Текст книги "Розы на асфальте"

5

Ближе к полудню подкатил Дре, чтобы отвезти нас с сыном в магазин.

Тачка у него, конечно, потрясная: старенькая «бэха» 94-го года, но с виду как 98-го или даже 99-го. Дре взял ее со свалки и сам восстановил, сделал из развалюхи конфетку: краска кенди[3]3
  Кенди – специальная автомобильная краска, которая за счет технологии окрашивания в несколько слоев дает особый переливающийся эффект.


[Закрыть], двадцатидюймовые диски, аудиосистема в багажнике – просто отпад. Сижу с ним в машине и балдею, честное слово.

Он помог мне укрепить на сиденье автолюльку – я-то в этой механике не секу ни фига, – и мы двинули в продуктовую лавочку мистера Уайатта, что на Астровом бульваре за углом. Дре опустил все стекла, развалился и рулит одной рукой. По радио передают 1st of tha Month группы Bone Thugs-N-Harmony, и он кивает в такт, а у меня даже на это сил нет, так вымотался. Закрыв за Кингом дверь, уложил Малого и думал придавить часок-другой, но так и не уснул, все думал о нашем разговоре.

– Че как, братец? – оборачивается Дре.

Я откидываюсь на спинку сиденья.

– С утра Кинг заглядывал, я ему передал, что ты велел.

– И что он?

– А ты как думаешь? Разозлился, но обещал завязать. – Вру, понятное дело, не подставлять же лучшего кореша.

– Вот и славненько, – кивает Дре. – А сам что такой кислый?

– Твоя Андреана когда стала спать нормально?

– Что, уже с ног валишься? – смеется он.

– А то! За все выходные глаз не сомкнул.

– Терпи, никуда не денешься. Скажи спасибо, что других дел нету и в школу не надо. Коротышке своей сказал уже?

Он имеет в виду Лизу. В моей коротышке от силы метр шестьдесят, но мячи она забрасывает получше иных верзил.

Я задумчиво кручу одну из тугих косичек, которые она заплетала мне неделю назад, когда мы сидели у нее на крыльце. Вокруг летали светлячки, стрекотали цикады… мир и покой.

– Нет, – вздыхаю, – пока случая не было зайти, а по телефону разве такое скажешь?

– Смотри, сама на улице узнает.

– Да никто ей не скажет.

– Ага, щас! Будешь тянуть, дождешься пинка под зад.

Можно подумать, так легко пойти и рассказать. Лиза с ума сойдет, и неважно, что мы с ней были в ссоре, когда я спутался с Аишей. Главное, спутался, и точка.

– Я пока не готов разбить ей сердце, Дре.

– Думаешь, будет легче, если она узнает от других? Поверь, брат. Мне самому неслабо везет, что Киша до сих пор со мной после всего, что я натворил.

Они с Кишей вместе класса с седьмого, их друг без друга уже и представить невозможно.

– Да ну брось, вас водой не разольешь.

– Надеюсь, – смеется он. – Скорее бы расписаться.

– Все равно трудно поверить, что ты… женишься. – Даже само слово произносить как-то неловко. – Я тоже Лизу люблю, но представить себя с ней навсегда…

– Это ты сейчас так говоришь. Настанет день, и все изменится, увидишь.

– Вот еще! Я свободный человек.

– Поглядим, – хмыкает Дре.

По радио звучит Hail Mary Тупака Шакура, самое то для меня. Он лучший, даже не верится, что уже почти два года его нет. Помню, как по радио сообщили о том, что его подстрелили в Вегасе. Я тогда подумал, что он выкрутится и на этот раз – в Нью-Йорке пять раз стреляли, и выжил. Чувак казался непобедимым, однако же через несколько дней помер.

Во всяком случае, так говорят.

– Эй, слыхал новости? – спрашиваю. – Тупак жив!

Дре смеется.

– Да брось ты, расскажи еще про конец света в двухтысячном.

Про этот двухтысячный на всех углах талдычат. Сперва надо девяносто восьмой пережить.

– Не знаю, правда или нет, просто по радио сказали, мол, он укрылся на Кубе у своей тетки Ассаты, потому что власти охотятся за его головой.

– Да ну, Билл Клинтон не стал бы трогать Тупака.

Ма тоже за Клинтона, говорит, он почти все равно что черный президент.

– Ну не скажи, у Тупака вся семья «Черные пантеры»[4]4
  «Черные пантеры» – афроамериканская леворадикальная партия 1960–1970-х годов, ставившая своей целью продвижение гражданских прав чернокожего населения.


