Текст книги "Предательство по любви"

– Мы предоставили ей адвоката, – ответил Эрскин. – Она была вольна отказаться, но не сделала этого.

– И зря. Тогда дело, по крайней мере, не дошло бы до открытого процесса. Теперь же нам всем остается лишь явиться в суд и вести себя там с достоинством. Полагаю, тебе придется выступать свидетелем, поскольку ты присутствовал на том злосчастном обеде?

– Да. Выбора у меня нет.

– Свидетелем обвинения? – продолжала допрос пожилая леди.

– Да.

– Ну, я надеюсь, хоть Дамарис не тронут. Не знаю, что бы ты им мог сообщить. – Миссис Карлайон произнесла это с утвердительной интонацией, но по ее напряженному взгляду Эстер поняла, что она ждет ответа.

– Я тоже не знаю, о чем меня спросят, матушка, – сказал Певерелл. – Возможно, им понадобится уточнить, кто где находился в определенное время. И, может быть, подтвердить, что Алекс и Таддеуш поссорились, что Луиза Фэрнивел увела Таддеуша наверх и что Алекс была раздражена этим.

– Ты так и скажешь?! – ужаснулась Эдит.

– Да, если спросят, – как бы извиняясь, произнес юрист. – Скажу то, что видел.

– Но, Пев… – умоляюще взглянула на него миссис Собелл.

Ее зять чуть подался вперед.

– Дорогая, им все и так известно. Кроме меня, об этом наверняка скажут Максим и Луиза. И Фентон Поул, и Чарльз, и Сара Харгрейв…

Дамарис, слушая его речь, сидела страшно бледная. Эдит спрятала лицо в ладони:

– Это будет ужасно.

– Конечно, ужасно, – вмешалась Фелиция. – Поэтому мы должны тщательно продумать, как себя вести. Говорить одну лишь правду, не произносить ничего недостойного, отвечать только на заданный вопрос и постоянно помнить о том, кто мы такие!

Миссис Эрскин конвульсивно сглотнула. Кассиан вытаращил глаза и приоткрыл рот. Рэндольф чуть приподнялся в кресле.

– Никаких собственных домыслов, – продолжала миссис Карлайон. – Помните, что бульварная пресса тут же воспользуется вашими словами, причем наверняка исказит их. И воспрепятствовать вы этому не сможете. Говорить извольте четко и ясно, не допуская ни всхлипов, ни хихиканья… Какая гадость! Виновата одна Александра, а под суд идет целое семейство.

– Спасибо, дорогая. – Полковник посмотрел на супругу со смешанным выражением восхищения, признательности и благоговения. Однако Эстер показалось, что она успела заметить на его лице еще и мимолетный страх. – Ты, как всегда, позаботилась о самом необходимом.

Фелиция не ответила. Лицо ее вновь исказилось от боли, но она моментально овладела собой. Эта женщина не позволяла себе слабости.

– Да, мама, – послушно повторила Дамарис. – Мы все будем вести себя с достоинством.

– Тебя туда не вызовут, – сказала старая леди с ноткой неуверенности в голосе. – Но если ты все-таки не усидишь дома, какой-нибудь сплетник непременно признает в тебе Карлайон.

– А я пойду, бабушка? – встревоженно спросил Кассиан.

– Нет, мой милый, конечно, нет. Ты останешься с мисс Бушан.

– Разве мама меня там не ждет?

– Нет, она хочет, чтобы ты оставался здесь, где тебе удобно. Потом мы расскажем тебе все, что требуется.

Миссис Карлайон метнула взгляд на Певерелла и завела разговор о завещании генерала. Оно было составлено весьма просто и в толковании не нуждалось, но Фелиция хотела сменить тему.

Все вернулись к еде, хотя жевали теперь чисто механически. Эстер размышляла о Дамарис, о ее внезапно сменившемся выражении лица: от удивления – к страху. Если верить Монку, миссис Эрскин была на грани истерики в тот вечер, когда погиб генерал, и вела себя подчеркнуто оскорбительно с Максимом Фэрнивелом.

Почему? Певерелл, кажется, не догадывался о причине этого и просто старался успокоить жену.

Что, если Дамарис заранее знала о предстоящем убийстве? Или даже оказалась свидетельницей преступления? Нет, она ведь была в расстроенных чувствах еще до того, как Александра поднялась по лестнице вслед за генералом! И почему тогда она срывала злость на Максиме?

