Текст книги "Диана. The Crown"

Филипп Данн и майор Дэвид Уотерхаус

Чарльз попросил Ферги найти двух одиноких мужчин для нашего горнолыжного отдыха в Клостерсе. Это было за год до гибели Хью Линдсей.

И оба молодых человека приехали, и они отлично провели время, в особенности Дэвид Уотерхаус. К сожалению, я слишком прониклась к нему. И он очень меня смешил. Филипп Данн был очень мил, но у него не было харизмы Дэвида. И мы поехали кататься на лыжах вчетвером: Кэтрин Сомс, Дэвид, Филипп и я.

Когда мы вернулись [домой], я часто видела Дэвида, иногда с Филиппом, иногда без него. Потом те выходные, когда мы остановились в парке Гатли [дом родителей Данна, Томаса и Генриетты, в Херефордшире]. Пресса была так взволнована, хотя нас, должно быть, было около пятнадцати человек в доме. Очевидно, Филипп был там, как и Дэвид. Чудесные выходные, а потом пресса подобралась к Филиппу. Они знали, что это был один из них, но я думаю, что они набросились на Филиппа, потому что он был красивее. Вот так все пришли в возбуждение, намекая на любовный роман.

Я была совершенно шокирована таким вниманием. Дэвид смеялся над этим, полагая, что все это забавно, я, однако, так не думала. Когда я пошла на концерт Дэвида Боуи, Дэвид Уотерхаус, которого мне в любом случае не стоило приглашать, подошел и сел справа от меня, и вот откуда появилось фото. В понедельник утром оно было на каждой первой полосе.

Я была в слезах. Я была в истерике. Я была в ужасе, подавлена и зла на себя. Я позвонила Дэвиду [в дворцовую кавалерию], чтобы извиниться, и получила весьма странный ответ: «О, все в порядке, все хорошо. Я с этим справлюсь». И я подумала: «Погодите, ему это все нравится». Я была так наивна. Он наслаждался происходящим. А я абсолютно возненавидела это.

Но был кто-то за пределами, кому действительно нравилось проводить со мной время. И для меня это значило все.

Джейкоб Ротшильд

Джейкоб очень умен, очень умен. Я безмерно им восхищаюсь. Он очарователен. К тому же у него очень хорошая жена. Я обедаю с ним и его партнером. И мне так многому стоит поучиться у него, впитать все, что можно. Он ужасный сплетник – мне приходится быть осторожной в том, что ему говорю. Например, он хочет картину в дом Спенсеров, где я изображена, как одна из трех дочерей Спенсеров.

Он постоянно звонил мне [во время ремонтных работ в доме Спенсеров], спрашивая, не хочу ли я зайти и поговорить со строителями, что я делала с радостью. Так как я чувствовала себя с ним здесь более комфортно, я могла задавать проницательные вопросы, а не говорить: «Боже, Джейкоб, ты великолепен, что отремонтировал дом. Разве это не прекрасно!»

Я не знаю, была ли влюбленность, до сих пор не могу понять. Но я продолжаю восторгаться, потому что Джейкоб очарователен, и я учусь у него. Я не считаю себя влюбленной в него. О нет. Нет-нет-нет.

Поворотный момент
Клостерс, Швейцария, 1988 год

Мы отправились кататься на лыжах. У меня был грипп, я два дня пролежала в постели. Третий день в постели. Ферги вернулась днем в 2.30. Тогда она носила под сердцем Беатрис, она была на четвертом или пятом месяце беременности. Она приземлилась вниз головой в канаву и вернулась потрясенная, бледная и измученная. Я уложила ее в кровать, и мы обе были в шале и услышали, как взлетает вертолет. Я сказала ей: «Сошла лавина», а она сказала: «Что-то не так».

Мы услышали, как Филипп Макки [королевский помощник] вошел в шале. Он не знал, что обе девушки наверху. Мы слышали, как он сказал: «Произошел несчастный случай». Поэтому я крикнула: «Филипп, что происходит?» – и получила в ответ: «О, ничего особенного, ничего, мы скоро все вам расскажем». Я сказала: «Расскажите нам сейчас». Он сказал: «Произошел несчастный случай, и один из участников группы погиб». Мы сидели там, мы просто сидели на верхней ступеньке лестницы, Ферги и я, и мы не знали, кто это был.

