Электронная библиотека » Эндрю Бальфур » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Удар шпаги"


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 20:38


Автор книги: Эндрю Бальфур


Жанр: Зарубежные приключения, Приключения


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Вскоре, однако, каждый житель Керктауна понял, что всему этому произволу пришел конец, так как дом был приведен в порядок, изгороди восстановлены, а границы имения были обозначены щитами с надписями, которые, впрочем, не каждый умел прочесть, угрожающими всякому, посмевшему нарушить территорию частного земельного владения. Сам старый Бетьюн осел в своем поместье и занялся разведением скота, выращиванием зерна и живых изгородей; о случае, связанном с этим самым скотом, я расскажу немного позже. Итак, как я уже говорил, одним прекрасным предвесенним утром я в одиночестве – поскольку отец опять почувствовал себя плохо – вышел из дома с книжками под мышкой, направляясь вверх по холму к зданию школы, и встретил по пути Дика Рамсэя, владевшего тремя рыбачьими лодками; несмотря на юный возраст, он неплохо преуспевал и считался солидным человеком.

– Отличный денек! – сказал я, пробегая мимо, так как немного опаздывал.

– Угу, – прогнусавил он, страдая дефектом речи, вероятно из-за особенностей строения зубов, и затем крикнул мне вслед: – Эй, Джереми, погоди! Постой, Джереми!

Я сделал вид, будто не слышу, и продолжал торопливо идти своим путем.

– Мастер Клефан! – закричал он громче, но я не остановился. – Учитель! – заорал он во весь голос, так что я поневоле обернулся и спросил, что ему нужно.

– Слыхал новость? – осклабился он, продемонстрировав в улыбке все свои кривые зубы.

– Какую новость? – поинтересовался я.

– Эндрю Бетьюн вернулся в Крукнесс.

– Ну и черт с ним, – отрезал я, потому что школьный колокол уже перестал звонить. – И ты меня остановил только для того, чтобы сообщить об этом?

– Не-е, учитель, – лукаво подмигнул он, – но его дочка приехала вместе с ним!

– И что же тут особенного? – удивился я.

– Ничего я тебе больше не скажу! – обиделся он на мою резкость.

– И слава Богу! – бросил я и заторопился дальше, но прежде, чем я добрался до школы, мне навстречу попался не кто иной, как Дик Ханиман, мой старый школьный однокашник, я с ним не раз дрался и задавал ему изрядную трепку, но теперь он стал человеком с весом и положением в обществе, о чем он неизменно давал понять всякий раз, когда навещал родные пенаты.

– А, учитель! – сказал он. – Как жизнь проходит?

– Если ты о времени, – ответил я, – то, с моей точки зрения, слишком быстро.

– Ты прав, учитель, – согласился он, – ты чертовски прав; но слышал ли ты новость?

– Про Эндрю Бетьюна? – спросил я.

– Нет-нет!

– А о ком же тогда?

– О его дочери.

– Черт побери его дочку! – взорвался я.

– Надеюсь, этого не случится, – возразил он, – потому что я сам имею на нее определенные виды. Она прелестнейшая из всех девиц, на которых мне когда-либо случалось остановить свой взгляд, а я, честно признаться, – тут он хвастливо закрутил с полдюжины редких волосков, произраставших у него под носом, – видел их немало в Эдинбурге!

– Неважно, кто ее возьмет – ты или дьявол, – отпарировал я, – потому что, кажется, мне не будет покоя от нее, пока один из вас не уберет ее из Керктауна!

С этими словами я поспешил на урок, оставив его в замешательстве глядеть мне вслед.

5. О девице Марджори и о нападении дикого стада

Все эти дни я пребывал в чрезвычайно дурном расположении духа: здоровье отца так и не улучшалось, и спустя некоторое время школьная жизнь стала казаться мне скучной и однообразной, потому что отнимала у меня много сил, и лишь очень немногим школярам мне удалось привить любовь к классике. Я все больше и больше возвращался мыслями в прежние дни, вспоминая де Кьюзака и его истории, задумываясь над тем, увижу ли я когда-нибудь те чудеса, о которых он говорил мне, ибо хотя старому Эйбу случалось придумывать и более замысловатые байки, однако он не умел рассказывать их так, как это делал француз, – забавно задирая плечи и разводя руками, со своей неизменной насмешливой улыбочкой, которой мне так недоставало.