Значит, эта женщина знала настоящий мотив и предвидела возможность трагедии? Тогда почему молчала? Скажи она о своих подозрениях мужу, и они вдвоем смогли бы предотвратить несчастье. Но юрист явно не знал, что ее тревожит, как, впрочем, не знает и сейчас. Это видно по его поведению.

Может быть, та же самая сила, тот же ужас заставляют молчать и Александру даже под угрозой позорной смерти?

В замешательстве Эстер покинула залу и поднялась вместе с Эдит в ее комнату. Супруги Эрскин удалились к себе, в другое крыло. Мисс Лэттерли оставалось лишь удивляться долготерпению Певерелла, живущего под одной крышей с Фелицией, но, возможно, имей они собственный дом, адвокат не смог бы обеспечить жене такую жизнь, как в доме ее родителей. Забавно, но при всей независимости ее характера, Дамарис, видимо, предпочитала жить под опекой отца с матерью. Впрочем, сама Эстер к роскоши не привыкла и поэтому не бралась судить об этих соблазнах.

Как только дверь за подругами закрылась, Эдит бросилась на диван и, не заботясь о приличиях, устроилась на нем с ногами. Не скрывая своего испуга, она взглянула на гостью.

– Эстер… Это ужасно!

– Конечно, – спокойно согласилась та. – Независимо от исхода судебное разбирательство отвратительно. Если кого-то убивают – это всегда трагедия, и неважно, кого убили и почему.

– Почему… – Миссис Собелл смотрела в пол. – Мы ведь этого не знаем…

– Не знаем, – кивнула мисс Лэттерли, задумчиво глядя на нее. – А ты не думаешь, что это может знать Дамарис?

Эдит подскочила, и глаза ее широко раскрылись:

– Дамарис? Каким же образом? Откуда? И почему ты спрашиваешь?

– Она что-то знала в тот вечер. Говорят, была на грани истерики.

– Кто говорит? Пев об этом не упоминал даже!

– Он сам не мог понять, что с ней, – ответила Эстер. – Но, по собранным Монком сведениям, еще задолго до смерти генерала Дамарис была взволнована настолько, что буквально не могла себя контролировать. Не могу понять, как это мне не пришло в голову раньше, но, может, Дамарис знала, почему Александра это сделала? Возможно, она даже предвидела несчастье и боялась…

– Но если так… – медленно проговорила миссис Собелл, и лицо ее выразило отвращение и просыпающийся ужас. – Нет… она бы не допустила! Ты… ты хочешь сказать, что она была соучастницей?

– Нет. Конечно, нет, – поспешно заверила ее подруга. – Я имею в виду, что она боялась этого, так как узнала нечто, явившееся потом причиной убийства. И если Александра предпочитает быть повешенной, чем раскрыть этот секрет, то, думаю, Дамарис из уважения к ее чувствам тоже ничего не скажет.

– Да, – медленно выговорила Эдит и побледнела. – Возможно… Руководствуясь своими понятиями о чести… Но что это за секрет? Я не могу представить себе ничего настолько… ужасного… – Она замолчала не в силах найти подходящего слова.

– Я тоже, – согласилась Эстер. – И тем не менее это так, а иначе зачем Александре скрывать истинную причину?

– Не знаю. – Миссис Собелл опустила голову.

В дверь постучали – нервно и настойчиво.

Эдит удивленно вскинула глаза. Слуги так не стучат.

– Да? – Она выпрямилась и спустила ноги на пол. – Войдите.

Дверь открылась, и вошел Кассиан. Лицо мальчика было бледным как полотно, а в глазах застыл испуг.

– Тетя Эдит, мисс Бушан и повариха опять ссорятся! – голосок его сорвался. – У поварихи кухонный нож!

– О… – Миссис Собелл едва сдержалась, чтобы не выругаться при ребенке. Она встала с дивана и обняла Кассиана за плечи. – Не беспокойся, я сейчас разберусь. Подожди здесь. Эстер…

Но ее гостья была уже на ногах.

– Пойдем вместе, если ты не возражаешь, – сказала Эдит. – Если все так плохо, как говорит Касс, то необходимо вмешательство двоих. Оставайся здесь, дорогой! Все будет в порядке, я обещаю! – И, ни слова не прибавив, она устремилась из комнаты, а затем – по коридору, в глубь дома.

Подруги еще не достигли черной лестницы, когда стало ясно, что Кассиан ничуть не преувеличил.

