Текст книги "Накажи себя мной"

Теперь даже вспоминать было смешно, как в начале ночи она злилась на мастера Копа. Он вел себя гораздо мягче. Только теперь Тома, наконец, поняла, что имела в виду Лиза, когда говорила, что «Мишаня» – добрый. И что такое недобрый дом. Который в открытую признает, что наслаждается слезами. Который держит в заломе целую вечность, безжалостно выворачивая руки, унижает и угрожает каждую минуту, а когда не угрожает – провоцирует, и потом наказывает за то, что повелась.

И все же он обнял ее в ванной и успокоил. Если бы не это, она бы уже ушла. А теперь любопытство перевешивало, и еще… Тома на самом деле не чувствовала себя в опасности. Ник каким-то образом доказал ей, что адекватен, что ему можно доверять, даже когда он заламывает руки. Лишь где-то глубоко внутри нее все же сохранялось какое-то неприятное чувство от внезапной смены партнера. И она поняла, что не может больше молчать:

– Почему Михаи… мастер Коп ушел? Я сделала что-то не так? – выпустила она из себя выстраданный за последние полчаса вопрос.

Ник удивленно приподнял брови, и сразу затем хмыкнул, покачав головой:

– Вовсе нет. Расслабься. Это вопрос личных предпочтений. Я люблю наказывать. Он – нет.

Тома отклонилась назад, скрещивая руки на груди:

– Ты нарочно меня провоцируешь, да?

– Не понимаю, о чем ты.

Ник послал ей ослепительную улыбку и поглядел за спину, откуда появилась официантка с большими тарелками спагетти.

Какое-то время они молча отдавали еде должное, а когда Тома почувствовала, что насытилась, задала еще один вопрос:

– Ты серьезно говорил насчет того, что тебе нравятся слезы?

Ник глянул на нее, дожевывая спагетти, не спеша вытер рот салфеткой:

– Да, а что?

– Не знаю. Я хотела…

– Еще поплакать? Это можно устроить, – хмыкнул он, отпивая воду из высокого бокала.

Тома покраснела:

– Я хотела… сказать, что мне… в общем, хотелось бы поиграть в то, что ты говорил…

– Игровое насилие?

Ник невозмутимо смотрел на нее, и его взгляд теперь походил на то, как тигр смотрит на оленя, пасущегося на расстоянии прыжка. Тома с трудом выносила этот взгляд, но упрямо не отводила глаз:

– Да, – еле слышно прошептала она.

– И?

– Мне кажется, я разрыдаюсь. Я легко плачу, просто от эмоций, – прошептала она и сломалась – спрятала глаза, обхватила себя руками, словно защищаясь.

– Ну и что? Реви себе на здоровье. Я выдам тебе платочек потом.

– Это не испортит тебе удовольствие? – растерянно спросила она, старательно изучая взглядом свои колени, выглядывающие из-под белого подола платья. Но Ник не дал ей спрятаться – протянул руку, приподнял подбородок, заглянул в глаза:

– Это его усилит, малыш.

– Эмм…

– А теперь я хочу знать о твоих табу.

– Эмм… что?

– Табу, – нетерпеливо повторил он, – То, что нельзя делать ни при каких обстоятельствах. То, чего ты действительно сильно боишься и категорически не приемлешь.

– Но я не знаю, что ты планируешь делать, – растерялась Тома.

– И не узнаешь, – хмыкнул Ник, – пока не сделаю. Боишься удушья?

– Наверное, да.

– Наверное? Хмм… как насчет анальной пробки?

– Эмм…

– Ясно. Так вот, это не табу. Табу – это когда у тебя на лице паника. Например, если я скажу, что некоторым нравятся порезы и прокалывания…

– Нет!

– Вот это табу, – кивнул Ник, очень довольный собой, и снова взял в руки вилку.

Тома, тяжело дыша, уставилась на него во все глаза:

– Скажи, что тебе не нравятся прокалывания.

Он медленно поднял голову, не донеся вилки до рта:

– Скажу: еще одно обращение к мастеру в таком тоне, и ты будешь доедать, сидя на полу, саба.

На всякий случай Тома решила не говорить больше ничего – ей хотелось доесть спагетти и как-то успокоить нервы. Странное чувство прорывалось сквозь сексуальное возбуждение – словно какой-то холодный ком в животе поднимался вверх к солнечному сплетению.