Случилось однажды, что, проведя полдня в школе, я воспользовался прекрасной погодой и решил немного прогуляться, думая, как обычно, о де Кьюзаке и его загадочной судьбе; по рассеянности я надел на голову одну из отцовских шляп – солидный головной убор с широкими полями, истинное вместилище мудрости и познаний, – и заметил это только после того, как отошел на порядочное расстояние от школы.

Обнаружив свою оплошность, я не очень расстроился: меня мало заботило, в каком виде я могу предстать перед скучающими прохожими, хоть вид у меня, должно быть, был весьма любопытный – этакий низкорослый широкополый гриб на ножках.

Я продолжал свой путь, не замечая из-за полей шляпы, куда несут меня ноги, да не особенно об этом и задумываясь, пока не очутился, пройдя через разрыв в живой изгороди, посреди лужайки, поросшей короткой травой и круто поднимавшейся вверх, к гребню водораздела, закрывавшего от меня дальнейший вид.

Насколько мне помнилось, я никогда еще не бывал здесь, и не имел понятия, где я нахожусь, но, обнаружив спокойное и тихое местечко по своему вкусу, я стал медленно прогуливаться вдоль густой и высокой зеленой изгороди, пока, завернув за выступающий куст, не наткнулся на пожилого джентльмена и девушку, занятых серьезной беседой. Мне сразу пришло в голову, что это, должно быть, Эндрю Бетьюн и его дочь, и я недолго оставался в сомнении, ибо, как только старик увидел меня, он поднял свою палку и яростно набросился на неожиданного гостя.

– Вы что, сударь, – закричал он, – читать не умеете, что ли? Какого черта вам здесь надо? Марджори, быстро позови людей: мы отведем этого мальчишку в дом, где, клянусь честью, я сумею научить его уважать чужую собственность!

Я поморщился, когда он назвал меня мальчишкой, потому что успел уже отрастить усы не хуже, чем у де Кьюзака. Что касается девушки, то она просто глядела на меня, не делая попыток куда-то бежать, и я быстро придумал способ, как обмануть старика, по своей глупости совсем упустив из вида, что он полжизни провел за границей.

Поэтому я просто пожал плечами и недоуменно посмотрел на него.

– Ты слышишь меня? – закричал он.

– Ma foi, – сказал я.

– Что ты сказал? – завопил он, потрясая палкой.

– Mon Dieu! – ответил я.

Старик в изумлении уставился на меня и затем произнес что-то, чего я не понял.

– Ah, mon garcon, – сказал я, как обычно говаривал де Кьюзак. В ответ на это он впал в неистовую ярость, затопал ногами и принялся звать своих людей, пока девушка не положила руку ему на плечо.

– Не думаю, что он француз, отец, – спокойно сказала она. – У него для этого слишком честное лицо.

Услышав такое, я забыл обо всем, восприняв ее слова как неуважение к памяти де Кьюзака.

– А у француза разве не может быть честного лица? – горячо возразил я. – Я знал одного, и он был честным и хорошим человеком!

Старик вздрогнул, услышав мою речь, и, насупившись, взглянул на меня из-под кустистых бровей.

– Он был вашим другом? – спросила девушка.

– Да, – пробормотал я, – но он умер.

– Сожалею, что я заговорила об этом, мягко сказала она, – но мы тоже знали многих и очень пострадали от них.

До сих пор я почти не обращал внимания на нее, но, когда она так любезно обратилась ко мне со словами извинения, я поднял на нее глаза и сразу понял, почему помешательство поразило парней Керктауна.

