Текст книги "Последний защитник"

Бойцы сбросили плащи и шляпы, сняли камзолы и засучили рукава рубашек. Бекингем снял также и золотистый завитой парик. Его бритый череп был розового цвета, ярче, чем лобстер в кастрюле. Герцог нависал над Шрусбери, который тяжело дышал и отступал под натиском противника. Остальные четверо сражались и рубились с самозабвением умалишенных. Все тут было не по науке: никакого тебе грациозного танца с выпадами, парированием и ответными ударами. Схватка была кровавой и грубой, как жестокая драка двух враждующих группировок подмастерьев в Мурфилдсе. В такой бойне вес, мышцы и длина руки важнее, чем умение или проворство.

Издав победный клич, Бекингем поразил грудную клетку Шрусбери, заодно проткнув ему правое плечо. Граф выронил оружие и рухнул на землю. Герцог выдернул свою шпагу из тела поверженного соперника.

Холмс и Тэлбот бились на равных, отвечая ударом на удар, поэтому Бекингем бросился вправо, придя на помощь Дженкинсу, которого сильно теснил Говард. Заметив опасность, Говард со злобным выражением лица отбил оружие герцога, лишив его равновесия и вынудив отшатнуться в сторону Дженкинса. Тот хотел было вернуться в бой, но Бекингем попытался перехватить вооруженную руку противника. Однако опоздал. Говард молниеносно и с неожиданной грациозностью перенес атаку на Дженкинса и вонзил клинок ему в левый бок. Молодой офицер вскрикнул и упал.

Дуэль закончилась так же внезапно, как и началась. Наблюдатели с криками ринулись вперед. Четверо уцелевших дуэлянтов замерли на месте, опустив свои клинки, с открытым ртом, тяжело дыша и раскрасневшись. Они выглядели растерянными и смущенными, как будто их внезапно застали за неким несусветно глупым занятием.

Какой-то мужчина, вероятно врач, опустился на колени подле Шрусбери и нащупывал его пульс. Кровь лилась на траву. Граф попытался встать, опираясь левой рукой о землю. Один из слуг уложил его обратно на землю, сорвал с себя плащ и укрыл хозяина.

Дженкинс лежал безмолвно и неподвижно. Господин Вил склонился над ним и на вопрос Бекингема лишь покачал головой:

– Мертв, ваша светлость. Бедный храбрый парень.

– Будь я проклят! – произнес герцог, утирая рукавом пот с лица.

Вил пробормотал в ответ что-то невразумительное: кажется, спросил, что теперь делать.

– Кобель и сука, – вдруг сказал Бекингем.

Или, во всяком случае, я так понял. Попробуй-ка разбери на таком расстоянии, о чем идет речь. Так что я вовсе не был уверен, что расслышал правильно. Может, Бекингем произнес вовсе не это, а что-нибудь созвучное, допустим: «Капель в лесу-то». Герцог продолжал говорить, но теперь уже так тихо, что я вообще ничего не слышал, а только видел, как двигались его губы и как он показывал на двоих мужчин, лежащих на земле в окровавленных рубашках.

Через пару минут обе компании вернутся к своим лодкам. Мне тоже пора было уходить. Я вернулся в рощу и как можно быстрее направился вниз к переулку, периодически переходя с шага на бег. Вода стояла по-прежнему высоко, и пока еще не стемнело. Если повезет, Вонсвелл ждет меня в пивной. Я бросил взгляд на реку, где у спуска были пришвартованы лодки.

К моему ужасу, один из гребцов Бекингема указывал в мою сторону. Не обращая внимания на шов в боку, я заставил себя идти быстрее, моля Бога, чтобы гребец принял меня за работника фермы.

Пивная у причала была битком набита мужчинами, которые зарабатывали на жизнь на реке. Когда я ввалился в наполненное дымом помещение с низким потолком, некоторые посетители повернули голову и неодобрительно посмотрели на меня. Вонсвелл выпивал, сидя за длинным общим столом у окна.

– Скорее, надо спешить! – крикнул я.

Он поднял голову:

– Надо ли, хозяин? – А затем обратился ко всей компании: – Надо ли мне спешить, ребята?

– Не надо, – ответил кто-то громко. – Ты такой же свободный человек, как и любой другой в Лондоне. Лучше выпей, приятель. Давайте все выпьем.

