая: «J’ai mis de l’ordre à mes cheveux, un peu plus de noir sur mes yeux, par habitude…»

Аурелия напрасно пыталась задремать, хотя мелодия напоминала ей колыбельную. Поначалу она была в восторге от неожиданного приглашения Давида, но потом забеспокоилась и стала допытываться, куда же он ее везет. Он отказывался отвечать на этот вопрос, сознавшись, однако, что для нее это будет сюрпризом…

– Долго еще? – Аурелия теряла терпение.

– Уже почти приехали…

– Скажи честно, тут опасно, в этом районе?

Давид притормозил.

– Хочешь вернуться?

– Нет, нет…

– Ты уверена?

В окне рядом с ней вдруг возникло смуглое лицо какого-то мужчины, одетого в джеллабу. Аурелия вздрогнула от неожиданности.

– Да, уверена. Давай-давай, поехали!

Он остановил машину рядом с невысоким бараком, расположенным на отшибе. Сквозь створки закрытых изнутри ставень пробивался свет. Давид вышел из машины, обошел вокруг и открыл дверцу, чтобы помочь выйти Аурелии. Она не сразу решилась ступить на каменистую землю.

– Это здесь? – с опаской спросила она.

Давид взял ее за руку.

– Ты же сама хотела где-нибудь посидеть. Выходи, не бойся… Вот увидишь, здесь все не так, как в спортклубе…

Он повел ее за собой, она нехотя повиновалась. Подойдя к двери, Давид постучал условным стуком: два раза подряд, потом три раза с промежутками.

Дверь чуть-чуть приоткрылась, в образовавшуюся щель просунулась физиономия старика в красной феске. Узнав Давида, он отошел в сторону, чтобы дать ему пройти, и почтительно поклонился. Увидев, что за ним идет девушка, он наградил ее благодушной улыбкой во весь свой беззубый рот.

Старик отодвинул занавес из стекляруса, представлявший собой множество нанизанных на нити разноцветных бусинок, и они оказались в душном помещении. У Аурелии сразу стали слезиться глаза от густого дыма, рванувшего им навстречу к открытой двери на улицу. Она моргала глазами, ничего не видя в клубах дыма, оглушенная громкой арабской музыкой. Хорошо, что Давид вел ее за руку, следуя за стариком. Они пробирались в тесноте через толпу мужчин в арабской одежде. Девушка повисла на плече своего кавалера, кое-как отбиваясь от мужских рук, цеплявшихся за ее тело.

Наконец они заметили в глубине помещения ярко освещенную сцену, где тучная восточная женщина в расшитом блестками бюстгальтере и шифоновой юбке ядовито-оранжевого цвета изображала необычный танец, раскачивая в разные стороны полными бедрами. Каждый раз, когда она подпрыгивала или топала ногой, жирные складки на теле вздрагивали и колыхались. Невозможно было определить ее возраст, так сильно она была накрашена.

Вокруг сцены собралась довольно большая группа людей в традиционных восточных одеждах, с золотыми перстнями на пальцах, и все, как на подбор, с усами. Они горящими глазами смотрели на танцовщицу и с воодушевлением подбадривали ее возгласами и выразительными жестами.

Один из них отделился от группы и подошел к ним.

– Давид, дорогой мой, как я рад! Что-то ты редко к нам заходишь!

Давид пропустил вперед Аурелию.

– Я привел к тебе подругу. Знакомься, Аурелия, это – Мустафа, наш хозяин.

Мустафа улыбнулся, обнаружив крепкие белые зубы под седыми усами, и пожал девушке руку. Она инстинктивно отступила на шаг, чтобы оказаться поближе к Давиду.

– Что-то она нервничает, твоя подруга.

Давид, пожав плечами, чуть улыбнулся:

– Ничего, это пройдет.

Мустафа понимающе кивнул.

– Садитесь. Я принесу вам кое-что, чтобы вы быстрее погрузились в нашу атмосферу…

Усатые люди расступились и пропустили их ближе к сцене. Им уступили место, и Аурелия уселась на стул, оказавшись между Давидом и каким-то толстяком с сигарой во рту. Их места находились практически на сцене, и яркий свет слепил девушке глаза. Она сжалась в комочек и прижалась к своему спутнику. Давид взял ее под руку, поцеловал в затылок и, рассмеявшись, произнес:

– Да не пугайся ты так! Расслабься…

– Давид, что это за люди? Ты их знаешь?