Она была, пожалуй, ниже среднего роста, но держала себя так и обладала такой стройной фигуркой, что казалась значительно выше. На ней было простое синее платье, отделанное серебром, и свободный капюшон из той же ткани покрывал ее голову, но не мог удержать на месте выбивавшиеся из-под него вьющиеся локоны каштановых волос, которыми играл шаловливый ветерок.

Шею девушки окружало белоснежное жабо из какого-то мягкого материала, и ее маленький подбородок с очаровательной ямочкой посередине покоился на нем с такой грациозной элегантностью, что от этого прелестного зрелища просто глаз невозможно было оторвать. У нее было овальное лицо, матово-белое, но без пресловутой болезненной бледности, способное наливаться краской, в чем я вскоре убедился, глаза ее, большие и темные, прикрывали густые длинные ресницы, нос был прямой и превосходной формы, а рот не очень большой, но и не слишком маленький. Здесь я, пожалуй, остановлюсь, так как не обладаю способностью достаточно красноречиво описывать женскую красоту; повторю лишь, что я понял, почему все парни в Керктауне сошли с ума, и больше не удивлялся этому. Когда я заметил, как опустились ее ресницы и румянец смущения выступил на ее щеках, я сообразил, что слишком долго смотрю на нее, и просто сказал:

– Благодарю вас…

– А я буду вам благодарен, сэр, – вновь забушевал ее отец, каким-то чудом молчавший в то время, когда она говорила, – я буду вам благодарен, если вы тотчас же отправитесь с нами и дадите мне полный отчет о себе, так как если я не желаю видеть чужих людей на своей земле, то тем более не потерплю и карликов!

У меня руки зачесались от желания поквитаться с ним, но девушка всего лишь сказала с упреком:

– Отец!..

Старик замолк, и на лице его отразился стыд, который он, несомненно, должен был чувствовать. Но его крики навлекли на нас неожиданную угрозу, потому что когда в ответ на негромкий возглас госпожи Марджори мы обернулись и посмотрели на гребень невысокого продолговатого холма, то увидели на его вершине стадо пасущихся на свободе диких коров, возглавляемых огромным быком палевой масти; страшилище рыло землю копытом, фыркая и принюхиваясь к воздуху, и, когда мы взглянули на него, угрожающе заревело.

Ему ответили остальные, и в следующую минуту стадо пришло в движение и начало медленно спускаться к нам в долину.

– Скорее, скорее! – закричала девушка. – Мы должны успеть добежать до ворот!

– А это далеко? – спросил я, прикидывая размеры живой изгороди, состоявшей из кустов колючего терновника, которые достигали здесь не менее шести футов в высоту и столько же в ширину.

– Ярдов сто отсюда!

«Господи, спаси нас», – подумал я, но не сказал ничего, потому что мы втроем уже дружно пустились бежать к воротам что есть мочи.

Животные, заметив нашу попытку спастись, чрезвычайно обрадовались неожиданному развлечению – или, во всяком случае, мне так показалось, – поскольку, пригнув головы к земле, с шумом и громом копыт бросились за нами вдогонку.

Вскоре я понял, что у нас нет никаких шансов обогнать стадо, и вторично за сегодняшний день придумал способ, как выйти из положения. На сей раз я был обязан этим старому Эйбу, который рассказывал мне, как поступают испанские крестьяне, если на них нападает скот на пастбище. Я закричал, чтобы старый джентльмен и девушка продолжали бежать к воротам, и возблагодарил Всевышнего за то, что случайно захватил отцовскую шляпу; после этого я отбежал в сторону, чтобы встретить стадо на полдороге от холма. Оглянувшись, я убедился в реальной возможности спасения для Эндрю Бетьюна и его дочери, если мне удастся остановить животных. Поэтому, когда стадо находилось менее чем в сотне ярдов, приближаясь ко мне на полном ходу, я повернулся к животным спиной и, сняв с головы отцовскую шляпу, согнулся в пояснице так, что стал смотреть на них промеж широко расставленных ног.

Это были жуткие мгновения, когда я, стоя в подобной позе, наблюдал за живой лавиной с рогами и копытами, с шумом и грохотом несущейся на меня во всю прыть; стараясь по мере сил сохранить присутствие духа, я замахал шляпой и закричал, завопил и завизжал как сумасшедший.