Сосредоточив на нем внимание на пару секунд, она поняла: страх. Не та робость, которая заставляла низ живота сжиматься теплым предвкушением, а холодный, невкусный, неприятный страх, который оставил после себя тот мерзавец. Откуда он взялся сейчас, посреди ночи? И как признаться ничего не подозревающему Нику, что она снова близка к срыву, ни с того, ни с сего?

Чем больше Тома напрягалась, тем больше испытывала стыда: ведь Ник ничего дурного не сделал, лишь упомянул прокалывания, больше в шутку. Разумеется, он не собирался ничего такого делать. Разумеется, он…

Внезапно тарелка расплылась перед глазами, и Тома с опозданием почувствовала, как разжались пальцы – странным образом уже после того, как услышала звон упавшей вилки.

– Нижняя? Тома?

Ник мгновенно изменился в лице, когда она прижала ладонь ко рту и посмотрела безумным взглядом: словно превратился в обычного человека из игровой роли.

– Надо в туалет? – быстро спросил он, поднимаясь. Тома кивнула, подпрыгивая с дивана, и он взял ее под локоть, направив между спинок кресел. Они быстрым шагом миновали лаунж-зону и очень скоро оказались у прохода под лестницей, который вел в подвальные помещения и санузел клуба.

– Справишься? – тихо спросил Ник перед дверью женского туалета, и Тома кивнула, торопясь внутрь.

Тошнота по дороге немного ослабела, но она все еще не была уверена, что контролирует свой желудок. У раковины она испытала нечто вроде дежа-вю: ее бледное отражение с разводами туши на щеках не успокоило, а напугало еще больше, и она вцепилась в раковину точно так же, как наверху, изо всех сил пытаясь вернуть этим нормальное состояние, но уже зная, что не справится с этой задачей.

Пару минут спустя ее пальцы начали болеть, и эта боль слегка отрезвила – она с трудом смогла расцепить руки. Тошнота прошла окончательно, но тут ее начала бить неконтролируемая дрожь, и Тома заплакала, сползая по стене на пол. Холод… слабость.

– Тома?

Ник материализовался на пороге туалета после ее второго всхлипа и, обнаружив ее на полу, чертыхнулся, быстро подошел и рывком поднял: сначала поставил на ноги, потом взял на руки.

– Сег…годня н…ночью я п… по ходу, безн… надежна, – провсхлипывала она ему в рубашку.

– Тихо. Тихо, молчи. Все хорошо, тебе просто надо выпить, – мягко сказал он, протаскивая ее наружу сквозь узкий проем двери.

Так они вернулись в клуб, где Тома, умирая от смущения, тут же заметила поблизости Макса. И парой минут спустя – дежа-вю. Теплый плед, горячий напиток с добавлением виски.

– Паническая атака. Что ты сказал, если не секрет? – негромко осведомился Макс у Ника, но Тома услышала и еще ниже опустила голову. Ник не виноват. Это только она виновата со своими страхами. Просто она ни на что не годится и реагирует на шутки как психованная.

Ник и Макс заметили ее взгляд и поняли, что она прислушивается, одновременно, как по команде встали и отошли, а она осталась с Мишей – он появился рядом неслышно и опустился в соседнее кресло рядом с тем, в которым Тома сидела, словно в гнезде. Доминант обменялся лишь парой взглядов с Максом и с тех пор не проронил ни слова, просто сидя рядом, но этим как-то сообщал ей поддержку, и теперь она повернулась со слабой улыбкой благодарности.

– Как ты? – спросил он, не глядя прямо в глаза, а нарочно направляя взгляд мимо – думал, что может ее напугать?

Тома внезапно ощутила себя развалиной и пожала плечами. Тогда он перегнулся через кресло и на мгновение сжал ее руку горячей ладонью.

Ник с Максом быстро вернулись, и первый присел перед ней на корточки, пока второй наблюдал с расстояния в несколько шагов. Оба немного расплывались, поскольку она не могла до конца поднять отяжелевшие веки.

– Позволишь мне отвезти тебя домой? – спросил Ник таким мягким голосом, что в это невозможно было поверить. Но от этой мягкости Томе стало горько: возможно, он счел ее полной идиоткой и уж точно занес ее в черный список.

Сил, чтобы ответить, после таких мыслей не нашлось, и она просто кивнула.

