Текст книги "Звезда без любви не рождается"

Глава вторая. Институт

Личная жизнь Татьяны после поступления в институт сильно изменилась.

Как говорили подруги, она просто стала бить ключом. И дело не только в том, что вместо нудных уроков она слушала лекции известных профессоров, а математика была заменена на анатомию. Нет, главное изменение школьной жизни на студенческую заключалось в том, что вместо детской влюблённости одноклассников, на неё стали заглядываться студенты старших курсов и даже некоторые преподаватели. Она была красива, обаятельна и её лицо часто озарялось приветливой улыбкой.

Если подруги приглашали Таню сходить после лекций в кино или на дискотеку, она никогда не отказывалась. Но откровенно дерзкие ухаживания ребят она отвергала, вспоминая при этом Меньшова. Его лицо, крепкие руки и почти святую преданность ей, Татьяна помнила всегда.

Когда Игорь уехал на экзамены в Москву, она не очень скучала, времени на это просто не хватало: то экзамены, то семинары, то занятия в анатомичке.

Вихрь новой жизни буквально захватил её. Когда Игорь вернулся домой, не поступив в институт, что заметно разнило их в социальной градации, их отношения стали напряжённее, но затем с обоюдного согласия снова восстановились. Конечно не было уже той детской привязанности, которая так восхищала её, но сохранились близкие отношения двух взрослых людей, которые ценят друг друга. Таня легко вошла в студенческий круг медицинского института. Ей нравились почти все предметы, которые им преподавали. Она с увлечением слушала лекции по биологии, без страха входила в анатомичку и только общественные предметы была вынуждена зубрить. Её красота и точённая фигурка не остались без внимания однокурсников. Приглашения следовали одно за другим:

– Таня, у меня два билета в театр на заезжих гастролёров, пойдём? – застенчиво спрашивал Миша Крылов.

– Танюш, ты знаешь, это такой кайф, рок группа из Англии, мне папан билеты скинул, – Пётр Мельников буквально раздевал её глазами.

А когда в перерыве за её столик в буфете садился преподаватель философии Марк Шутовский и, гипнотизируя выпуклыми глазами, начинал рассуждать о всемирной глобализации, Татьяне становилось дурно. Но постепенно всё встало на свои места: случайные поклонники отпали, любители лёгкого секса переключились на более доступных девочек, а шустрых преподавателей у выхода из института ожидали располневшие жены.

Татьяна делала маникюр, когда позвонил Игорь. Его звонок и повестка в военкомат, всё это было как-то некстати и выбивало Таню из привычного ритма, а она этого не любила. Можно было, конечно, посоветоваться с мамой, всё-таки к мнению зав. отделением определённо прислушиваются, но подумав, она решила не вмешиваться.

«Игорь взрослый человек и должен понимать, что два года в армии, это напрасно потерянное время, но у него своя голова на плечах, вот пусть сам и разбирается».

***

До военкомата Игорь доехал на трамвае, на ходу соскочил с подножки и оказался перед старым, приземистым зданием, окружённым высоким забором. У дверей собралась толпа призывников. Все до единого курили, незлобно переругивались и старались держаться как можно уверенней.

– Эй, шкет, сопли подотри! – обратился здоровенный бугай к маленькому, невзрачному пареньку.

– Отстань от него, Вася, – попытался образумить здоровяка, худенький, интеллигентный парнишка.

– Заткнись, скрипач, а то вместе с ним парашу драить отправлю, – распалился Василий, который ещё до призыва чувствовал себя старшим.

Дверь военкомата со скрипом отворилась и на пороге появился полный майор с папкой руках.

– Что за шум тут у вас в рабочее время? Кто выясняет отношения?

– Да вот, товарищ майор, навожу порядок среди новобранцев, – уже спокойнее пояснил Василий.

Майор внимательно посмотрел на него.

– Порядок поддерживать надо, но разводить дедовщину незачем, – он оглядел притихших призывников. – Кто с повесткой на девять часов подойдите ко мне.

