Текст книги "17 главных миллиардеров XX века"

Что же касается питания, то оно в основном заменялось кнутами и резиновыми дубинками. Один из доверенных сотрудников Альфрида Круппа – фон Бюлов – в письме Круппу, датированном осенью 1944 года (это письмо было представлено позднее в суд), на фирменном крупповском бланке жалуется дирекции, что на складах фирмы слишком мало резиновых дубинок и кнутов, и просит запросить таковые с базы СС.

Когда нацистский рейх рухнул и его главарям настал час держать ответ, американский патруль арестовал Круппа в холле виллы «Хюгель». Его отправили в следственную тюрьму, но усадить на скамью военных преступников на Нюрнбергском процессе все равно не смогли. Не смогли по формальной причине: потому, что прокуроры американской и английской сторон в свое время подготовили место на этой скамье лично для «железного Густава», отца Альфрида Круппа, а Альфрид среди прочих Круппов в их глазах считался «преступником второго порядка». Ведь он лишь формально принял на себя управление фирмой. А сам Густав Крупп болен, и Лоуренс, английский председатель суда, констатировал, что, страдая старческим размягчением мозга, он не был способен предстать перед международным трибуналом.

Советский прокурор (а поначалу также американский и французский прокуроры) настаивал, что Альфрид является военным преступником первого порядка, и потому его место – на скамье подсудимых большого Нюрнбергского процесса. Но позднее американский, а затем и французский прокурор изменили свою точку зрения и решили, что поскольку в списке главных военных преступников фигурирует Густав, а не просто любой Крупп, то его нельзя заменить другим обвиняемым, каким бы преступником он сам ни был.

Итак, Альфрид Крупп только в 1947 году оказался все же перед американским военным трибуналом. Однако за эти два года после конца войны в мире очень многое изменилось: американская администрация готовилась к «холодной войне». Государственный секретарь США Бирнс на специальном поезде, принадлежавшем в свое время Гитлеру, уже в сентябре 1946 года прикатил в Штутгарт, где встретился с представителями крупного германского капитала и произнес речь, в которой подчеркнул всю важность восстановления германской крупной промышленности. Так что к моменту начала процесса в 1947 году над Альфридом Круппом фактические руководители американской политики видели в нем уже не прошлого преступника, а своего будущего союзника. Сам приговор, вынесенный в июле 1948 года, с виду еще был строгим. В обосновании говорилось, что «Крупп действительно заключил союз с правительством германской империи, а особенно с генеральным штабом. Развитие фирмы Круппов вообще связано с личной поддержкой Гитлера».

Круппу вынесли приговор о лишении свободы на 12 лет с конфискацией личного имущества, хотя с самого начала процесса судьи туманно и неопределенно высказывались насчет того, считают ли они концерн Круппа личной собственностью Альфрида.

Из 12 лет тюрьмы, назначенных в наказание Альфриду Круппу, он отсидел неполных два с половиной года. Макклой, тогдашний американский верховный комиссар в Германии (в свое время юрисконсульт рокфеллеровского банка «Чейз Манхэттен»), 31 января 1951 года одним росчерком пера отменил приговор Круппу и положил конец дискуссиям, как толковать пункт приговора о конфискации его личного имущества. Он приказал вернуть Круппу все конфискованное у него имущество, потому что «конфискация имущества противоречит американским принципам правосудия».

Но и два с половиной года пребывания Круппа в тюрьме не носили характера каких-то тяжелых испытаний. Фон Бюлов – тот самый, что просил эсэсовцев ускорить присылку резиновых дубинок, а позже сидел в тюрьме вместе с Круппом, – в своих записках сообщает, что «эти два с половиной года были полным солнца отдыхом». Альфрид Крупп получил разрешение, находясь в тюрьме, проводить совещания со своими директорами. На этих «совещаниях дирекции фирмы за решеткой» участники покуривали голландские сигары, лакомились апельсинами и бананами и очень оптимистично оценивали финансовые показатели возобновивших производство крупповских заводов.