Глава 7

Удивляться тому, что у него была BMW, не приходилось – по ее наблюдениям, эта марка пользовалась наибольшей популярностью среди обеспеченных мальчиков вот уже лет десять. Парней, которые ездили именно на таких машинах, она видела с утра до вечера каждый будний день. Ее работой было тепло приветствовать их, слегка помятых и обросших – и так же ласково прощаться, когда они уходили из салона освеженные и подстриженные.

В мужской салон красоты бизнес-класса, где она трудилась администратором, другие мальчики почти не заглядывали – только такие: в костюмах на BMW. Или – воскресный вариант – в кедах цвета последней моды, джинсах и белых футболочках с крошечной пиктограммкой стоимостью как целый костюм, но не такой костюм, разумеется, какие носили обладатели дорогих футболок… как другой костюм, для кого-то попроще, кто водил, например, KIA или ездил на метро.

Однажды Тома рассказала о своих наблюдениях сменщице Гале, и с тех пор словосочетания «парень с KIA» и «парень в кедах» стали нарицательными обозначениями, прижились в салоне. Очень скоро так начали говорить все мастера, и, бывало, даже шутили, что за день обслужили двух случайно приблудившихся парней с KIA. Но чаще такие парни в простеньких костюмах разворачивались на входе, пугаясь цен в прайсе. И тогда Тома с вежливой улыбкой показывала им, как пройти к сетевому салону эконом-класса, который располагался здесь же, во дворе, и даже принадлежал тем же владельцам.

Жаль, что в личной жизни не удавалось так легко рассортировать парней. Иногда Томе казалось, что ей не повезло, и она навеки застряла на перепутье между простой русской девушкой для парня из Киа и фитнес няшкой для парня на BMW. Она не чувствовала в себе таланта к варению борщей, равно как и к занятиям фитнесом до седьмого пота и ведению инстаграмма. В ней не находилось ничего общего ни с одним из этих образов, и, возможно, поэтому Тома не могла всерьез воспринимать ни тех, ни других мальчиков.

Каждый раз, когда она начинала думать о том, с кем из них хотела бы встречаться – с таким, который в кедах или с тем, что с портфелем в помятом костюме, ее разбирал смех. Ее мужчины всегда попадали в неформат. Ей надо было обязательно связаться с кем-то на двадцать лет старше или на несколько тысяч долларов в месяц богаче. В другие периоды жизни ее вдруг бросало к есенинским хулиганам, молодым бедным художникам или даже в студенческие общаги – словно там, в своем собственном студенчестве, она не догуляла, забыла что-то ценное, что необходимо было во что бы то ни стало извлечь. Какой-то опыт, как закопанный в юности клад, так ни разу не найденный по давно потерянной карте.

Так она вышла замуж в первый раз. Ей было двадцать три, ему – девятнадцать. Она полагала: это любовь, так что возраст неважен. Он считал: надо как-то жить, так что чувства не имеют значения. Пять лет спустя, когда муж все еще продолжал учиться, искать себя и жить полностью на ее деньги, Тома внезапно обнаружила, что ею пользуются. А последней каплей оказался перевод с ее карты на счет какой-то девицы и невинные глаза Леши: «Это просто сокурсница, ей нужна поддержка».

Выяснять, какие именно отношения связывают ее мужа и неведомую девушку, с которой не была знакома, но уже финансово поддерживала, Тома не стала – вдруг поняла, что это неважно. Важно оказалось обнаружить, что у нее давно не было мужчины, а было что-то среднее между ребенком и соседом, который хорошо спит и кушает, плохо учится и иногда почему-то хочет заниматься с ней сексом. А она даже не испытывает к нему страсти, уже года три как.

И все же внутри автомобилей бизнес-класса ей бывать приходилось: иногда парни из салона вдруг приглашали на чашку кофе в конце смены, другой раз она просто знакомилась с кем-то случайно. Но все это лишь подтверждало ее наблюдения: им требовались фитнес-няшки, и иногда они говорили об этом очень прямо, делая замечания насчет недостаточно подтянутой фигуры или какой-то не такой одежды – не топовых брендов, как у них. Сначала Тома злилась и обижалась, потом начала иронизировать, а после пятого, кажется, парня в кедах, решила с такими больше не встречаться.