Меньшов вместе с несколькими призывниками протиснулся к двери, сзади напирал неугомонный Василий. Майор прошёл внутрь здания и ребята потянулись за ним. Они поднялись на второй этаж и майор жестом показал на стулья.

– Вызывать будем по одному. Ждите! – А чего ждать-то? – возник Василий. – Щас ать-два и в атаку вперёд!

– Да угомонись ты в конце-концов! – не выдержал Игорь. – Орёшь как псих ненормальный.

– Кто псих? Я псих? – взорвался бугай. – Да я тебе щас пасть порву!

Он схватил Игоря за рубашку, дёрнул на себя, но Игорь резко ударил его по рукам и завязалась потасовка. На шум тут же прибежали два здоровенных сержанта и растащили дерущихся. Дверь приоткрылась и выглянул испуганный майор.

– Ты чего, Рябчиков, опять хулиганишь! Давно в психушке не был?

– А мне что психушка, что тюрьма всё одно! Хоть сейчас сажайте, всё равно сбегу! – в запале выкрикивал раскрасневшийся Василий.

– Щас как врежу! – тут же возник сержант.

– А ну смирно! – выкрикнул майор. – Чтоб тишина была. Меньшов пройдите в кабинет.

Игорь отряхнулся, поправил рубашку и вошёл в кабинет. Он успел заметить двух девушек за столами и худого мужчину в белом халате. Потом сильно заболела голова, перед глазами всё замелькало, а ноги ослабели настолько, что он тихо опустился на пол. – Эй, ты что? – выкрикнула одна из девушек.

– Вот только симулянта нам не хватало! – резко сказал врач.

Нет, Игорь не терял сознания, он слышал все голоса, но видел только лампочку, которая свисала на проводе с потолка. Врач присел около него, оттянул веко, попытался нащупать пульс и громко сказал:

– Света, дайте нашатырь и вызовите скорую. Похоже он не симулирует.

Где он находится и сколько прошло времени Меньшов понять не мог. Было темно, в коридоре за стеклянной дверью горела лампочка. Он лежал на кровати, а к правой руке спускался шланг капельницы. Слева поскрипывали пружины кровати и кто-то громко храпел.

«Похоже, что я в больнице, – тоскливо подумал Игорь. – Вот так попал!»

Спать не хотелось, болела голова, а встать сил не было. Часа через два начало светать, в коридоре захлопали двери и в палате включили свет. Появилась медсестра в белом халате и накрахмаленной шапочке. Она подошла к кровати Меньшова, быстро отключила систему и бодро сказала:

– Всем доброе утро, пора вставать. Застелите постели, умойтесь и побрей побрейтесь. У нас сегодня будет обход. Сестричка сразу же упорхнула за дверь, а Игорь ничего не успел спросить.

Справа, с большим трудом, сполз с кровати толстый дядька. Его лицо покраснело от напряжения.

– Простите, вы не скажете где я?

– Как это где! В неврологии. Тебя вчера по скорой привезли. Что-то вкололи, потом капельницу поставили, вот ты и заснул.

– А поговорить с врачом можно?

– Обход будет и поговоришь!

Игорь попытался сесть на кровати, но снова закружилась голова и потолок поплыл.

«А как же в туалет?» – мелькнула мысль.

Как бы в ответ на это, открылась дверь и появилась толстая санитарка с судном в руке.

– Меньшов, тебе не велено вставать, поднимай попу, все дела в кровати будешь делать.

– Да вы что, я сам, мне бы только до туалета дойти.

– Сказано лежать, значит лежать, а то привяжу к кровати, мне это недолго.

Пришлось подчиниться, затем сестра протерла ему руки гигиенической салфеткой и только после этого принесла завтрак. Когда начался обход, все больные встали у своих кроватей, только Меньшов лежал. В палату вошли врачи и старшая сестра с журналом назначений. Они по очереди беседовали с каждым больным и наконец подошли к кровати Меньшова.

– Как самочувствие, молодой человек? – спросил его седой врач, очевидно зав. отделением.

– Спасибо, хорошо, вот только голова немного кружиться.

