Текст книги "Последний защитник"

– Ах, мой бедный дорогой отец. – Она посмотрела на Хэксби. – Разлука с семьей для него невыносима. Он не видел нас почти восемь лет.

Кромвель улыбнулся дочери:

– Сейчас мне ничего не нужно, кроме семьи и некоторых средств, чтобы жить как подобает джентльмену, в относительном комфорте. На самом деле меня всегда привлекало тихое и мирное существование в кругу родных.

Кэт не сводила с него глаз, пытаясь сопоставить то, что она видела, с детскими воспоминаниями о редких встречах с отцом Элизабет. Это оказалось нелегко. Тогда он не носил бороду и усы, да и за прошедшие годы, разумеется, добавилось морщин на лице и седины в волосах. Ей почудилось некоторое сходство Ричарда Кромвеля с его знаменитым отцом Оливером – нос и очертания рта.

– Я видел вас в Уайтхолле в те времена, сэр, – произнес Хэксби. – И иногда в Сити. Вы, конечно же, меня не помните.

Кромвель улыбнулся ему:

– Знаете поговорку, господин Хэксби: «Многие знают дурака Тома, а сам он лишь немногих». Мне же хуже.

Учтивые слова. Кэт почти прониклась симпатией к этому человеку. Ей нравилось, что он больше не скрывал от них, кто он такой. Но она не могла не думать об опасности, которая грозила им из-за присутствия бывшего протектора. Более того, не было оснований полагать, что ему можно доверять. Притворство Кромвеля не внушало доверия.

А потом Кэтрин вдруг все поняла и с прямотой, которая ее саму удивила, проговорила:

– Для чего, сэр, вы с Элизабет подстроили нашу якобы случайную встречу? Именно так ведь все и было, не правда ли? Вы хотели познакомиться с моим мужем. Вы узнали, где он живет. Заранее выяснили, что он женат и кто его жена. Элизабет рассказала вам, что мы играли вместе в те давние дни, когда вы знали моего отца. И…

– Кэтрин! – прервал ее Хэксби. – Разве можно так грубо разговаривать с господином Кромвелем. Ты ведешь себя неподобающим образом.

– Как и он сам, и его дочь! Они ведь все заранее спланировали, сэр! – резко выпалила Кэт и снова повернулась к Кромвелю. – Итак, вы узнали, где мы живем, и поручили остальное Элизабет. Она выследила меня и представила все так, будто мы случайно встретились на Флит-стрит.

У Кромвеля хватило совести сделать вид, будто ему стыдно.

– Вы вправе гневаться, мадам. Но это я во всем виноват, а не Элизабет. Боюсь, в последние годы я сделался слишком подозрительным и осторожным. Я никому и ничему не верю. Я понимаю, что поставил вас в трудное положение, и сожалею об этом.

– Что вы, сэр, – возразил Хэксби. – Хоть я и польщен, но, право, не понимаю, зачем вы искали знакомства со мной.

– Ему нужны планы Кокпита, – бросила Кэт. – Зачем же еще?

– Да. – Голос Кромвеля был спокойным, но его застывшее лицо говорило о внутреннем напряжении. Он указал на кожаную папку на столе. – Я полагаю, они там.

– Для чего они вам? – спросила Кэт.

Ричард откинулся на спинку стула:

– Я могу рассказать об этом только надежным людям.

– Если вы почтите нас своим доверием, сэр, – начал Хэксби, – то не пожалеете об этом. Клянусь!

– Раньше, сэр, я доверял тем, кому не должен был доверять, и не раз обжигался. – Он взглянул на Кэт и пожал плечами. – Но похоже, у меня нет выбора. Вы можете сделать мне одолжение и пообещать, что все это останется между нами? Я даю честное благородное слово, что то, о чем пойдет речь, не угрожает чьей-либо жизни или свободе. В этом нет ни предательства, ни преступления.

– Я в этом не сомневаюсь, сэр, – заявил Хэксби, протягивая гостю папку, но Кэт выхватила ее у него из рук. – Жена, да ты, никак, ума лишилась!

Лицо Хэксби побагровело от гнева. Он замахнулся, готовый ударить ее.

Кромвель встал между ними, широко расставив руки ладонями вверх: жест, символизирующий мир.

– Менее всего я хочу стать причиной раздора. Прошу вас, забудем об этом разговоре. Мы с Элизабет оставим вас в покое. Пойдем, дочь.

– Нет! – возразила Кэт. – Объясните нам, для чего вам понадобились эти планы. Если не будет веской причины рассказывать об этом кому-либо, то я сохраню тайну.