Хотя не все были недовольны ее внешностью: некоторым все нравилось, но вдруг выяснялось, что ее хотят принять на работу любовницы. С четким до дрожи кругом обязанностей, как у секретаря: подавать кофе, составлять расписание, помогать во всем, покупать одежду и, конечно, трахаться по первому зову. Требовалась стрессоустойчивость и мотивация к служебному росту до должности жены. Полная занятость, с проживанием. И еще за это, кажется, полагалось даже небольшое содержание, помимо еды и крыши над головой.

Когда нечто подобное ей предложили в первый раз с подробным разъяснением всех условий, Тома рассмеялась и подумала, что ей попался любопытный экземпляр. Второе предложение она встретила угрюмой ухмылкой, а к третьему поняла, что любопытный экземпляр, по всей видимости, стоит искать в собственном отражении в зеркале – раз она по какому-то стечению обстоятельств стала магнитом для таких горе-работодателей. Один из которых к тому же умудрился еще выставить дополнительное условие: подтянуть попу.

С парнями на KIA ситуация обстояла еще хуже: они умудрялись приглашать ее в кафе, и там обедать за ее счет, в последний момент вспоминая, что забыли с собой портмоне. Или приглашать на другой конец города на чашку чая. Добираться, разумеется, самостоятельно: «Встречать некогда, извини. Как от метро добраться на трамвае, объясню на пальцах».

Таким Тома даже не трудилась объяснять «на пальцах», что давно передвигается на машине, но даже с комфортом на другой конец города не поедет, коль скоро герою недосуг встретить. Просто прекращала общение и добавляла в черный список в мессенджере. Хотя одному, кажется, все-таки объяснила – на одном среднем пальце, когда выбесил.

А после приступов злости иногда накрывало отчаяние – как теперь, когда лощеный красавчик из БДСМ-клуба вез ее домой на очень крутом автомобиле, но это было совсем не так круто, как выглядело.

– Я не всегда такая, – сказала Тома, глядя в окно, и только когда сказала, поняла, что произносит эту фразу во второй раз за ночь.

Ник молча снял правую руку с руля и провел пальцем по ее шее. Тома вздрогнула, резко втянула в себя воздух, удивленно глядя на него.

– Я хочу с тобой поиграть завтра. Выспись хорошенько, ладно?

Он командовал. Так, словно все уже за нее решил. Так, словно и правда хотел поиграть. Но это ведь неправда…

– Ты так говоришь, чтобы меня утешить? А завтра сделаешь вид, что мы незнакомы? – спросила Тома и стиснула зубы, глядя перед собой на дорогу.

Автомобиль летел по свободному третьему транспортному кольцу на очень высокой, по ее меркам, скорости – километров сто тридцать в час.

– Я сказал то, что сказал, и я серьезно, – ответил Ник после небольшой паузы.

– Я тебе не верю. После всего этого…

– И что же мне надо сделать, чтобы ты поверила? Может, припарковаться у отбойника и хорошенько выдрать тебя прямо здесь, на аварийке?

– На аварийке? – машинально повторила она, оглянувшись по сторонам: они мчали по эстакаде, где вряд ли в принципе разрешено парковаться, не говоря уж о том, чтобы водитель порол кого-то внутри автомобиля.

– Да. Я думаю, успею тебя надрать до синяков, пока гаишники не приедут.

Когда автомобиль повело резко вправо, Тома вскрикнула, не сразу сообразив, что он все еще управляем: просто водитель слишком дерзко пересек пять пустых рядов, едва не отправив машину в снос, а затем стал резко сбрасывать скорость.

– Не надо, – испуганно прошептала она, прирастая спиной к креслу.

Едва бросив взгляд на его окаменевшее лицо, Тома испугалась: она уже начинала понимать, когда домы из клуба переходили в роль из своего обычного состояния. Но она совсем не понимала, как себя вести, когда они в роли.

Когда автомобиль полностью замер, вплотную припаркованный к отбойнику, у Томы мелькнула отчаянная мысль выпрыгнуть. Но Ник, специально или случайно, остановил машину так, что распахнуть дверь было невозможно: слишком близко высокое бетонное заграждение. Салон слегка подрагивал от давления на дорогу пролетающих мимо автомобилей. Аварийка тикала. Ее сердце стучало как сумасшедшее.

Молниеносным движением отстегнув свой ремень, Ник развернулся к ней:

– Стоп-слово?

– Желтый!