Через полчаса выяснилось, что это был мужчина, а затем, через три четверти часа Чарльз позвонил Ферги, чтобы сообщить, что это был не он, а Хью [майор Хью Линдсей, бывший конюх королевы]. Эта новость действительно вывернула меня наизнанку. Всех трясло. Они не знали, что делать дальше. Я сказала Ферги: «Ладно, мы должны подняться наверх и упаковать вещи Хью и сделать это сейчас, пока никто не знает, что мы в курсе. Мы должны забрать паспорт и передать его в полицию». И мы поднялись наверх и все упаковали. Я спустила чемодан и сказала Тони [телохранителю принца Чарльза]: «Я убрала чемодан под твою кровать. Он там, если тебе понадобится, но мы бы хотели вернуть вещи Хью и передать их Саре [жене майора Линдсея], его перстень с печаткой, его часы». А потом все пошло наперекосяк. Мой муж был в центре внимания – как он справлялся с этим и готов ли был сломаться. Входит Чарли Палмер-Томкинсон и говорит: «Патрисии делают вторую операцию на ноге». Итак, как члены одной группы, задаемся вопросом: почему он не с ней? «О, я увижу ее утром», – сказал он. Пришел коронер и рассказал нам довольно странную историю о том, что все произошло из-за опасного снега. По сей день думаю о том, что эти двое – мой муж и Чарли – чувствовали опасность, которая унесла чью-то жизнь. И когда [представители прессы] сказали, что мой муж страдал, хорошо, он страдал, но ничто не сравнится со страданием Сары. Она тогда была на позднем сроке беременности первым ребенком, Алисой. Когда я пошла поговорить со своим мужем о Саре Линдсей и том, как она себя чувствует после потери Хью, он всегда говорил мне: «Я не понимаю, почему она злится».

Я чувствовала себя ужасно ответственной за все это. Я сказала своему супругу: «Мы едем домой, чтобы отвезти тело домой к Саре; мы обязаны Саре отвезти тело домой. И мы не поедем завтра кататься на лыжах». Чарли сказал: «Это не тот случай, когда ты падаешь с лошади и возвращаешься в седло на следующий день, чтобы избавиться от страхов; это так не работает. Мы должны вернуть Хью обратно». Как бы то ни было, по этому вопросу было множество споров. Так что в конце концов нам пришлось использовать слова «эгоистично» и «Сара – вдова», и это сработало. Я попросила своего телохранителя забрать тело Хью из больницы, и мы отвезли его домой.

Так или иначе, мы вернулись в Клостерс, и все говорили: «Бедный Чарльз, бедный тот, бедный этот». Мы вернулись в Нортхолт вместе с гробом Хью на борту самолета, и Сара ждала нас в Нортхолте, на шестом месяце беременности, и это было ужасное зрелище, просто леденящее душу. Нам пришлось наблюдать, как вывозят гроб, и я сказала Саре: «Ты не поверишь, что мы упаковали в чемодан Хью – его черный кудрявый парик». И она рассмеялась над этим. А я подумала: «Боже мой, ты не знаешь, через что тебе придется пройти в ближайшие несколько дней». Позже Сара приехала ко мне в Хайгроув, когда я была одна, и она плакала от рассвета до заката, и приехала моя сестра, и каждый раз, когда мы упоминали имя Хью, были слезы, слезы, но я думала, что хорошо упоминать его имя, потому что ей нужно было очиститься, и ее горе было таким долгим и тяжелым, потому что он погиб в чужой стране, ее не было рядом с ним, они были женаты всего восемь месяцев, она ждала ребенка. Все это было ужасно, и каким он был хорошим человеком. Из всех, кто покинул нас, это никогда не должен был быть он.

Мы с Ферги были ближе к Хью, чем Чарльз. Хью просто жалел Чарльза. Он был очень добр ко всем членам семьи моего мужа, он всегда был душой компании.

