Текст книги "Махабхарата"

 
Однажды Карна, стоя в озере чистом,
Молитвенно руки сложив пред Лучистым,
 
 
Хвалил, славословил Источник Сиянья.
Шли брахманы к мужу, прося подаянья:
 
 
Он дваждырожденным, исполненным рвенья,
Ни в чем не отказывал в эти мгновенья.
 
 
Прося подаяния, в жреческом платье,
Явился и Индра к нему на закате.
 
 
Приветствовал брахмана воин всем сердцем:
Не зная, что он говорит с Громовержцем,
 
 
Сын Радхи спросил: «Что ты хочешь? Запястья?
Поместья? Иль женщин – цариц сладострастья?»
 
 
А брахман: «Не надо мне жен и поместий!
Мне серьги, с тобою рожденные вместе,
 
 
И панцирь отдай, что срастался с тобою,
Коль Щедрым ты правильно прозван молвою.
 
 
Их надо отсечь от могучего тела, –
Лишь этого дара душа захотела!»
 
 
Карна: «Как велит нам обычай наш древний,
Ты женщин возьми, и стада, и деревни,
 
 
Возьми ты что хочешь, о брахман почтенный,
Но только не серьги, не панцирь бесценный!»
 
 
Карна становился все жарче, смиренней,
Но брахман, иных не желая дарений,
 
 
Настойчиво требовал чаще и чаще:
«Хочу только серьги и панцирь блестящий!»
 
 
Сын Радхи слегка улыбнулся, воскликнув:
«Со мной они вместе родились, возникнув
 
 
Из амриты: ими владея с рожденья,
Вступаю, не ведая смерти, в сраженья.
 
 
Я дам тебе царство с красою нетленной,
Но только не серьги, не панцирь бесценный!
 
 
Вручив тебе серьги и панцирь в придачу,
Я сразу же неуязвимость утрачу.
 
 
Узнал я тебя, чья убийственна кара.
О Индра, не требуй ты этого дара:
 
 
Не мне, а тебе, над богами владыке,
Дарить подобает, о молниеликий!
 
 
Коль серьги отдам тебе с панцирем вместе,
Мне будет несчастье, тебе же – бесчестье.
 
 
Но если и серьги и панцирь бесценный
Отдам, – то хочу я, о Индра, замены».
 
 
А Индра: «Как видно, Источник Сияний
Тебе, что приду я, поведал заране.
 
 
Возьми, о Карна, все, что хочешь ты, кроме
Стрелы громовой, возникающей в громе».
 
 
Воитель, наученный Светом Вселенной,
Промолвил: «За серьги и панцирь бесценный
 
 
Отдай мне копье, что, не зная изъятий,
Пронзает без промаха недругов рати».
 
 
Владыка громов поразмыслил немного, –
И вот что воитель услышал от бога:
 
 
«За серьги и панцирь, с которыми вместе
Родился, – получишь для битвы и мести
 
 
Копье, что врагов поражает сурово
И в руки твои возвращается снова.
 
 
Но если погибнет твой враг самый главный,
Неистовый самый, всесильный и славный,
 
 
Ко мне, – если ты подчинишься условью, –
Копье возвратится, окрашено кровью».
 
 
Карна: «Вот такого и жажду убить я,
Один мне и нужен для кровопролитья!»
 
 
А Индра: «Врагу нанесешь пораженье, –
Тому, кто неистов и страшен в сраженье,
 
 
Но он, чья погибель тебе так желанна,
Всегда охраняем, и эта охрана –
 
 
Есть Ви́шну, Нарáяна: знающий веды
Его называет и Вепрем Победы»{24}24
  Есть Вишну, Нараяна, знающий веды. // Его называют и Вепрем Победы. – Вепрь – одно из воплощений (аватар) бога Вишну (Нараяны).


[Закрыть].
 
 
Карна: «Я и это условье приемлю, –
Но только втоптать бы ревущего в землю,
 
 
Но только пронзить бы копьем знаменитым
Врага: пусть неистовый станет убитым!
 