[Закрыть], а в песнях слишком много правды. Ходят слухи, он вернется в 2003-м.

– Почему в 2003-м?

– Через семь лет после как бы смерти. У него же все на семерку завязано. Стреляли седьмого числа, а умер на седьмой день, ровно через семь месяцев после того, как выпустили альбом All Eyez on Me.

– Совпадение, Мэверик.

– Нет, ты послушай! Он умер в четыре часа три минуты – четыре плюс три будет семь. Родился шестнадцатого, опять семь – один плюс шесть.

Дре задумчиво потирает подбородок.

– А умер в двадцать пять лет…

– Вот, два плюс пять! А посмертный альбом, где он Макавели, как называется?

– «Теория седьмого дня».

– Именно! Говорю тебе, он нарочно так задумал.

– Ну хорошо, допустим, – говорит Дре. – Но почему семерка?

Я пожимаю плечами.

– Наверное, священное число… не знаю. Надо будет разобраться.

– Ладно, признаю, выглядит подозрительно. Но все же Тупак умер.

– Ты же сам говоришь: подозрительно.

– Да, но только трус станет прятаться и притворяться мертвым, а Тупак трусом не был. Пусть правительство за ним и охотилось, он скорее погиб бы с честью.

Да уж, кем-кем, а трусом Тупака не назовешь. Он бы прятаться ни от кого не стал.

– Ладно, сделал ты меня.

Дре заезжает на парковку. Магазинчик Уайатта – ровесник Садового Перевала, Ма бегала туда девчонкой по поручениям бабули, когда хозяином был еще отец теперешнего. Там найдешь что угодно, от свежих овощей до жидкости для мытья посуды.

Раскладываю с помощью Дре коляску – ну почему для младенцев все делают так сложно? – и захожу с сынишкой в магазин. Для здешних мест тут чистенько: мистер Уайатт следит за тем, чтобы полы всегда блестели, а полки были вымыты.

Сам хозяин стоит за кассой, заворачивает покупки какой-то старушенции, а его супруга с ней болтает. В прошлом году миссис Уайатт вышла на пенсию и постоянно торчит в магазине, разве что отлучится напротив через дорогу обновить маникюр. Ногти у нее всегда ярко-розовые.

– Мэверик, да ты с сынишкой! – сияет она, увидев нас.

Миссис Уайатт обожает малышей. Раньше они с мужем брали детей под опеку, и у них дома всегда толпилась ребятня. Благодаря им мне было с кем играть в детстве.

Она подходит и склоняется над коляской.

– Парень, у тебя не было ни единого шанса от него отказаться – вылитый папаша.

– Ага, – щерится Дре, – даже башка такая же круглая, как арбуз.

– Заткнись! – толкаю его локтем.

– Не дразнись, Андре, – смеется миссис Уайатт и, покряхтывая, достает Малого из коляски. – Какие мы уже большие, прямо великаны! Хорошо кушаешь, да?

– Как раз приехал за детским питанием, – киваю я.

– Ясное дело. – Она улыбается младенцу, и тот отвечает беззубой улыбкой. – Фэй говорила, что ты сегодня в няньках. Ничего, справляешься?

Ну понятно, как же маме не поделиться со стариками. Они так долго живут по соседству, что практически стали нашей семьей.

– Да, мэм.

Мистер Уайатт прощается с покупательницей и идет к нам. У него густые усы, а на голове всегда шляпа. Должно быть, скрывает лысину. Сегодня шляпа соломен– ная.

– Осторожнее, Ширли, – говорит он, – не держи его слишком долго, а то снова детишек захочется.

– Ну и пускай… правда, крошка? – Она целует Малого в щечку.

Уайатт крепко берет меня за плечо.

– Ты же не собираешься взвалить младенца на шею своей матери, сынок?

– Нет, сэр. – К нему только так, с «сэром», приучил меня с самых ранних лет. – Я справлюсь.

– Очень хорошо. Сам родил, сам и обеспечивай. Тебе скоро в школу, так? Готов? Смотри, чтобы из-за ребенка не пришлось бросить учебу.

– Кларенс, не нагнетай, – просит миссис Уайатт.

Его попросишь, как же, вечно грузит. Однако, хоть старик и действует мне на нервы, я знаю, что ему не все равно. Когда забирали отца, у нас дома хрен знает что творилось. Копы вломились с пушками, уложили родителей на пол, а один потащил меня на улицу. Я ревел, умолял их отпустить, а он хотел посадить меня в машину, чтобы куда-то увезти. Мистер Уайатт тогда вышел и поговорил с копами, а потом обнял меня за плечи и повел к себе домой. Я пробыл у них до самого вечера, пока маму не отпустили.