– Насчёт хорошо, вы конечно погорячились, – вступил в разговор худощавый врач, который осматривал Игоря в военкомате. – Голова болит, мушки перед глазами бегают?

– Да, к сожалению.

Врачи о чём-то поговорили между собой и старший обратился сестре:

– Компьютерную томографию, энцефалограмму, общий анализ крови и мочи. Срочно!

– Доктор, мне бы домой поскорее. Родители волнуются.

– Да, да, конечно, – скороговоркой проговорил врач и перешёл к следующему больному.

То, что его выписывать не собираются, Игорю стало понятно через несколько дней, когда после обследования к нему в палату зашёл лечащий врач Синельников.

– Не хочу вас расстраивать, Меньшов, но результаты анализов у вас не блестящие. Будем лечиться и прошу вас неукоснительно выполнять все медицинские предписания.

– И как скоро домой?

– А это уже зависит не только от врачей, но и от вашего желания помочь себе. Так что старайтесь! Я уверен, что всё будет хорошо! – и доктор Синельников быстро вышел из палаты.

Потянулись томительные дни пребывания в больнице: после завтрака приём таблеток, затем капельница часа на два, а после обеда массаж и инъекции. Ужин, как правило, начинался в шесть часов и плавно переходил в просмотр телевизора, но уже через пару часов свет в палате выключался на ночь. Спал Игорь плохо, так как постоянно одолевали тревожные мысли. Родители, страшно волнуясь, приходили по выходным дням. Мама приносила в кастрюльке куриный суп и домашние вкусности, но аппетита не было. Часто болела голова и настроение падало. Мама подолгу беседовала в кабинете с лечащим врачом и возвращалась в палату с заплаканными глазами.

Недели через две Игорю разрешили выходить в коридор, а в тёплые дни гулять в парке рядом с больницей. Однажды во время прогулки Меньшов увидел старого знакомого. Василий Рябчиков неспешно прогуливался в парке и синяя больничная пижама смотрелась на нём как костюм на обезьяне.

– Привет, – Василий протянул здоровенную лапу.

– Ты как здесь оказался? – Игорь пожал ему руку. – Я думал, что ты уже в армии маршируешь.

– Да вот засунули гады в психосоматику. Говорят буйный, вкололи аминазин, привязали к кровати. Две недели как бобик в палате сидел, сегодня первый день на прогулке.

– А ты что действительно буйный?

– Да какой там, кузнец я. В цеху всю жизнь вкалываю, а меня в пехоту, землю копать. Вот я и возмутился.

– Ну нельзя же так резко!

– Да ты прав, немного погорячился.

Они шли по аллее парка, окружённой высокими, зелёными деревьями. Сквозь листву пробивались солнечные лучи, играя зайчиками на покрашенных скамейках. Больные гуляли по асфальтовой дорожке, лентой окружавшей больничные корпуса, дышали свежим воздухом. В двенадцать часов сёстры попросили всех вернуться в палаты. На следующий день Игорю назначили лечебную физкультуру и инъекции витаминов.

– Ну раз колим витамины, значит на поправку идёшь, – со знанием дела сказала медсестра Наташа, полная, грудастая блондинка, уже давно работающая в больнице.

– Что-то я этого не чувствую, – грустно признался Меньшов. – Настроение поганое, голова болит и есть не хочется.

– А девку тебе хочется? – игриво спросила Наташа, приподнимая могучую грудь.

– Это смотря какую. Вот моя ненаглядная уже две недели не приходит и не звонит даже!

– Может заболела, потому и не показывается. Ты не переживай, всё будет в шоколаде.

Наташа аккуратно сделала укол, прижала ранку ватой и, выпроваживая Игоря из процедурной, громко крикнула, – Следующий!

***

Но Татьяна, слава богу, не болела, а наоборот, очень даже хорошо себя чувствовала. А как может быть иначе, если она в это время загорала на средиземноморском пляже в Испании, в двух километрах от Барселоны. Она прилетела неделю назад, мама заказала в турбюро отель, а папа оплатил перелёт.