Тогда я взяла на себя ответственность. Практически взяла власть в свои руки. Я осознала, что могу справиться с трагедией. Мой муж заставлял меня чувствовать себя такой некомпетентной во всех возможных отношениях, что каждый раз, когда мне что-либо удавалось, он вновь осаждал меня, и два года назад, когда моя булимия закончилась, я чувствовала себя намного сильнее и морально, и физически, и я была способна сражаться в этом мире. Даже если я съедала многое на ужин, Чарльз говорил: «Он [ужин] вновь появится позже? Какая пустая трата». Он разговаривал об этом с моей сестрой и сказал: «Я беспокоюсь о Ди, она не спит, ее тошнит, не могла бы ты поговорить с ней?» Полагаю, он во всем разобрался.

Долгий путь к восстановлению

Полагаю, что булимия на самом деле разбудила меня. Я вдруг осознала, что я потеряю, если все пущу на самотек, и стоило ли это того? Однажды вечером мне позвонила Кэролайн Бартоломью и спросила: «Ты понимаешь, что, если тебя тошнит из-за калия и магния, у тебя может развиться страшная депрессия?» Я сказала: «Нет». – «Ну, вероятно, это то, из-за чего ты мучаешься, ты уже говорила кому-нибудь?» Я снова ответила отрицательно. «Ты должна посетить врача». Я ответила, что не могу. Она сказала: «Ты просто обязана; даю тебе один час, чтобы позвонить своему врачу, и, если ты этого не сделаешь, я расскажу всему миру». Она была так зла на меня, поэтому я связалась с психотерапевтом по имени Морис Липседж. Он приехал и был милым, очень приятным. Он вошел и сказал: «Сколько раз вы пытались покончить с собой?» Моей мыслью было: «Поверить не могу, что он спрашивает о подобном», – и услышала, как сказала: «Четыре или пять». Он задавал все эти вопросы, я была предельно честна с ним, и я провела с ним несколько часов, и он сказал: «Я буду приходить к вам раз в неделю на час, и мы просто все обсудим». Он сказал: «С вами все в порядке, дело в вашем муже». И когда он произнес это, я подумала: «Может, дело и не во мне». Он помог мне вернуть мою самооценку и дал мне несколько книг для прочтения. Я продолжала думать: «Я – это я, я не единственный человек».

Доктор Липседж сказал: «Через полгода вы себя не узнаете. Если вы сможете удерживать еду в себе, вы полностью изменитесь». Должна сказать, что с тех пор я словно заново родилась, только странные всплески, множество странных перепадов, особенно в Балморале (особенно плохо было в Балморале), Сандрингеме и Виндзоре. Постоянная тошнота. В прошлом году со мной все было в порядке, подобное происходило раз в три недели, в то время как раньше было по четыре раза в день; и это огромная победа с моей стороны. Ни моя кожа, ни зубы не пострадали. Когда думаешь обо всей этой кислоте! Меня поражало состояние собственных волос.

С моей точки зрения, если публика видит меня, улыбающейся на обложке газеты «Дейли мейл», она будет думать, что все в порядке. Но я думаю, что они действительно задавались вопросами, но никто их не озвучивал. Портные заметили, но, скорее, как врачи, которые говорят: «О, вы немного похудели», или «Вы немного поправились», или «Что здесь произошло? Вам стоит позаботиться о себе». Но это был тот уровень, на который никто не замахивался.

Я так сильно ненавидела себя, что полагала, что недостаточно хороша для Чарльза, что не была хорошей матерью – я говорю об огромных сомнениях. Во мне есть то, что есть в моей матери. Как бы чертовски плохо вы себя ни чувствовали, вы можете устроить самое удивительное шоу счастья.

Моя мама – эксперт в этой области. Я переняла это, старалась привести дела в порядок, но в темные годы я не могла справиться, поэтому люди говорили: «Это ее вина». Я слышала это отовсюду, от элиты, и СМИ начали говорить, что это я была виноватой – «Я была Мэрилин Монро 1980-х, и я обожала это». Я никогда не садилась и не говорила: «Ура, как замечательно!» Никогда, потому что в тот день, когда я это сделаю, у нас будут проблемы с обстановкой вокруг. Я выполняю свой долг принцессы Уэльской до тех пор, пока есть время. И если я отправлюсь куда-то еще, я отправлюсь куда-то еще. Если жизнь изменится, она изменится, но по крайней мере, когда я закончу, я увижу свои 12–15 лет в качестве принцессы Уэльской… Как ни странно, большего срока я не вижу.