Стадо продолжало приближаться и было уже ярдах в тридцати от меня, когда его огромный белый предводитель уперся передними ногами в землю и замер на месте, дрожа и фыркая от страха, удивляясь, вне всякого сомнения, что это за странная штука возникла внезапно перед ним. Остальные животные последовали его примеру и затем, к моим несказанным радости и облегчению, задрав хвосты, помчались обратно вверх по склону холма, подгоняемые моими криками и улюлюканьем. Затем, не дожидаясь, пока они придут в себя, я побежал в противоположную сторону, к зарослям живой изгороди, так как боялся, что не успею достичь ворот, за которыми уже скрылись старик с дочерью. И действительно, вскоре стадо снова пустилось за мной вдогонку, и я понял, что сейчас начнется состязание не на жизнь, а на смерть, хоть я и считался неплохим бегуном, а дорога шла вниз под уклон.

Свой единственный шанс я видел в прыжке через изгородь; правда, я сомневался, хватит ли у меня для этого сил, но тут передо мной возник небольшой пригорок, с которого можно было попытаться перемахнуть через колючие кусты терновника, и я, затаив дыхание, помчался к нему, чувствуя тревожный холодок между лопатками.

Стадо было от меня на расстоянии вытянутой руки, когда я достиг пригорка и, не останавливаясь ни на мгновение, с разбегу прыгнул вперед и вверх, собрав воедино весь остаток сил.

Какое счастье! Проклятые коровы достигли изгороди одновременно со мной, с той лишь разницей, что они уперлись в нее лбами, тогда как я свалился на нее сверху, поскольку она была чересчур широка даже для самого рекордного прыжка.

В густом кустарнике было полно колючек, и довольно длинных, но мне было не до них: главное, я был в безопасности! С трудом выкарабкавшись из колючих зарослей, я кое-как спустился на землю, весь исцарапанный, растрепанный и без шляпы. Не успел я прийти в себя, отдуваясь и озираясь по сторонам, как ко мне подбежал старый джентльмен и, схватив обе мои руки в свои, принялся трясти их бессчетное количество раз.

Госпожа Марджори, следовавшая за ним, остановилась, глядя на меня со странным выражением в своих темных глазах, приоткрыв пунцовые губы, и – клянусь! – на сей раз в ее лице было достаточно краски. Когда старый джентльмен покончил с моими руками, он схватил меня за плечо.

– Простите ли вы меня? – спросил он.

– Мне нечего прощать, – сухо возразил я. – Земля ваша, и я не имел права нарушать ее границы, хоть и совершил это не по злому умыслу, а по рассеянности.

– Ни слова больше, ни слова! – закричал он, заметно взволнованный. – Эндрю Бетьюн, возможно, груб и суров, но он никогда не забывает услугу, а из всех оказанных мне услуг эта – величайшая! А теперь прошу вас, сэр, оказать нам честь и отобедать с нами, хоть время уже довольно позднее!

– Весьма вам признателен, – ответил я, – но позвольте мне сначала вернуться за отцовской шляпой, которую я обронил: отец очень ее любит.

– Но ведь она осталась на лугу, – с испугом сказала девушка.

– Без сомнения, – согласился я. – Однако коровы давно уже, наверное, скрылись за холмом, поскольку колючки терновника вряд ли пришлись им по вкусу!

Оба рассмеялись, после чего я перелез через ворота и без всяких приключений отыскал отцовскую шляпу.

– А теперь, сэр, – сказал старый джентльмен, – могу я узнать, кому мы обязаны своим спасением?

– Меня зовут Джереми Клефан, – представился я.

– Клефан? – переспросил он. – Вы случайно не родственник сэра Роджера Клефана из Коннела?

– Он мой дядя, хотя я его ни разу в жизни не видел.

– Возможно ли это? Возможно ли… – пробормотал старик. – Вы ведь совсем… – он смущенно замолк.