Всё произошло так быстро и неожиданно, что Таня ни минуты не раздумывала.

Соседом в самолёте оказался очень симпатичный молодой человек, ну, честно говоря, не очень молодой: Николаю Привалову исполнилось тридцать пять, он был ведущим руководителем фирмы и по мнению Валентины Михайловны, матери Тани, очень подходил ей в друзья.

Они легко познакомились, всю дорогу болтали и отдыхать должны были в одном отеле. То, что их номера оказались по соседству, Таню совершенно не смутило. Николай был хорошо воспитан, шутливо говорил комплименты, не задумываясь тратил деньги на подарки, а в свободное время занимался фитнесом в спортзале.

Тане он понравился, они с утра до вечера были вместе и поцелуй в парке у фонтана, случился как бы сам по себе. «Что-то я не то делаю, – мелькнула шальная мысль, – вроде я замуж за Игоря собиралась», – но мысль мелькнула и Таня легко отогнала её.

Ночь они провели вместе, а наутро проснулись в одной постели. Николай оказался хорошим, очень опытным любовником. Он был ласковым, нежным и в меру агрессивным. Чётко знал, что может понравиться женщине, а от чего надо воздержаться. В общем Таня осталась довольна и счастливая улыбка не сходила с её лица.

Через две недели они прилетели домой и, что самое удивительное, в родном городе продолжали и дальше встречаться. Николай часто после работы заходил к ним домой, ужинал и совершенно околдовал родителей. С отцом он беседовал об авиации, предсказывая значительный прогресс, а с Валентиной Михайловной обсуждал распущенные нравы современной молодёжи.

Так уж произошло, что через два месяца, за время которых Таня ни разу не позвонила Игорю, Николай Привалов сделал ей предложение и она с радостью приняла его. Родители были довольны, а Таня просто счастлива, так как с её женскими делами начались неполадки и в том, что беременна она уже не сомневалась.

***

Лечебная физкультура давалась Меньшову легко, он свободно делал приседания, наклоны и повороты, а затем, с разрешения лечащего врача, начал бегать кросс вокруг больницы. Настроение улучшилось, голова не болела и, когда он упал без сознания в коридоре больницы, не только врачи, но и профессор был неприятно удивлён.

На обследовании компьютерной томографией никаких патологических изменений выявлено не было, но светило нейрофизиологии из Москвы лишь скептически покачал головой и назначил комплексное лечение. Для Меньшова это означало строжайший режим, инъекции, капельницы и таблетки по схеме, диетическое питание и запрет на выход из больницы. Особенно гнетуще действовала атмосфера клиники, где было много тяжело больных и, кроме телевизора, никаких развлечений.

Три месяца пролетели незаметно, но никаких улучшений в своём состоянии Игорь не заметил. Хорошее настроение сменилось на тяжёлую депрессию, а здоровый аппетит завершился головной болью. Немного успокаивало то, что теперь на прогулках по больничному двору Меньшов встречал Василия Рябчикова не с гантелями в руках, а в инвалидной коляске. Игорь понимал, что нельзя радоваться чужому горю, но удивляло то, что здоровенного парня, который до больницы гнул кочергу, теперь вывозили на прогулку в коляске.

– Залечили гады! – с тоской говорил Василий, а Меньшов с тревогой думал о том, как выбраться из этой ситуации, в которой ни он, ни врачи не видели положительной перспективы.

Заметно огорчил один случай. Родители взяли его на выходные из больницы домой, но он не смог вспомнить этаж, на котором находится их квартира.

Отец пытался его успокоить и призывал держаться молодцом, но у Игоря это плохо получалось. Во всей этой дурацкой ситуации единственным светлым пятном было то, что иногда вечером настроение улучшалось, голова переставала болеть и даже появлялся аппетит. Игорь самостоятельно готовил себе яичницу с колбасой, крошил в тарелку крупно нарезанные помидоры, а затем поедал всё это с чёрным хлебом. До позднего вечера он работал над раскадровкой фотографий, писал сценарные разработки и созванивался с друзьями.