– Ничего-ничего, на его плечах теперь ответственность. – Он смотрит мне в глаза. – Ребенок обходится недешево, как ты собираешься зарабатывать?

– Он уже ищет, – встревает Дре. – Вы не знаете, никому не нужен работник?

– Да мне самому нужен! Мой племянник поступил в колледж и не может теперь работать полный день. Нужен кто-то на подмену.

О боже, только не это! Мало того, что по-соседски придирается, так теперь еще и боссом станет. Шагу тогда свободно не ступишь.

– Спасибо, мистер Уайатт, я…

– Что? Ты уже нашел работу?

– Э‐э… Нет, сэр. Просто… вы же не станете много платить.

– Ровно столько, сколько платили бы другие! В чем же дело?

– Да ни в чем, – снова вмешивается Дре. – Отличный вариант, правда, Мэверик?

Богом клянусь, лучше бы ему заткнуться, не то…

– Если ребенка не с кем оставить, так я посижу с ним, – предлагает миссис Уайатт. – У меня время найдется.

– Только не бесплатно! – добавляет Уайатт. – Тут благотворительностью не занимаются.

– Кларенс! – укоризненно восклицает она.

– Так это правда! И пусть лучше сразу уяснит.

– Спасибо, миссис Уайатт, – говорю я, – Малой скоро вернется к матери.

Очень надеюсь.

– Ну и славно, – кивает хозяин. – Значит, дело не в том, что с ребенком некому посидеть, и не в деньгах. Так в чем же?

– Ни в чем, – улыбается Дре. – Мэверик согласен.

Да что же это такое? Хрена лысого я соглашусь!

Мистер Уайатт складывает руки на груди.

– У него свой язык есть, Андре! Пусть скажет сам. Мэверик, ты хочешь тут работать?

Нет! С другой стороны… толкать травку больше нельзя, где взять деньги? Я не могу взвалить на Ма все счета и заботу о собственном сыне.

Проклятье! Похоже, и правда пора взрослеть.

– Да, сэр, я согласен.

– Вот и отлично! Можешь приступить, как только начнутся занятия. Четыре часа после школы, весь день в субботу, а в воскресенье выходной. В остальное время работает Джамал. Иногда будешь здесь, в магазине, помогать, в другие дни – у меня в саду. И учти, никакого баловства и уголовщины я не потерплю!

Уайатт в курсе, что мы все тут Короли. Это обычное дело в нашем районе.

Дре обнимает меня за плечи.

– Ничего подобного не будет, мистер Уайатт, – заверяет он.

Я стряхиваю его руку. Предатель!

– Мне надо сделать покупки, – бормочу.

Оставив сына под присмотром миссис Уайатт, я беру тележку и качу по проходу, едва сдерживая злость. Дре пристраивается сзади. Так бы и врезал ему, честное слово!

– Все окей? – спрашивает.

– Да щас! – шиплю я, обернувшись. Уайатты далеко, не услышат. – Ты хоть понимаешь, во что меня втравил?

– Нашел тебе работу! Тебе деньги нужны позарез. Делай, что скажут, и все путем. Уайатт не так уж плох.

– Ага, ага…

– Есть и похуже, тот же Льюис.

И то правда, хозяин парикмахерской через дорогу всю душу вынет. А Дре продолжает:

– Ты сам говорил, что должен помогать тете Фэй, работа как нельзя кстати. Мужчина должен исполнять свой долг, так что взрослей, браток.

Хуже всего, что Дре прав, и не возразишь.

– Ладно, окей. – Хлопаю его по протянутой ладони.

– Давай, грузись, – кивает он на полки с продуктами, – и не забудь зубную пасту, а то у тебя изо рта хрен знает чем несет!

Я показываю ему средний палец, и он, хихикая, возвращается к кассе.

* * *

На мамин список уходят все деньги, что остались после покупки кулона с цепочкой. Прошу у Уайатта скидку, как работник магазина, но хозяин смотрит так, будто я говорю на другом языке. Никакой скидки, стало быть.

Идем с Дре к выходу, он с тележкой, я с коляской. Малой дрыхнет как убитый – миссис Уайатт прямо волшебница, хочется даже попросить ее уложить младенца на ночь.

Дре собирается толкнуть дверь, но та распахивается сама, и я в ужасе замираю.

На пороге стоит Тэмми, лучшая подруга Лизы.

И мама Тэмми, мисс Розали, тоже здесь. Она широко нам улыбается.

– Привет, Мэверик, привет, Дре! Как пожива… – Заметив коляску с младенцем, она умолкает, вытаращив глаза. Глаза Тэмми уже вытаращены.