Его товарищи в знак согласия застучали кружками по столу.

Я наклонился к Вонсвеллу.

– Еще пять шиллингов сверху, если мы тронемся прямо сейчас, – сказал я дружелюбно. – Или я отправлюсь назад пешком, а ты лишишься платы за обратный путь, а также шиллинга в час за ожидание.

Вонсвелл принял предложение, хотя, чтобы сохранить лицо, допил свой эль без спешки. Я первым пошел к выходу, а лодочник, пошатываясь, побрел следом. В результате я потерял пять минут – слишком много. Роджер Даррел, слуга господина Вила, шел по переулку в направлении пивной. Несмотря на свою громоздкую фигуру, двигался этот тип с поразительной скоростью. Завидев меня, он остановился в тридцати ярдах, положив руку на рукоять старой кавалерийской шпаги:

– Ба, какие люди! Разрази меня гром, если это не Марвуд! – Он говорил гнусаво, будто у него был заложен нос. – Господин Вил наверняка заинтересуется. Похоже, лодочники, эти водоплавающие придурки, все же были правы. Вы пойдете со мной, сэр, не так ли?

Вонсвелл подошел ближе:

– Это кого ты назвал водоплавающими придурками?

– Придержи язык, недоумок.

– Это я-то недоумок? Да я дух из тебя вытрясу, жирное трепло.

Даррел глянул на приземистого худощавого мужчину и разразился хохотом:

– Ну просто вылитый бойцовский петушок!

Вонсвелл вытаращил глаза. А потом сплюнул, пожал плечами и трусливо удалился обратно в пивную, бросив меня на произвол судьбы.

Даррел медленно двигался ко мне. Я дал деру по тропинке, ведущей к реке, надеясь, впрочем не слишком, что сумею вскочить в лодку и таким образом спастись.

Двери пивной снова отворились, и появился Вонсвелл. В руках у него была дубина с железным наконечником. За ним вышли шесть или семь его дружков. У одного на плече был топор. Другой рубил воздух перед собой, размахивая резаком.

– Вот он! – махнув дубиной в сторону Даррела, крикнул Вонсвелл. – Паршивый пустомеля! Назвал нас водоплавающими придурками. Жирный сукин сын.

Лодочники наступали плотной грозной фалангой. Даррел обнажил шпагу и замер в нерешительности. Потом повернулся и быстро зашагал туда, откуда пришел.

Часы над Кордегардской лестницей пробили пять.

Выслушав подробный доклад Марвуда и отпустив его, господин Уильямсон, заместитель государственного секретаря, позволил себе взять минуту на размышления: следовало хорошенько обдумать все, что ему стало известно, и решить, как наилучшим образом представить это милорду Арлингтону. Затем Уильямсон встал из-за стола, надел плащ и двинулся через Скотленд-Ярд в Уайтхолл. Моросил дождь. Темное небо было затянуто тучами. Дворец таял в сумерках. Уильямсон направился в контору лорда Арлингтона, выходящую окнами на Собственный сад, и попросил чести удостоиться аудиенции у его светлости.

Секретарь вернулся почти мгновенно и проводил посетителя в кабинет. Занавеси были опущены, и горели свечи. Лорд Арлингтон ответил на приветствие Уильямсона величественным кивком головы. Целых четыре года он представлял английского короля в Испании и усвоил манеры испанского двора.

– Есть новости? – строго спросил Арлингтон.

– Да, милорд. У меня имеется свидетель, который видел все собственными глазами.

– Что именно там произошло?

– Дуэлянты встретились в Барн-Элмсе. Все вышло не так, как нам бы того хотелось. Бекингем ранил лорда Шрусбери.

– Смертельно?

– Этого мы пока не знаем. Лезвие вошло в правую часть его грудной клетки и вышло через плечо. Шрусбери упал на землю. Вытекло много крови. Очевидно, он был в сознании, но встать не смог.

– Весьма печально, – вздохнул Арлингтон. – Я должен тотчас доложить королю. – Однако он не тронулся с места, а смотрел на огонь, не проявляя видимых признаков спешки. – Я полагал, что Тэлбот и Говард сделают свое дело. Я очень на это надеялся. Они ненавидят Бекингема. Кто-нибудь еще пострадал? Или был убит?