С самого первого дня я всегда знала, что никогда не стану следующей королевой. Никто мне этого не говорил – я просто знала. Шесть лет назад я наняла астролога. Ферги познакомила меня с Пенни Торнтон. Я сказала: «Мне нужно уйти, я больше этого не вынесу», и она сказала мне: «Однажды вам разрешат уйти, но не развестись или что-то подобное». Это навсегда засело в моей голове; она рассказала мне это в 1984 году, так что я знаю это уже некоторое время.

Я бы одевалась, чтобы поехать на ужин, и он [Чарльз] сказал бы: «О, только не это платье снова» – или что-то в этом духе, но один из самых смелых моментов за все мои десять лет был тот, когда мы пошли на отвратительную вечеринку по случаю сорокалетия сестры Камиллы.

Никто не ожидал, что я появлюсь, но внутренний голос снова сказал мне: «Иди туда, черт возьми». Так я настроила себя на что-то ужасное. Я решила, что я не буду целоваться с Камиллой при встрече, но вместо этого просто пожму ей руку. Это был мой большой шаг. И я чувствовала себя ужасно храброй и смелой, и, как правило, Диана собирается уйти, сделав свое дело. Он язвил всю дорогу до Хэм-Коммона, где проходила вечеринка. «О, а почему ты едешь сегодня?» – укол за уколом, укол за уколом всю дорогу. Я не кусалась, но я была в очень сильном напряжении.

Как бы то ни было, я прошла в дом, впервые протягиваю руку Камилле и думаю: «Уф, я это пережила». Нас было около сорока человек, мы все сели и, учитывая то, что все присутствующие были возраста моего мужа, я чувствовала себя не в своей тарелке, но я решила, что буду стараться изо всех сил. Я собиралась произвести впечатление.

После ужина мы все были наверху, я болтала и вдруг заметила, что наверху нет ни Камиллы, ни Чарльза. Это меня встревожило, поэтому я отправилась вниз. Я знала, с чем мне предстоит столкнуться. Они пытались помешать мне пройти вниз: «О, Диана, не ходи туда». – «Я пойду поищу своего мужа, я хотела бы его увидеть». Я пробыла наверху около полутора часов, так что имела право спуститься и поискать его. Я спустилась вниз, и там очень счастливое маленькое трио: Камилла, Чарльз и еще один мужчина заняты разговором. Поэтому я подумала: «Ладно, это твой момент», – и присоединилась к разговору, как если бы мы все были лучшими друзьями. И тогда другой мужчина сказал: «Думаю, нам уже стоит пойти наверх». Мы поднялись с мест, и я сказала: «Камилла, я бы хотела поговорить с вами, если это возможно», – и она выглядела очень смущенной и опустила голову. Я обратилась к мужчинам: «Хорошо, мальчики, я просто переброшусь с Камиллой парой слов и поднимусь через минуту», – и они засеменили наверх, как цыплята с отрубленными головами, и я почувствовала, как наверху разверзся ад: «Что она собирается делать?»

Я спросила Камиллу: «Не хотите ли присесть?» Итак, мы сели, и я совершенно ее испугала, сказав: «Камилла, я просто хотела бы, чтобы вы знали, что я определенно точно вижу, что происходит». Она сказала: «Я не понимаю, о чем вы говорите!» И я ответила: «Я знаю, что происходит между вами и Чарльзом, и я просто хочу, чтобы вы тоже это понимали». И она сказала: «О, это не шпионские игры». Я ответила: «Думаю, что именно они». Я не была так сильна, как мне бы хотелось, но по крайней мере я завела разговор. Она сказала: «Ты никогда не позволяешь ему видеться с детьми, когда он в Шотландии». Я сказала ей: «Камилла, дети либо в Хайгроуве, либо в Лондоне». Это была самая большая ошибка Чарльза: он никогда не видел детей. Но я никогда их не отбирала. На днях, например, Уильям сказал: «Папа, поиграй с нами». – «О, я не знаю, есть ли у меня время». Знаменитая цитата – всегда используется. Так что он не может жаловаться на это.