– Совсем не такой, как он, хотели вы сказать? – продолжил я, ибо мой дядя, по слухам, был шести футов ростом. – Да, вы правы: совсем не такой!

По всей видимости, горечь, прозвучавшая в моих словах, заставила девушку вмешаться:

– Это нисколько не умаляет ваших достоинств, сэр!

– Верно, верно, – подхватил старый джентльмен. – Древняя поговорка гласит: «Самая ценная поклажа бывает в маленьком узелке», и сегодня, я полагаю, мы убедились в справедливости сказанного!

Я поклонился, как это сделал бы де Кьюзак, но заметил, что мой изящный поклон заставил госпожу Марджори улыбнуться, и покраснел от смущения.

– Но, черт побери, если вы племянник сэра Роджера, – продолжал сэр Эндрю Бетьюн, – то вы должны быть внуком сэра Дика, бешеного Дика Клефана, моего старого друга и вождя, – и чтоб мне лопнуть, если вы не похожи на него лицом, хоть и не фигурой! Вашу руку, сэр Джереми, вашу руку!

– Я всего лишь мастер Клефан, – возразил я.

– Черт возьми! – закричал старик. – Для меня вы – сэр Джереми Клефан, но что вы делаете здесь, в Керктауне?

– Замещаю своего отца.

– Неужели старого Хола, «реформатора», как мы всегда называли его?

– Совершенно верно.

– И в чем же вы его замещаете?

– Я учитель в Керктауне.

В ответ на мои слова он захохотал и продолжал смеяться до тех пор, пока лицо его не побагровело.

– Господи помилуй! – приговаривал он сквозь смех. – Кто бы мог подумать: я угрожал палкой Клефану, да еще и учителю в одном лице! Ты слышишь, Марджори, слышишь, моя девочка? – И он только смеялся и качал головой всю дорогу, пока мы не подошли к дому – солидному каменному строению, скрывавшемуся в тени многочисленных деревьев.

Не хочу утомлять вас описанием того, как я обедал, какие незнакомые блюда я перепробовал – а старый владелец усадьбы любил хорошо поесть и знал в этом толк, – какие истории он мне поведал о том, как он с моим дедом участвовал в том роковом заговоре, который заставил его вместе со своими сторонниками покинуть Шотландию; о своей жизни за границей и о службе во Франции, поскольку он сражался на стороне гугенотов, не очень щедро, однако, насколько мне удалось понять, оценивших его заслуги.

Достаточно сказать, что я сидел, глядя на него во все глаза, но еще более на его дочь, которая всякий раз отвечала мне улыбкой, хоть больше и не краснела, что во мне почему-то вызывало сожаление. Прежде чем сообразить, что я делаю, я уже взял на себя обязанность в свободное время заняться с нею изучением классики и в ответ получил флягу редкого вина для моего бедного отца с обещанием повторить подобный дар неоднократно; затем, чувствуя легкое головокружение, я распрощался со своими любезными хозяевами и отправился восвояси. Тем не менее, хотя до Керктауна было не так уж далеко, добрался до дома я, насколько мне помнится, не скоро.

И вновь во мне возник интерес к жизни, ибо с течением времени я понял, что всеобщее помешательство поразило также и меня. Тщетно я пытался отогнать мысли о госпоже Марджори – она всякий раз возвращалась ко мне в моих мечтах.

И она была добра ко мне, более мила и любезна, чем кто-либо другой, и как-то случилось так, что я поведал ей о всех своих делах и надеждах, кроме тех, которые касались француза и второго мужчины на берегу; я слушал, как она поет военные песни гугенотов или любовные итальянские канцонетты, не понимая ни слова и не особенно об этом заботясь, однако возвращался домой со звонкой мелодией в ушах и тупой тяжестью на сердце. И хотя я не отдавал себе в этом отчета и мало задумывался над этим, но именно здесь зарождались предвестники того, что меня ожидало, того, что пробуждало во мне надежды и заставляло сердце биться даже сильнее, чем тогда, когда я был свидетелем поединка на берегу или следил из-под расставленных ног за неотвратимым приближением дикого стада, и в то же время того – таковы неисповедимые пути Провидения! – что вынудило меня стать отверженным скитальцем среди чужих людей в чужих странах.