Когда Альфрид Крупп вышел за ворота тюрьмы, на противоположном тротуаре его ожидали, выстроившись в шеренгу, члены директората его фирмы. А на углу дожидался белый микроавтобус «фольксваген». Внутри же этого маленького грузовичка был спрятан спортивный автомобиль «порше». Это был подарок директорского совета фирмы своему шефу по случаю освобождения из заключения. И спрятали спортивную машину вовнутрь грузовика только для того, чтобы не особенно привлекать внимание случайных прохожих. Когда грузовичок отъехал от тюрьмы, из его чрева выкатился на асфальт маленький «порше», и кортеж направился к зданию управления фирмы в Эссене, где вышедшего на свободу Круппа приветствовали французским шампанским.

В период «холодной войны» имелись, собственно говоря, все возможности для крупповской фирмы стать снова «великой державой внутри Германии». И если этого не случилось, то только потому, что промышленное и технологическое развитие производства уже не терпело династической власти, мешавшей дирекции концерна принимать разумные и своевременные решения. Так, например, из-за ошибочных расчетов Альфрида фирма вовремя не избавилась от тех шахт и домен, которые позднее стали самым тяжелым бременем для фирмы и в конце концов привели ее к экономическому краху. (Флик, чей концерн к концу войны имел аналогичную структуру, например, своевременно освободился от «коммерческих кандалов» и модернизировал свою «империю».)

Трудностей становилось все больше. Более чем сотня крупных предприятий и дочерних предприятий Круппов (главным образом шахты, домны, строительные фирмы и судоверфи) становились убыточными. Когда в 1966 году в концерне Круппа разразился кризис, годовой оборот «империи» все еще составлял около 5 млрд марок, но по величине фирма уже была только девятой в ряду других западногерманских концернов, и долги ее превышали 3 млрд марок.

Тогда-то и вмешались крупные банки Западной Германии и начали спасать концерн. Однако плата за эту спасательную операцию была достаточно высокой. Западногерманское правительство взяло на себя гарантии за банковские долги фирмы и за новые кредиты под экспорт. За это правительство потребовало, чтобы крупповский концерн из «семейного предприятия» был преобразован в акционерное общество или в «общество с ограниченной ответственностью». Альфрид вынужден был принять этот ультиматум. В одном из условий ультиматума требовалось, чтобы наследник Альфрида – Арндт, тоже за соответствующее богатое вознаграждение, отказался от наследства.

Когда все это произошло, смертельно болен был не только «семейный концерн» Круппов, но и сам Альфрид. 30 июля 1967 года он умер от рака. (Сын его Арндт по этому поводу заявил: «Возможно, это звучит страшно, но только теперь мы можем получить свободу рук».)

На похоронах Альфрида заводской оркестр играл шахтерский марш «Шахтер, поднимайся наверх! Пробил твой час!». Марш этот не очень соответствовал моменту из биографии «пушечного короля», когда тот ловко до того, как «пробил час», выбрался наверх из мрака тюремной камеры, хотя и был настоящим военным преступником. На этом, собственно, окончилась история «семейного концерна» Круппов, которая в буквальном смысле слова была историей «дранг нах Остен» Германской империи, всей тяжестью навалившейся на Европу. Это относилось не только к личности Альфрида, но и вообще к новому соотношению сил в Европе, и гамбургский журнал «Шпигель» в репортаже о похоронах Круппа поместил статью с таким заголовком: «Король умер еще до того, как он умер».

С этого момента история крупповской фирмы покатилась вперед уже по новым рельсам. Оценивать новый ее период было бы преждевременно. Крупповские заводы были преобразованы в акционерное общество, большинство акций которого находилось теперь в руках так называемого «крупповского фонда». Его первым президентом сделался Байц. Непосредственное руководство концерном осуществляет совет директоров. Совет уже за первые два года проглотил трех генеральных директоров. Из этого можно сделать вывод, что идет борьба за власть между «фондом» и членами совета директоров. Но очевидно также, что западногерманские крупные банки не довели реорганизацию концерна до конца. Крупп, конечно, освободился от убыточного завода по производству грузовиков и от нескольких шахт, и концерн, охватывающий шесть крупных отраслей промышленности, и по сей день играет решающую роль в сталелитейной и металлургической промышленности. Но в отраслях, где господствует самая современная технология, фирма Круппа не представлена должным образом.