Братец предупреждал, что я дождусь пинка под зад, и моя задница уже чешется в ожидании.

– Нормально, мисс Розали, – выдавливаю я, неловко кашлянув. – А вы как?

Они переглядываются, и я готов поклясться, что разговаривают без слов.

– Все хорошо, дружок. Вот, зашли кой-чего подкупить.

Тэмми сверлит меня взглядом, как заправский детектив.

– Чей это ребенок? – Проклятье, спросила-таки.

– Ладно, нам бежать пора, – спасает положение Дре. – Хорошего вам дня!

– И вам также, – кивает мисс Розали.

Тэмми втягивает воздух сквозь зубы. Можно даже не отвечать, что ребенок мой, она и так поняла.

Выхожу следом за Дре, кровь стучит в ушах, будто тикающая бомба. Так оно, по сути, и есть: вопрос не в том, доложит подруга или не доложит, а как скоро. А когда доложит, дерьмо попадет на вентилятор.

Надо срочно поговорить с Лизой. Прямо сейчас.

6

Дре соглашается подбросить меня к Лизе. И сам вызывается немного покататься с Малым: езда на машине вроде как успокаивает мелких. Пока сынишка спит, успею разбить сердце своей девушке.

Дом у родителей Лизы самый красивый на нашей западной стороне. Розовый, с высоким забором, а двор прямо с иголочки. Попробуй только ступить на лужайку, Лизина мать пинками прогонит. Для того и забор: как она выразилась, «чтобы отвадить мужланов», – и покосилась на меня.

Ее машины во дворе нет, но развалюха Карлоса, к сожалению, на месте. Так или иначе, отступать некуда. Иду по дорожке к крыльцу, звоню.

Открывает Карлос. Он выше меня и мощнее, явно ходит в качалку, а в школе Святой Марии занимался борьбой. Мне по барабану. Если придется, вырублю и такого.

Карлос складывает руки на груди.

– Чем могу быть полезен? – сухо спрашивает он

Понятно все.

– Лиза дома?

– Может быть.

– Скажешь ей, что я пришел?

– Может быть.

Как же он меня бесит.

– Кончай, Карлтон, – говорю я. В самом деле, хоть и гора мышц, а точь-в-точь пафосный Карлтон из «Принца»[5]5
  «Принц из Беверли-Хиллз» – комедийный сериал (1990–1996).


[Закрыть]. – Позови Лизу, а?

– Пошутить решил? – хмыкает он. – Ну так и я пошучу: а иди-ка ты…

– Карлос! – Лиза отпихивает его с порога и тащит меня в дом. – Вечно ты задираешься.

– Прошу прощения, – хмурится Карлос, – куда это ты его ведешь?

– К себе в комнату

– Еще чего!

– Извини, я не знала, что ты мой отец! – бросает Лиза, свирепо разворачиваясь.

– Я…

– Давай досматривай свое кино и не лезь в мои дела, понял?

Я ухмыляюсь, и она тянет меня по коридору. Их дом пахнет как попурри[6]6
  Попурри – душистая смесь сушеных растений, используемая для создания нежного аромата в помещении.


[Закрыть] и выглядит так же – спасибо обоям в цветочек, которые выбрала Лизина мать. Втолкнув меня в комнату, Лиза вызывающе зыркает на брата и захлопывает за нами дверь.

– Что, достал? – смеюсь я.

– Да ну его!

Обнимаю ее за бедра, их почти не видно: длинная футболка спускается поверх маленьких шортов. Лиза поднимается на цыпочки и целует меня, так что я на время забываю, что хотел сказать, но потом вспоминаю о Тэмми и отстраняюсь.

– Что не так? – хмурится Лиза.

– Вдруг брат услышит? Не хотелось бы.

– С него станется. – Она ложится поперек кровати. – Что, выпустили тебя наконец?

Я отодвигаю плюшевую Хэллоу Китти и сажусь рядом. Лиза обожает эту кошку, она у нее по всей комнате, рядом с постерами ее любимых Ашера и Джинувайна. Как ей только не надоест?

– Да… Извини, что не смогли потусить вместе.

– Ничего страшного, зато Тэмми успела заплести мне косички. В школе сразу начнется горячка, некогда будет каждую неделю заниматься волосами.

Я ложусь возле нее. Пора сказать о главном, но так хочется послушать напоследок о нормальной жизни.

– Почему горячка?

– Баскетбол плюс школьная газета, да еще выпускной альбом, я же в комитете. Мама считает, что для колледжа важно показать себя не только спортсменкой. Если поступлю, наконец выберусь из этого дома, так что я руками и ногами за. Очень надеюсь, что меня куда-нибудь возьмут.