– Вы будете делать то, что я говорю, мадам, – пробубнил Хэксби слабым голосом.

Кромвель улыбнулся хозяевам, словно и не было никакой размолвки и все они были добрыми друзьями. Он сел, сделал глоток вина и произнес:

– Моя дорогая матушка умерла. Вы слышали об этом?

Хэксби кивнул:

– Еще несколько лет назад, как мне помнится.

– Да, в ноябре тысяча шестьсот шестьдесят пятого года. Она жила уединенно, в доме мужа моей сестры в Нортборо. В последние годы жизни бедняжка сильно хворала и мучилась от боли. Однако боль терзала не только ее тело, но и душу. Ей было совершенно все равно, что она лишилась высокого положения в обществе. Матушка очень скучала по моему отцу. Мне кажется, она была бы счастлива с ним даже в простом фермерском доме. – Ричард замолчал и опустил голову, углы его рта подергивались.

Либо он был превосходным актером, подумала Кэт, либо говорил чистую правду.

– Перед смертью, – продолжил Кромвель, – она позвала господина Уайта. – Он повернулся к Хэксби. – Вы с ним встречались, сэр? Это бывший духовник моего отца.

Хэксби наморщил лоб:

– Припоминаю… симпатичный молодой человек. С ним была связана какая-то романтическая история, не так ли?

– Точно. Все это помнят. Юноша влюбился в мою сестру Фрэнсис. Она отвечала ему взаимностью, но у них ничего не вышло: отец узнал и вмешался. Отец женил Уайта на одной из фрейлин. К счастью, все закончилось благополучно, обошлось без скандала. Но Уайт – хороший человек и глубоко верующий, так что мой отец любил его. И мать тоже. И он не предал нас, когда король вернулся. Матушка сделала господина Уайта своим душеприказчиком. И перед самой кончиной вручила ему письмо, предназначенное для меня. У нее к тому времени были видения. Бедняжке казалось, что стены ее спальни сочатся кровью.

– Сэр, нужно ли рассказывать все это? – вмешалась Элизабет. – Разве сие благоразумно?

– Если эти люди решили довериться мне, дорогая, – мягко возразил ее отец, – я должен быть с ними откровенным. – Он снова повернулся к Хэксби. – Я тогда находился в Швейцарии, но через две недели жена тайно послала к господину Уайту слугу, который должен был сказать: «Стены сочатся кровью», и Уайт передал ему письмо, которое потом надлежало тайком переправить из Англии. Прошли месяцы, пока письмо попало в мои руки. А когда я получил его, у меня не было средств предпринять хоть что-нибудь. Ирония судьбы, не так ли?

– Средств предпринять что именно? – резко спросила Кэт, терпение которой уже было на исходе. Она была напугана и поэтому несдержанна.

– Ну… сделать то, о чем просила меня матушка в том последнем письме. Она знала о моем бедственном положении, что я был кругом в долгах. Не по своей вине, между прочим. Эти долги составляют тысячи фунтов, которые я вынужден был занять в бытность свою лорд-протектором Англии. Не для себя лично, заметьте, средства сии были нужны, дабы исполнить свои обязанности, согласно должности, к которой я нисколько не стремился и которой отнюдь не желал. А когда я подал в отставку, парламент пообещал, что долги эти будут уплачены. Кроме того, они посулили назначить мне пожизненную пенсию. Но тут возвращается король, распускает старый парламент и назначает новый, который не желает исполнять обещаний, что были даны мне во времена Республики.

– Но у вас ведь имеется поместье, – заметила Кэт. – Разве вам не хватало своих собственных средств?

Кромвель покачал головой:

– Все, что у меня есть, – это пожизненное право собственности на поместье, каковое пребывает в весьма плачевном состоянии. У меня большая семья, которую надо содержать. Да кредиторы бы меня со свету сжили, если бы могли. Поэтому мне приходится прозябать в изгнании, а не тихо жить в кругу своей семьи. А короля такое положение дел более чем устраивает. Ведь если я пребываю на континенте, то не могу потревожить его покой. Если бы он сам меня сослал, то выглядел бы жестоким тираном, что вызвало бы гнев у тех, кто с любовью вспоминает добрые старые времена.

– И вы все это нам говорите? – сказала Кэт. – Вы отдаете себе отчет в том…

– Что одно лишь слово господина Хэксби или ваше может погубить меня? Конечно. Если кредиторы узнают, что я в Лондоне, они тотчас схватят меня. И королю придется что-то предпринять. Поэтому, мадам, я отдал себя в ваши руки и в руки вашего мужа.