– Убирайся отсюда, старая кляча! Пасись где-нибудь в другом месте! – донесся снизу разгневанный женский голос.

– А ты оставайся в своем загоне, жирная свинья! – последовал язвительный ответ.

– Жирная? На тебя бы кто польстился, мешок с костями! Потому и провозилась всю жизнь с чужими детьми, что своих нет!

– На себя посмотри! Щенишься каждый год! Так и бегают на четвереньках в своем свинарнике…

– Я тебе сейчас кишки выпущу, старая дура!

За этим «обменом любезностями» последовали взвизг и смех.

– О, проклятье! – раздраженно воскликнула миссис Собелл. – Это даже хуже, чем обычно!

– Промахнулась! – послышалось насмешливое карканье. – Хрюшка пьяная! Да ты и в амбарную дверь не попадешь, глаза твои поросячьи!

– А-а-а!

Теперь уже к визгу служанки присоединился вопль лакея.

Эдит сбежала по ступеням, Эстер – следом. Глазам их предстала следующая картина: по направлению к ним боком двигалась Катриона Бушан, а в паре ярдов от нее размахивала кухонным ножом толстая краснолицая кухарка.

– Сука уксусная! – вопила она в бешенстве, пронося лезвие в опасной близости от лакея, пытавшегося перехватить ее руку.

– Бурдюк ты винный! – огрызнулась старая гувернантка, рванувшись к ней.

– Прекратите! – вскрикнула миссис Собелл. – Прекратите немедленно!

– Лучше враз от нее отделайтесь! – Уставившись на Эдит, толстуха не глядя махнула ножом в сторону мисс Бушан. – Не будет от нее добра! Нашли кого нанять бедному мальчику!

Позади нее снова взвизгнула служанка и заткнула себе рот краешком фартука.

– Не говори, чего не знаешь, жирная дура! – в ярости закричала на повариху гувернантка. – Думаешь, напичкала его булочками – и забот больше нет?

– Замолчите! – громко сказала миссис Собелл. – Вы обе! Замолчите немедленно!

– Зато ты горазда морочить ему голову, ведьма старая! – продолжала вопить кухарка, не обращая на Эдит никакого внимания. – Не даешь покоя бедному крошке! Уж не знаю, чего ты хочешь!

– Не знаешь? – взвыла в ответ Катриона. – Ах, не знаешь? Конечно, тупая старая обжора! Ты ничего не знаешь! И никогда не знала!

– Ты, что ли, знаешь, рухлядь старая? – Ее противница снова взмахнула ножом. Лакей отпрянул и споткнулся. – Сидела бы у себя наверху, – продолжала она, не обращая внимания на толпящихся в коридоре слуг. – Ан нет, является сюда, вниз, к приличным людям… Тебе бы родиться сотню-другую лет назад. Вот бы поджарили тебя на костре! Бедный мальчик… Так и вьется вокруг него!

– Невежда! – огрызнулась мисс Бушан. – Ты невежда, как и всякая свинья! Думаешь только о своем брюхе! Ты ничего не знаешь! Раз мальчик сыт, то, значит, ему больше ничего не надо? Ха! – Она огляделась, чем бы запустить в толстуху, но, поскольку к тому времени уже оказалась на лестнице, под руку ей ничего не попалось. – Думаешь, что знаешь все, а на самом деле ничего не знаешь!

– Буки, замолчи! – снова прикрикнула на нее миссис Собелл.

– Правильно, мисс Эдит, – совсем разошлась повариха. – Велите ей заткнуть свою злобную пасть! Давно пора вам ее выгнать! Она всю жизнь провозилась с чужими детьми и совсем спятила! Бедный кроха! Лишиться отца и матери и попасть в руки этой старой ведьмы! Вы знаете, чему она его учит? Вы знаете?

– Не знаю и знать не хочу, – отрезала Эдит. – Замолчи и ты сейчас же!

– А неплохо бы вам это узнать! – Глаза толстой женщины горели, шпильки повылезали из ее прически, и волосы растрепались. – И если я вам этого не скажу, то никто не скажет! Бедному мальчику вконец заморочили голову. Сначала бабушка говорит ему, что его мама рехнулась, убила папу и ее теперь за это повесят. И, видит бог, все это правда!

Набравшийся храбрости слуга попытался оттащить кухарку, но та почти машинально отпихнула его.