Я целую ее в щеку.

– Не волнуйся, такую прелесть примут куда угодно.

– Ты всегда знаешь, что сказать.

Лиза гладит меня по волосам, и я невольно думаю о том, чем можно было бы заняться, не торчи дома Карлос. В результате пропускаю ее слова мимо ушей.

– Что?

– Я говорю, тебе тоже стоит вступить в какой-нибудь школьный клуб, для поступления полезно.

– Ну… знаешь, наверное, колледж не для меня.

– Послушай, Мэв, не обязательно быть отличником, многих принимают с четверками и даже тройками. А в колледже войдешь в студенческое братство, и тебя зауважают еще больше, чем у Королей!

Обалдеть, каким башковитым она меня считает, никто другой в жизни такого не скажет. Мне и самому-то трудно представить себя в колледже… особенно теперь.

Я сажусь на кровати.

– Да что у тебя стряслось? – хмурится Лиза.

Представляю себе ее будущую жизнь. Она станет самой популярной девчонкой в колледже, будет ходить на все вечеринки. И учиться тоже будет успевать, потому что хочет работать детским врачом. В нее влюбится какой-нибудь однокурсник, они поженятся и заживут припеваючи в шикарном доме с парой детишек. А я останусь смутным детским воспоминанием.

Она приподнимается и садится рядом.

– Мэверик, ну правда, скажи, в чем дело!

Как же хочется еще хоть капельку с ней побыть! Я целую ее в шею, подбираюсь к губам, но она отстраняется.

– Мэверик!

Встаю с кровати и складываю руки на голове. Черт, я должен сказать ей правду.

– Только, пожалуйста, – вздыхаю, – не забывай, что я тебя люблю, окей? Когда это случилось, я просто о другом совсем думал.

– Ну-ну, – медленно кивает она. – Так что именно случилось?

– Помнишь, как твой брат сказал, что видел меня с другой девчонкой, и ты меня прогнала?

– Да.

– Ну вот… я тогда совсем извелся, пошел к Кингу развеяться… И он уступил мне на разок Аишу.

– В смысле… – Лиза таращит глаза. – Вы что, переспали?

– Послушай… – Я пытаюсь взять ее за руку, но она отскакивает на другой конец комнаты. – Это было только один раз, и мы с тобой тогда разбежались…

– Всего на две недели! Какого черта, Мэверик?!

– Да я понимаю… Извини меня, окей? С ней у меня ничего потом не было, и ни с кем больше!

Лиза судорожно обнимает себя за плечи, будто отгораживаясь от всего мира.

– Почему ты мне об этом сейчас говоришь? – тихо спрашивает она – так тихо, что слова болью отдаются в ушах.

Все, теперь придется сказать.

– Три месяца назад Аиша родила.

– Ты серьезно?

– Мы… мы сделали тест на ДНК.

– Проклятье! – Лиза хватается за голову. – Боже мой!

– Ребенок от меня.

– Боже! – Она оседает на пол, в глазах ужас. – У тебя ребенок?

«Будь мужчиной!» – напоминаю я себе.

– Да, у меня есть сын.

– Ты врал мне!

– Нет, я не…

– Врал!!! Я несколько недель спрашивала, что не так, а ты молчал! Даже гребаный ДНК‐тест сдать успел, это, по-твоему, нормально?

– Я не хотел тебя расстраивать! И вообще думал, что ребенок от Кинга!

– Боже мой. Это все объясняет. Вот почему Аиша с подружками так ухмылялись. Тэмми уверяла, что мне кажется, но теперь-то все ясно. Надо мной смеются из-за тебя!

– Я тебя не обманывал.

– Все знают, что ты спал с другой, – все, кроме меня!

– Никто больше не знал.

– Аиша знала! Ее подружки! Кинг! Уверена, что и Дре – скажешь, не так? – Я молчу, потому что она права. – Знаешь что? – шепчет Лиза. – Похоже, мои мама с братом не ошиблись насчет тебя.

– Что?

Она смотрит на меня в упор, глаза ее наполняются слезами.

– Убирайся.

– Лиза…

– Пошел вон!!!

Дверь распахивается, и в комнату врывается Карлос.

– Слышал, что тебе сказано?

– Не лезь не в свое дело!

– Она моя сестра!

– Карлос, остынь, – тихо бросает Лиза. – Он того не стоит.

Ее слова звучат как добивающий выстрел. Никогда не думал, что она так про меня скажет.