Молодой человек указал пальцем на сухощавого, не старого еще господина в темных очках:

– Вот этот занимается контрабандой сигарет. Тот, что слева от него, с толстой физиономией, – нелегальной торговлей виски. За ним стоит горилла, его бизнес – выбивать долги. Впрочем, некоторые говорят, что время от времени, особенно если выпьет лишнего, он выбивает их слишком усердно…

Аурелия смотрела на указанного человека-гориллу, вытаращив от ужаса глаза, а когда вдруг встретилась с ним взглядом, быстро опустила голову. Давид продолжал перечислять как ни в чем не бывало:

– Тот, что с ним рядом, – местный плейбой, он принудил своих сестер заниматься проституцией… а теперь работает на того толстого типа, что сидит рядом с тобой. Они продают девочек саудитам.

Девушка в страхе еще теснее прижалась к своему спутнику:

– Но… как ты можешь водить знакомство с такими людьми?

Давид по-братски поцеловал ее в лобик:

– А что? Они забавные… Посмотри-ка, что тебе принес Мустафа…

Мустафа протягивал ей кальян. Аурелия вопросительно посмотрела на Давида.

– Давай, смелее…

– Это табак с медом?

– Ну да, что-то вроде…

Она все еще колебалась. Тогда толстяк слева встал, взял мундштук и глубоко затянулся, чтобы показать ей, как это делается. Он заморгал, потом его желтые глаза закатились, и он вернулся на свое место, демонстрируя крайнее удовольствие.

– Давай, смелей, – уговаривал ее Давид. – Какая же ты трусиха!

Аурелия взяла в рот мундштук, помедлила секунду и вдохнула горячую смесь. У нее тут же перехватило дыхание, горло сжал спазм! Она выплюнула мундштук и закашлялась, да так сильно, что при попытке набрать в легкие хоть каплю воздуха все тело охватывала дрожь. Она задыхалась. Кто-то протянул ей стакан, она выпила залпом, не разобравшись, что там был за напиток.

Давид стучал ей по спине, другой рукой вытирал слезы, огромные слезы, которые катились по ее щекам. Мало-помалу Аурелия отдышалась, спазм прошел, ей стало лучше.

Она опять взяла в рот мундштук, вдохнула полной грудью, опять закашлялась, но уже меньше, и почувствовала себя гораздо лучше. И не просто лучше, ей вдруг стало очень хорошо!

– А ты хочешь? – спросила она охрипшим голосом, протягивая мундштук Давиду.

– Нет, спасибо. Меня от этого клонит в сон.

Аурелия прижалась к плечу Давида, глядя по сторонам уже без прежних страхов. Гангстеры уже не казались ей такими уж ужасными, более того, она находила, что у них весьма симпатичные лица. Давид, наверное, нарочно хотел ее напугать. Но даже если он говорил правду, то он здесь как раз для того, чтобы ее защитить, если что-то случится.

Она была на седьмом небе оттого, что сидит тут в обнимку со своим прекрасным пианистом, что он пригласил ее в тайный клуб разделить досуг в такой странной компании. Она блаженно улыбалась Давиду, усатым парням в странной одежде, танцовщице, которая крутила толстыми бедрами уже под самым ее носом. А хозяин ей кого-то напоминает… Решительно, его лицо ей казалось знакомым… Аурелия смотрела на него в упор, нахмурив брови и кусая ногти. Она даже не обратила внимания, что чья-то горячая ладонь сжала ей колено… Так кого же?

– Омар Шариф!

Давид перевел взгляд с танцовщицы на нее.

– О чем ты?

– Мустафа! Знаешь, на кого он похож? – хихикнула она. – На Омара Шарифа.

– Пойди, скажи ему об этом. Ему будет приятно…

– Правда?

Она встала и неуверенным шагом направилась к хозяину заведения.

– Месье, вы похожи на Омара Шарифа.

Мимо проходил официант заведения и случайно толкнул ее в спину. Она не удержалась на ногах и упала бы, если бы Мустафа ее не подхватил. Не выпуская девушку из объятий, он отвел ее к ее столику, покачиваясь в ритме музыки.