– А потом приходит эта ведьма, – безжалостно продолжала она, – и говорит мальчику, что мама его любит и что она хороший человек. Что ему после этого думать? – Голос ее становился все пронзительнее. – Он уже не отличает плохого от хорошего и правды от лжи! – Толстуха выхватила из кармана фартука мокрое полотенце и швырнула им в мисс Бушан.

Полотенце попало гувернантке в грудь и соскользнуло на пол. Но та даже не заметила этого. Глаза ее сверкали, лицо было бледным, а тонкие костлявые руки сжались в кулаки.

– Ты мерзкая старая дура! – закричала она в ответ. – Ты ничего об этом не знаешь. Возись со своими горшками и кастрюлями, готовь ему пищу, заботься о его желудке, а о его мозгах я как-нибудь позабочусь сама!

– Буки, что ты говорила Кассиану? – переспросила миссис Собелл.

Катриона побледнела еще сильнее.

– Только то, что его мать хорошая женщина, мисс Эдит. Не один ребенок не должен думать плохо о своей матери.

– Она убила его отца, ты, старая летучая мышь! – взвыла повариха. – И ее повесят за это! Как он это поймет, если будет думать, что его мать хорошая?!

– Это мы еще посмотрим, повесят ее или нет, – сказала гувернантка. – Ее согласился защищать лучший адвокат Лондона. Ничего еще не ясно.

– Давно уже все ясно, – торжествуя победу, хохотнула ее противница. – Ее повесят, и она того заслуживает. Да что ж это будет, если жены начнут убивать мужей, а их за это будут отпускать на все четыре стороны?

– Есть вещи похуже, чем убийство, – мрачно ответила мисс Бушан. – Ты ничего не знаешь.

– Достаточно! – Миссис Собелл встала между ними. – Возвращайтесь в кухню и займитесь делом. Вы меня слышите? – окликнула она кухарку.

– Вам ее лучше уволить, – повторила та, глядя через плечо молодой госпожи на Катриону. – Вот попомните мои слова, мисс Эдит, она еще…

– Хватит! – Эдит взяла толстуху за руку, развернула ее и подтолкнула в сторону кухни.

– Мисс Бушан, – быстро сказала Эстер. – Я думаю, нам лучше уйти отсюда. Иначе обеда в этом доме сегодня не будет.

Старая гувернантка молча уставилась на нее.

– В любом случае, – продолжила мисс Лэттерли, – это бесполезный разговор. Она вас не слышит, и даже если услышит, то все равно не поймет.

Старуха замешкалась, вновь посмотрела на Эстер, на уходящую под присмотром Эдит кухарку, снова на Эстер…

– Пойдемте, – сказала та. – Вы что, не знаете вашу повариху? Она к вам хоть раз прислушалась? Поняла, о чем вы ей говорите?

Катриона вздохнула, повернулась и пошла вместе с мисс Лэттерли вверх по лестнице.

– Никогда, – устало призналась она, а потом, помолчав, добавила: – Идиотка…

Добравшись до комнаты гувернантки, Эстер вошла в нее следом за хозяйкой и закрыла дверь. Мисс Бушан встала у мансардного окна и уставилась на шевелящуюся над крышами листву.

Мисс Лэттерли не знала, как начать разговор с этой женщиной. Следовало вести себя очень осторожно, не называя вещи своими именами. Ей казалось, что правда, которую они ищут, очень близко.

– Я рада, что вы велели Кассиану не думать плохо о его маме, – как бы невзначай обронила мисс Лэттерли. Она видела, как напряглась спина мисс Бушан. Только бы не спугнуть ее! Отступать было поздно, а спешка могла все погубить. Если даже в ярости эта старуха не проговорилась, то она вряд ли поделится тем, что знает, с ней, с незнакомкой. – Страшно, когда такие мысли приходят в голову ребенку.

– Верно, – согласилась Катриона, глядя в окно.

– Даже если учесть, что он, как я понимаю, больше был привязан к отцу.

Гувернантка промолчала.

– Очень великодушно с вашей стороны так говорить с ним о миссис Карлайон, – продолжала Эстер, отчаянно надеясь найти нужные слова. – Вы ведь питали к генералу теплые чувства, должно быть, знали его с детства?

«Господи, помоги мне угадать! – взмолилась она про себя. – Была мисс Бушан гувернанткой Таддеуша – или нет?»

– Знала, – тихо подтвердила старая женщина. – Он был очень похож на Кассиана.