 
И серьги и панцирь отдам, ослабелый.
Прошу я: когда отсеку их от тела,
 
 
Когда нанесу себе тяжкую рану,
О Индра, пусть я безобразным не стану».
 
 
А Индра: «Во лжи ты не ищешь соблазна, –
Не станет поэтому плоть безобразна.
 
 
О лучший из лучших, изведавших слово,
Подобно отцу, засияешь ты снова!
 
 
Но помни, что только в сражении трудном
Воюют с врагами копьем этим чудным,
 
 
А если ты в легкой метнешь его сшибке, –
Тебя же оно поразит по ошибке».
 
 
Карна: «Ты поверь мне, о бог громогласный:
Копье я метну только в битве опасной».
 
 
И взял он копье, что на солнце блестело,
И начал он резать мечом свое тело.
 
 
Тогда полубоги, и боги, и бесы,
Заоблачные раздвигая завесы,
 
 
Увидели, как себя режет великий,
И вот раздались изумления крики:
 
 
Не чувствуя боли, не ведая раны,
Светился по-прежнему лик осиянный!
 
 
Литаврами свод огласился высокий,
Низринулись ливней цветочных потоки
 
 
В честь мужа, что плоть рассекал свою смело,
Порой улыбаясь. И вскоре от тела
 
 
Он серьги и панцирь отсек, еще влажный,
И богу вручил их воитель отважный.
 
 
Карну обманул Громовержец лукавый,
Желая, чтоб стали сильнее пандавы.
 
 
Он ввысь улетел, совершив вероломство.
Поникло в тоске Дхритараштры потомство,
 
 
Услышав, что Индрою воин ограблен.
А отпрыски Кунти, узнав, что ослаблен
 
 
Воитель Карна, чей отец был возничим,
Леса огласили ликующим кличем.
 

[Сказание о приключениях пяти братьев и их жены́]
Вирата парва
(Книга четвертая)
Главы 1–23

 
Страну проиграв кауравам, пандавы
Лишились приюта, лишились державы.
 
 
Расплата за проигрыш в кости – сурова:
Двенадцать мучительных весен, без крова,
 
 
Да будут скитаться тропою лесною,
А после, с тринадцатой, новой весною,
 
 
Пусть город найдут, где в течение года
Их облик да будет сокрыт от народа…
 
 
В изгнании горя изведали много.
Юдхи́штхира, отпрыск всеправого бога,
 
 
Сын Дхармы, как старший, собрал своих братьев,
Сказал им: «Былое величье утратив,
 
 
Мы жили в двенадцатилетней кручине.
Тринадцатый год начинается ныне.
 
 
Ты, Арджуна, брат мой, поведай: где будем
Теперь обитать, неизвестные людям?»
 
 
Ответствовал Арджуна: «Дхармой всеправым
Дарована милость несчастным пандавам:
 
 
Свой облик менять по желанию можем, –
Да станет любой на себя непохожим.
 
 
Спросил ты: «Где место для жительства?» – Внемли
Кругом – превосходные, щедрые земли,
 
 
Где влага вкусна и где пища отменна:
И Мáтсья, и Пáнчала, и Шурасéна,
 
 
Югáндхара, Шáлва, Чеди́ и Дашáрна, –
О всех вспоминает молва благодарно.
 
 
Владыка царей, назови нам державу, –
Какая из них тебе больше по нраву?»
 
 
А старший: «Ты прав, многодоблестный воин,
Да будет приют наш красив и спокоен.
 
 
Потомкам Панду да пребудет защитой
Вирáта, над матсьями{25}25
  Матсья – жители государства Матсья.


[Закрыть] царь знаменитый,
 
 
Казной, добротой, благочестьем богатый, –
Весь год проживем в государстве Вираты.
 
 
Но службу какую царю мы сослужим?
Уменье и навыки в чем обнаружим?
 