Аурелия обратила внимание, что Давид встал, чтобы обсудить с хозяином кое-какие дела. Они говорили по-арабски, но ей показалось, что она различила несколько раз произнесенное слово «бабки». Странно, подумала она, это жаргонное словечко у нас означает «деньги»…

Когда он вернулся на свое место рядом с ней, она поинтересовалась:

– О чем вы говорили?

– Он хотел купить тебя.

Аурелия равнодушно пожала плечами:

– Сколько верблюдов он тебе предложил за меня?

– Ну что ты! За таких девушек, как ты, дают не верблюдов.

– А что же?

– Белых верблюдиц. Это гораздо дороже и… шикарнее.

– Ну и как? Он меня купил?

– Он пошел выяснять, найдет ли он нужное количество верблюдиц…

Аурелия расхохоталась:

– Так я тебе и поверила!

– И напрасно…

Танцовщица закончила танец и теперь обходила столы, собирая вознаграждение. Она выпячивала свой бюст, и усачи запихивали купюры в ее расшитый блестками бюстгальтер. Проходя мимо, она сказала несколько слов по-арабски, кивнув в сторону Аурелии.

– Что она говорит?

– Она говорит, что теперь – твоя очередь.

– Что? Танцевать? Но я же не умею.

– Это несложно. Пойдем, я тебе покажу.

Он увлек ее на середину сцены. Танцовщица кинула ему красную муслиновую шаль. Подхватив ее на лету, Давид повязал ее девушке вокруг талии и предложил ей покрутиться вокруг.

– Смотри… Подними руки… Плавно выдвигай вперед ногу, покрути бедрами… Посмотри, как надо это делать… Теперь выдвигай другую ногу… Вот так! Не напрягайся, двигайся плавно… Слушай музыку.

Шаг за шагом, Аурелия, сверяя свои движения с теми, что показывал ей Давид, чувствовала себя все более уверенно. Он, держа ее за завязанную на талии шаль, водил по сцене по кругу, потом опрокидывал ее на руку, и она выгибала спину так, что ее грудь чуть не вываливалась из платья. Он заставлял ее кружиться, вертеться под музыку, и она то очень близко придвигалась к нему так, что касалась своим животом его живота, то отодвигалась, поворачиваясь и крутясь, игриво виляя задом…

Яркий свет ослеплял ее, и она закрыла глаза… К ней подошел Мустафа, но она этого не видела. Она подвернула юбку, чтобы та не мешала движениям, и закрепила подол за шалью, обнажив ляжки. Теперь она танцевала между двух мужчин. Чьи-то руки касались ее бедер. Чьи же? Ах, какая разница!.. Чужие руки касались ее обнаженных икр, бедер, грудей, рук… Когда она под музыку кружилась вокруг себя, ее легкая юбка поднималась и обнажала голую попку… Музыканты подбадривали ее, смеясь и хлопая в ладоши. Толстая танцовщица взяла микрофон и запела на своем языке какую-то песню протяжным хриплым голосом…

И вот на сцене Аурелия танцует среди множества темных личностей, которые, сжимая круг, окружают ее, склоняются к ее лицу, чьи-то усы щекочут ей шею, чьи-то липкие руки лапают ее бедра, ляжки, поднимаются выше… Она резко отшатнулась, ненароком оступилась и рухнула в чьи-то объятия… Горячие пальцы, унизанные холодными перстнями, трогают ее обнаженную плоть. Сколько их? Десятки…

Аурелия медленно приходила в себя, разбуженная розовым светом восходящего солнца. Ощупав вокруг себя пространство, она догадалась, что лежит на кровати… Девушка приоткрыла тяжелые веки… Знакомые стены в ее номере в «Сесиль»… Давид?.. Нет… она одна…

Она не помнила, как вернулась в гостиницу. Должно быть, он привез ее. Наверное, он ее и раздел. А вдруг?.. Она откинула простыню и просунула руку в потную промежность. Нет… Никаких следов…