Три переплетающихся кольца и впредь будут служить символом гиганта западногерманской промышленности. Но вилла «Хюгель» уже не является первым по величине центром власти. Если последний из потомков крупповской династии появляется на карнавале в Рио-де-Жанейро в костюме стоимостью 6 тыс. долл., украшенном на манер ацтекских императоров, мало кто при этом вспоминает реки крови, которые были пролиты в свое время этой черной династией.

Мицуи – упорный самурай

Сегун, даймио, самурай. – Великий скачок. – На вершинах политики. – Пробуждение от летаргического сна. – Туман и сумрак

История одного из гигантов японской экономики – «дома Мицуи» – это описание пути к сказочным богатствам и власти, пути таинственного и расцвеченного легендами, уходящими в далекое прошлое. Не будет преувеличением сказать, что это одновременно и история всей этой островной страны, влияние которой в области счетно-вычислительной техники сегодня прочно связано с фирмой «Мицуи».

И потому историю эту нельзя в общем-то начать, не сказав хотя бы несколько слов об истории японского государства. А она, как история всех народов, начинается с легенд и мифов. Еще в VI веке несколько крупных родов навязали свою волю императорскому дому Японии. Одним из таких родов, стремившихся к власти над императором, была династия Сега.

В ходе борьбы за власть один из вождей приблизительно в 1192 году провозгласил себя сёгуном. Вообще-то словом «сёгун» первоначально называли командира, предводителя. Позднее оно стало означать «военного диктатора», который в истории Японии сыграл решающую роль. И должность эта просуществовала свыше 700 лет. При номинальной роли, которую играл император в феодальной Японии, сёгун обладал истинной государственной властью.

Сёгуны и их роды вели постоянную борьбу с другими крупными феодальными кланами. У каждого клана было свое маленькое феодальное войско. Воителями этого войска были самураи. Отряды самураев входили как составная часть в армию более крупного феодала. Эта воинская обязанность передавалась в самурайских родах по наследству – от отца к сыну. Обычно феодал дарил самураю за его верную службу небольшой надел. Разумеется, землю в этом наделе-имении обрабатывали приписанные к нему крепостные.

Согласно легенде, предок династии Мицуи был таким самураем, почти тысячу лет тому назад поступившим на службу к тогдашнему сёгуну Японии.

Около XVI века в Японии из массы ремесленников, объединенных в цеха, рыбаков и торговцев начинают выделяться банкиры, оптовые торговцы рисом, судовладельцы. Тогда же возникают первые мануфактуры – достаточно крупные предприятия, но все еще с преобладанием в них ручного труда. К концу XVI века члены семейства Мицуи больше уже не служат самураями с мечом в руках. Сначала Мицуи появляются в сфере торговли в качестве торговцев рисом, затем приобретают собственную шелкопрядильню. А в 1673 году один из многочисленных братьев Мицуи организовал первую контору по размену и даче денег в долг под проценты, а затем переметнулся уже в торговлю шелком. В XVIII веке Мицуи считаются уже богатейшими в стране торговцами.

Посетитель музея Мицуи в Токио может узнать, что Мицуи были первыми, кто применил в Японии рекламу и объявления. Так, они раздавали бесплатно изготовленные из промасленной бумаги зонтики, на которых было написано «Мицуи». Они оплачивали директоров театров, чтобы во время исполнения народных пьес артисты вставляли в классические тексты слово «Мицуи». Это же семейство купцов было первым в Японии, кто изобрел платежные чеки, двойную бухгалтерию и принял решение, что служащего фирмы, пока он работает прилежно и честно, нельзя уволить.