– В самом деле? – Мисс Лэттерли присела на стул, как будто ей предложили остаться. Хозяйка комнаты по-прежнему смотрела в окно. – Вы хорошо его помните? Он был такой же белокурый, как Кассиан? – Новая мысль пришла ей в голову – неопределенная, бесформенная. – Хотя иногда люди бывают очень похожи друг на друга, даже если различаются внешне. Манера держаться, голос…

– Да, – снова согласилась гувернантка, поворачиваясь к Эстер и награждая ее еле заметной улыбкой. – У Таддеуша был точно такой же взгляд – осторожный, оценивающий.

– Он тоже обожал своего отца? – Эстер попыталась представить, как молодой Рэндольф, гордящийся своим единственным сыном, рассказывает ему о великих битвах. И, наверное, точно так же разгорались глаза юного Таддеуша при мысли о славе, опасностях и героизме.

– Именно, – сказала мисс Бушан, и ее печальное лицо внезапно вспыхнуло злостью, но лишь на долю секунды.

– А мать? – спросила мисс Лэттерли, уже совсем не зная, с какого конца подойти к нужному ей вопросу.

Собеседница взглянула на нее и снова отвернулась к окну, поморщившись, точно от боли.

– Мисс Фелиция сильно отличалась от мисс Александры. – Голос ее дрогнул. – Ах, бедняжка, прости ее, Господь…

– Вам ее жалко? – мягко спросила Эстер.

– Конечно, – ответила Катриона, горько усмехнувшись. – Но что толку!..

– Вы думаете, что приговор суда предрешен? Мне показалось, что недавно вы говорили совсем другое…

Пожилая гувернантка замолчала на несколько минут. Снаружи садовник уронил грабли, и стук их деревянной рукоятки о дорожку достиг открытого окна.

– Мисс Александре можно помочь, – сказала наконец старуха. – Хотя, видит бог, я не знаю как. И что будет с ребенком? Нет, что сделано, то сделано, назад ничего не вернешь…

Внезапно отдельные кусочки начали стремительно складываться у Эстер в мозгу в картину – нечеткую, незаконченную, но уже имеющую смысл.

– Так вот почему Александра ничего нам не сказала, – медленно проговорила она. – Чтобы уберечь ребенка?

– Чего не сказала? – Мисс Бушан повернулась к ней, недоуменно сдвинув брови.

– Не сказала настоящей причины – почему она убила генерала.

– Нет… Конечно, нет. Как она могла? Но вы-то откуда об этом знаете?

– Догадалась.

– Александра не пойдет на это. Боже, помоги ей, она думает, что все уже кончено, что генерал был единственным! – Глаза старой женщины наполнились слезами, и она снова отвернулась. – Но я-то знаю, что есть и другие. Я это вижу по его лицу, по тому, как он улыбается, и лжет, и кричит по ночам. – Она говорила очень тихо, но голос ее был исполнен давней боли. – Мальчик напуган, возбужден, он чувствует себя то взрослым, то ребенком, и он отчаянно, болезненно одинок – точь-в-точь как его отец, покарай его Бог! – Катриона глубоко, судорожно вздохнула. – Вы сможете спасти ее, мисс Лэттерли?

– Я не знаю, – честно ответила Эстер. На ложь у нее просто не было времени. – Но я сделаю все возможное, клянусь вам!

Ни слова не прибавив, она встала, покинула комнату, прикрыв за собой дверь, и двинулась по коридору в поисках Кассиана.

Мисс Лэттерли нашла мальчика у дверей его собственной спальни. Он повернул к ней бледное, настороженное лицо.

– Ты правильно поступил, позвав тетю Эдит, – сказала женщина. – Тебе нравится мисс Бушан?

Кассиан продолжал смотреть на нее из-под тяжелых век, и угадать, о чем он думает, было непросто.

– Давай зайдем в твою комнату, – предложила Эстер. Она не знала, что ему скажет, но отступать было нельзя. Правда таилась совсем рядом – во всяком случае, часть правды.

Он молча повернулся и отворил дверь. Гостья вошла за ним в комнату и вдруг почувствовала бешенство при мысли, что вся тяжесть трагедии, греха, смерти легла на эти хрупкие детские плечи.

Мальчик встал у окна, и льющийся с улицы свет выдал следы слез на его нежном лице.

– Кассиан, – тихо начала женщина.

– Да, мэм? – Он медленно повернул к ней голову.

– Мисс Бушан была права. Твоя мама – хороший человек и очень тебя любит.