Многие из них уже поступили в институты и разъехались по разным городам. Володя Афонин поступил в Академию художеств, жил в «богемном», как он выразился, общежитии и отрастил творческую бородку. Коля Иванов, худой, высокий парень, который в школе был совершенно незаметен, поступил в военно-морское училище и собирался стать командиром ракетного крейсера. В общем все были при деле и только у Игоря всё шло наперекосяк.

Самым плачевным во всей этой ситуации было то, что Татьяна исчезла из жизни Меньшова напрочь. Он слышал от друзей, что она учится в медицинском, между делом собралась замуж и даже уже немного беременна.

«Разве можно было такое представить ещё полгода назад? – с тоской думал Игорь. – Жизнь выделывает такие выкрутасы, от которых дух захватывает и хочется выть волком».

***

Свадьбу готовили с размахом. Отец заказал большой зал ресторана, мама пригласила всех родных и знакомых, а Таня обзвонила подруг. Они вместе с Николаем обошли магазины для новобрачных, купили обручальные кольца, выбрали свадебное платье и только с костюмом для жениха вышла неувязка.

Большой живот Привалова никак не помещался в стандартные брюки. Их пришлось срочно перешивать у портного.

– Не волнуйся, милый, – ласково приговаривала Татьяна, застёгивая брюки на животе Николая, – вот начнём с тобой делать зарядку, меньше будем есть и обязательно похудеем.

– Всё как раз наоборот, – упрямо твердил Привалов. – С увеличением срока беременности ты, а следовательно и я, будем есть больше, а энергичная зарядка тебе противопоказана.

– Противопоказана мне, а не тебе, – перечила Татьяна.

Ко дню свадьбы вроде бы всё устаканилось. Свадебное платье скрывало живот невесты, жених был сама элегантность, а родители просто счастливы. В связи с большим сроком беременности, Тане пришлось взять академический отпуск. Свободное время она проводила дома, по мере сил помогая матери готовиться к свадьбе.

Всё прошло как по маслу: во Дворце бракосочетаний их быстро расписали, к ресторану они подъехали вовремя и стали встречать гостей. Подарков было много и дарили их от души. Кто-то из гостей приподнёс комплект постельного белья, кто-то столовый сервиз, а кто-то и детскую коляску. – Ой, примета плохая! Нельзя дарить детские вещи до рождения ребёнка! – широко раскрыв накрашенные глаза, воскликнула Виктория Жаботинская, лучшая подруга невесты.

– Ах оставь, Вика! – спокойно сказала Таня. – Вечно ты со своими приметами.

Почти никто из гостей не заметил минутного замешательства, а когда студенты из института подарили новобрачным щенка в корзиночке, все сразу же заахали и облегчённо рассмеялись.

– Ой, какой хорошенький! А что это за порода?

– Вероятно болонка, – со знанием дела определила Вика. – Смотрите, она же совершенно белая.

Татьяна взяла щенка на руки и он, повизгивая, стал её облизывать. Когда гости собрались, всех пригласили к столу. Стол ломился от блюд и напитков, а в течении вечера прозвучало много возвышенных тостов. Таня светилась от счастья, с любовью поглядывая на новоиспеченного мужа. Отец, изрядно выпив, уже дважды пытался произнести тост, но всё никак не мог его закончить. Валентина Михайловна, раскрасневшись от волнения, сообщила о том, что они с отцом переезжают на дачу и молодые могут жить в городской квартире совершенно свободно.

После свадьбы потекли однообразные будни. Каждое утро, перед уходом Привалова на службу, Таня готовила ему завтрак. Он аккуратно съедал его, целовал жену в щёку и исчезал до шести часов, а Таня оставалась на целый день одна. Можно было сходить в магазин, приготовить обед, немного потрепаться с подругами по телефону, а затем ждать благоверного.