– Глупо. Это сейчас не сработает, – выпалил он с усмешкой, отстегнул и ее ремень тоже, а затем, прежде, чем Тома успела подумать о слове «красный», притянул ее к себе за отвороты пальто – и поцеловал так, словно хотел изнасиловать ее рот.

Собственно, именно это он и делал несколько ближайших минут: жадно врывался языком, с силой давил, пока во рту не появился отчетливый вкус крови. Но сразу затем внезапно стал нежным.

Ошеломленная этим нападением, Тома сначала даже не подумала сопротивляться грубости, а затем все было кончено: он нежно целовал ее, и прерывать этот вкусный, наполненный лаской поцелуй она бы не стала ни за какие деньги. Ради всего святого, как он целовал ее… ей в жизни не доводилось испытывать столько ощущений разом. Пожалуй, даже если сложить вместе несколько сносных поцелуев с мальчиками в кедах и мальчиками на KIA, даже тогда не получишь такой восхитительной суммы.

Ник грел ее ухо и шею ладонью, держал за волосы – не больно, просто слегка натягивая, чтобы не думала поворачивать голову – и Тома боялась шевельнуться. Его губы мягко захватывали ее, дразнили, ласкали, и язык то нежно касался, то гладил, то врывался внутрь, требуя ответа – но лишь для того, чтобы снова перейти к невесомым ласкам, едва обозначая мягкие касания губ.

После поцелуя он молча пристегнул ее, пристегнулся сам и тронул автомобиль. Десятью минутами спустя он уже припарковался у ее дома:

– Я провожу.

– Я сама дойду.

– Нижняя! – неожиданно вспылил Ник и прожег ее взглядом, полным ярости, – Я был с тобой сегодня очень терпелив, но даже мое терпение имеет конец.

– Прости…

Тома невольно немного вжала голову в плечи, ругая себя на чем свет стоит, пока он обходил машину.

Слишком поспешно выскочив наружу, она наткнулась прямо на него, и Ник обнял за талию – только вовсе не галантно: рывком прижал к себе и приблизил свое лицо к ее, вынудив слегка отклониться назад:

– Я не буду заходить, иначе точно надеру тебе зад. Но я сегодня провожаю тебя до двери, а завтра хочу видеть в клубе в десять часов ровно, у барной стойки. Это ясно?

– Да, – испуганно прошептала она, приоткрыв рот от удивления: в его глазах горел какой-то гневный огонек, словно он действительно уже был на грани срыва. А она думала, что он преувеличил, насчет конца терпения – просто хотел попугать.

– Да, мастер, – процедил он, и то, как гневно раздулись его ноздри, навело Тому на мысль, что она действительно находится в миллиметре от верного шанса получить жесткое наказание где-нибудь в подъезде.

– Да, мастер, – пискнула она, слегка зажмуриваясь, когда краем глаза заметила поднимающуюся руку. Но Ник не ударил, а заправил ее волосы за ухо:

– Придешь?

– Да… да, мастер. Простите, я знаю, что испортила вечер…

– Больше ни слова. Не хочу слушать эту чушь.

– Прости…

– Я сказал: ни слова, – оборвал он, слегка повысив голос, – Я серьезно.

Перед самой квартирой, когда Тома уже достала ключи, Ник внезапно резко втянул в себя воздух, перехватил ее руки и прижал лицом к двери.

Боясь разбудить соседей, она даже не пикнула, лишь закаменела от шока и стыда, когда он задрал ей пальто, платье, рванул трусики вниз так, что ткань затрещала и просунул руку между ног, мгновенно находя кончиком пальца клитор. От сумасшедших, очень быстрых ласк Тома быстро улетела, перестала себя контролировать, и поняла, что начала стонать, только тогда, когда Ник закрыл ей ладонью рот, а потом просунул между губ один палец:

– Соси. Соси, я сказал, и убери зубы, сучка, – горячо прошептал он на ухо, продолжая стимулировать ее внизу, – Да, вот так.

Оргазма Тома почти не помнила, но в памяти зато отложилось, как Ник забрал у нее ключи и сам открыл дверь квартиры, подталкивая ее внутрь. Как неловко усадил на стойку с зеркалом и наклонился, быстро целуя в щеку:

– Я ухожу. Прости. Я должен уйти прямо сейчас, иначе я за себя не отвечаю. До завтра, нижняя.