В начале XVIII века семейству Мицуи уже принадлежал крупнейший банк и торговый дом Японии. Глава клана носил титул «банкира его императорского величества».

В это время уже были выработаны правила, действующие и до сих пор под названием «семейная конституция дома Мицуи». Эта конституция оказалась очень важной для той роли, которую клан играл в истории страны почти на протяжении двух веков – с 1640 года до середины XIX века – в совершенно изолированной от внешнего мира Японии. В 1640 году были закрыты все порты страны. Было запрещено строительство кораблей, предназначенных для дальних заморских путешествий. Император издал указ, по которому ни один японец не имел права покинуть страну, а если все же поступит так, а затем возвратится на родину, то здесь его ждала смертная казнь. Смертная казнь грозила также иностранцам, которые посмеют вступить на землю Японии.

В этом странном государстве с удушающей атмосферой изоляции от мира семейство Мицуи и выработало свою «семейную конституцию». Она состоит из 11 «заповедей». В первой группе заповедей сформулирована мысль о том, что отдельная личность – ничто, а семья (клан) – все, что клан должен избирать от имени династии главу, наделенного полной непререкаемой властью. Эта власть переходит всякий раз к старшему сыну, который и является управляющим семейным имуществом. Другая группа заповедей перечисляет обязанности и задачи главы клана. И, наконец, 11-я заповедь гласит: «Тебе выпало особое счастье родиться в этой стране богов. Чти наших богов и императора, который является олицетворением их воли на земле». В этих словах уже можно почувствовать ту особую атмосферу, свойственную японским капиталистическим кланам и непохожую на все то, что нам известно из истории европейского и американского капитализма.

Может быть, эта разница станет еще более ощутимой, если привести текст присяги, который почти 300 лет тому назад должен был принести каждый мальчик из клана Мицуи, когда он вступал в фирму: «В присутствии высокочтимых духов моих предков клянусь, что буду поддерживать все принадлежащие к нашему клану семейства и увеличивать созданную нашими предками фирму. Я буду соблюдать конституцию нашего дома и не буду предпринимать попыток изменить ее. На этом я торжественно присягаю и скрепляю эту присягу в присутствии духов наших почитаемых предков своей подписью».

Трудно представить себе такое посвящение в коммерсанты где-нибудь в доме Ротшильдов, Круппов, Рокфеллеров или Фордов.

«Дом Мицуи» вырос в тепличной атмосфере, отрезанной от всего мира Японии. Но он был одним из тех крупных финансовых и торговых предприятий, которые однажды почувствовали, что пора положить конец эпохе изоляции. Когда американские корабли под командованием адмирала Перри появились перед закрытыми для чужеземцев японскими морскими портами и «разбили» окна «темниц», «дом Мицуи» первым установил контакт с иноземцами, и тогдашний руководитель клана даже послал одного японского художника на корабль Перри, чтобы тот нарисовал для Японии портрет американского адмирала. Система изоляции в рамках сёгуната рухнула. Начался период пока еще половинчатых буржуазных реформ. Мужчины из клана Мицуи целым роем поспешили отправиться за океан, чтобы изучать торговый и банковский мир Америки.

Для «дома Мицуи» две большие возможности – богатеть и развиваться – открыли завоевательный поход против Кореи и война против царской России. Перед русско-японской войной государственные деятели Японии, тесно сотрудничавшие с «домом Мицуи», начали индустриализацию Японии с помощью крупных централизованных капиталовложений. Когда государственная власть, рисковавшая последними грошами налогоплательщиков, решила, что ее миссия закончена, в дело вступили «дом Мицуи» и другие подобные ему крупные капиталистические японские кланы: они за бесценок скупили у правительства только что созданные на народные деньги предприятия – от шахт до ткацких фабрик.

Это и задало «начальную скорость» клану Мицуи и другим трестам. Процесс этот, только в более утонченной, развитой форме, повторился и еще раз – после Второй мировой войны.