– Тогда почему она убила папу? – Губы ребенка задрожали, он с трудом сдержал слезы.

– Ты очень любил папу?

Кассиан кивнул, но рука его метнулась вверх, словно он хотел зажать себе рот.

Эстер чувствовала, что ее уже трясет от ярости.

– У вас с папой были свои особые секреты, не так ли?

Младший из Карлайонов приподнял правое плечо и нерешительно улыбнулся. Но в глазах его она увидела страх.

– Я не собираюсь тебя о них расспрашивать, – мягко сказала мисс Лэттерли. – Если, конечно, он тебя просил никому о них не говорить. Ты ведь обещал ему?

Мальчик снова кивнул.

– Наверное, хранить тайну было трудно?

– Да.

– Потому что ты не должен был выдавать ее маме?

Кассиан испуганно взглянул на Эстер и отступил на шаг.

– Это было так важно – не говорить маме?

Ребенок медленно кивнул, не сводя с нее глаз.

– А сначала ты все хотел рассказать ей?

Детская фигурка застыла неподвижно.

Женщина ждала. Издалека в комнату доносился приглушенный уличный шум: дребезжание колес и цоканье копыт. За окном трепетали листья, бросая на стекло узорчатую тень.

Мальчик медленно опустил голову.

– Было больно? – продолжала спрашивать мисс Лэттерли.

Вновь долгое молчание, затем – кивок.

– Но это было то, чем могут заниматься лишь взрослые, и, как честный человек, ты никому не сказал?

Ребенок затряс головой.

– Я понимаю, – прошептала женщина.

– Вы хотите рассказать маме? Папа говорил, что если она узнает, то возненавидит меня, не будет больше любить, не поймет и прогонит меня. Поэтому мама и ушла, да? – Глаза Кассиана были полны страха, точно для себя он давно уже ответил на свой вопрос.

– Нет. – Эстер с трудом сглотнула. – Она не ушла, ее увели. Мама вовсе не хотела бросать тебя. Я ничего не собираюсь говорить ей, но, думаю, она и сама все узнала – и тем не менее не возненавидела тебя. И никогда не возненавидит.

– Возненавидит! Так сказал папа! – Теперь в голосе ребенка звучала паника, он попятился назад.

– Нет, никогда. Мама в самом деле очень тебя любит. Она готова все для тебя сделать.

– Тогда почему она ушла? Она убила папу! Так мне сказала бабушка. И дедушка тоже. И бабушка говорит: ее заберут, и она больше не вернется. Говорит, чтобы я забыл ее и не думал о ней больше! Она никогда не вернется!

– А ты сам хочешь забыть ее?

Наступило долгое молчание. Потом рука мальчика снова потянулась ко рту.

– Я не знаю… – ответил он еле слышно.

– Конечно, ты не знаешь, извини. Мне не надо было об этом спрашивать. Но теперь ты хоть рад, что никто не делает с тобой того, что делал папа?

Тяжелые веки ребенка опустились. Задрав правое плечо, он глядел в пол.

Эстер почувствовала дурноту:

– Кто-то еще это делает? Кто?

Кассиан с трудом сглотнул и ничего не сказал.

– Ты можешь не говорить, если это тоже тайна.

Карлайон-младший снова вскинул глаза.

– Кто-то еще? – повторила Эстер.

Медленно-медленно он наклонил голову.

– Только один?

Испуганный малыш снова уставился в пол.

– Хорошо-хорошо, это твой секрет. Но если тебе понадобится помощь или ты захочешь с кем-то поделиться, обращайся к мисс Бушан. Она хорошо хранит секреты и все понимает. Ты слышишь меня?

Мальчик кивнул.

– И помни: твоя мама очень тебя любит, и я постараюсь сделать все, чтобы она к тебе вернулась. Я тебе это обещаю.

Ребенок смотрел на женщину сквозь слезы.

– Обещаю, – повторила она. – Помни: если захочешь рассказать – обращайся к мисс Бушан. Она здесь все время, и она умеет хранить тайны. Хорошо?

Кассиан в последний раз кивнул и резко отвернулся. Эстер захотелось обнять его за плечи, прижать к груди, пожалеть, дать ему выплакаться, но она понимала, что сейчас делать этого не следует. Ему еще потребуется недетское самообладание, чтобы пережить ближайшие несколько дней, а то и недель.