Значит, Давид раздел ее, значит, он видел ее голой… А потом уехал…

«Джентльмен не должен позволять себе пользоваться обстоятельствами и соблазнять даму, если она немного устала…» Кто же так говорил? Ах, да. Бутрос… Странный джентльмен этот Давид… В голове шумело, тяжелые веки закрылись, и она опять впала в забытье, поклявшись, что больше никогда…

7

Полдень. Как? Уже?.. Скоро за ней заедет Элен. Аурелия сладко, как кошка, потянулась. Она попыталась вспомнить, что же произошло вчера вечером… Только расплывчатые воспоминания – какой-то притон, смутные лица, противные ощущения в желудке и в голове от избытка алкоголя…

Но было что-то еще. Приятное чувство блаженства… Может, это уже был сон? Она зарылась лицом в подушку и постаралась представить себе картину ярче: силуэт женщины, она стоит к ней спиной в комнате, освещенной солнцем, совершенно обнаженная…

С необычайной ясностью она различала каждую клеточку на ее янтарной коже… Ей ужасно захотелось дотронуться до ее тела. Она подошла к ней сзади и прижалась животом к ее округлому бедру, обняв ее рукой за тонкую талию, обхватив ладонью ее полную грудь, прижавшись губами к ее каштановым с золотистым отливом волосам…

Тело женщины было теплым и тяжелым в ее руках… Когда она провела рукой по ее кудрявому лобку и спустилась ниже, она почувствовала палец внутри себя… Ее голова безвольно запрокинулась ей на плечо. Аурелия повернула мягкое покорное тело к себе лицом, оно не сопротивлялось, томно покачиваясь в ее руках… И тут она обомлела, увидев детские пухлые губки, округлые щеки, широкий лоб, тонкий носик, закрытые глаза, окаймленные густыми ресницами… Это было ее лицо…

Сидя напротив Элен на террасе спортклуба, Аурелия рассказывала ей о своем видении. Бретонка задумалась.

– Выходит, ты ласкала своего двойника… Это может означать, что ты находишься в состоянии самопознания…

– Как это?

– Ты ищешь путь к себе, но ты еще не раскрылась…

– В каком смысле?

Официант поставил перед ними тарелки с закуской. Элен отломила кусочек хлеба и обмакнула в икру из баклажанов.

– Да уж, они тут не торопятся… Попробуй, это вкусно.

– Я не хочу есть.

– Что-то на тебя это не похоже.

– У меня живот болит.

Элен вздохнула.

– Ты что, выпила?

Аурелия уткнулась в свою тарелку, но есть так и не стала.

– А, кстати, ты мне так и не рассказала, чем вчера все закончилось…

– Знаешь… мне до смерти стыдно.

– Неужели все так плохо? Что же случилось?

– Я толком и не помню…

– А ты постарайся… Куда вы отправились после того, как ушли от нас? Чем вы занимались?

Отвечая на настойчивые расспросы подруги, Аурелия мало-помалу восстановила события ночи, проведенной в притоне. По крайней мере до того момента, когда она вышла танцевать на сцену. Потом все спуталось, и она не помнила ничего. А на заре она проснулась обнаженной в своей постели, в гостинице.

Элен внимательно слушала ее и не перебивала, только в задумчивости скатывала тонкими пальцами шарики из хлеба.

– То, что ты мне рассказала, ужасно… Я слышала об этом страшном месте, но и подумать не могла, что Давид туда захаживает… Аурелия, ты должна мне обещать, что никогда больше туда не вернешься.

– У меня и в мыслях не было.

– Этот Мустафа скорее всего станет тебя разыскивать. Он знает, что ты живешь в отеле одна и что тебе не на кого опереться. Если только он свяжется с тобой, тут же сообщи нам! Обязательно поставь в известность Бутроса или меня.

– Да не волнуйся ты так. Я не думаю, что это так серьезно. Давид просто хотел меня развлечь!

Элен взяла Аурелию за руку и взволнованно наклонилась к ней.

– Как ты не понимаешь?! Ругать тебя некому! Ты слишком доверчива… Как же можно поступать так легкомысленно?! Твой темперамент доведет тебя до беды. Вот уже второй раз ты так напиваешься! С тобой могло случиться бог знает что!

– Но ничего же страшного не произошло! Давид меня привез в гостиницу. Вот и все!