Жизнь текла однообразно, каждый следующий день был похож на предыдущий, как две капли воды. Юношеские мечты закончились и наступила жёсткая проза жизни. Единственным светлым пятном в этом тусклом существовании, был щенок по кличке Боб, которого ей подарили на свадьбу. Этот маленький, пушистый комочек, ласковый и любвеобильный до невозможности, радовал её постоянно. То он тапочек в постель принесёт, то начнёт у Татьяны ухо вылизывать, то встречает её радостным визгом, приветливо махая хвостиком. Выполняя рекомендации врачей, Таня часто гуляла с собачкой в парке. Чтобы выглядеть эффектней, она одевалась во всё белое и они в паре с белым щенком производили неизгладимое впечатление.

– Ну прямо дама с собачкой! – восторгались молодые люди при встрече, но увидев большой живот женщины, сразу же отставали.

Совсем другого мнения о собаке был Привалов. И хотя щенок радостно встречал его как члена семьи, он неприязненно отодвигал его ногой и проходил ужинать на кухню, но если Татьяна кормила сперва щенка, а уж потом собирала на стол мужу, Николай устраивал очередной скандал. Ситуация усугублялась тем, что врачи запретили Тане заниматься сексом.

– Это может навредить ребёнку, он у вас и так еле держится, – напутствовала её в поликлинике пожилая докторша. – Я бы посоветовала вам не делать резких движений, а иначе положим на сохранение и муж вас до родов вообще не увидит!

Советы врачей мало интересовали Привалова и он сначала ласкал Татьяну, а уж затем шёл на сближение, но не увидев ответной реакции, стал просто насиловать жену. Семейная жизнь перестала её радовать и хотя они переехали в квартиру Николая, Таня при первой же возможности уезжала к маме. Больше всего ей досаждал большой живот и она с нетерпением ждала родов. Тем не менее, проводив мужа на работу, она регулярно выходила на прогулку с собачкой. Боб весело бежал впереди, позвякивая маленьким колокольчиком, который Таня прикрепила к ошейнику.

Погода была замечательной, солнце пробивалось сквозь тяжёлые тучи, слегка подтаявший снег блестел и искрился. До парка оставалось пройти метров сто, вот только надо было перейти оживлённую дорогу. Таня подошла к перекрёстку и стала дожидаться зелёного сигнала светофора. Боб, как всегда, сел рядом, ожидая команды хозяйки. Вдруг впереди раздался заливистый лай.

На другой стороне улицы два небольших фокстерьера рвались с поводка и отчаянно лаяли. Боб страшно перепугался, рванулся в сторону и побежал через дорогу. Татьяна от неожиданности вскрикнула, испугавшись за собаку и кинулась за ней вдогонку. Она бежала по скользкой дороге, а щенок, ничего не понимая, но видя что хозяйка бежит следом, всё прибавлял ходу.

– Бобка, стой! – отчаянно закричала Таня. Резкий визг тормозов и сильный удар оборвали её возглас.

***

В пятницу Игоря выписали из больницы. Лечащий врач, видя его тяжёлое состояние, всё-таки старался приободрить.

– Вам надо выходить на работу, Меньшов.

– Я еле двигаюсь, доктор. Какая может быть работа?

– Работать надо, пускай и через силу, это вас отвлечёт и вы обязательно поправитесь.

«Я должен жить на автомате, заставляя себя работать или наоборот?» – с горечью подумал Меньшов.

Но жизнь после больницы постепенно налаживалась. Возвращаться на прежнее место работы Игорь не захотел и отец устроил его на завод кинескопов дежурным прибористом. Эта профессия только по названию звучала романтично, а на самом деле тяжелая работа в горячем цеху включала и ночные смены. Когда надо было заменить перегоревший датчик, Игорь, надев ватник, валенки и с термопарой в руке взбирался на верхотуру стеклоплавильной печи.

Больше всего его в такие минуты беспокоило то, что он может потерять сознание и свалиться в, ревущую огнём, печь. О своих подвигах он дома, конечно же, не рассказывал, но когда термопара была установлена и исправный прибор показывал температуру в полторы тысячи градусов, Игорь гордился собой.