Она с неохотой повернулась и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Эстер извинилась перед Эдит и без объяснений покинула Карлайон-хаус. Оказавшись на улице, она быстрым шагом двинулась к Уильям-стрит, где кликнула первый попавшийся кеб и велела вознице ехать на Вир-стрит.

В конторе Оливера ее приветствовал удивленный клерк.

– Мне не было назначено, – торопливо объяснила женщина. – Но мне нужно немедленно повидать мистера Рэтбоуна. Я нашла мотив в деле Карлайонов, и, сами понимаете, времени терять нельзя.

Служащий встал, отложил перо и закрыл гроссбух:

– Понимаю, мэм. Я немедленно сообщу мистеру Рэтбоуну. Сейчас у него клиент, но, уверен, он будет вам весьма обязан, если вы подождете, пока он освободится.

– Конечно. – Эстер села и стала следить за стрелками часов.

Через двадцать пять минут дверь кабинета открылась, и к выходу прошествовал величественный джентльмен с золотой цепочкой поперек внушительного живота. Молча взглянув на посетительницу, он попрощался с клерком и отбыл.

Клерк же немедленно прошел к своему начальнику и тут же вернулся.

– Будьте любезны, мисс Лэттерли. – Он отступил, пропуская ее.

– Спасибо.

Оливер Рэтбоун сидел за столом, но встал, стоило ей показаться на пороге.

– Эстер?

Женщина закрыла дверь и в изнеможении привалилась спиной к косяку.

– Я знаю, почему Александра убила генерала. – Она болезненно сглотнула. – Видит бог, я бы на ее месте поступила точно так же! И скорее пошла бы на виселицу, чем открыла кому-нибудь причину.

– Почему? – хриплым шепотом спросил адвокат. – Да не тяните вы, ради всего святого!

– Потому что генерал имел половые сношения с собственным сыном!

– Боже правый! Вы уверены?! – Оливер сел столь внезапно и неловко, что, казалось, силы разом оставили его. – Генерал Карлайон был… Эстер…

– Да, и не он один. Возможно, что и старый полковник тоже – и бог знает кто еще!

Юрист закрыл глаза, и лицо его стало пепельного цвета.

– Неудивительно, что она его убила, – сказал он очень тихо.

Мисс Лэттерли приблизилась к нему и села по другую сторону стола. Ничего не нужно было объяснять. Оба прекрасно понимали безнадежное положение женщины, пытающейся оградить своего ребенка от отца. Дети по закону принадлежат мужу, а не жене. Даже если бы речь шла о младенце, ей бы не отдали его, потребуй она развода.

– Что ей еще оставалось делать? – обессиленно вздохнула Эстер. – Да и если бы она осмелилась сказать – кто бы ей поверил? Ее бы тут же отправили в приют для душевнобольных, посягни она на такой столп общества, как генерал Карлайон.

– Его родители? – Рэтбоун с горечью засмеялся. – Они бы не поверили, даже если б увидели все своими глазами!

– Не знаю, – сказала она. – Если старый полковник тоже был этим грешен, то помощи от него ждать не приходилось. Предположим, что Фелиция ничего не знала. Не представляю, как могла узнать Александра – мальчик ей ничего не говорил. Он поклялся хранить этот секрет и к тому же был очень напуган. Ему внушили, что если он обо всем расскажет матери, она перестанет его любить, возненавидит и прогонит.

– А как вы об этом узнали?

Мисс Лэттерли во всех подробностях пересказала Оливеру все события сегодняшнего дня. В дверь постучал клерк и сказал, что пришел клиент. Адвокат велел ему выйти.

– О боже! – тихо сказал он, дослушав до конца. Женщина видела, что лицо его искажено гневом и жалостью. – Эстер…

– Вы сможете ей помочь? – умоляюще спросила она. – Если вы этого не сделаете, ее повесят. А мальчик останется в том доме – и все будет продолжаться!

– Я знаю. – Рэтбоун встал и подошел к окну. – И сделаю все, что смогу. Дайте мне подумать. Приходите завтра вместе с Монком. – Руки его сжались в кулаки. – У нас нет ни единого доказательства.

Мисс Лэттерли хотела крикнуть, что они непременно должны быть, но вспомнила, что Оливер никогда не бросался словами. Она встала и подошла к нему.

– Вы и прежде творили чудеса, – напомнила она.

Юрист глянул на нее и улыбнулся:

– Моя дорогая Эстер…

Она продолжала смотреть ему в глаза – умоляя, требуя.