Карлос довольно ухмыляется. Он наконец получил, что хотел.

– Ты слышал? – повторяет он. – Убирайся!

Лиза утирает слезы. Как бы я хотел сам их вытереть. А еще больше – надрать себе задницу за то, что заставил ее плакать. Только что тут поделаешь?

Я ухожу.

7

Проходит день, другой. Лиза не хочет со мной разговаривать.

Три дня.

Неделя.

Две недели. Для Лизы я будто не существую.

На этот раз все по-другому. Обычно, когда мы ссоримся, она вешает трубку, а теперь просто заблокировала номер. Наконец я явился сам в надежде, что она остыла. Ни машины ее матери, ни развалюхи Карлоса во дворе не было. В доме слышался телевизор, а в окне мелькнул силуэт Лизы. Но сколько раз я ни жал на звонок, она не открыла.

Чертовски больно от этого всего. Так, что хочется слушать грустный ритм-эн-блюз весь день напролет. Диск Boyz II Men крутится у меня без остановки. Лиза была моим лучшим другом, она одна всегда могла заставить меня улыбнуться, и только ее улыбки мне всегда хотелось. Пусть меня назовут слабаком, но мысль о том, что Лиза совсем ушла из моей жизни, просто убивает.

Ма говорит, я брожу по дому как побитый щенок. Ей больно меня таким видеть, но она сказала, мол, заварил кашу, сам и расхлебывай. Хороша каша, будто из камней. Аиша никак не заберет сына. Я дважды звонил, все просит подержать его еще немного, а сколько это – поди пойми.

А меж тем Малой меня конкретно уже достал. И денег на него уходит прорва. Памперсы ему покупай, салфетки всякие, детские смеси, а я почти ничего не зарабатываю, с тех пор как вышел из дела. Ма упросила электрическую компанию подождать с выплатой долга, так что мы смогли разориться на пеленальный столик. Она уже поговаривает о том, чтобы взять в отеле лишние часы по выходным. Дре тоже помогает неслабо, иногда приезжает посидеть с младенцем, чтобы дать мне вздремнуть часок, да еще привозит ему одежду, которую я купить не могу.

Так что предложение мистера Уайатта очень кстати. Сегодня мой первый день в магазине и в школе. Не то чтобы мне так уж хотелось работать, а вот начала уроков я не ждал с таким нетерпением с первого класса. Наконец-то можно вырваться хоть ненадолго из дома, да еще и с друзьями встречусь. Две недели их не видел. Скорее всего, заняты были, но я не обижаюсь. Все равно не смог бы никуда пойти. А в школе сегодня увижу Рико и Джуни. Кинга не будет, его выперли из школы еще в прошлом году.

Перед рабочим днем стоило бы выспаться, но Малой вскидывается в два часа ночи и вопит во всю глотку. Напугал меня до чертиков. Проверяю подгузник: сухой. Кормил недавно… Да что с ним такое? Хватаю младенца и несу к Ма в комнату.

Удивительно, что он ее не разбудил своим криком, хотя Ма, в общем-то, пушками не разбудишь. Из-под горы одеял торчит одна ее макушка: все лето гоняет кондер на полную, а спит вот так.

Трясу ее за плечо.

– Мам, проснись!

– В чем дело, Мэверик? – бормочет она.

– Малой что-то никак не замолчит.

Ма откидывает одеяла и щурится на нас. Младенец вопит и сует в рот пальцы, личико все в слезах и соплях.

– Зубки режутся.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, уж поверь. – Она щупает ему лобик. – Не горячий. Ничего страшного, просто десны зудят. Дай ему жевательное кольцо из тех, что я купила, сразу успокоится.

– А если нет? Мне же в школу с утра. Так хотелось выспаться.

От ее взгляда хочется сжаться в комок.

– Об этом надо было подумать, когда спал с девчонкой. – Она отворачивается.

– Мам…

– Занимайся своим сыном, Мэверик!

Что ж, ладно. Ухожу к себе в комнату и ищу жевательное кольцо.

– На вот, держи. – Сую ему в рот. – Жуй его, понял? Сразу станет легче.

Малой вопит с кольцом во рту, а я сажусь на кровать, качаю его на коленях и тихонько баюкаю, как Ма. Минута проходит за минутой, а коричневое личико все морщится в слезах и ротик жалобно пищит.

– Ну хватит же, ну сколько можно! – умоляю срывающимся голосом. Глаза слипаются, хочется свалиться и уснуть. – Я так устал. Ну пожалуйста! – Он только громче заливается. – Да что с тобой?! Жуй, говорят тебе!

Кричать на него – совсем уж последнее дело, но я больше просто не могу.