Помимо работы Меньшов много снимал, а вечерами в дома печатал фотографии. Ему удавалось даже публиковаться в районной газете и выступать с творческими отчётами в молодёжном клубе. В своей бурной деятельности его огорчало лишь то, что периодически состояние ухудшалось до того, что приходилось надолго ложиться в больницу. Снова повторялись ежедневные инъекции, капельницы и таблетки, но к концу лечения наступало временное улучшение.

На работе смирились с тем фактом, что Меньшов периодически болеет. Ему исправно оплачивали больничные, но заменить его было некем, так как найти квалифицированного прибориста на минимальную зарплату было не просто. После больницы, он как ни в чём не бывало, выходил в ночную смену и лез с термопарой на горячую печь.

Отдыхая дома после работы и просматривая фотографии, Игорь с тоской вспоминал институт, свет прожекторов в съёмочных павильонах и суету абитуриентов на экзаменах. Он трезво оценивал ситуацию и понимал, что с его заболеванием не только о работе в кино, но и о поступлении в институт следует забыть.

Тем не менее, родители и старшие братья делали всё возможное для того, чтобы он сохранил веру в выздоровление.

– Крепись, сынок, ты же мужчина! – твёрдо говорил отец.

– Не трусь, малыш, мы обязательно победим, – поддерживал его старший брат.

– Да оставьте вы парня в покое, – обрывала их мать. – У него всё будет в порядке!

– Да, конечно, – вяло отвечал Игорь, понимая всю бессмысленность успокоительных слов, но в душе его всё ещё теплилась надежда и он регулярно просматривал журналы, знакомясь с новостями кино.

А новости эти были весьма впечатляющи: то известный режиссёр затеет неудавшуюся постановку космической саги, то престарелый киноклассик, всегда снимавший фильмы о любви, вдруг ударится в пробойный материал боевика, то известная актриса, которой надоело прозябать на пенсии, вдруг соберётся выйти замуж и не просто за бомжа, а за популярного телеведущего, который лет на двадцать моложе её. Но самым обидным было то, что экраны кинотеатров не просто заполонили, а полностью оккупировали американские фильмы, причём самого низкого пошиба. Игорь посмотрел некоторые из них и ему стало настолько противно, что появилась оскомина во рту.

Он разговорился с директором одного из кинотеатров и на вопрос, как можно показывать такой маразм, получил ответ, что хороших отечественных фильмов сейчас нет, а кинотеатр простаивать не может. Да, российское кино прекратило существование, а до светлых времён телесериалов ещё надо было дожить…

***

Таня долго не приходила в сознание, а когда очнулась, то почувствовала такую боль, что громко застонала. Тут же встрепенулась худенькая медсестра, дежурившая в реанимации. Она подошла к кровати, положила Тане прохладную ладонь на лоб и негромко сказала:

– Очнулась, Красавкина, ну вот и хорошо. Скоро танцевать будешь!

Таня глянула поверх одеяла и над своим большим животом увидела загипсованную ногу.

– С танцами, я думаю, придётся подождать, а что с ребёнком? Медсестра поправила капельницу и мельком взглянула на приборы.

– Гинеколог посмотрел вас и сказал, что пока всё в порядке.

– Что значит пока? – встрепенулась Татьяна.

– А незачем бросаться под машины беременной! – резко крикнула сестра и Таня сразу же сникла.

– Как мой Боб?

– Это что муж твой?

– Нет щенок.

– Собачка, к сожалению, погибла и машина разбилась вдребезги. Ремонт придётся оплачивать, вина-то твоя.

Таня завозилась на кровати, стараясь поудобней устроится. Одеяло сползло на пол и медсестра аккуратно его поправила.

– Чёрт с ней с машиной, главное, чтоб ребёнок родился здоровый!

Дверь рывком отворилась и в палату вошли трое мужчин в белых халатах. То, что это были врачи сразу же стало понятно, так как сестра вытянулась по стойке смирно, а главный из них подошёл к Татьяне.

– Как вы себя чувствуете?

– Больно, доктор, – пролепетала она, – и пить очень хочется.

– Еды, питья и медикаментов, всего этого у вас будет достаточно. Главное, что вы пришли в себя, а остальное приложится.

– А что с ногой?