Во всяком случае, возвращаясь к Камилле, она сказала мне: «У тебя есть все, что ты когда-либо хотела. В тебя влюблены все мужчины мира, и у тебя двое прекрасных детей. Что еще ты хочешь?» Я не могла поверить услышанному и сказала: «Мне нужен мой муж».

Кто-то, очевидно, спустился вниз, чтобы спасти нас. «Ради бога, спускайтесь вниз, они здесь дерутся». Но это не было боем – спокойствие, смертельное спокойствие, и я сказала Камилле: «Мне жаль, что я стою на пути, я, очевидно, мешаю, и это должно быть адом для вас обоих, но я и правда знаю, что происходит. Не обращайтесь со мной как с идиоткой». Я поднялась наверх, и люди начали расходиться. В машине на обратном пути мой муж набросился на меня, и я расплакалась, как никогда раньше – это был гнев, это был семилетний сдерживаемый гнев, выходящий наружу. Я плакала, и плакала, и плакала, и не спала той ночью. На следующее утро, проснувшись, я почувствовала колоссальный сдвиг. Я что-то сделала, сказала то, что чувствовала, по-прежнему витали прошлые ревность и злость, но это было не так смертельно, как раньше, и три дня спустя, в выходные я сказала ему: «Дорогой, уверена, ты хочешь знать, что я сказала Камилле. В этом нет никакой тайны. Можешь спросить ее. Я лишь сказала, что люблю тебя – в этом нет ничего плохого». Он ответил: «Я не верю в это». Я сказала: «Это то, что я ей сказала. Мне нечего скрывать. Я твоя жена и мать твоих детей». Его всегда заставляет слегка вздрагивать, когда я говорю «мать твоих детей». Он ненавидит, когда ему об этом напоминают.

На самом деле, все так и было. Для меня это был большой шаг.

Я отчаянно хотела знать, что она сказала ему – разумеется, я понятия не имею! Он рассказывал многим людям, что причина, по которой наш брак был таким шатким, заключалась в том, что я все время болела. Никто его никогда не спрашивал, как он со мной справлялся.

Джейн[51]51
  Средняя сестра Дианы. – Прим. пер.


[Закрыть] невероятно надежная. Если вы позвоните ей с какой-нибудь драмой, она скажет: «Боже, черт возьми, Дач, какой кошмар, как это грустно», – и злится. Но она ничего не предпринимает. В то время как моя сестра Сара ругается за моей спиной и говорит: «Бедная Дач, такая дерьмовая ситуация произошла». Но она не скажет мне этого в лицо. Мой отец говорит: «Помни, что мы всегда тебя любим», – и ничего не делает. А мама просто пишет письма, когда ей хочется.

Но после того лета [1988 года], когда я наделала столько ошибок, я осталась наедине с собой, когда мы были в Шотландии, я села и, помню, сказала сама себе: «Ладно, Диана, это нехорошо. Ты должна все изменить все вокруг, всю эту гласность; ты должна повзрослеть и стать ответственной. Ты должна понимать, что не можешь делать то, что делают другие двадцатишести-двацатисемилетние. Ты выбрала свое положение, и ты должна к нему адаптироваться и перестать противостоять ему». Я так хорошо помню свой разговор у воды. Я всегда сажусь у воды, когда размышляю.

Стивен Твигг [психотерапевт] научил меня аффирмациям о себе. Но я никогда не могла поверить в них. Одно дело – говорить, другое – верить. Он сказал, если я хочу, чтобы мне стало лучше, все получится. Однажды он изрек: «Все, что думают о вас другие, – это не ваше дело». Эта мысль осталась со мной. Потом кто-то сказал мне, когда я должна была поехать в Балморал: «Ну, тебе придется смириться с ними, но и им также придется смириться с тобой». Это миф, что я ненавижу Балморал – я люблю Шотландию, но просто атмосфера выжимает из меня все соки. Я прихожу «сильной Дианой», а выхожу полностью опустошенной из-за всего, потому что из меня просто выжали все соки, потому что я подстраиваюсь под их настроение, и, боже, это все какие-то подводные течения! Вместо отпуска это время года становится самым напряженным. Очень тесные помещения, поэтому я предпочитаю гулять целыми днями. Обожаю бродить там.