Не могу.

Не могу.

Сам уже толком не пойму, что делаю.

Как его успокоить, как?

Я – хочу – спать!

Но мне нельзя.

Укладываю орущего вовсю младенца обратно в кроватку и выхожу из комнаты. Миную коридор, гостиную, останавливаюсь на крыльце. Здесь так тихо и спокойно… Сажусь на ступеньку и закрываю лицо руками.

Что со мной не так? Не в состоянии успокоить такую кроху. Теперь вот бросил его одного, хотя так ему нужен!

Ему нужно чертовски много… а я устал быть нужным, устал!

Я хочу наконец выспаться. Сижу и сам всхлипываю, как маленький, как будто у меня там собственный младенец не заливается.

Не знаю, сколько я так просидел. Наконец входная дверь со скрипом отворяется, и я чувствую на плече мамину руку.

– Извини, – бормочу, хлюпая носом.

– Всем родителям бывает тяжко, – тихо говорит она. – Я его убаюкала, спит уже. Иди отдохни, малыш.

Я все еще для нее малыш, вот так.

Тащусь обратно в свою комнату. Кажется, только успел лечь и закрыть глаза, и вот уже пора собираться в школу. От усталости все тело болит.

Проверяю, как там Малой. Он мирно сопит в кроватке с соской во рту. Надеюсь, еще не понимает, что я ночью его бросил… Люблю его, клянусь, но иногда уже сил просто нет.

Наклоняюсь и целую его в лобик.

– Прости меня.

Пока он спит, глажу себе для школы джинсы Girbaud и красную рубашку-поло к белым кроссовкам Reebok. Косички придется спрятать под банданой. Раньше Лиза точно вышла бы из себя, если бы увидела, как они растрепались. Велела бы зайти к ней после школы, чтобы заплести по новой. А я бы с улыбкой ответил, что на это и был расчет.

Как же мне без нее плохо.

Малой еще спит, так что можно и позавтракать. Намешиваю себе тарелку хлопьев и поглядываю в телевизор, где идет повтор серии «Мартина»[7]7
  «Мартин» – американский ситком, который выходил с 1992 по 1997 год. Главную роль в нем сыграл комик Мартин Лоуренс.


[Закрыть]. Может, взбодрюсь хоть немного. Ма стоит в дверях гостиной, натирая руки маслом какао. Без этого из дому не выйдет, следит за собой.

– Понимаю, как ты устал, Мэверик, – говорит она, – но сегодня уж постарайся. Первый школьный день задает тон на весь год.

Если так, остаток года мне придется неслабо помучиться.

– Да, мэм, – бурчу в ответ.

– Подтяни штаны как следует, чтоб трусы не выглядывали. Мало я их стираю, так еще смотреть на них!

Ма вечно это повторяет, а я жду, пока она уйдет, и вновь спускаю джинсы на бедра.

– Ладно, – киваю я.

– Смотри, на работу после уроков не опоздай! Сегодня первый день, надо показать, как ты ценишь доброту мистера Уайатта.

– Да понимаю я все, мам, что ты лекции читаешь!

Она упирает руку в бок и слегка наклоняет голову. Это значит «заткнись», и я затыкаюсь.

– Ты должен показать себя с лучшей стороны! – продолжает она. – Делай все, что он велит. Детские вещи уложил для миссис Уайатт?

Само собой, предложение миссис Уайатт сидеть с Малым я не упустил. Иначе пришлось бы отдавать его в ясли по соседству, а там сдерут гораздо больше.

– Да, все собрал, еще с вечера.

– Вот и славно. Попробуй в школе поговорить с Аишей. С глазу на глаз оно всяко лучше, чем по телефону, а тебе не помешает помощь.

Я опускаю глаза в тарелку, где кружатся хлопья. Ма явно намекает на то, что случилось ночью.

– Извини, что сорвался.

– Я уже сказала, Мэверик: всем родителям бывает тяжко. Зато ты теперь знаешь, каково пришлось Аише. С тобой ребенок две недели, а она ухаживала за ним в одиночку три месяца!

Я киваю. Теперь я понимаю, почему Аише надо было перевести дух.

– Заодно подумаете вместе, как его назвать, – говорит Ма, – раз уж тебе не нравится имя Кинг. А то сколько можно: Малой да Малой!

– Я уже вроде как придумал.

– Да ну? И как же?

– Наверное, скажешь, что это глупо…

– Если хорошо думал, то не глупо. Ну, говори же!