 
Склоняются люди к различным занятьям, –
Какие из них предпочтительней братьям?»
 
 
Ответствовал Арджуна старшему брату:
«А сам-то обрадуешь чем ты Вирату?
 
 
Исполнен ты чести, и правды, и блага,
Известны и щедрость твоя и отвага,
 
 
Но люда простого не ведал ты тягот, –
Какое же дело ты сделаешь за год?»
 
 
Юдхиштхира молвил: «Задумал я дело,
Которое надобно делать умело.
 
 
Скажу я, придя к повелителю в гости:
«Я – брахман Канкá, я – играющий в кости.
 
 
Умением этим я славлюсь повсюду,
Тебе я в игре сотоварищем буду.
 
 
По-разному кости приводят к удаче:
Одни – словно глаз голубеют кошачий,
 
 
Из злата, из бивней слоновых – другие,
А доски что камни блестят дорогие».
 
 
С царем будем кости бросать до рассвета, –
И черного цвета, и красного цвета.
 
 
И так я скажу, если спросит Вирата:
«С Юдхиштхирой в кости играл я когда-то…»
 
 
Дошло мое слово до вашего слуха.
А ты, Бхимасéна, а ты, Волчье Брюхо,
 
 
Каким государя обрадуешь делом?»
Ответил могучий душою и телом:
 
 
Себе я присвою прозванье Баллáвы.
«Я – повар, скажу. Я готовлю приправы,
 
 
Чей запах и царские тешит покои».
Такое искусство явлю поварское,
 
 
Такие придумывать стану приправы,
Что будет доволен властитель державы.
 
 
Взвалю себе горы поленьев на плечи,
Хотя бы пришлось их таскать издалече,
 
 
Я с самыми сильными справлюсь быками,
Слонов укрощу я своими руками,
 
 
На всех состязаньях борцов одолею,
Однако соперников я пожалею,
 
 
Помилую их на высоком собранье, –
Похвалит меня властелин за старанье,
 
 
А спросит – отвечу я речью такою:
«Юдхиштхире был я когда-то слугою,
 
 
И шел обо мне во дворце его говор,
Что лучший борец, и мясник я, и повар».
 
 
Юдхиштхира молвил: «Воюющий смело,
Ты, Арджуна, выбрал ли новое дело?
 
 
Не ты ли великим и сильным родился?
За помощью Агни к тебе обратился, –
 
 
Ты двинулся, богу огня помогая,
И быстро сгорела чащоба глухая,{26}26
  Ты, Арджуна, выбрал ли новое дело? // Не ты ли великим и сильным родился? // За помощью Агни к тебе обратился, – // Ты двинулся, богу огня помогая. // И быстро сгорела чащоба глухая… – Однажды, гласит легенда, бог Агни истощил свою силу и решил поглотить лес Кхандава, чтобы восстановить ее. Бог Индра воспротивился этому, но с помощью Арджуны и Кришны Агни сумел выполнить свое намерение.


[Закрыть]
 
 
Ты справился с Индрой, напасти развеяв,
Ты сжег, уничтожил и бесов и змеев.
 
 
Воинственней всех из воинственной рати,
Какое же выберешь ты из занятий?
 
 
Как солнце среди вековечного свода,
Как брахман среди человечьего рода,
 
 
Среди поражающих стрел – громовая,
Среди угрожающих туч – грозовая,
 
 
Как кобра средь тварей, исполненных яда,
Как бык, что горбат, – средь коровьего стада,
 
 
Как змей Дхритараштра – средь нагов{27}27
  Наги – мифические существа, полулюди-полузмеи. Существовал также и реальный народ с тем же названием.


[Закрыть] подвластных,
Как слон Айравáта – средь стад трубногласных,
 
 
Как пламя – среди обладающих блеском,
Как море – среди привлекающих плеском,
 
 
Как сын среди близких, жена – среди милых,
Воитель, что биться и с Индрою в силах, –
 
 
Средь самых могучих – ты самый могучий,
Средь лучников лучших – лишь ты наилучший,
 
 
Коней обладатель и лука Ганди́вы,
Скажи мне, о Бхараты отпрыск правдивый,
 
 
Какая в душе твоей дума созрела,
Какое избрал ты в изгнании дело?
 