– Дженкинс. Говард пронзил его. – Уильямсон поджал губы. – Он мертв.

Арлингтон обдумывал сказанное. Уильямсон ждал. Он привык к манере своего начальника делать долгие паузы и знал, что лучше их не прерывать. На носу у государственного секретаря всегда красовалась узкая полоска черного пластыря, что Уильямсон втайне находил просто смехотворным. Пластырь был нужен, дабы скрывать шрам от раны, полученной, когда Арлингтон сражался за короля в самом начале гражданской войны. Злые языки утверждали, что особой надобности в пластыре нет, просто таким способом милорд напоминает всем о былых заслугах, о свой верности короне, проявленной в последних войнах. Но в глаза ему этого, разумеется, не говорили.

– Да, большое несчастье. – Арлингтон нахмурился, а потом лицо его просветлело. – Но нет худа без добра: один участник дуэли мертв, а Шрусбери ранен, возможно смертельно. Четверым уцелевшим это так не пройдет. Им придется скрываться, не исключено, что даже покинуть страну.

– Зависит от того, как его величество все воспримет, – заметил Уильямсон.

– Это правда.

– Милорд, вы, как и я, прекрасно знаете, что в данное время король нуждается в услугах Бекингема. Без него он не может управлять парламентом.

– Но его величество также не может закрыть глаза на случившееся. Это же просто вопиющее нарушение закона. Произошло убийство как минимум одного человека, а Бекингем находился в центре событий, даже если сам и не нанес смертельный удар. Кстати, кто был вашим свидетелем? Нам могут понадобиться его показания.

– Мой клерк Марвуд.

Арлингтон посмотрел Уильямсону прямо в глаза:

– А-а-а, знакомая фамилия.

– К сожалению, должен сообщить, что Марвуда видел поблизости один из наймитов Бекингема. Опустившийся бывший солдат из конницы Кромвеля. Негодяй узнал его и попытался задержать. Марвуду удалось скрыться, однако теперь герцогу известно, что он там присутствовал.

– Это плохо. Вы ему доверяете? Марвуду, я имею в виду.

– Полагаю, милорд, он заслуживает доверия. В прошлом Марвуд неплохо нам послужил. Он человек осторожный и держится за свое место. Правда, его отец был «пятым монархистом»[3]3
   «Пятый монархист» – представитель религиозной секты, целью которой являлось приблизить восшествие на престол короля Иисуса. «Пятые монархисты» были врагами династии Стюартов и считались государственными преступниками.


[Закрыть], но сам он далек от этой опасной чепухи. – Уильямсон в нерешительности замолчал, а потом продолжил: – Марвуд также пару раз выполнял поручения его величества, через господина Чиффинча, что мне, признаться, не слишком по душе, но король остался крайне доволен. В награду он даровал Марвуду должность секретаря Совета красного сукна.

Арлингтон разглядывал фреску на потолке. Она изображала пир богов. Прослеживалось явное сходство Юпитера с королем Карлом II.

– Полагаю, вы, вероятно, правы насчет Бекингема: в течение недели или двух будет много шума, а затем последует высочайшее помилование. По крайней мере, для него. Шестого февраля его величество открывает заседание парламента, и без герцога ему никак не обойтись. Если Бекингем собирается исполнить свое обещание и убедить палату общин выделить королю деньги, необходимые для флота, то другого выхода просто нет.

– Если только… – начал Уильямсон и замолчал.

Некоторое время Арлингтон барабанил пальцами по столу, как будто играл мелодию на клавикордах. Джига небось, подумал Уильямсон с неодобрением. Государственный секретарь, увы, не был тонким ценителем музыки. Сам Уильямсон откровенно насмехался над джигами, его вкусы были куда более утонченными. Ему нравились произведения современных французских и итальянских композиторов, в особенности католические хоралы, необычайно красивые и благозвучные.

– Да, точно, – наконец произнес его светлость. – Вы видите ситуацию так же, как и я.

Он улыбнулся. Уильямсон тоже не смог сдержать улыбки. Больше всего на свете заместитель лорда Арлингтона не доверял обаянию. За последние несколько лет его опасность с лихвой продемонстрировал сам король, который при желании мог бы с помощью обаяния выманить с небес ангелов, а потом передать их, закованных в цепи, дьяволу, если бы, конечно, дьявол согласился заплатить оговоренную цену и держал сделку в тайне.