Я часто испытываю панику, когда прибываю в Балморал. Это самое худшее время, и я думаю: «Как, черт возьми, мне отсюда выбраться?» В первые несколько дней я переполнена радостью, пока поднимаюсь, и все просто замечательно. Но к третьему дню у меня совершенно не остается сил. Здесь такая сильная негативная атмосфера. Этот дом высасывает всех до последней капли. Но стоит мне вернуться в Лондон, кое с кем повидаться, и я снова туда возвращаюсь в тот же день. Это будет похоже на инъекцию, восполнение моих сил. Я говорю себе: «Я нормальная, нормально быть собой, все в порядке, ты скоро вернешься к работе, вернешься в свой собственный дом; ты снова вернешься туда и продолжишь пытаться играть роль». Но это утомительно.

Сейчас я гораздо счастливее. Я не блаженная, но гораздо довольнее, чем когда-либо. Я действительно погрузилась глубоко, пару раз поскребла дно и снова вынырнула, и теперь очень приятно встречаться с людьми и говорить о тайцзицюань[52]52
  Китайское внутреннее боевое искусство, один из видов ушу. Широко применяется в качестве оздоровительной гимнастики. – Прим. пер.


[Закрыть] и люди спрашивают: «Тайцзицюань – что вы знаете об этом?» И я говорю: «Поток энергии». И все они смотрят на меня и говорят: «Она – девушка, которая должна ходить по магазинам и постоянно наряжаться. Она не должна знать о духовных практиках».

На прошлой неделе [июль 1991] в хосписе для больных СПИДом встреча с миссис Буш стала для меня еще одной ступенькой. Мне всегда хотелось обнимать людей, прикованных к больничным койкам. Этот мужчина, который был так болен, начал плакать, когда я присела на его кровать, и он взял меня за руку, и я подумала: «Диана, сделай это, просто сделай это». И я крепко обняла его, и это было так трогательно, потому что он прижался ко мне и плакал. Это было чудесно! Этот жест заставил его рассмеяться, а я подумала: «Все в порядке».

В другом конце комнаты очень молодой мужчина, которого я могу описать только как красивого, лежа в своей постели, сказал мне, что он умрет на Рождество, а его любовник, сидящий в кресле, был намного старше него и безутешно плакал, поэтому я протянула ему свою руку и сказала: «Должно быть, все это непросто. В вас сейчас так много злости, не так ли?» Он ответил: «Да, почему он, а не я?» Я сказала: «Разве это не удивительно, куда бы я ни пошла, всегда те, кто, так же как и вы, сидит в кресле, должны пройти через такой ад, когда в то же самое время те, кто принимает мысль, что они умирают, спокойны?» Он сказал: «Я не знал, что произошло». А я сказала: «Но все же это произошло, и вы не единственный. Замечательно, что вы на самом деле остаетесь у его кровати. Вы сможете многое узнать, наблюдая за вашим другом». Он рыдал и цеплялся за мою руку, и мне было так уютно там. Я просто ненавидела, когда меня увозили оттуда.

В моей жизни появлялись самые разные люди: пожилые люди, духовные представители, акупунктуристы[53]53
  Акупунктуристами называют специалистов, которые занимаются восстановлением правильной циркуляции жизненной энергии. Восстановить циркуляцию ци им удается посредством прямого воздействия на биологически активные точки человеческого организма, которые располагаются под кожным покровом. – Прим. ред.


[Закрыть] – все эти люди пришли ко мне после того, как я избавилась от булимии.

Я совсем другой человек, когда я отправляюсь во дворец на вечеринку в сад или на ужин в честь встречи на высшем уровне. Я подчиняюсь тому, чего от меня ждут. Они не могут придраться ко мне, когда я нахожусь в их присутствии. Я делаю то, что от меня ждут. То, что они говорят за моей спиной, не мое дело, но я возвращаюсь сюда и знаю, что, когда я выключаю свет ночью, то я стараюсь изо всех сил.