 
У Индры в чертоге ты прожил пять весен,
Как Тысячеокий, ты стал громоносен.
 
 
Оружье добыл ты чудесное, мудрый,
Ты стал средь ревущих – двенадцатым Рудрой,
 
 
О ты, с затвердевшей в сражениях кожей,
С тринадцатым солнечным Адитьей схожий,
 
 
О воин, всегда приходящий с добычей,
Чьи руки насыщены силою бычьей!
 
 
Тебя средь морей океаном считаем,
Средь гор уподобился ты Гималаям,
 
 
Гарудой считаем тебя средь пернатых
И тигром – средь хищных зверей полосатых,
 
 
О лучший из доблестных в доблестной рати,
Что будешь ты делать, явившись к Вирате?»
 
 
И Арджуна молвил: «Приду я как евнух, –
Тем самым избегну последствий плачевных:
 
 
Воитель, привыкший к суровым занятьям, –
По-женски нарядным украшусь я платьем.
 
 
Приду и царю назовусь: Бриханнáда.
Украситься длинной косою мне надо,
 
 
В чертоге царя, в обиталище власти,
Предстану в блистанье серег и запястий.
 
 
Сокрыв от придворных начало мужское,
Я в женских покоях и в царском покое
 
 
Рассказывать буду старинные сказки,
Учить буду девушек пенью и пляске,
 
 
Сердца привлеку мерно-звонкою речью.
«Откуда ты?» – спросит Вирата, – отвечу:
 
 
«В державе Юдхиштхиры, в женском наряде,
Служанкою был госпожи Драупади».
 
 
Как Наль, я надену чужую личину,{28}28
  Как Наль я надену чужую личину… – Наль – герой одного из вставных сказаний «Махабхараты». Укушенный змеем, превратился в уродливого карлика. Однако Дамаянти смогла распознать мужа и в этом обличье.


[Закрыть]
Никто не узнает в служанке мужчину».
 
 
Юдхиштхира молвил: «О юноша стройный,
О Нáкула, радостей многих достойный,
 
 
А чем ты займешься, краса простодушных?»
«Надсмотрщиком стану я в царских конюшнях, –
 
 
Ответствовал Накула. – Этой работой
Начну заниматься с великой охотой.
 
 
Быть стражем коней – вот мое увлеченье,
Искусен я в их обученье, в леченье.
 
 
А спросят – отвечу: «Мне Грáнтхика имя.
Всем сердцем я связан с конями своими».
 
 
«А ты, Сахадéва, – спросил Правосудный, –
Скажи нам, что сделаешь в год многотрудный?»
 
 
Сказал Сахадева: «Одна мне отрада, –
Быть пастырем верным коровьего стада.
 
 
Я стану доильщиком, в счете искусным…
Не будешь ты, Царь Справедливости, грустным,
 
 
Поверь мне, доволен останешься мною.
Танти́палы имя себе я присвою.
 
 
Ты вспомни: и раньше, под царственным кровом,
Меня приставлял ты как стража к коровам.
 
 
Повадку я каждую знаю коровью,
Я буду стеречь их с умом и любовью.
 
 
Быки мне известны, чья стать превосходна:
Любая корова, хотя и бесплодна,
 
 
Мочу их понюхав, – тотчас отелится.
Так буду трудиться, трудясь – веселиться,
 
 
Притом никому не внушив подозренья.
Ты выслушал, брат мой, – я жду одобренья».
 
 
Промолвил Юдхиштхира, горько вздыхая:
«У нас, пятерых, есть жена дорогая,
 
 
Нам собственной жизни подруга милее!
Ее как сестрицу родную лелея,
 
 
Размыслим: вдали от родного предела
Какое найдем для возлюбленной дело?
 
 
Росла Драупади беспечной царевной,
Не ведала женской работы вседневной,
 
 
Великопрославленной, чуждой печали,
Ей только венки и запястья пристали.
 
 
Красавица нежная в тонкой одежде
Домашнего дела не делала прежде, –
 
 
Красивая, верная и молодая.
Так что же ей делать, мужьям помогая?»
 
 
Послышалась речь Драупади-смуглянки:
«Имеются в мире сайрáндхри-служанки.
 
 
Искусных, свободных, однако бездомных,
Их знают везде как работниц наемных.
 
 
Берут их внаймы на работу ручную, –
И я этой доли, видать, не миную.
 
 
Скажу: «Я – сайрандхри{29}29
  Сайрандхри – разряд служанок, которые работали по найму.


[Закрыть]. Хочу потрудиться.
Владычиц причесывать я мастерица.
 
 
Займусь волосами царицы Судешны, –
Старанья служанки ей будут утешны».
 
 
Промолвил Юдхиштхира слово такое:
«Ты сделаешь, чистая, дело благое.
 
 
Исполнена ты благочестья и света,
Крепка и тверда в соблюденье обета.
 
 
Еще, поразмыслив, хочу вам сказать я,
Что выбрали вы неплохие занятья.
 
 
Пусть жрец охраняет, свершая обряды,
Священное пламя в жилище Друпады.
 
 
Пусть слуги, погнав колесницы пустые,
Войдут в Дваравáти, где стены святые,
 
 
И пусть повара и служанки царицы
К панчалам{30}30
  Панчалы – жители государства Панчала.


[Закрыть] пойдут и, достигнув столицы,
 
 
Всем скажут: «Не знаем, куда из дубравы
Ушли, по домам нас отправив, пандавы».
 

 
Пандавам сказал с добротою всегдашней
Жрец Дхаумья – их наставитель домашний:
 
 
«Быть может, все то, что скажу я, не ново,
Но это – любовью рожденное слово.
 
 
Вы знаете, царские дети, прекрасно,
Что жизнь при дворе тяжела и опасна.
 
 
Скажу я, как надо, избегнув напасти,
Нести свою службу в присутствии власти.
 
 
Хотя вы могучего царского рода,
Придется и вам в продолжение года
 
 
Прожить в униженье, лишившись почета:
Нелегкой окажется ваша работа!
 
 
Без спросу не суйтесь в дворцовые двери.
Вы к царской любви не питайте доверье.
 
 
Не следует к месту стремиться такому,
Которое будет желанно другому.
 
 
Слуге, возгордившись, взбираться негоже
На царских слонов, колесницу и ложе.
 
 
Коль месту сопутствует слава дурная, –
Бегите его, клеветы не желая.
 
 
К царю, коль не спросит, с советом не лезьте,
Служите властителю молча, без лести:
 
 
Цари презирают советчиков вздорных,
А также искательных, лживых придворных.
 
 
Свой ум при дворе только тот обнаружит,
Кто с царскими женами тайно не дружит,
 
 
И с теми, кого государь ненавидит,
И с теми, кто в каждом недоброе видит,
 
 
И с теми – свободны они иль рабыни, –
Кто женщинам служит на их половине.
 
 
Без ведома царского, царского взгляда,
Свершать и ничтожного дела не надо.
 
 
Служите царю, словно богу, – иначе
Вовек не знавать вам добра и удачи,
 
 
Любому его подчиняйтесь приказу,
Чтоб ярости царской не видеть ни разу.
 
 
Царю говорите открыто и внятно
Лишь то, что полезно, лишь то, что приятно.
 
 
Ценнее приятных – полезные речи,
А все же царю не перечьте при встрече.
 
 
«Не люб я царю», – этой мыслью тревожим,
Решает мудрец: «Мы старанья умножим».
 
 
При царском дворе не лишается чести
Лишь тот, кто сидит на положенном месте.
 
 
Сидеть от царя надо справа иль слева,
Тогда вы избегнете царского гнева,
 
 
А сзади сидеть полагается страже,
А спереди сесть и не думайте даже!
 
 
Болтать при царе и шептаться – постыдно;
Ведь это и каждому будет обидно!
 
 
Царем изреченное лживое слово
Не делайте громким для слуха людского.
 
 
Не надо кричать: «Я умен! Я бесстрашен!» –
Приятен слуга, что смиреньем украшен:
 
 
За труд получив от владыки даренья,
Служите, усердья полны и смиренья, –
 
 
Не спорить же с тем, чья рука самовластна,
Чья ярость ужасна, а милость прекрасна!
 
 
Придворным не следует громко плеваться,
И ветры пускать, и чихать, и чесаться.
 
 
Царю неприятен болтливый, и грубый,
И тот, кто кривит с уязвлением губы,
 
 
Кто, шутку услышав, как буйный хохочет:
Во мненье царя он себя опорочит.
 
 
Но также нельзя никогда не смеяться,
Быть сдержанным слишком и шутки бояться.
 
 
Слуга, чтобы жизнь при дворе не затмилась,
Да встретит спокойно немилость и милость.
 
 
Лишь те проживут при дворе без печали,
Чьи мудрые мысли – царей возвышали.
 
 
Опальный слуга, без докучного слова,
По милости царской возвысится снова.
 
 
Кто преданность, верность и разум являет, –
Царя за глаза и в глаза восхваляет,
 
 
А тот, для кого лишь насилье – опора,
Поникнет, погибнет позорно и скоро.
 
 
Не надо стремиться к наградам и званьям.
Не надо царя превышать дарованьем.
 
 
Нужны при дворе правдолюбье и смелость,
Чтоб также и мягкость при этом имелась.
 
 
Как тень, за царем надо следовать всюду,
Угадывать каждую надо причуду.
 
 
Он кликнет другого, – скажите поспешно:
«Я сам сотворю это дело успешно!»
 
 
Лишь тот при дворе свое счастье добудет,
Кто близких покинет, родных позабудет.
 
 
Не надо носить, чтоб не знать посмеянья,
С царем одинаковые одеянья.
 
 
Не надо советы давать многократно, –
Царю это будет весьма неприятно.
 
 
И мзды не берите: берущие – гадки,
Тюрьмой или казнью кончаются взятки.
 
 
Должны вы беречь, словно ока зеницу,
Любое даренье царя: колесницу,
 
 
Одежду с плеча, иль кольцо, иль запястье, –
Тогда от царя вы увидите счастье.
 
 
Вот так и живите в течение года,
Пока не приблизится время ухода, –
 
 
И снова, о Царь Справедливости, царствуй!»
Юдхиштхира молвил жрецу: «Благодарствуй;
 
 
Научены мы; кроме Ви́дуры-дяди
И матери Кунти, с любовью во взгляде,
 
 
Никто бы нас так хорошо не наставил.
Отправь же нас в путь с соблюдением правил».
 
 
Уста свои гимнами брахман украсил
И пламя возжег с возлиянием масел, –
 
 
Да будет пандавам и счастье и слава!
Огонь обошли они слева направо
 
 
И в путь, процветанья и радости ради.
Пошли вшестером – во главе с Драупади.
 

 
Пошли храбрецы по дороге разлуки.
Мечи у них были, и стрелы, и луки.
 
 
К Ямуне-реке поспешили пандавы,
И воины берег увидели правый.
 
 
Блуждая в горах и зверей поражая
В лесах недоступного горного края,
 
 
Отважные стрелометатели к цели
Стремились упорно средь скал и ущелий.
 
 
Вот слева осталась панчалов держава,
Державу дашарнов оставили справа, –
 
 
И Матсья за лесом цветет и плодится!
Сказала царю Драупади-царица:
 
 
«Стемнело на поле; средь зреющих всходов
Одни лишь тропинки видны пешеходов;
 
 
Еще до столицы идти нам немало;
Останемся на ночь. Я очень устала».
 
 
Воскликнул Юдхиштхира: «Вступим в столицу,
И станем на отдых. А нашу царицу,
 
 
О Арджуна, мощью побед знаменитый,
Прошу тебя, на руки ныне возьми ты».
 
 
И Арджуна гордо понес Драупади,
Как слон, что царем почитается в стаде.
 
 
Храбрец опустил ее, из лесу выйдя,
Окраину города сразу увидя.
 
 
Юдхиштхира Арджуне молвил: «Не сможем
Мы в город войти, коль оружье не сложим,
 
 
А если мы вступим в столицу с оружьем, –
Волнение вспыхнет, себя обнаружим:
 
 
Хотя бы один будет узнан, – и снова
Скитаться начнем среди мрака лесного,
 
 
Скитаться в двенадцатилетнем изгнанье:
Мы так поклялись на высоком собранье».
 
 
Ответствовал Арджуна: «С кладбищем рядом,
Я вижу, блистает зеленым нарядом
 
 
Густое огромное дерево шами{31}31
  Шами – дерево, которое служило для добывания огня с помощью трения.


[Закрыть]
С большими, таящими пламя, ветвями.
 
 
Нет места безлюдней, мрачнее, мертвее;
Кругом – только дикие звери и змеи;
 
 
Здесь трупы сжигают; и страшно прохожим
Идти среди ночи глухим бездорожьем.
 
 
Оружье могучее спрячем средь листьев,
Тем самым дорогу в столицу расчистив».
 
 
Сказал он, и с лука, чье имя Гандива,
Чьей мощью врагов поражал горделиво,
 
 
Он снял тетиву, что была знаменита:
Да будет оружье средь листьев сокрыто!
 
 
Спустил тетиву и Юдхиштхира смелый
С победного лука, чьи меткие стрелы
 
 
Разили врагов, незнакомы с пощадой,
Отечеству Бхаратов были оградой.
 
 
Затем тетиву с богатырского лука,
От звука которой, – от страшного звука, –
 
 
Бежали противники, рушились горы,
С того всемогущего лука, который
 
 
Властителя Синдха от жизни избавил
И землю панчалов склониться заставил, –
 
 
Снял с лука свою тетиву Бхимасена,
Идущий дорогой побед неизменно.
 
 
Затем тетиву – нерушимую жилу –
Снял Накула, в битвах являющий силу.
 
 
С открытой душой, миловидный, как дева,
Снял с лука свою тетиву Сахадева.
 
 
Взобрался на дерево Накула ловкий,
К ветвям привязал он надежной веревкой,
 
 
В местах, где оружие дождь не затронет,
А листья от взора чужого схоронят, –
 
 
Мечи, что блистали блистанием битвы,
И стрелы, что острыми были, как бритвы,
 
 
От коих враждебное войско редело.
К стволу привязали и мертвое тело.
 
 
Подумали, запах дурной обоняя:
«Отселе отпрянут прохожие, зная,
 
 
Что мертвое тело исполнено скверны, –
И каждого ужас охватит безмерный…»
 
 
Увидев: идут пастухи и служанки, –
Сказали: «То матери нашей останки,
 
 
Прожившей сто семьдесят лет. Наши предки
Велят нам: «Да будут над мертвыми ветки».
 
 
Такие рассказывая небылицы,
Вступили в окрестности пышной столицы,
 
 
Где скорби тринадцатый год, среди малых,
Решили прожить, чтоб никто не узнал их.
 
 
Им прозвища тайные дал предводитель:
Победа, Победная Рать, Победитель,
 
 
Победная Битва, Победная Сила, –
И горсточка храбрых в столицу вступила.
 
 
Юдхиштхира первым явился к Вирате, –
А тот на собранье сидел среди знати, –
 
 
К владыке явился неузнанный в гости,
Под мышкой держал он игральные кости.
 