– Да, пожалуй, это – наименьшее из зол… Но отныне тебе нужно учиться лучше себя контролировать. Ты думаешь, что алкоголь и наркотики помогут тебе быстрее получить удовольствие? Ты мне сказала, что во сне ты держала в объятиях обмякшее, сонное тело, и это тело было твоим… Вот видишь! Ты еще не проснулась, Аурелия… а любовью надо наслаждаться с открытыми глазами.

– Это, как я понимаю, одна из теорий Бутроса.

– Да, так и есть. Он, кстати, объяснит тебе все лучше, чем я. И когда ты все поймешь… поймешь по-настоящему… ты будешь готова.

– Готова? К чему готова?

– Придет время, узнаешь… Что же касается Давида, то я думаю, тебе с ним лучше не встречаться в ближайшее время.

Аурелия надула губки и отвернулась. Сначала она перевела взгляд на усатого – опять с усами! – мужчину за соседним столиком, который наблюдал за ними поверх газеты. Потом сняла темные очки и обиженно уставилась на бассейн.

– Аурелия! Посмотри мне в глаза! Неужели ты все еще увлечена им? И это после того, как он так с тобой поступил?

– А что?

– Не строй из себя дурочку! Если он в самом деле питал к тебе нежные чувства, разве он позволил бы этим бандитам лапать тебя?

– Но разве он мог им помешать?

Элен очень рассердилась, вскочила и швырнула на стол салфетку:

– Ну и катись к нему, к своему Давиду, раз уж он так тебе мил!

Она решительным шагом направилась в раздевалку. Произошедшая сцена потрясла Аурелию, но она встала и последовала за подругой. На секунду она посмотрела в сторону усатого мужчины за соседним столиком, который, отложив свою газету, с интересом наблюдал за их ссорой. Их взгляды встретилась. Его лицо показалось ей знакомым, но времени, чтобы осознать этот факт, не было…

Она догнала Элен уже в раздевалке, когда та заходила в кабинку для переодевания, держа в руках свое платье. Элен захлопнула дверь перед ее носом, и Аурелия в нерешительности остановилась, не зная, что и подумать…

– Элен?

Ей не ответили. В кабинке на плиточный пол упал купальник Элен.

– Элен, впусти меня!

В раздевалке какая-то молодая девушка в платке и в спортивном костюме отжималась прямо на полу. Она с повышенным интересом поверх очков наблюдала за происходящим.

– Открой мне, Элен, умоляю!

– Не открою!

На глаза навернулись слезы, Аурелия хотела что-то сказать, но у нее пересохло в горле, и она не смогла произнести ни слова. Опершись на дверку кабины, она шмыгала носом, стараясь изо всех сил сдержать подступающие рыдания.

Наконец дверка приоткрылась, и Элен, все еще не остыв от гнева, с ярко проступившими веснушками на загорелом лице, схватила девушку за руку и втащила в кабинку.

Аурелия плюхнулась на скамейку рядом с кучей белья, размазывая по щекам слезы. Обнаженная по пояс, Элен, скрестив руки на груди, встала перед ней.

– Итак? Что ты хочешь мне сказать?

Аурелия бросилась к ней и, хотя Элен отступила на шаг, девушка все равно обвила ее руками за талию.

– Элен, Элен, за что ты на меня сердишься?

– Я считаю, что ты поступаешь просто глупо, теряя время на этого мужика. Выходит, что я для тебя уже ничего не значу? Я трачу на тебя время, я одолжила тебе своего любовника, а ты… ты предпочитаешь гоняться за химерой!

Она схватила Аурелию за плечи и стала трясти ее изо всех сил.

– Очнись, Аурелия. Ведь ему плевать на тебя. Выкинь Давида из головы! Слышишь?

Девушка не пыталась освободиться из жестких объятий подруги, она лишь понуро склонила голову. Элен вдруг резко отпустила руки, и Аурелия уткнулась лицом ей в живот, коснувшись губами ее трепещущей нежной кожи.

– Глупышка… – прошептала бретонка неожиданно тихо и ласково. – Скажи, что ты его забудешь. Обещаешь?..

– Да.

– Обними меня.