– Я попытаюсь, – тихо сказал Рэтбоун. – Обещаю вам, что попытаюсь.

Женщина ответила ему быстрой улыбкой и внезапно погладила Оливера по щеке, сама не зная почему. Затем повернулась и, высоко подняв голову, прошествовала мимо клерка и дальше, на улицу.

Утром следующего дня Рэтбоун, Монк и мисс Лэттерли встретились в конторе на Вир-стрит. Двери были заперты, а все прочие дела отложены. Было это 16 июня.

Уильям выслушал рассказ Эстер о том, что ей удалось выяснить в Карлайон-хаус. Бледный, с плотно сжатыми губами, он сидел и стискивал кулаки. Это был чувствительный удар по его самомнению. Он не мог простить себе, что, ослепленный безупречной репутацией генерала Карлайона, не решился предположить ничего подобного. Но сильнее уязвленной гордости сыщика было чувство гнева. Все его мысли теперь сосредоточились на Александре и Кассиане.

– Это можно считать самообороной? – спросил он Оливера. – Ее освободят?

– Нет, – тихо сказал адвокат. Он был очень хмур этим утром, и его длинное лицо выглядело усталым. – Я всю ночь изучал различные дела, искал подходящую статью закона и каждый раз возвращался к мысли, что единственный шанс – это спровоцированное убийство. По закону, если некое лицо подверглось чрезвычайно сильной провокации, то убийство может рассматриваться как непредумышленное.

– Но этого мало, – перебил его детектив. – Есть еще смягчающие обстоятельства. Господь свидетель, что ей оставалось делать?! Муж совершает кровосмешение и содомию с ее сыном. Да тут не только право, но и долг – защитить своего ребенка. А по закону у нее даже не было прав на сына. Ребенок принадлежит отцу, но в каком законе сказано, что отец может проделывать такое с собственным чадом?

– Разумеется, это противоестественно, – подтвердил Рэтбоун, стараясь унять дрожь в голосе. – Но закон действительно не предоставляет женщине никаких прав на ребенка. У нее нет собственных средств на содержание детей. Она не может оставить супруга, не получив на то его согласие. И уж, конечно, не может забрать ребенка с собой.

– То есть единственный выход – убить мужа? – Монк был бледен. – Как мы можем терпеть такие законы? Их несправедливость очевидна!

– Мы изменяем их, не отменяя, – ответил юрист.

Уильям коротко и яростно выругался.

– Согласен, – с несколько натянутой улыбкой сказал Оливер. – Но давайте вернемся к делу.

Сыщик и Эстер молча воззрились на адвоката.

– Непредумышленное убийство – самое большее, на что мы можем надеяться, и доказать его будет весьма затруднительно, – объясним он им. – Если нам все же это удастся, то наказание определит суд. Закон в этих случаях предусматривает заключение от нескольких месяцев до десяти лет.

Его собеседники с облегчением вздохнули, а мисс Лэттерли даже вымученно улыбнулась.

– Но, повторяю, это еще следует доказать, – продолжал Рэтбоун. – И сделать это будет сложно. Генерал Карлайон – герой, а людям не нравится, когда образы героев чернят или даже просто разрушают. – Он откинулся на спинку стула, засунув руки в карманы. – Мы склонны видеть человека либо хорошим, либо плохим. Так проще и для наших мозгов, и для сердца. Черное и белое. Нам больно сознавать, что обожаемый всеми человек, исполненный высочайших достоинств, может обладать самыми омерзительными, отталкивающими наклонностями.

Оливер говорил, глядя поверх голов Эстер и Уильяма, словно сам с собой:

– Если же мы все-таки признаем это, то немедленно начинаем ненавидеть своего бывшего кумира, точно так же, как раньше обожали его. Крушение иллюзий приводит людей в ярость. Они чувствуют себя так, словно их предали… – Красивые губы Рэтбоуна сложились в печальную улыбку. – Немногие могут пережить крушение иллюзий достойно и с честью. Боюсь, что таких храбрецов найдется очень мало. Люди весьма неохотно верят тому, что может возмутить их покой. А времена сейчас беспокойные: война, разговоры о неумелом командовании и бесполезных жертвах, мятежные настроения в Индии, наконец… Одному богу известно, чем это все закончится! – Он откинулся на спинку стула. – Нам нужны герои. Мы не желаем видеть их слабости и отвратительные наклонности, которые сами не всегда осмеливаемся даже назвать по имени.