Благодаря такому развитию дел «дом Мицуи» уже через семь лет после начала нового века, прикарманив «трофеи» русско-японской войны, делается крупнейшим военным промышленником страны, а главу клана производят в бароны и награждают орденом Восходящего солнца. Теперь торговый флот «дома Мицуи» (39 кораблей) мог принять участие в перевозках военного времени.

На пороге Второй мировой войны рост фирмы привел к почти монопольному, ни с чем не сравнимому положению «дома Мицуи». Клан держал в руках 112 крупнейших капиталистических акционерных обществ. Они представляли 18 таких отраслей японской экономической жизни (от сталелитейной до пищевой), которые выпускали половину всех товаров в стране. Особенно прочно контролировал «дом Мицуи» химическую промышленность.

На протяжении многих лет «дом Мицуи» втягивал в свой круг притяжения и другие монопольные капиталистические предприятия, что только увеличивало рост влияния клана.

Действовавшие в других отраслях экономики крупные кланы заключали договоры о союзе и сотрудничестве с «домом Мицуи». Этот огромный круг переплетающихся интересов в истории экономики Японии получил название «большой Мицуи».

Так же как крупные американские или европейские капиталисты, «дом Мицуи» вынужден был, конечно, бороться за раздел рынка с другими крупными конкурирующими капиталистическими кланами. Наиболее известным в истории такой конкурентной борьбы был концерн «Мицубиси», который находился в руках семьи баронов Ивасаки. Начиная с 1870 года и вплоть до Второй мировой войны японская внутренняя и даже военная политика (разумеется, с известными упрощениями) отражала борьбу за власть между кланами Мицуи и Мицубиси, в ходе которой между ними были заключены соглашения.

Так, например, клан Мицуи имел колоссальное влияние в армии и военно-воздушном флоте, Мицубиси специализировался на морском флоте. Эти их интересы и определяли впоследствии в большой степени формирование японской военной стратегии.

Может быть, картина станет яснее, если мы рассмотрим деятельность двух наиболее важных партий в период, когда в конце семидесятых годов XIX века начал создаваться парламентский строй Японии. Без преувеличения можно сказать, что возникшие в то время две крупные партии Японии тоже являлись представительницами политических интересов двух кланов – Мицуи и Мицубиси. Клан Мицуи создал «консервативную партию», Мицубиси – «партию реформ», или, как она позднее стала называться, «демократическую партию».

В исторических бурях политической жизни Японии эти партии появлялись на поверхности в разное время под разными названиями. Характерно, однако, что, когда после поражения Японии во Второй мировой войне был вновь восстановлен парламентский строй, в политической жизни снова возникли все те же две партии. В 1948 году эти две партии, которые 70 лет тому назад были созданы кланом Мицуи и его конкурентом – концерном «Мицубиси», объединились, и по сей день эта либерально-демократическая партия управляет Японией.

Когда во Второй мировой войне японское государство потерпело крах, казалось, рухнула и власть «дома Мицуи». Американские оккупационные власти сразу после войны распорядились о запрещении японских монополистических компаний и о разделе их имущества. Однако это было сделано только для вида: господство крупных банков эти меры вообще не затронули. Если говорить конкретно о фирме «Мицуи» и конкурирующих с ней капиталистических кланах, то здесь как раз банки объединили и собрали вместе только что разделенные монополии. И когда американцы с началом «холодной войны» изменили свою политику и приняли решение восстановить экономическое могущество крупных японских капиталистических семейств, им нужно было только вернуть из летаргического сна все эти компании.

Прежнее огромное могущество кланов и оставшиеся неразделенными семейные банки (Банк Мицуи и Банк Дайити) буквально за несколько месяцев смогли возродиться в прежней форме, в прежнем виде. Во второй половине пятидесятых годов эти два банка относились к числу 50 крупнейших банков в стране, и семейство Мицуи было единственным, которое держало в своих руках два из семи самых крупных банков Японии.