Я и впрямь долго ломал голову над именем. После разговора с Дре насчет Тупака сел и почитал про семерку, что она означает. Когда укачиваешь по ночам младенца, заглянуть в книжку – самое оно. Так вот, семерка означает совершенство, потому люди так ее и выделяют. И мне в голову пришла безумная идея.

– Как тебе имя Сэвен[8]8
  Seven – семь (англ.).


[Закрыть]?

Ма хмурится.

– Хочешь назвать его цифрой?

– Вот видишь, я так и знал: скажешь, что глупость.

– Да не говорю я так, успокойся! Просто объясни мне, почему ты выбрал такое имя.

– Ну… семерка – священное число, символ совершенства. А среднее имя будет Мэверик. Все же говорят, он на меня похож, а раз так, пускай станет лучше меня – совершенным, идеальным Мэвериком Картером!

– Тогда точно никакая не глупость, – улыбается Ма. – Только обсуди сначала с Аишей.

– Обязательно.

Из комнаты доносится младенческий писк.

– Похоже, Боец наш проснулся, – говорит Ма.

Я вздыхаю: вечно он некстати.

– Голодный, наверное.

Бутылочку с молочной смесью я приготовил заранее, как и пакет с подгузниками, и одежду, даже маленькие кроссовочки Air Force 1, которые притащил Дре. Малыш будет просто загляденье, как и его отец.

Вот только запах в комнате восторга не вызывает. Я зажимаю нос.

– Вот же хрень!

– Не ругайся! – кричит Ма из коридора.

Нюхнула бы сама, не так бы заговорила. Наклоняюсь над кроваткой: малыш весь извертелся, а вонь исходит, ясное дело, из его подгузника.

– Мам, иди сюда!

– Что опять не так… – Она входит и тоже зажимает нос. – Похоже, у тебя проблема.

– Не поможешь?

– Подумаешь, обделался. Без меня обойдешься.

Обделался – мягко сказано, навалил так навалил.

– Ну ма-ам!

– Ничего, Мэверик, привыкай. – Она поворачивается и уходит.

Нашла время воспитывать!

Беру сына на руки… и чуть не роняю. Содержимое подгузника вываливается мне на рубашку, джинсы и кроссовки.

– Черт, чувак! – ору я. – Твою ж!..

Малой заливается во всю глотку, а меня сейчас кто бы самого успокоил.

– Ма-ам!

– Мэверик, сам разбирайся, мне пора на работу.

– А мне – в школу!

– Вот и поторопись.

Проклятье! Тащу Малого в ванную и купаю. Век бы не видеть этих подгузников и пеленок! Затем переодеваюсь в чистое, но гладить уже нет времени. Влезаю в новые джорданы – хотя бы обувка на уровне. Ма уходит, я укладываю Малого в автолюльку, закидываю за спину школьный рюкзак, хватаю сумку с детскими шмотками и, заперев за собой дверь, мчусь к соседнему дому.

Миссис Уайатт уже ждет на пороге. При виде меня смеется.

– Что, тяжелое утро?

Протягиваю ей люльку с младенцем и сумку.

– Да уж. Похоже, у него зубки режутся. Еще и весь перепачкался только что. Вот здесь запасные подгузники, влажные салфетки и одежда. Покормить не успел…

Она ставит автолюльку на крыльцо и берет Малого на руки.

– Все поняла, детка. Давай, беги в школу.

Я мнусь в нерешительности. С тех пор как у меня появился сын, мы ни разу не разлучались. До сих пор стыдно за прошлую ночь, когда я сбежал из комнаты. Вдруг он решит, что я бросил его, как Аиша?

– Все будет в порядке, Мэверик, – говорит миссис Уайатт.

– Окей… – отвечаю я, успокаивая сам себя, но сердце не на месте. Целую сына в лобик. – Все хорошо, папочка тебя любит. Пока-пока.

Миссис Уайатт машет его ручкой мне вслед. Не успеваю завернуть за угол, как они скрываются за дверью.

Как ни трудно было оставить Малого, теперь я чувствую облегчение. До самого вечера не надо думать о подгузниках и бутылочках и гадать в сотый раз, отчего он вдруг развопился. Свобода!

До школы идти пятнадцать минут. Прохожу мимо дома тети Ниты и дяди Рэя. На подъездной дорожке моет свою тачку Дре, а его питбуль Блю разлегся в траве на лужайке и наблюдает. Кузен уже пару лет как завел пса, но ни разу не выставлял на бои, как другие владельцы питбулей. Дре относится к Блю почти как к Андреане.

На урок я успеваю, можно минутку и поболтать. Блю замечает меня первым, лает и рвется с цепи, а когда я подхожу ближе, радостно прыгает вокруг.