– Открытый перелом, гипс, затем длительная растяжка на спицах. Вам, девушка, придётся набраться терпения. Лечение будет долгим.

– Я понимаю, – вздохнула Таня.

Врач в полголоса продиктовал сестре назначения, она быстро записывала, изредка вглядываясь в его глаза, как преданный пёс ловит взгляд своего хозяина.

– И пожалуйста, учитывая ваше положение, – он выразительно посмотрел на её живот, – вам надо осторожнее двигаться и заодно беречь ногу. Врачи осмотрели ещё трёх больных, лежавших в реанимации и, что-то обсуждая между собой, вышли из палаты.

– Ну, слава богу, пронесло! – с выражением сказала сестра.

– А что такого страшного? – поинтересовалась Таня.

– Ты что не знаешь с кем говорила?

– Нет, а что?

– Да это же зав. отделением Петровский! – сестра сверилась с назначением и сразу же поменяла капельницу. – Его не только сёстры, но и врачи побаиваются. Он строгий, но профессионал высшего класса!

Лечение в больнице пошло Красавкиной на пользу. Через три дня боли в ноге заметно уменьшились, а через неделю ей уже разрешили ходить и она на костылях, животом вперёд, тихонько передвигалась по коридору. Каждый день её навещала мама, принося домашние бульоны, а по выходным приезжал отец.

Николай Привалов, муж, который должен был дни и ночи проводить в больнице, рядом с беременной женой, появился только один раз, а затем надолго укатил в командировку. Но не это беспокоило Татьяну, а то, что ребёнок в животе совсем затих. Не было привычных шевелений, которые она раньше чувствовала. Таню направили к гинекологу и доктор Семёнов принял её в своём кабинете. Это был пожилой человек с кудрявой, седой шевелюрой. Он долго рассматривал рентгеновские снимки, внимательно читал историю болезни, а потом, делая УЗИ, неодобрительно качивал головой и невнятно шевелил тонкими губами.

– Так вы значит падали? – осторожно спросил Борис Михайлович.

– Да, меня сбила машина на дороге.

– Это неприятно, – констатировал врач.

– А что с ребёнком? – робко спросила Красавкина.

Семёнов неторопливо закончил обследование, перевёл результаты на принтер и, посмотрев на Татьяну, внятно сказал:

– Никакой патологии я пока не вижу, ребёнок развивается нормально, хотя перистальтика матки заметно уменьшилась. Я понимаю, что это результат травмы, но только наблюдая вашу беременность, мы со временем сможем сказать, что будет с ребёнком. Очень бы хотелось, чтобы роды прошли нормально, но ваше состояние пока этому не способствует. Так что поправляйтесь!

Врач встал, закончив беседу, а сестра помогла Татьяне вернуться в палату. Плохое предчувствие не оставляло её и тревожное состояние усилилось. Когда пришла мама, Таня расплакалась и всхлипывая проговорила:

– Борис Михайлович сказал, что ребёнок в порядке, а матка совсем плоха.

– Кто такой этот Борис Михайлович? – сурово спросила Валентина Михайловна.

– Гинеколог, зав. отделением.

– И хорошо, что ребёнок нормальный, но тебе сейчас не о ребёнке, а о себе думать надо. Вон как исхудала, одни рёбра торчат.

– И живот выпирает, – улыбнулась сквозь слёзы Татьяна.

Со временем пребывание в больнице стало для неё привычным. Дни сменялись днями, но уже через три недели гипс сняли и Красавкину стали готовить к операции по установке металлических спиц. Сама операция длилась несколько часов и нога после неё ещё долго болела. Если с гипсом на ноге она могла ещё кое-как ходить, то с громоздким аппаратом, она стала совершенно не транспортабельной и передвигалась только в инвалидной коляске.

Всё это так плохо на неё подействовало, что ещё не так давно красивая, весёлая девушка превратилась в худую, страшную, с тяжёлой депрессией женщину. По утрам она боялась смотреть в зеркало, чтобы не расстроиться ещё больше. Тяжёлое состояние не лучшим образом сказалось на её беременности.