Они застыли в объятиях. Потом Аурелия прилипла губами к маленьким грудям подруги и стала расстегивать ей брюки. Она внезапно испытала сильное влечение к этому хрупкому, но сильному телу. Ей захотелось, чтобы Элен доказала ей, что больше не сердится, что она, как и прежде, вожделеет ее…

– Аурелия, не здесь же… не сейчас…

– Сейчас…

Брюки соскользнули на каменный пол. Аурелия спустила бретельки купальника и резким движением скинула его с тела подруги.

– Ты с ума сошла! А как же уборщица?

– Подумаешь! Дадим ей на чай и все…

Аурелия села на скамейку, притянула к себе подругу и прижалась лицом к ее покрытому светлыми кудряшками лобку. Потом сжала свою грудь и впихнула ей во влажную промежность. Элен стала тереться о ее твердый сосок, сдерживая хриплые вздохи. Она даже уперлась ногой о скамейку, чтобы шире открыть свою плоть.

– Сумасшедшая…

Аурелия облизала свой палец и погрузила в ее лиловую вагину. Элен задрожала.

– Лижи меня!

Когда они вышли из кабинки, уборщица, растянувшись на скамейке, мирно посапывала, прикрыв лицо платком. Они вернулись к бассейну, держась за руки.

Подойдя к бортику, обе прыгнули в воду и продолжали целоваться там, под водой, пока в легких не кончился воздух. Выйдя из бассейна, они по очереди старательно вытирали друг друга полотенцем, потом стали мазать друг другу тело маслом для загара. Местные плейбои, расположившиеся в шезлонгах вокруг бассейна, пожирали их глазами, но подруги, занятые собой, не обращали на них никакого внимания. Они словно невзначай поглаживали друг друга, тайком касаясь интимных мест, как будто потом у них на это не будет времени.

– Поедем завтра в Агами? – спросила Аурелия.

Элен встряхнула мокрыми волосами.

– Нет.

– Но ты же сказала, что твой муж на десять дней уедет в Германию…

– Я тоже уеду.

– С ним?

– Нет, с Бутросом.

– А мне нельзя с вами?

– В другой раз.

– Ты все еще сердишься на меня?

Элен приложила прохладный палец к губам Аурелии.

– Тсс! Не говори глупостей! Мы едем к друзьям. Я как-нибудь и тебя возьму.

– Но когда же?

– Когда ты будешь готова…

Ну вот! Теперь Аурелия опять останется в Александрии совсем одна, и, раз уж она пообещала Элен, то она не будет искать встречи с Давидом… Хотя ее еще сильнее, чем раньше, влекло к нему. Каким же образом ему удалось так околдовать ее в первый день их встречи, на набережной Корниш, что до сих пор она без ума от него?

Все, что с того дня делала Аурелия, и в туалете кинотеатра «Риальто», и на пляже Агами, и в белой спальне Элен в часы сиесты, и даже на сцене злосчастного притона, куда Давид привез ее, все это – исключительно ради того, чтобы избавиться от врезавшегося в память притягательного взгляда его черных глаз… Но каждый раз, когда чувственное наслаждение сотрясало ее тело, именно эти глаза, его пурпурные губы и гибкий, сухощавый, как у большой кошки, торс вставали перед ее мысленным взором…

Какую извращенную игру он с ней затеял? Если бы только ей удалось с ним встретиться – как бы случайно, разумеется, чтобы не нарушать данную Элен клятву, – она бы заставила его признаться… Он бы, скорее всего, предпочел отделаться легкой усмешкой, кинул бы на нее чарующий взгляд и пригласил бы ее последовать за ним еще раз, чтобы погубить ее окончательно…

Хватит! Ее подруга совершенно права. Лучше уж скорее его позабыть и сберечь свои ласки для тех, кто ответит ей взаимностью…

Десять дней без Элен… Чем же ей заняться в Александрии в ее отсутствие? Ездить в гости к местным аристократам, с которыми она познакомилась на обедах у Фроммеров? Но это неинтересно! Их разговоры всегда наводили на нее скуку.