Среди специалистов до сих пор идет дискуссия, у кого в руках находится преобладающая доля производства страны – у «Мицуи» или у «Мицубиси». Эти две гигантские монополии располагают приблизительно одинаковой промышленной мощью и вместе контролируют около 30 % производства в стране, поднявшейся среди стран капитализма в ранг второй великой державы. Конечно, внутри этой системы есть сдвиги, возникли новые центры власти. Так, например, 70 % японского судостроения находится в руках треста «Мицубиси», который принадлежит потомкам барона Ивасаки. В то же время торговый дом семейства Мицуи держит в своих руках крупнейшую экспортно-импортную фирму Японии и половину экспорта страны.

Вот что рассказывает о себе сама фирма «Мицуи». В одной принадлежащей американцам экономической газете, выходящей на Дальнем Востоке, Банк Мицуи дал следующее объявление: «Если вы хотите правильно сориентироваться в японском деловом мире, ищите пути к Банку Мицуи. Это 143 филиала в Японии, регулярные связи почти с 1700 иностранными банками. Дочерние предприятия в Нью-Йорке, Лондоне, Бангкоке, Бомбее, Сингапуре».

В другом газетном объявлении «дома Мицуи», нацеленном на иностранный туризм, недвусмысленно говорится о том, насколько власть этой династии с мировым именем пронизывает всю экономическую жизнь Японии: «Вы можете приехать в Японию на океанском корабле, который произведен на верфи „Мицуи“ из стали, которую облагородили сталелитейные заводы „Мицуи“. Вы прибудете в порт, оборудование которому поставила „Мицуи“, оттуда можете сесть на трамвай производства фирмы „Мицуи“ и поехать на нем в одну из гостиниц „Мицуи“. К вечеру, отдохнув, вы можете почитать книги, принадлежащие издательству „Мицуи“, при свете электрической лампы, сделанной на заводе „Мицуи“. Утром, проснувшись, вы можете выпить чай с плантаций „Мицуи“, который подсластите сахаром с наших сахарных заводов. Затем вы посетите один из магазинов „Мицуи“ и там найдете все – от драгоценных камней до предметов хозяйственного обихода».

На протяжении десятилетий исследователи во многих книгах занимались историей торгового «дома Мицуи» и той ролью, какую династия играла на протяжении веков в истории Японии.

Докопаться до истины трудно было потому, что потомки самураев Мицуи, исполняя заповеди «семейной конституции», не проявляли себя на открытой сцене политической жизни страны, как на Западе это делали Рокфеллеры, Круппы или Ротшильды. Два столетия полной отгороженности от внешнего мира и влияния старинных традиций до сих дней не дают возможности отчетливо увидеть и раскрыть связи Мицуи и японской государственной политики, их личные контакты подобно, например, связи ИТТ и американской администрации (чего мы коснемся несколько позднее). Имеется только несколько случаев, когда можно нащупать эти связи, добраться до некоторых конкретных лиц.

Так, например, платный агент Мицуи – Мацуока, один из организаторов разбойничьих войн Японии на Дальнем Востоке, был японским министром иностранных дел. Принц Коноэ, премьер-министр, который в начале сороковых годов осуществил превращение Японии в страну с откровенно фашистским режимом, правительство свое составил почти целиком из людей Мицуи. Или вот еще: адмирал Судзуки был также агентом компании «Мицуи», а ведь это он в апреле 1945 года возглавил правительство, чтобы через свои связи обеспечить сломленной в войне Японии контакты с американскими трестами.

Так что в истории семейства Мицуи куда больше туманных легенд, чем у больших европейских и американских семейств, ведущих свою родословную от «баронов-разбойников». Обстановку эту очень верно характеризует американский исследователь Джеймс С. Аллен: «В Америке династии Моргана, Рокфеллера, Дюпона, Меллона обладают неимоверной властью, но они не имеют возможности такого всеобщего контроля, какая есть в Японии у трестов, подобных „Мицубиси“ и „Мицуи