Дверь за ним закрылась прежде, чем Тома начала соображать, поэтому ответить она не успела. Но когда через несколько минут смогла дойти до ванной, то нашла на своем лице глупейшую улыбку. Глупейшую из всех, что когда-либо видела в зеркале, включая вечер выпускного с первым поцелуем.

Проснувшись на следующий день по будильнику, она со стоном перекатилась на бок: работа. Совсем забыла про нее. Невероятно, но субботняя смена на самом деле вылетела из головы после всего, что произошло накануне ночью. Кажется, еще на входе в клуб она помнила, что надо уйти чуть пораньше, поскольку утром зазвенит будильник – но уже к тому времени, как Ник вез ее домой, об этом даже мысли не было.

Кое-как пробудившись от глубокого сна, совершенно невыспавшаяся, с ужасным привкусом во рту из-за вчерашнего крепкого коктейля, Тома заметалась по квартире, натыкаясь на углы. Она хотела поехать в клуб вечером, очень хотела – но для этого нужно собрать все сейчас, потому что после работы она уже не успеет вернуться. Платье. Ей нужно еще одно сексуальное платье, а есть только вчерашнее, и оно явно не в том виде, чтобы надевать его снова. Может, она успеет купить что-нибудь днем, если попросит девчонок посмотреть полчасика за кассой и отбежит в соседний ТЦ?

Изрядно накрученная бесцельными поисками в гардеробе – нет, там решительно не находилось ничего, что хотя бы отдаленно могло напомнить клубную «униформу» нижних – Тома выскочила из дома в первых попавшихся джинсах и топе.

А дальше весь день пошел наперекосяк, как это часто бывает, если выходишь из дома «не в себе». Клиенты, как на подбор, попадались раздраженные, кассовая программа подвисала, мастера путали время своих записей и подолгу копались с предыдущим клиентом, в то время как следующий, пришедший по стечению обстоятельств на пятнадцать минут раньше и прождавший в результате полчаса, уже раздраженно стучал ботинком по ножке кресла, зло поглядывая на Тому.

В результате даже помыслить о том, чтобы отбежать в магазин, она не смогла, и без пятнадцати девять готова была расплакаться, когда к старшему мастеру внезапно явился любимый клиент, и стало ясно, что придется задержаться еще минут на двадцать, чтобы рассчитать его.

Последние минуты тянулись мучительно долго, у Томы поджимался живот, и она с тоской смотрела на часы, все больше понимая, что Ник, скорее всего, ее не дождется. Но она все равно должна прийти в клуб, хотя бы для того, чтобы убедиться в этом наверняка.

Выскочив из салона почти в половине десятого, Тома в отчаянии бросилась за руль. Все, что она успела сделать, урвав время в течение дня – это уложить волосы и накраситься. Но наряд покупать – даже думать нечего. Пока она доедет до магазина, уже будет десять. А она и без того опаздывала.

Поколебавшись, Тома набрала номер Лизы перед тем, как тронуться, и сухим от нервного напряжения тоном попросила передать Нику, что задерживается, но все-таки приедет.

– Не волнуйся, он тебя подождет, – очень тепло сказала Лиза. Расслышав на заднем фоне музыку и голоса, Тома внезапно съежилась и затараторила в трубку:

– Слушай, Лиза, ты уже в клубе, да? А я… в джинсах. Не успела купить подходящее платье, что мне делать? В клуб можно в джинсах заходить?

– Эмм… нет, – донеслось из трубки с какой-то очень длинной паузой и шуршанием, и у нее оборвалось сердце, но голос Лизы тут же успокоил, – не волнуйся, у нас есть запасные платья для нижних. Ты приезжай, я сейчас оставлю тебе пакет на охране. Только учти – никакого белья.

О, черт. О, дьявол. Она полуголая в клубных одеяниях, да еще и без лифчика и трусиков… а достаточно ли идеальна ее эпиляция? Дурацкий вопрос… конечно, нет. Она же брила ноги позавчера, и там внизу все уже наверняка колется. В королевстве бархатных кисок она преподнесет настоящий сюрприз одному из лучших мастеров клуба – «сегодня в меню бритый кактус, только для вас, господин».

От снова накрывающей злости на саму себя Тома случайно вывернула руль слишком сильно и едва не врезалась в пролетевшую мимо иномарку – рванула обратно в свой ряд с колотящимся сердцем. Черт. Черт. Может, ей не ехать в клуб? Что, если после такого дня эта ночка окажется еще хуже вчерашней?