– Придет время, и Бекингем непременно уронит себя в глазах короля, – продолжил Арлингтон. – Он подобен фейерверку: мгновенно загорается и горит ярко, но недолго. Если поручить ему какое-нибудь рутинное дело, то оно вскоре ему наскучит. Станет ясно, что герцог не в силах отвечать за свои слова. Он способен управлять палатой общин в интересах короля не больше, чем моя малолетняя дочь. Но у нас есть еще одно затруднение, не так ли?

Уильямсон промолчал. Арлингтон вечно видел повсюду затруднения, и на этот раз заместитель государственного секретаря понятия не имел, на что намекает его светлость.

Арлингтон понизил голос:

– Милорд Шрусбери жаловался, что ему почти два года наставляли рога. Ее светлость и герцог Бекингем не скрывались, буквально демонстрировали свою страсть всему свету, так что Шрусбери должен был знать обо всем с самого начала. И наверняка Бекингем пребывает в недоумении, почему обманутый муж решил бросить ему вызов именно сейчас. И вдобавок устроил дуэль во французском стиле: трое против троих, что неминуемо должно было привести к большой крови. Да плюс еще Тэлбот в качестве секунданта, один из самых ярых врагов герцога не только в парламенте, но и во всем Лондоне. И мой соратник к тому же.

– Вы полагаете, милорд, его величество может заподозрить, что…

– Что мы приложили к этому руку, – заключил Арлингтон. – Да, именно так. Хотя не то чтобы сама идея была плоха.

Они с Уильямсоном уговорили Тэлбота подогреть злобные чувства рогоносца и вызвать герцога на дуэль. Если бы эти двое сражались друг против друга, Шрусбери, будучи меньше ростом и старше по возрасту, явно уступал бы Бекингему. Но дуэль во французском стиле давала графу возможность повернуть ситуацию в свою пользу. Безусловно, с самого начала существовал риск, но если бы все сработало, то награда оказалась бы безмерной. Самый могущественный политический соперник Арлингтона был бы либо опозорен, либо убит, причем в результате цепочки трагических обстоятельств, не имеющих никакой видимой связи с ним самим.

– Я с самого начала сомневался, что план сработает, – протянул Арлингтон. – Тем не менее… – (Уильямсон стиснул зубы, Арлингтон сам все это придумал, вот пусть теперь и расхлебывает.) – Бекингем и так не слишком нас любил, а теперь и вовсе возненавидит. И если я хоть мало-мальски разбираюсь в людях, герцог захочет выставить нас дураками. – Его пальцы танцевали на столе; очередная дурацкая джига, кто бы сомневался. – Безусловно, он пожелает отомстить. Но вот как?

Глава 3
Кузен из деревни

Пятница, 17 января – воскресенье, 19 января 1668 года

Хозяин пинком будит Ферруса. Он заснул над пустой миской. Миска выскользнула у него из рук. Она лежит перевернутая на каменной плитке.

Феррус сидит на полу, прислонившись к стене у двери во двор. Носок хозяйского башмака попадает чуть выше локтя Ферруса. От удара он падает и лежит на пороге, закрыв лицо руками. Он сворачивается калачиком.

Ежик, думает Феррус. Ему нравятся ежи. Иногда они забредают во двор из парка, чтобы поживиться кухонными отходами. Когда Пустобрех попытался убить одного зверька, тот свернулся в колючий шарик, и колючки поцарапали собаке нос. Спустя некоторое время еж наскучил Пустобреху, и он оставил его в покое. Ежик развернулся и убежал восвояси.

Еще один удар, на этот раз в бедро Ферруса. Он кричит, потому что хозяину это нравится, но боль вполне терпимая.

Пройдет время, и хозяин успокоится.

Феррус – ежик.

В пятницу, в десять часов утра, госпожа Хэксби отправилась в лавку инструментов господина Бёртона, что располагалась через пару домов от «Таверны дьявола» на Флит-стрит, под вывеской с изображением головы медведя. Ее сопровождала служанка, девочка тринадцати лет по имени Джейн Эш. По правде говоря, она была скорее помехой, чем помощницей. Но господин Хэксби считал недопустимым, чтобы жена расхаживала по городу одна, и присутствие Джейн оказалось той ценой, которую Кэт вынуждена была платить за толику своей независимости.