– Я буду рад служить вам любым возможным образом, сэр, – торжественно изрек Хэксби. – Ради вашего покойного отца и ради вас самого.

– Благодарю вас, сэр. – Кромвель вопросительно взглянул на Кэт. – Итак?

– Это письмо, – сказала она. – Какое отношение оно имеет к Кокпиту?

– Как известно вашему супругу, мои родители в течение четырех лет почти постоянно жили там. Когда отца провозгласили лорд-протектором, они переехали в королевские апартаменты в Уайтхолле. Но частично Кокпит оставался в их распоряжении, даже когда моя матушка овдовела. Она любила это место, которое не находилось в непосредственной близости от лжи и лести двора. Ей нравилось, что она могла пройти через свой сад в Сент-Джеймсский парк и прогуливаться там неузнанной.

«У Ричарда приятный голос, – подумала Кэт, – хотя, пожалуй, ему самому слишком нравится, как он звучит».

Она прочистила горло в надежде, что гость поймет намек и вернется к сути. Муж неодобрительно посмотрел на нее, но Кромвель, похоже, не обратил на это внимания.

– Когда король вернулся, у матушки началась новая череда неприятностей. Злые люди обвинили ее в том, что она якобы украла королевские реликвии. Они были убеждены, что вдова лорд-протектора воспользовалась своим положением.

– Бедняжка, – произнес Хэксби. – Как же, я помню. Ходили жестокие клеветнические памфлеты.

– Матушку обвиняли в том, что она либо хранит их у себя, либо прячет где-то, чтобы завладеть ими позже. – Кромвель окинул хозяев дома хмурым взглядом. – Небольшие вещицы. Золото, драгоценности и прочее. То, что можно легко унести. Разумеется, все эти обвинения были совершенно беспочвенными. Чистая клевета. – Он замолчал. – Но…

«Ага, – подумала Кэт, – я так и знала, что будет это „но“».

Ричард Кромвель потер невидимое пятно на столе – старая привычка, по которой она его и узнала.

– То, что матушка спрятала кое-что ценное, прежде чем покинуть Уайтхолл, – правда. Но это принадлежало лично ей, а вовсе не короне. Я подчеркиваю: речь идет о ее законной собственности. Времена тогда были тяжелые, начались перемены, поэтому матушка опасалась, и не напрасно, что у нее это отнимут, если она возьмет с собой. Уверен, она была права. В своем последнем письме она все мне рассказала. А также сообщила, где это искать. Вот почему я здесь.

– Это? – повторила Кэт. – А о чем конкретно идет речь?

– Сие вас не касается, мадам! – отрубил Кромвель, повисла пауза, потом он улыбнулся, пытаясь смягчить свою резкость. – Могу сказать лишь, что это небольшой предмет, который по праву принадлежит мне.

Хэксби постучал по кожаной папке:

– И стало быть?..

– Да, сэр. Благодаря этим планам я сумею найти свою собственность. Если вы окажете мне любезность и позволите взглянуть на них.

– Боюсь, вряд ли вы сумеете в этом разобраться.

– Тогда не поможете ли вы мне? Не знаю, кто бы мог сделать это лучше вас.

Хэксби склонил голову:

– С удовольствием.

От комплимента у него на щеках запылали алые пятна. Старик попытался развязать шнурок на папке, но пальцы его не слушались. Кэт взяла у мужа папку и развязала ее. Она вынула бумаги и разложила их на столе. Все сгрудились вокруг стола.

Кромвель нахмурился:

– Где здесь верх, а где низ? Не понимаю.

– Кокпит – необычное место, – объяснил Хэксби. Его голос неожиданно обрел силу и уверенность, он звучал, как у пастора на кафедре. – Поверьте, сэр. Думаю, ничего подобного в мире не существует.

Иногда, когда Хэксби выпивал вечером слишком много вина, он рассказывал Кэт о своей работе и о своих мечтах. И эту готовность делиться знаниями, не важно, каковы были при этом его мотивы, Кэт ценила в нем больше всего. Несколько месяцев назад муж поведал ей о Кокпите.

– Во всей этой ужасной мешанине повинен Генрих Восьмой! – выкрикнул он.

Хэксби не возражал против того, что старый король завладел особняком кардинала Уолси, превратил его в свою резиденцию и правил оттуда державой. В конце концов, Уолси был папистом, да еще и казнокрадом. Месторасположение Уайтхолла оказалось весьма удобным для правителя страны, не важно, носил он корону или нет: дворец стоял на берегу реки и находился на равном удалении от Вестминстера с одной стороны и от Сити и Тауэра – с другой.