6. О том, что я увидел в колодце

Однажды в теплый погожий денек, устав от деяний Гектора и стенаний Приама 1515
  Гектор – один из главных героев «Илиады», погибший в единоборстве с Ахиллом; Приам – последний царь Трои, отец Гектора.


[Закрыть]
, мы с госпожой Марджори отправились вместе к расположенному неподалеку волшебному колодцу, способному, согласно поверьям, предсказывать судьбу всякому, кто заглянет в него.

– Как интересно! – без устали щебетала она, улыбаясь мне. – Может статься, он покажет вам будущую миссис Клефан? Загляните в него, мастер Джереми, а потом расскажите мне, прежде чем настанет мой черед!

Приступ помешательства навалился на меня с новой силой, и, сам того не сознавая, я открыл перед ней свое сердце.

– Видит Бог, госпожа Марджори, – сказал я, – у меня единственная избранница: я либо женюсь на ней, либо вовсе ни на ком!

Мои слова заставили ее слегка вздрогнуть и побледнеть; тем не менее она быстро взяла себя в руки, улыбнулась и насмешливо проговорила:

– В таком случае мы можем проверить, говорит ли колодец правду, – не так ли, мастер Джереми?

– Мне все равно, что скажет колодец, – пылко возразил я. – Главное, что скажете вы, госпожа Марджори. С тех пор как я вас увидел, я не могу думать и заботиться ни о ком, кроме вас. Я готов оставить школу, я готов работать, я готов сделать все, что угодно, ради вас, я готов ждать, только не говорите мне «нет»! – умолял я. – Ибо – клянусь вам – пусть я невзрачен на вид, я готов умереть за вас; и еще, Марджори… – я запнулся.

Я замолк, потому что она слегка засмеялась и, схватив меня за руку, потащила к краю колодца, который представлял собой небольшой круглый водоем, питаемый чистой и прозрачной родниковой водой. Она не произнесла ни слова, но только молча указала вниз. Я посмотрел в воду, как в зеркало, и тут я увидел, что она имела в виду.

Я увидел себя – низкорослого и приземистого, с диким выражением на лице – и рядом с собой ее – лишь самую чуточку повыше меня ростом, но стройную и грациозную, как молодая пальма, которую я однажды видел на картинке; ее чистое и светлое лицо озарила улыбка – ироническая улыбка, объяснившая мне все. С минуту я стоял, глядя на столь разительный контраст, и затем со сдавленным криком, как смертельно раненный олень, бросился сломя голову бежать от нее, от колодца, от ее насмешливого взгляда в густые заросли кустарника – и ее звонкий серебристый смех несся мне вдогонку, добавляя новые мучения к моим страданиям и отчаянию.

Боже, каким дураком, каким слепым дураком я был, поверив, будто ее улыбки и любезное обращение означают нечто большее, чем простая игра ради препровождения времени, когда она забавлялась, позволяя мне обманывать себя и заставляя меня поверить в то, что я ей не совсем безразличен!

Больше не будет школы в Керктауне, и коротышка-учитель больше не будет учить в ней деревенских недорослей греческому и латыни – поклялся я себе. А раз так, то и делать мне здесь больше нечего. Ничто не удерживало меня теперь в том месте, где мои надежды потерпели столь сокрушительную катастрофу. Сердце мое разрывалось при мысли об отце, хоть он никогда не проявлял слишком теплых родительских чувств по отношению ко мне; но я знал, что его сестра, моя тетка, ненавидевшая все живое, кроме себя самой и своего брата, присмотрит за ним и не станет особенно тосковать по мне. Поэтому я дождался сумерек, положил в котомку немного еды, сунул за пояс пистолет и шпагу, захватил с собой все свои наличные деньги – насколько мне помнится, это была единственная серебряная монета – и, понадежнее запахнув свой добрый плащ из плотной шерстяной ткани, потихоньку выскользнул в ночную мглу, ни с кем не попрощавшись, но с горькой тяжестью на душе. Повернувшись лицом к востоку, я отправился на поиски того, что приготовила для меня судьба, двигаясь по направлению к Королевской переправе через Ферт, расположенной в самом узком месте залива. Я шел всю ночь, так как не хотел, чтобы кто-нибудь догадался, куда я исчез. Это был долгий путь; впрочем, его облегчало то, что дорога шла вдоль береговой линии, и, когда забрезжил рассвет и на востоке показались первые проблески утренней зари, я уже стоял на вершине холма, по склону которого узкая тропинка вела вниз, к маленькой деревушке у переправы.