Господин Бёртон широким жестом открыл коробку.

– Вот, госпожа, – произнес он с видом человека, который хочет побаловать ребенка, – то, что заказал ваш муж. Привезли специально из Франции.

Кэт вынула из коробки бронзовый инструмент: полукруглая шкала от нуля до ста восьмидесяти градусов, магнитный компас, подвижная алидада. Это приспособление предназначалось для точного измерения углов. Кэт отнесла его к дверному пролету, где свет был лучше, и повертела в руках.

– Французы называют этот прибор графометром, – изрек господин Бёртон. – Однако я предпочитаю добрый старый английский термин – угломер. Но дело не в названии. Передайте господину Хэксби, что сей инструмент улучшит точность его измерений в тысячи раз. Да, графометр стоит дорого, но не сомневаюсь, ваш супруг сочтет его чрезвычайно полезным приспособлением. Ведь господину Хэксби необходимо делать столько замеров. Куда же в его ремесле без точных углов?

– Нет, так не пойдет! – заявила Кэт.

– Что такое?!

– Ваш инструмент никуда не годится, господин Бёртон.

– Госпожа Хэксби, полагаю, об этом должен судить ваш муж, и я уверен, что он со мной согласится…

– Повторяю: ваш инструмент никуда не годится. – Кэт вернулась в лавку и поставила графометр на прилавок. – Взгляните сами, алидада не вращается свободно, как должна. И я также не удовлетворена гравировкой градусов. Плохо сработано.

Господин Бёртон выпрямился во весь свой рост. Он был выше Кэт не менее чем на девять дюймов.

– Но я вас уверяю, что…

– Я видела хороший графометр в другом месте. Надо было заказывать в Антверпене, сэр. Их приборы несравнимо лучше французских. Всего доброго.

– Я… я напишу об этом господину Хэксби. Или даже сам зайду к нему. Я считаю, вы…

– Как вам будет угодно, господин Бёртон. До свидания.

– А хозяин не станет возражать? – робко спросила Джейн, когда они вышли на улицу. – Если господин Бёртон и впрямь придет к нему…

– Твой хозяин согласится со мной, – отрезала Кэт, но, взглянув на испуганное лицо девочки, продолжила более мягко: – Этот инструмент не такой, каким должен быть. Муж разбирается в этом лучше меня и сразу поймет, что к чему.

– Кэтрин! – позвал вдруг женский голос. – Кэтрин Ловетт!

Обескураженная Кэтрин обернулась.

У столбов, отгораживающих пешеходов от транспорта на проезжей части, остановился наемный экипаж. Какая-то женщина сдвинула кожаную штору и смущенно улыбнулась:

– Вы ведь Кэтрин Ловетт, не правда ли?

– Да, это моя девичья фамилия, – сказала Кэт настороженно. – Теперь я Кэтрин Хэксби.

Женщина была хорошо одета, даже слишком хорошо, хотя и не по самой последней моде. Она была совсем молоденькая, с пухлыми розовыми щеками и маленькими глазами. Что-то в ее любопытном лице показалось Кэт смутно знакомым.

– Простите, я…

– Вы меня не узнаете? – Секунду ее собеседница выглядела испуганной, но потом страх исчез и вернулось любопытство. – Разумеется, все мы изменились, но вы, вероятно, меньше, чем я. Желаете подсказку? – Она сделала Кэт знак подойти ближе и прошептала: – Перенеситесь назад лет на десять или около того. Я Элизабет. – Она замялась. – Элизабет из Уайтхолла. Мы в детстве играли вместе.

Настоящей подсказкой был длинный прямой нос, как у ее дедушки, и еще широкий рот.

– Элизабет… – наконец сообразив, кто перед ней, медленно произнесла Кэт. – Элизабет Кромвель.

– Вы были так добры, – продолжила ее собеседница. – Мы без конца играли в волан. И еще вы рассказывали мне всякие истории и учили строить шалаши.

– Да, – кивнула Кэт. – Я помню. А где?.. – Она запнулась.

– Где я теперь живу? В Гэмпшире, в Хёрсли, в доме моего отца. Но сам он, к сожалению, не может жить там вместе с нами… – Элизабет внезапно замолчала, любопытство и улыбка разом исчезли с ее лица, и теперь она выглядела несчастной. – А вы? Я слышала о смерти вашего отца и дяди. Мне очень жаль. – Она наморщила лоб. – Столько перемен, и не всегда к лучшему. Так вы замужем? Поздравляю! Хэксби, вы сказали? Вы живете в Лондоне?

– Да. Господин Хэксби – владелец чертежного бюро и архитектор. Он планирует и строит дома. Прошу прощения, но муж уже заждался меня, мне пора идти.

– Но я не могу потерять свою старую подружку по играм, которую только что нашла. – Элизабет надула губы и стала отдаленно похожа на маленькую девочку из прошлого. – Где вы живете, Кэтрин? Мы можем вас подвезти.

– На Генриетта-стрит, неподалеку от Ковент-Гарден, – ответила Кэт. – Спасибо, но пешком будет быстрее. – Она увидела, что в экипаже сидит еще одна молодая женщина и мужчина постарше. – И потом, у вас места нет для нас двоих.

Элизабет выглядела расстроенной:

– Я не могу позволить вам вот так уйти. Вы должны пообедать с нами, и господин Хэксби тоже. Я остановилась у своей крестной, близ Хаттон-Гардена. Вы ведь не откажетесь?

– Право, вы очень добры, но…

– Я сегодня же напишу вам и назначу день. Пришлю приглашение в дом со знаком розы. Хочу познакомиться с вашим мужем. Уверена, он достойный восхищения джентльмен.

Кэт вежливо улыбалась, но на самом деле испытывала крайнюю неловкость.

– Не могу обещать, что мы сможем прийти. Мой супруг неважно себя чувствует и редко выходит из дому, разве только по работе.

Элизабет вдруг резко высунулась из окна, держась за рейку, на которой крепилась штора. Она попыталась поцеловать Кэт в щеку. Однако вместо этого угодила старой знакомой в глаз полями своей шляпы. Кэт отшатнулась, вскрикнув от боли и неожиданности.

– Ой, извините! – смутилась Элизабет. – Я такая неловкая. Прошу, простите меня.

– Ничего страшного, – произнесла Кэт, чувствуя, что глаз слезится.

Молодая женщина выглядела такой несчастной, что Кэт была просто не в силах на нее сердиться. Она вспомнила, какой неуклюжей Элизабет была в детстве: вечно проливала молоко, наступала на подол своей юбки. Да она и сейчас еще почти ребенок. Элизабет ведь моложе Кэт, значит ей не больше семнадцати-восемнадцати лет.

– Так вы отобедаете с нами? – настаивала Элизабет, ее щеки еще больше порозовели. – Я не отпугнула вас своими оплошностями? Кэтрин, пожалуйста, скажите «да».

– Да, если вы этого хотите, – проговорила Кэт, испытывая жалость. – С удовольствием.

– Вот и хорошо, Кэтти. Помните? В детстве я называла вас Кэтти, а вы меня – Бетти.

– Ты повстречала на улице госпожу Кромвель? – переспросил Хэксби, хмурясь. – Это что, шутка?

Он был раздражен и говорил громче, чем обычно, и чертежник Бреннан за своим столом в другом конце помещения поднял голову.

– Нет, сэр, – тихо ответила Кэт, пытаясь сдержать недовольство. – Я и впрямь видела сегодня Элизабет Кромвель.

– Да неужели? А разве ты не слышала, что ее светлость, супруга лорд-протектора, скончалась три года назад? – Временами, когда Хэксби одолевала болезнь, он разговаривал жестким ироническим тоном. – Или ты имеешь в виду ее дочь Элизабет, миледи Клейпол? Так та умерла еще раньше. Что за чушь!

– Я имею в виду внучку Оливера, сэр. Старшую дочь Ричарда, последнего протектора. Мы с ней в детстве играли вместе.

Хэксби уставился на жену, открыв рот. Нос у него покраснел, и на кончике висела капля влаги. Бедняга страдал от простуды, и это еще сильнее портило его характер, который и так становился все более переменчивым. Из-за болезни муж Кэтрин сделался непредсказуемым и часто гневался. Правда, он не всегда был таким. К сожалению, этим утром Хэксби был не только раздражительным, но и относительно бодрым. А потому решил выяснить все подробности:

– Ты… знала протектора и его семью?

– Мой отец часто виделся с Оливером, он был знаком и с Ричардом тоже, но дружил с Генри, его младшим братом. Иногда папа брал меня с собой в Уайтхолл.

Когда Кэт вспоминала те дни, что случалось редко, ей представлялось, что воспоминания эти принадлежат кому-то другому. Ей казалось нереальным, что молодая жена престарелого землемера когда-то была наследницей немалого состояния, а ее родители близко знали Кромвелей. Ее отец был одним из самых богатых каменщиков в Лондоне, а мать происходила из семьи Эйр, мелкопоместных дворян из Саффолка. Во время войн против короля Ловетты и Эйры были убежденными сторонниками парламента, а позже Кромвеля. Томас Ловетт стал одним из цареубийц, подписавших смертный приговор Карлу I.

– Сказать по правде, мне бы хотелось, чтобы Оливер был жив, – пробормотал Хэксби.

– Тише, сэр.

– Я знаю, что король вернулся, и, разумеется, мы его верные подданные. Но в те давние времена, когда нами правили благочестивые люди, а Англия занимала почетное место среди стран Европы, все-таки было лучше. И во всем этом была заслуга Оливера Кромвеля.

– Времена изменились, сэр. Оливера Кромвеля больше нет, да и сын его сложил с себя полномочия лорд-протектора. А госпожа Элизабет хочет возобновить со мной дружбу.

– Почему бы и нет? – Хэксби выпрямился в кресле.

– Элизабет сказала, что намерена пригласить нас на обед в дом ее крестной в Хаттон-Гардене. Она там остановилась.

Хэксби вытер нос рукавом рубашки.

– Мы примем приглашение. Для меня большая честь отобедать с внучкой самого Оливера.

– Не уверена, что это благоразумно. Несмотря на то что членам семьи бывшего протектора разрешено мирно жить в Англии, вам не стоит появляться в их обществе. Кромвелям настоятельно рекомендовали не показываться в Лондоне.

– По какому праву ты решаешь, что благоразумно, а что нет? – набросился на жену Хэксби. – Или забыла, что я твой муж? Забыла, чем мне обязана?

– Нет, сэр. Я этого никогда не забуду.

Воцарилось молчание. Кэт слышала, как перо Бреннана царапало бумагу. Он составлял список пиломатериалов и прочих необходимых вещей для строительства зданий в Драгон-Ярде: то был основной заказ, над которым они сейчас работали. Чертежник наверняка слышал, о чем говорили супруги, хотя бы частично.

Хэксби закрыл глаза. Временами его внезапно одолевала усталость. Кэт выжидала, надеясь, что муж задремлет.

Но он резко открыл глаза и спросил:

– Она знает, где нас найти?

– Госпожа Кромвель?

– Кто же еще? Ты объяснила ей, где мы живем?

– Да, сэр. Разумеется, объяснила.

Я сегодня же напишу вам и назначу день. Пришлю приглашение в дом со знаком розы.

Глаза старика снова закрылись, и вскоре дыхание Хэксби замедлилось и стало ровным. Рот у него открылся, и он захрапел.

– Что насчет дымовых труб, госпожа? – понизив голос, спросил Бреннан. – Заказывать дополнительные опоры для внутренних рам?

– Решайте сами, – рассеянно бросила Кэт.

Она все еще стояла за креслом мужа, хотя ее ждала уйма дел. Да, Кэт сказала Элизабет Кромвель, что они живут на Генриетта-стрит, неподалеку от Ковент-Гарден, однако не уточнила, где именно. Но откуда же тогда Элизабет узнала про дом со знаком розы?

– Слышали новости? – спросил Бреннан, когда пришел в чертежное бюро в субботу утром. – В четверг в Барн-Элмсе состоялась ужасная дуэль. Весь город только об этом и говорит.

– Между кем и кем? – поинтересовалась Кэт.

– Между графом Шрусбери и герцогом Бекингемом. – Бреннан осклабился, показав зубы, и стал еще больше, чем обычно, похож на облезлого лиса. – О причине догадаться нетрудно.

– Что такое? Какая причина? – Хэксби приставил ладонь к уху, хотя со слухом у него все было в порядке. – Говорите громче, молодой человек.

– Как, хозяин, неужели вы не знаете? Всем известно, что миледи Шрусбери видится с герцогом чаще, чем с собственным мужем. И днем и ночью, если вы понимаете, о чем я.

– Двор стал рассадником порока, – заявил Хэксби. – Аристократы ведут себя как мартовские коты, несмотря на все их утонченные манеры. При Оливере этого бы никогда не допустили.

– Тише, сэр, – прошептала Кэт.

Ее вчерашняя встреча с Элизабет Кромвель открыла шлюзы воспоминаний мужа и выпустила поток ностальгии по временам Республики и протектората.

– Но это правда. И рано или поздно дьявол воздаст должное нечестивцам.

– В дуэли участвовали не только Шрусбери и Бекингем, – выпалил Бреннан, которого аж распирало от новостей. – У каждого из них было по два помощника. Так что всего сражалось шестеро джентльменов. Один, его фамилия Дженкинс, убит, а лорд Шрусбери тяжело ранен и может умереть. Остальные скрываются, включая герцога.

– По моему мнению…

Тут, к счастью, в дверь постучались, и Хэксби не договорил. Пришел посыльный привратника с двумя письмами. Хэксби забрал их и принялся изучать.

– О, это от доктора Рена из Оксфорда. Интересно, что ему понадобилось? – Он взглянул на второе письмо, потом посмотрел на Кэт. – А это тебе. Надеюсь, не очередной счет на немыслимую сумму?

Она взяла у мужа письмо.

Хэксби развернул послание Рена и воскликнул:

– Как интересно! Прекрасная новость! Рен пишет, что господин Говард предложил Лондонскому королевскому обществу участок земли в саду возле Арундел-хауса, чтобы построить там здание, где ученые смогут собираться и проводить всякие эксперименты: оснащенное лабораториями, обсерваторией и тому подобным. Пока еще ничего не решено, но доктору Рену нужен предварительный план. Он спрашивает, не желаю ли я ему помочь.

– Пока еще ничего не решено, – повторила Кэт. – То есть из этой затеи может вообще ничего не выйти?

Хэксби отмахнулся от вопроса жены:

– Подумать только, какие перспективы! Насколько повысилась бы наша репутация, если бы мы участвовали в таком проекте! – Он уткнулся в письмо. – Для начала Рен спрашивает, не могу ли я провести землемерные работы и прислать ему подробный план участка. Если я соглашусь, он попросит господина Говарда выписать доверенность.

– А деньги за проект вам обещают? Землемерные работы хотя бы оплатят?

– Ну, деньги не проблема.

– Еще какая проблема, сэр. – Кэт вела счета чертежного бюро и знала с точностью до фартинга, сколько им должны и сколько должны они. – Мы не можем позволить себе работать бесплатно.

Муж нахмурился:

– Наверняка в свое время на здание будет открыта подписка. Члены общества не поскупятся, а возможно, и сам король примет участие.

Однако Кэт в этом сомневалась. Найти деньги на новые проекты всегда было непросто, в особенности в городе, где половина домов лежала в руинах и все пытались что-то строить. А уж если прибавить к этому нехватку строительных материалов и квалифицированных рабочих, то станет ясно, что шансы Арундел-хауса выглядят еще более неутешительно.

– Его назовут Соломон-хаус, – с энтузиазмом продолжал Хэксби. – Что ж, это весьма уместно.

– Почему?

– Ты разве не читала «Новую Атлантиду» Бэкона? – Возбуждение Хэксби нарастало. – Он описал там грандиозное учреждение, предназначенное для расширения наших знаний, и основание Королевского общества рассматривалось как огромный шаг в этом направлении. – Муж погрозил Кэт пальцем. – Бэкон назвал его Соломон-хаус, потому что царь Соломон – самый мудрый человек из всех, кто упоминается в Библии. Открытия Королевского общества ничего не стоят, если, помимо знаний, они не приносят мудрости.

Кэт отвернулась, чтобы вскрыть свое письмо. В ней тихо закипал гнев. Их счета были в лучшем состоянии, чем до свадьбы, но Хэксби еще раньше накопил кучу долгов, и проценты на эти долги постоянно подрывали их доходы. А уж если прибавить сюда все ухудшающееся здоровье владельца чертежного бюро, то со стороны Хэксби было бы сущим безумием ввязаться в рискованную авантюру, не потребовав предварительной оплаты. И он еще рассуждает про мудрость? Кэт взломала печать и развернула бумагу.