Они только и знали, что вспоминать благополучную жизнь до революции и свои роскошные виллы, которые они потеряли после войны. Эти люди любили судачить о том, кто чей родственник, брат и сват в Александрии, и о том, что Египет – нищая страна, и единственная причина, по которой они, несмотря ни на что, продолжают здесь жить, заключается в том, что на фоне бедноты им проще считать себя богатыми… Бывшие колонизаторы кипели злобой к этой стране и ненавидели ее жителей. Аурелия начала понимать, почему революционеры так ополчились на них и выгнали из страны.

Ей очень хотелось съездить в Каир, но ее долларовый запас в ячейке отеля существенно уменьшился. Она даже подумывала о том, чтобы найти себе богатого любовника среди постояльцев «Сесиль», например, из Саудовской Аравии, но быстро отказалась от этой мысли. Слишком утомительно…

К тому же она вспомнила очередную теорию Бутроса на эту тему: деньги, полученные в обмен на любовь, на самом деле и не деньги вовсе… Да и сама она, уже кое-что узнав о чувственных наслаждениях, с отвращением воспринимала саму идею отдаваться за деньги…

Аурелии ничего не оставалось, кроме как возобновить пешие прогулки. Она то бесцельно бродила по пыльным и шумным улицам города, выцветшим от палящего солнца, то каталась в переполненном трамвае, где на подножках гроздьями весели смуглые полуголые мальчишки. Иногда она выходила на любой остановке, если какой-нибудь заброшенный особняк привлекал ее внимание. Обедневшие хозяева могли таким образом пополнить свой скудный бюджет, позволяя осмотреть свои роскошные в прошлом жилища, которые в нынешние времена, лишенные пышного убранства, производили жалкое впечатление. В высушенных от зноя садах худосочные детишки гонялись за домашней птицей, женщины с лицами, укрытыми платками, вывешивали на ажурных террасах выцветшую от солнца и пыли одежду. Аурелия иногда давала им несколько пиастров, чтобы ее пустили посмотреть изнутри их дворцы, превратившиеся в облезлые убогие жилища…

От зноя она пряталась на заброшенных кладбищах, где бродила в тени раскидистых деревьев, задумчиво изучая надписи на могильных плитах. Ее поражала пестрота двойных фамилий усопших: французско-армянские, итало-турецкие, греко-английские… Сколько же наций здесь уживались бок о бок с давних времен?

Она могла часами бродить по базару во французском квартале, наслаждаясь пленительным благоуханием незнакомых духов с сильными волнующими ароматами и таинственными названиями: «Нефертити», «Луксор», «Кобра»…

Когда совершать пешие прогулки при полуденной жаре становилось просто невыносимо, она купалась вместе с восточными женщинами, которые обычно приходили на пляж гурьбой и, визжа и брызгаясь, бегали в невысокой волне. Она не раздевалась, чтобы потом продолжить прогулку, а ее платье, молниеносно высохнув на теле под палящими лучами, потом еще долго шуршало от впитавшейся соли…

На протяжении трех дней она ни с кем не разговаривала, не считая случайных прохожих, у которых спрашивала дорогу, когда чувствовала, что по-настоящему заблудилась в городе. Однажды, прогуливаясь по проспекту Наби-Даниэль, она вспомнила про Фауси. С тех пор, как в кинотеатре она ушла от него тайком, без объяснения причин, он не появлялся… Бедный юноша! Наверно, он страшно обиделся на нее. Пришло время попросить у него прощения.

Но где же его искать? Аурелия вспомнила про лавочку, где торговала его мать на базаре Аттарин, что как раз в двух шагах отсюда. Она свернула в лабиринт узких улочек, где торговцы на разные голоса зазывали прохожих обратить внимание на их сокровища: оттоманские сосуды XVIII века, хрусталь знаменитой фирмы «Лалик», драгоценности от самого Картье! Все награбленное после того, как богатые иностранцы сбежали из страны, побросав свое имущество…

Она, поддавшись искушению, заглядывала в некоторые лавки, поверив сладкоречивым зазывалам, но находила там только дешевые подделки и прочее никчемное барахло… Один торговец, впрочем, привлек ее внимание шишкой на лбу лилового цвета, характерной для фанатично верующих, которые пять раз в день в часы молитвы истово отбивают поклоны на молитвенном коврике, а также отвислой нижней губой такого же синюшного цвета, что и шишка.

По длинному узкому коридору он завел ее в спрятанную в глубине лавки комнату, чтобы показать дамские украшения.

– Идите за мной, мадемуазель, идите сюда. Я предложу вам хорошую цену!

Он покопался под прилавком и достал сверток из черного бархата. Умелым движением развернув его, он высыпал на стол пригоршню золотых изделий изумительно тонкой работы, которые сияли и переливались, отчего в полутемном помещении сразу стало светлее.

– Что это? Серьги?

Торговец разложил их в ряд на черном бархате, выбрал одно кольцо и прикрепил к носу Аурелии.

– Бедуины их носят вот так.

– Нет! Я ни за что не стану прокалывать себе нос!

Она стала рассматривать драгоценности. Они были великолепны. Заманчиво, конечно, но слишком дорого для нее… Она с грустью остановила свой выбор на самом маленьком колечке. Торговец тем временем выбрал из всей коллекции рассыпанных на бархате украшений большую золотую серьгу ажурного плетения, украшенную маленькими сердечками.

– Вот это гораздо больше вам подойдет.

– А сколько стоит?

– Сто пятьдесят египетских ливров.

– О! Слишком дорого. У меня всего восемьдесят.

Он навалился на прилавок, приблизившись к ней, и тихо сказал таинственным голосом:

– Эта серьга принадлежала принцессе…

Аурелия колебалась. Конечно, у нее было с собой сто пятьдесят ливров, но это сумасшествие, отдать все деньги за безделушку… Пока она стояла в задумчивости, торговец свесился через прилавок и словно невзначай коснулся рукой ее живота…

Она невольно отпрянула и даже смутилась. Но серьга манила ее все сильнее. Торговец перегнулся еще больше, протянул руку и опять дотронулся до девушки. И на этот раз это не могло быть случайно!

Она с возмущением посмотрела на него, широко открыв глаза и буквально оцепенев от такой наглости. Торговец не убрал руку, напротив, он нажал еще сильнее и просунул ладонь между ее ног, сквозь тонкую ткань платья.

– Да как вы!..

Египтянин растянул свою синюю губу в подобии улыбки.

– Вы хотите эту серьгу, мадемуазель? Я вам ее отдам… за сто ливров.

– Если вы думаете, что я…

– Тсс! Тихо! Не бойтесь, мадемуазель. Я не двинусь с места. Я останусь стоять за прилавком. Я только хочу на вас посмотреть. Я только посмотрю, мадемуазель.

А ведь это – совсем немного за такую скидку! Все-таки целых пятьдесят ливров…

Аурелия обернулась и кинула взгляд в сторону входа. А вдруг кто-нибудь войдет в лавку?!

– Поднимите юбку, мадемуазель. Вот и все…

Она задумалась, но ненадолго. Если этим все кончится, то почему бы и нет… Она зажала серьгу в одной руке, другой задрала подол и тут же отпустила.

– Не скупитесь, мадемуазель. Я же сказал, что хочу посмотреть на вас…

Она еще раз задрала подол. Египтянин перегнулся через прилавок и жадно уставился на ее лобок, едва прикрытый белым кружевом трусиков.

– Повернитесь, – попросил он, тяжело дыша.

Но Аурелия опустила юбку:

– Ну, нет! Я уже сделала то, что вы просили.

Он вышел из-за прилавка.

– Не двигайтесь, а то закричу!

Он умоляюще махнул рукой:

– Не надо! Прошу вас, пожалейте старика, у меня осталось так мало радости в этой жизни… Покажите мне ваши ягодицы…

– Ни за что!

– Я отдам вам серьгу за семьдесят пять ливров, только дайте посмотреть на вашу чудную маленькую попку…

У входа зазвонил колокольчик.

– Шестьдесят ливров! – прошептала Аурелия.

Торговец бросил быстрый взгляд в сторону коридора.

– Договорились! Отдам за шестьдесят.

Колокольчик зазвонил опять. Клиент вернулся. Аурелия повернулась к нему спиной, присматривая, однако, через плечо, чтобы торговец не распускал рук. Потом медленно приподняла подол платья. У египтянина перехватило дыхание.

– Какая прелесть! О Аллах! Гурия! Красавица! Нет, нет, не опускайте юбку… Ах! Вы даже не представляете, какую радость вы доставили бедному старику!