Ничто в такую рань не подавало еще каких-либо признаков жизни; я позавтракал тем, что захватил с собой в котомке, после чего, спустившись к берегу и отыскав удобную щель среди скал, завернулся в плащ и позабыл о своем одиночестве и о сердечной боли, предавшись сладким объятиям Морфея 1616
  Морфей – древнегреческий бог сновидений.


[Закрыть]
.

Проснулся я от толчка, потому что какой-то человек грубо тряс меня за плечо.

– Ты на переправу, парень? – спросил он.

– Да, – ответил я, моргая и протирая глаза от остатков сна.

– Так поторопись, приятель, поторопись, иначе паром сейчас отойдет!

Я вскочил на ноги, помчался к паромному причалу, уплатил за переезд и ступил на борт одномачтового парома, причем лодочник, как мне показалось, взглянул на меня с недоумением и любопытством. В следующую минуту швартов был отдан, парус поднят, и мы вышли в залив; течение подхватило нас и понесло на восток от скалы Инчгарви, где оно было наиболее сильным, а глубины наиболее значительными. Кроме меня на борту находились еще два пассажира, два ранних путешественника вместе с лошадьми; оба весело смеялись и оживленно переговаривались, что меня сильно раздражало, поскольку я пребывал в крайне угнетенном настроении.

– Черт бы побрал эту переправу! – сказал один. – Если бы не она, нам не пришлось бы коротать ночь в гнусном постоялом дворе, рассаднике блох!

– Конечно, – согласился второй, – но чего же ты хочешь? Не будь здешней узости, пришлось бы предпринять долгое и утомительное морское путешествие, если, конечно, ты не предпочел бы переправиться через реку у Стирлинга, что добавило бы двадцать с лишним миль к нашему пути. А что бы ты еще мог предложить?

– Бог знает! – ответил первый из собеседников. – Не могут они разве протянуть канат от этой скалы на другой берег и переправлять людей в корзинах?

– Ты совсем рехнулся! Почему же тогда не построить мост, если уж на то пошло?

– По-моему, это ты рехнулся! Какой мост? Может, лучше прицепить людям крылья и научить их летать? Двойной канат на вращающемся барабане – вот что здесь нужно!

Паромщик усмехнулся, а оба спорщика продолжали дискутировать по поводу моста или каната, пока мы не достигли противоположного берега. Что касается меня, то я удивлялся их недомыслию, так как знал, что даже древние римляне не могли перекинуть канат в этом месте, не говоря уже о мосте. «Ma foi», как сказал бы де Кьюзак.

Я ступил на берег и впервые очутился на земле, не относящейся к территории Файфа, но присутствие духа в какой-то степени вернулось ко мне, ибо утренний воздух был свеж и легкий морской ветерок обвевал побережье. Поэтому я с более легким сердцем повернул на восток и направился к столице 1717
  Эдинбург – столица Шотландии.


[Закрыть]
, находившейся, как мне было известно, в девяти милях от Южной переправы.

Обеспечив себе пристанище на ночь и подкрепившись скромной трапезой, состоявшей из молока и овсяных лепешек, я вышел на улицу, и если у меня и возникли опасения, что кто-то здесь может меня узнать, то я зря тревожился, ибо каждый житель города, казалось, был занят своими собственными заботами и никому не было никакого дела до Джереми Клефана.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации