Текст книги "Не обмани себя"

Энн Сандр
Не обмани себя

1

Два года назад Ник Роббинс выиграл процесс против Саверо. Статья: предумышленное убийство при отягчающих обстоятельствах. Макс был приговорен к пожизненному заключению.

Теперь, принимая во внимание новые показания, а также якобы допущенные злоупотребления в полицейском управлении Хьюстона, а возможно, даже подкуп присяжных, похоже было на то, что Саверо получит еще один шанс. Повторное слушание дела? Неслыханно, тем более в случае преднамеренного убийства.

Несмотря на повторные предупреждения со стороны судьи Кристофера Фултона, атмосфере в зале суда недоставало тишины и той торжественности, что обычно ассоциируется с отправлением правосудия. Жадная до зрелищ толпа замирала от предвкушения необычного действа, словно на карнавальном шоу, где в качестве главного действующего лица выступал Максимилиан Саверо.

Николас Роббинс, государственный обвинитель, поднялся со своего кресла, посмотрел в сторону подсудимого и тут же поспешно отвернулся. Невозмутимо спокойная и самодовольная, несмотря на некоторую бледность от долгого пребывания в камере, физиономия Макса Саверо вызвала у прокурора чувство тошноты. Уж кто-кто, а этот тип, по мнению Роббинса, заслуживал самого жесткого наказания.

Однако на сегодняшнем утреннем заседании стало ясно, что десятки апелляций, составленных высокооплачиваемой артелью адвокатов Саверо во главе с непобедимым Стэнли Корффом, принесут свои плоды. После долгих недель юридических свар предотвратить пересмотр дела могло разве что заключительное изложение обстоятельств дела перед судьей.

– Ваша честь... – Роббинс расхаживал взад и вперед, пытаясь подавить нарастающее ощущение безысходности.

Повторное расследование казалось неминуемым, но молодой прокурор не сдавался. И вот сейчас – его последний шанс оставить приговор в силе.

– Это произошло три года назад, – говорил Роббинс, – пятнадцатого декабря тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. Максимилиан Саверо вошел в зал ресторана «Афродита», взвел курок и выстрелил в упор. Он убил собственных родителей.

В серо-стальных глазах судьи Фултона отчетливо читалось нетерпение. Для себя судья уже все решил: пересмотр дела неизбежен.

Но Роббинс продолжал:

– Макс Саверо совершил убийство. Он был осужден на основании показаний пяти очевидцев. Пятеро граждан исполнили свой долг. Они отказались от налаженной жизни, пожертвовали карьерой, приняв условия программы защиты свидетелей. Новый суд над этим человеком – насмешка над принесенной ими жертвой, издевательство над правосудием. Вся его защита – не более чем дорогостоящий набор юридических уловок. Это фальсификация, ваша честь, состряпанная на основе заявления весьма кстати подвернувшегося первостатейного мошенника Карло Андриани.

Произнеся это имя, Роббинс едва не поперхнулся. Когда поганец всплыл с идиотской историей о подготовке фактов и алиби, его следовало бы вышвырнуть пинком под зад из здания Окружного суда. Но вместо этого новые показания запустили невидимые колеса, и элитная команда адвокатов Саверо стала подливать масла в огонь до тех пор, пока машина правосудия не покатилась прямехонько к пересмотру дела.

– Ваша честь, мы не имеем права впустую расходовать время суда и деньги налогоплательщиков. Макс Саверо виновен, и неважно, сколько он затратит на свою защиту. Виновен, как Каин. Позволяя провести еще один судебный процесс, мы тем самым дадим понять всему округу, что убивать не возбраняется, если тебе по карману лучшие законоведы. В штате Техас справедливость продается и покупается.

Судья Фултон чуть заметно поморщился: Роббинс понял, что задел нужную струну. Может, и судья подкуплен? Судья Фултон, который носит мантию вот уже двадцать четыре года?..

– Не бесчестите наш суд этой баснословно дорогой пародией на правду, – подвел итог молодой прокурор. – Не идите на поводу у лжецов, мошенников и убийц, не позволяйте втянуть себя в очевидное мерзкое разбирательство по делу убийцы!

– Благодарю вас, мистер Роббинс. – Судья Фултон кивнул в сторону защиты: – Вы хотите возразить, мистер Корфф?

Роббинс скрипнул зубами. Спросить Стэнли Корффа, не хочет ли он возразить – все равно что спрашивать пулю, не изволит ли она покинуть ствол после того, как спущен курок. Пройдоха-адвокат за последние семнадцать лет снискал себе репутацию блестящего оратора. Обращаясь к судье, он снимал очки и смахивал с глаз крокодиловы слезы. Красноречивый Стэнли соловьем разливался о несомненных достоинствах своего подзащитного.

– А теперь о Карло Андриани, – обратился адвокат непосредственно к Роббинсу. – Стыдно вам, господин прокурор, порочить столь храброго человека. Невзирая на грозящую ему опасность, Андриани выступил с новыми сведениями по делу, подтверждающими невиновность моего подзащитного. Показания Карло Андриани – это веха на светоносной дороге к истине!

Роббинс с трудом сдержал саркастическую усмешку. Мало того что Карло Андриани – мошенник, каких мало, его так называемая «веха» – не более чем маловразумительное заявление, все имена в котором тщательно вычеркнуты. Обвинителям не разрешили привести этих людей к присяге, поскольку Андриани, видите ли, окажется в опасности, как только имена станут известны.

Стэнли картинно возмущался несправедливостью, якобы допущенной во время первого судебного разбирательства. Он то бушевал, то понижал голос до шепота, умолял и требовал одновременно. Завершил он речь патетическим жестом в сторону сестры Макса, Стефании, темноглазой красавицы, стойко поддерживающей брата. Именно Стефания подтверждала алиби Макса на момент убийства. Разумеется, Роббинс знал, что девица бесстыдно лжет, однако даже он признавал: Стефания Саверо прямо-таки излучает искренность и сестринскую скорбь. Ее присутствие в зале суда – сильный ход.

– Бодритесь, Стефания! – воскликнул Стэнли. – Ваши родители уже не вернутся в любящие, нежные объятия, но скоро, дорогая леди, справедливость восторжествует. Мы верим: суд мудр, суд назначит повторное разбирательство. Вам возвратят брата, Стефания!

И Стэнли Корфф возвратился на свое место рядом с Максом Саверо. Какие-то мерзавцы зааплодировали.

– К порядку! – Судья Фултон постучал молоточком. – Благодарю вас, мистер Корфф. Я удаляюсь. Слушание продолжится после перерыва.

* * *

Прокурор пересек зал суда и спустился по мраморной лестнице. Он старался шагать не спеша, чтобы не создалось впечатление панического бегства; раздвигая толпу журналистов, Роббинс решительно продвигался к порталу парадного входа.

Снаружи моросил январский дождик, унылый, под стать настроению молодого человека. Леденящие мерзкие капли, падающие с низких серых небес, не несли в себе очищения. Как всегда, разительный контраст между великолепным зданием суда и замусоренными улочками Хьюстона напомнил Роббинсу, что высокие идеалы слишком часто возводятся на грязи и слякоти. Повторное слушание окажется пакостным делом.

Пресса постепенно отстала. Вместо того чтобы преследовать Роббинса и его помощников, журналисты устремились вдогонку за неистовым Стэнли – у этого всегда наготове скандальные разоблачения. Только растрепанный Джон Бартон из «Хьюстонз тайм» по-прежнему трусил рядом: это из-под его пера в прошлом месяце вышла статья о коррупции в полицейском управлении. Журналист обогнал Роббинса и шагнул ему навстречу.

– А что свидетели, мистер Роббинс? Они готовы давать показания?

– Повторное слушание еще не назначено. Догадки строить рано.

– Да бросьте вы, Роббинс! Все знают: пересмотр дела состоится. Вы единственный человек во всем Хьюстоне, который отказывается это признать!..

Только публично, подумал про себя Роббинс, обгоняя Бартона и подходя к старинному каменному особняку, где располагался офис прокурора.

– Прости, Бартон. Комментариев не будет.

– Сью Гарднер взяла самоотвод. Как насчет остальных свидетелей? – крикнул Бартон ему вслед.

Как насчет свидетелей? Этот вопрос мучил Роббинса с того самого момента, как возникла возможность пересмотра дела. Обвинительный приговор был вынесен на основании показаний пяти очевидцев; сейчас ими занимается программа защиты. Как верно указал журналист, Сью Гарднер, едва не погибшая из-за коррупции в полицейском управлении, от повторной дачи показаний в суде отказалась. Второй из пяти, Майкл Джордан, убит. Осталось трое – бухгалтер, бывшая фотомодель и официантка. Отряхнув мокрый плащ, Роббинс надавил на кнопку вызова лифта и повернулся к помощникам.

– Как только поднимемся в офис, сразу начнем готовиться к повторному разбирательству. Первым делом надо связаться со свидетелями.

– Может, судья Фултон не согласится на пересмотр дела, – проговорила Эмма Броуди, миниатюрная, застенчивая женщина, еще и года не проработавшая в офисе прокурора.

Эмма явно не теряла надежды. Неужели она настолько наивна?

Двери лифта распахнулись. Здесь начиналась святая святых, куда не допускались ни репортеры, ни фотографы, ни праздношатающиеся. Тишину нарушал только приглушенный гул голосов занятых своим делом юристов, ассистентов, экспертов.

И вдруг из-за приоткрытой двери донесся гневный женский голос, что-то возбужденно доказывающий:

– Если вы думаете, что схватили настоящего убийцу, вы выжили из ума! Я этого не допущу! Нет, мэм, не ждите!

– Если вы не уйдете, я попрошу, чтобы вас вывели силой.

– Только не надо угроз, мисс Нильсен. Я же пытаюсь помочь вам!

Роббинс переступил порог.

– Что тут происходит?

Хрупкая девушка развернулась так стремительно, что ее иссиня-черные кудряшки взметнулись вихрем. Ярко-синие глаза вспыхнули. На губах заиграла лукавая усмешка. Какое знакомое лицо!..

– Привет, Роббинс. Сколько лет, сколько зим!

– Прошу прощения, мы разве знакомы? – Подбоченившись, девушка вздернула подбородок.

– Обижаешь, красавчик! И это после стольких ночей, проведенных вместе! Разве нас не связали навеки «альковные тайны»? Не совсем в том смысле, конечно...

В памяти у прокурора прояснилось, словно из-за облака выглянуло солнце.

– Конни Грант?

– Она самая.

* * *

Три года назад для официантки Конни Грант бар-ресторан «Афродита» в центре Хьюстона был настоящим раем. Кухня ослепляла чистотой. Повара в высоких белых колпаках и белоснежных передниках – мастера своего дела. А чаевые? Чаевые превосходили самые смелые ожидания!

Конни обожала наплыв посетителей во время ланча. Аромат свежей выпечки смешивался с острым запахом копченых колбас и специй. Овощи – красные перцы, зеленые кабачки, сочные фиолетовые баклажаны – казались сорванными только что с грядки. Не то что в замусоренных вагонах-ресторанах, где Конни приходилось обрывать увядшие листья салата и всячески ухищряться, чтобы никто не заметил: еда – сущая дрянь, жир пополам с песком. Вот «Афродита» – классное заведение! Темное дерево и приглушенный свет нравились дамам, а джентльмены упивались запретным ощущением причастности к неким альковным тайнам.

Альковные тайны, повторила Конни про себя. Сегодня ее словарь обогатился этим словосочетанием, и ей нравилось, как оно звучит.

Картинно покачивая бедрами, девушка прошла через весь зал и доставила заказ на так называемый альковный столик в углу. Салат из креветок с майонезом – для элегантной дамы в ослепительно-белом костюме, стоимость которого, надо полагать, превышала трехмесячный доход официантки. И гигантский сандвич «муффулета» для ее супруга.

– Прошу вас, мистер и миссис Саверо. Приятного аппетита!

Мистер Саверо, представительный пожилой джентльмен, так и впился взглядом в низкий вырез блузки девушки.

– Спасибо, Конни. Не принесешь ли еще один бурбон?

– Можно! – Конни оглянулась на его супругу. – А для вас, мэм? Еще вина?

– Один бокал, пожалуй. – Миссис Саверо, красивая женщина с усталым взглядом, ласково улыбнулась официантке: – Как поживаешь, Конни? Много новых слов выучила?

– Не жалуюсь, – бодро отозвалась девушка. – Не скажу, что моя жизнь – сплошная череда альковных тайн, но все же...

– Что?..

– Это мои новые слова на сегодня, – пояснила Конни.

Мистер Саверо фыркнул. Ходили слухи, будто он один из крупнейших мафиози Южных Штатов и замешан в весьма сомнительных махинациях, но Конни этому не верила. Что до нее, мистер Саверо – джентльмен весьма порядочный. Может, и устремляет взгляд за вырез, однако рукам воли не дает. А на чаевые щедр! В списке завсегдатаев ресторана чета Саверо стояла для Конни на первом месте.

– Просто в голове не укладывается, – дружелюбно усмехнулся он. – Зачем такой прелестной блондиночке работать в поте лица?

– У меня есть выбор?

– Черт возьми, Конни, держу пари, в этом зале найдется с десяток стариканов, готовых оплачивать твои счета.

– Перестань! – одернула жена.

– Да это же чистая правда! Я желаю знать, почему наша крошка Констанс до сих пор не приняла покровительство какого-нибудь толстосума?

– Покровительство мужчины? – Конни слышала эту фразу, наверное, в миллионный раз с тех пор, как ей исполнилось тринадцать. Тогда у нее отчетливо обозначились груди, и приемный папочка впервые заявил, что, возможно, ледяное, озлобленное сердце его растает и он подарит-таки Конни новое платье, если она заглянет к нему в спальню, пока приемная мамочка на работе. Конни с достоинством выпрямилась. – Спасибо, мистер Саверо, благодарю вас, сэр. Я могу сама себя содержать. Кроме того, я поступила на заочные подготовительные курсы. Изучаю введение в юриспруденцию.

– Умничка, – похвалила ее миссис Саверо. – Главное – не сдавайся! Может быть, через пару лет Джованни предложит тебе работу.

Муж ее снисходительно рассмеялся.

– Ага, точно. В моем деле юристов всегда не хватает.

– Приятного аппетита! – Улыбаясь про себя, Конни развернулась и направилась к бару. В один прекрасный день она всем покажет, на что способна! С первыми курсовыми заданиями она здорово справилась!

Официантка задержалась у следующего столика и приняла еще один заказ. Нет, господа, я вам не безмозглая секс-бомба! Крашеные волосы и пышная грудь еще не означают, что в голове пусто! И какая девушка не любит выглядеть на все сто? Как, скажем, Мэрилин Монро!

У бара Конни встала на цыпочки и облокотилась на полированную дубовую стойку.

– Привет, Майкл. Мне нужно две порции «Кровавой Мэри», один бурбон и еще бокал любимого миссис Саверо шабли.

– Саверо, говоришь? – На Майкле Джордане красовалась нелепая шапочка Санта-Клауса. Бармен потянулся к бутылкам, и белая кисточка закачалась аккурат между хитрющими глазками. – Эх, кабы мне да чаевые с этого столика!

– И тебе достанется, приятель! Хоть я и коплю на рождественские подарки, я тебя не обижу.

– А мне ты что подаришь, Конни?

– Ох, говорили мне, что этот мальчик плохо себя ведет! Боюсь, в твоем чулке Санта-Клаус оставит только угольки!

Майкл кивнул в сторону парадного входа: на пороге возник высокий джентльмен в темно-коричневом плаще.

– Погляди, кого к нам занесло!

– Да это же Макс Саверо!

Конни сразу же узнала его. Как-то раз, когда молодой человек ужинал вместе с родителями, миссис Саверо представила его Конни. Мамочка явно гордилась своим преуспевающим сынком. Макс был до того красив, что у девушки просто зубы заныли. Ходили слухи, что он намерен выставить свою кандидатуру в сенат. Если так, Конни за него обеими руками проголосует!

Но сегодня с Максом творилось что-то неладное. Кипя от ярости, он пулей промчался через весь зал; полы плаща развевались за его плечами, словно крылья летучей мыши. А направлялся молодой Саверо прямиком к родительскому столику.

Конни подалась в том же направлении, еле удерживая на одной руке поднос с напитками. Если поторопиться, ей, может быть, повезет и молодой красавец ее заметит?

Отец Макса встал и поздоровался с сыном. Во взгляде матери, что еще мгновение назад лучился гордостью, промелькнул страх. Что происходит? Макс возмущенно доказывал что-то родителям.

А затем вытащил пистолет.

Ох, нет, боже мой, нет!

Поднос выпал из рук Конни; осколки стекла со звоном разлетелись по полу. Девушка бежала к угловому столику, к альковному столику, к такому далекому столику... казалось, что до него еще много миль.

– Нет, Макс! Не надо...

Два выстрела прозвучали почти одновременно.

Конни не сводила с Макса глаз. Молодой человек резко развернулся и ринулся к выходу. Официантка преградила ему путь.

– Что вы наделали?! Боже мой, что вы наделали!

Они стояли лицом к лицу. Конни заглянула в льдисто-голубые глаза и увидела там пустоту. Ни искры света, ни проблеска чувства. Душа этого человека была мертва.

Макс оттолкнул ее и выбежал из ресторана. Даже не глядя в сторону углового столика, Конни знала: Джованни и Софи Саверо мертвы. Погибли от руки собственного сына.

* * *

Подвижная, загорелая Конни Грант и раньше избытком веса похвастаться не могла, а теперь и вовсе исхудала. Впрочем, произошли и другие перемены. Куда исчезли платиново-белые локоны? Черные как смоль, небрежно подстриженные пряди обрамляли озорное мальчишеское личико. Умеренный макияж оттенял огромные синие глаза и подчеркивал линию губ, шаловливо изогнутых, словно девушка вот-вот рассмеется. Вместо обтягивающего свитера на Конни был модный брючный костюмчик, необыкновенно ее красивший.

– Какого черта ты здесь делаешь? – возмутился Роббинс.

– В Сан-Франциско мне славно живется, ничего не могу сказать. Меня туда заслали по условиям программы. Но тут до меня дошел слух о смерти Майкла Джордана, и я помчалась прямиком сюда. Как вы только могли арестовать Стива Клуни? – Пухлые губки скептически изогнулись. – Ну, даете! Вы, братцы, к делу подошли не с той стороны. Все у вас не так!

– Стало быть, ты вернулась, чтобы учить меня юриспруденции? – сухо осведомился Роббинс.

Он нисколько не удивился. Конни Грант – это же воплощенное упрямство! В качестве свидетельницы Конни могла всю душу вымотать. Эта особа патологически не способна ограничиться простыми «да» или «нет». Цепляется за каждое слово. Термин «уклоняться от темы» в отношении ее показаний приобрел новый смысл. Такой непредсказуемой, нахальной, своевольной свидетельницы прокурор в жизни своей еще не встречал... Но, как ни странно, сейчас он ей даже обрадовался.

– Послушай, Роббинс. Я как раз говорила мисс Нильсен, что могла бы помочь вам в этом деле. Я хорошо знала и Майкла и Стива. Вы арестовали ни в чем не повинного человека. Стив Клуни – кроткий, добрый парень, и умница, каких мало! Кроме того, он и Майкл были друзьями.

– Случается, и друзья ссорятся, – заметил Роббинс.

– Иногда, – согласилась Конни, – но дружеская перебранка редко заканчивается тем, что так подозрительно смахивает на убийство с целью устрашения. Как если бы орудовала целая банда.

Разве что преступник – «умница, каких мало», подумал Ник.

– А термин «убийство на почве ревности» тебе что-нибудь говорит?

– Ревность? – Девушка встряхнула кудрями. – Если ты имеешь в виду, что Майкл и Стив были любовниками, то ты ошибаешься, солнышко! И я скажу тебе почему.

– Не сомневаюсь, что скажешь. Пойдем-ка ко мне в кабинет и обсудим твою версию.

– Вот еще! – Конни привычно вздернула подбородок. – Насколько я понимаю, дело по убийству Майкла Джордана ведет мисс Нильсен. Это с ней мне нужно перемолвиться словечком. А не с тобой!

– Да, верно. Но сейчас мне нужно...

– Ты что, не доверяешь ей, Роббинс? – Конни повернулась к Аделине. – Что-то не ценит он вас!..

Прокурор Аделина Нильсен, очень толковый юрист, стремительно продвигающаяся по служебной лестнице, наклонила голову.

– Она права, Ник! Конни должна поговорить со мной.

– Отлично! Но сейчас мне нужно вернуть ее под защиту программы. Мои свидетели нужны мне живыми. Пока мы тут препираемся, судья Фултон обдумывает, с чего начать пересмотр дела Саверо.

– Черт! – Синие глаза Конни расширились. – Надо было мне забежать в Окружной уголовный суд и выложить этому судье все, что я о нем думаю.

Этого-то Роббинс и опасался. Меньше всего ему сейчас нужно, чтобы Констанс Грант радовала журналистов потоком сомнительных откровений. Его свидетели должны внушать безусловное доверие! И не должны подвергать себя опасности.

– Конни, твой координатор знает, что ты здесь?

– Спасибочки, координатор мне не нужен! Я вам не лошадь на скачках!

– Позволь тебе напомнить: когда ты согласилась участвовать в программе защиты свидетелей, ты приняла на себя определенные обязательства.

– Это верно! Поверь, я бесконечно благодарна за неоценимую помощь, оказанную мне в рамках этой программы.

Роббинс подозрительно воззрился на гостью. Она что, издевается? Большинство свидетелей стонут, что их оторвали от друзей, от семьи, от любимой работы, но Конни вроде бы на самом деле довольна.

Вслух этот вопрос задала Аделина Нильсон:

– Вам нравится положение «оберегаемого свидетеля»? Жизнь в чужом городе? Вдали от семьи?

– А у меня и нет семьи! Папаши я не знала, а мать умерла, когда мне было восемь. – Нет, Конни не жаловалась на судьбу, она просто констатировала факт. – Я вам вот что скажу, мисс Нильсен: благодаря программе я впервые в жизни почувствовала, что кому-то есть дело до меня и моей безопасности.

Потрясенная Аделина выдавила из себя улыбку.

– Вы неподражаемы, Констанс. Послушайте, почему бы вам не заглянуть сюда завтра утром в девять? Мы бы рассмотрели ваши показания по поводу убийства Майкла Джордана.

– Спасибо! – Конни энергично пожала ей руку. – Как думаете, ничего, если я ненадолго загляну в тюрьму к Стиву?

– Полегче на поворотах! – одернул девушку молодой прокурор. – Ты и шагу отсюда не сделаешь, пока я не распоряжусь насчет охраны. А теперь пошли, Конни.

Она вовсе не намеревалась смиренно соблюдать дистанцию. Конни шагала рядом с прокурором; так они прошествовали вдоль всего коридора к просторному кабинету в углу здания.

Девушка радовалась, что одержала эту небольшую победу над Аделиной Нильсен... и над Роббинсом. Их общение в прошлом, когда прокурор учил девушку давать показания на процессе Саверо, представляло собой непрерывную череду стычек и ссор. Тогда сила была на его стороне, и он мог задирать нос сколько угодно. Но на этот раз все сложится иначе!

Ник захлопнул за гостьей дверь и жестом указал на кожаное кресло напротив его огромного, заваленного бумагами стола.

– Присядь, Конни.

– Не хочу!

Он просиял неотразимой улыбкой, перед которой устоять невозможно, лучше и не пробовать. Как правило, Ник Роббинс производил впечатление человека серьезного, поглощенного проблемами глобальной важности. Но когда он улыбался, лицо словно озарялось светом. Темные глаза озорно заискрились.

– А ты совсем не изменилась, Конни. Хоть внешне выглядишь по-другому, но такая же упрямая, как сорняк на клумбе с тюльпанами.

– С чего ты взял?

– Я пригласил тебя сесть. – Молодой человек указал на кресло. – Ты сказала, что постоишь. Предложи тебе кофе, ты потребуешь лимонаду. Скажи тебе, что небо синее, и ты примешься уверять, что оно оранжевое в цветочек.

– Не глупи! Цвет неба я знаю.

– Оно синее, как твои глаза. – Роббинс уселся за стол, перелистал телефонный справочник и снял трубку. – Я звоню в окружной офис федерального управления.

Пока прокурор разбирался с федеральными бюрократами по телефону, Конни пригляделась к человеку за столом. Николас Роббинс был красив, изящен, высок и... элегантен. Именно это слово лучше всего характеризовало государственного обвинителя. Спокоен, невозмутим, однако за внешним лоском угадывался характер твердый и несгибаемый. Силен и уверен в себе, черты лица словно из гранита высечены. Светло-каштановые волосы всегда тщательно причесаны. Носит дорогие, сшитые на заказ костюмы. Сегодня на нем темно-синий и сидит безупречно. Тонкая белая рубашка, запонки с монограммой, шелковый галстук.

Ник повесил трубку.

– Офицер федерального управления зайдет за тобой через полчаса.

– Видишь ли, Роббинс, я отказалась сесть не затем, чтобы тебя позлить. Я два дня провела за рулем, спеша сюда: зад до сих пор ноет.

– А как насчет мозгов? Тоже выдумала – возвращаться в Хьюстон! Здесь для тебя небезопасно. – Прежде чем Конни успела возразить, он поднял руку. – Я знаю, ты до сих пор не веришь, будто Джованни Саверо занимался рэкетом и контрабандой и возглавлял преступную группировку. Но факты – упрямая вещь. Только благодаря этому мне удалось включить тебя и прочих свидетелей в программу защиты.

– Да знаю, Роббинс. – Так зачем ты вернулась?

– Я подумала, что ты отчасти прав... – отозвалась она. Газетную статью о гибели Майкла Джордана Конни запомнит на всю жизнь. Беднягу убили двумя выстрелами в голову. А тело затолкали в багажник взятого напрокат автомобиля и оставили в порту.

– Что ты сказала, Конни?

– Не верю, что мистер Джованни Саверо был королем преступности, но вот убийство Майкла и впрямь похоже на показательную расправу. Может, кто-то, кто работал на Макса Саверо, заманил Майкла назад в Хьюстон и убил его, чтобы запугать прочих свидетелей?..

– Так и мы сначала думали. Особенно учитывая, что убийство Джордана совпало с борьбой за пересмотр дела Саверо. Но косвенные улики доказывают обратное. Орудие убийства, отпечатки пальцев, пятна крови... – Прокурор пожал плечами. – Прости, Конни, но твой друг Стив действительно убил Майкла Джордана.

– Ты ошибаешься!

– А ты несносная упрямица!

– Я права, Роббинс! Ты должен меня выслушать! Я избавлю тебя от многих неприятностей!

– Только не надо одолжений! – Ник отодвинулся в кресле от стола и встал. – Поговорим о чем-нибудь другом, пока за тобой не пришли. Тебе нравится Калифорния?

– Не хуже других мест. У меня есть работа. Я учусь в колледже, изучаю юриспруденцию. Но я здесь не для пустой болтовни. Я приехала вызволить моего друга из тюрьмы. И еще...

– Перемена пошла тебе на пользу, – заметил Роббинс.

– О чем ты? – недоуменно пробормотала Конни.

– Новый цвет волос. Новый стиль. Ты отлично выглядишь! Это тебе координатор присоветовал?

– Не-а. Сама додумалась! – Конни подозрительно воззрилась на Роббинса. Он осыпает ее комплиментами, чтобы сбить с толку?

– Почему ты выбрала черный цвет?

– Сначала я решила вернуться к естественному оттенку. Только вот беда, не смогла вспомнить, какой он был. Мне подумалось, что черный цвет то, что надо, учитывая, что калифорнийки – блондинки, как на подбор.

– Очень идет к твоим синим глазам.

Девушка почувствовала себя польщенной. В прошлом, когда Конни Грант выступала в роли свидетельницы, Роббинс постоянно критиковал ее манеру одеваться. Единственный мужчина, который не одобрял, когда Конни выставляла грудь напоказ...

Теперь, с грустью подумала она, и выставлять-то особо нечего.

– Я начала заниматься аэробикой, – пояснила она. – Ведь на первые два месяца мне бесплатно предоставили славную квартирку и дали еще изрядное пособие. Впервые с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать, отпала необходимость работать по четырнадцать часов в сутки. И я стала делать все то, что откладывала на потом. Ну, знаешь, часами лежала в ванне, загорала, бездельничала в свое удовольствие. Даже сходила к дантисту и залечила зубы. И еще я сменила весь свой гардероб. Ведь, когда я похудела, старая одежда висела на мне мешком. – Девушка застенчиво потупилась. – Тебе нравится?

– Да. Если бы мне только удалось укоротить тебе язычок, ты стала бы свидетельницей что надо!

Итак, для него она не больше чем пешка в юридической игре! Свидетельница обвинения. А ведь было время, когда Конни по глупости подумала, что между нею и Ником Роббинсом может возникнуть связь более тесная. Теперь она поумнела.

– Ник, ты ведь не думаешь, что дело и впрямь пересмотрят, а?

– Боюсь, что пересмотрят. Я тоже твердил себе, что это невозможно, но, наверное, с той самой минуты, как судья Фултон назначил слушание, все к тому шло.

– Когда это случилось? Около десятого декабря?

– Чуть раньше. А что?

Конни порылась в сумочке: ее содержимое помогло бы выжить даже на необитаемом острове. В фотоотделении кошелька она наконец нашла то, что искала: газетную вырезку с портретом Майкла Джордана; в смокинге парень выглядел настоящим щеголем. В статье говорилось о смерти Тейлора Хета: это имя Майклу присвоили в рамках программы. Девушка бросила газету на стол.

– Здесь проставлена дата – десятое декабря.

– Я отлично знаю, когда убили Майкла, – отозвался прокурор, досадливо поморщившись. – Я уже говорил тебе, Конни: мы пытались установить связь между его гибелью и делом Саверо.

– Тогда подумай вот о чем, – продолжила Конни. – Я получила эту статью и фото по почте. Письмо было адресовано Конни Грант, в то время как все в Калифорнии знают меня под именем Лилиан Блейк.

– И письмо пришло на твой адрес?!

– Да.

Ник стремительно обошел стол и схватил девушку за плечи. Пальцы его напряглись, словно он намеревался задать гостье основательную встряску.

– Черт тебя дери, Конни! Почему ты мне сразу не сказала?!

– Я как раз к тому вела!..

– Итак, тебя обнаружили! Значит, скомпрометирована вся программа! В очередной раз...

Сердце Конни неистово билось – конечно, сообщение не из приятных, но такой бурной реакции Роббинса она никак не ожидала. Прокурор был просто взбешен.

– Ты меня пугаешь! – Кокетливо, но с какой-то долей испуга Конни уставилась на Ника. – Неужели это так опасно?

Роббинс с трудом сдерживался.

– Ты сообщила о письме своему координатору?

– Нет. Сперва я подумала, может, он и прислал мне эту статью. Он знал, что мы с Майклом дружили. Ты первый, кому я сказала об этом, Роббинс.

– Благодарение Господу, с тобой ничего не случилось!.. – Его пальцы расслабились, и на какое-то мгновение девушке показалось, что вот сейчас он обнимет ее, притянет к своей широкой груди и защитит от любого врага... – Зачем ты приехала в Хьюстон? – властно загремел он.

– Из-за Стива. – Даже отвернувшись, Конни всем своим существом ощущала близость Ника.

– Итак, зная о грозящей опасности ты вернулась – ради Стива. Почему?

– Я прочитала о его аресте, и все думала, как он там один-одинешенек, в холодной камере... Он не убивал Майкла! Поверь мне!

– Когда тебя направили в Сан-Франциско, ты говорила кому-нибудь, куда едешь и чем станешь заниматься?

– Нет.

Роббис наконец опустил плечи девушки и шагнул назад. Лоб его избороздили морщины – результат напряженного размышления.

– Кто-то знает твое настоящее имя, значит, идет утечка информации. Программа защиты свидетелей себя не оправдала. Я не могу передать тебя офицерам федерального управления.

– Нет?..

– Предатель может оказаться среди них. Я давно подозреваю этих ребят!..

– Что же делать? Ты сдашь меня полиции?

– Ты плохо себе представляешь, что здесь происходит, Конни, ведь и с полицией у нас проблемы. Я бы не доверил им даже аквариум с золотой рыбкой.

– У меня тут в городе есть знакомые, – предложила девушка. – Могу остановиться у них.

Роббинс возвел глаза к потолку.