 
Богатый отвагою, опытом, славой,
Пред всеми предстал богатырь величавый,
 
 
Как бог, что бессмертной сиял красотою,
Как солнце за облачной сетью густою,
 
 
Как змей, прославляемый всеми зверями,
Как царь, почитаемый всеми царями,
 
 
Как бык, чье могущество гордо окрепло,
Как пламя, сокрытое грудою пепла.
 
 
Вирата спросил у советников главных,
У мудрых жрецов и воителей славных:
 
 
«Скажите мне, кто он, пришедший впервые?
Не жрец ли, отринувший блага мирские?
 
 
Иль царь, обладатель могучей десницы?
Без слуг он явился и без колесницы,
 
 
Но так величаво приходит не всякий.
На нем не виднеются ль царские знаки?
 
 
Ко мне он приблизился гордо, без дрожи,
С надменным слоном поразительно схожий,
 
 
Что в пору любви, возбужденный от течки,
Подходит к бегущей средь лотосов речке!»
 
 
Вирате, объятому думой всевластной,
Юдхиштхира молвил: «Я брахман несчастный.
 
 
О царь, у тебя, властелина земного,
Пришел я просить пропитанья и крова».
 
 
«О странник почтенный, – Вирата ответил, –
У нас да пребудешь ты счастлив и светел!
 
 
Меня ты своим осчастливил приходом.
Скажи, досточтимый: откуда ты родом?
 
 
Каким ремеслом ты гордишься по праву?
Ты имя свое назови и державу».
 
 
Юдхиштхира молвил: «Юдхиштхире другом
Я был, – он со мною делился досугом.
 
 
Я – брахман. Мой род – Крепконогие Тигры.
Зовусь я Канкá. Знаю многие игры.
 
 
Искусен я кости бросать, о Вирата!»
А царь: «Государство мое без возврата
 
 
Возьми, управляй, – и тебе я дарую,
Слуга твой покорный, награду любую.
 
 
Игрок хитроумный мне счастья дороже,
А ты и подавно, на бога похожий!»
 
 
«Слуга твой, – воскликнул Юдхиштхира, – просит:
Пускай проигравший свой проигрыш вносит,
 
 
Не то будут игры сопутствовать спорам,
Покроется наше искусство позором».
 
 
Ответил Вирата: «Будь брахман иль воин,
Но если играть он с тобой недостоин, –
 
 
Уйдет он в изгнанье, лишится он крова!
Да слышат сограждане твердое слово:
 
 
Канка, соправитель мой в царской столице,
Воссядет в такой же, как я, колеснице…
 
 
О брахман, играющий в кости искусно,
Ты будешь питаться обильно и вкусно,
 
 
Украшу тебя златотканым нарядом,
Где б ни был я, будешь со мною ты рядом,
 
 
Все двери откроются перед тобою.
А если к тебе обратится с мольбою
 
 
Несчастный, – ко мне приходи как ходатай,
И доля убогого станет богатой.
 
 
О брахман, живи при дворе без боязни!»
Услышал Юдхиштхира слово приязни
 
 
И зажил в почете, не зная печали, –
О прошлом его при дворе не слыхали…
 
 
Страша своей силой, пришел Бхимасена,
Чья львиная поступь была дерзновенна.
 
 
Черпак и мешалку сжимал он рукою,
А нож без зазубрин, без ножен, – другою.
 
 
Хотя поварское он принял обличье, –
Являл он безмерную мощь и величье,
 
 
Плечами касался небесного склона, –
И подданных царь вопросил благосклонно:
 
 
«Откуда он, бык среди рода людского?
Кто видывал прежде красавца такого?
 
 
Откуда он, лев среди сильных и смелых?
Кто видывал прежде таких мощнотелых?»
 
 
Сказал сын Панду: «Слушай, царь гордоглавый:
Я – повар искусный. Зовусь я Баллавой».
 
 
А царь: «Я не верю, что повар ты жалкий,
Чья доля – владеть черпаком и мешалкой.
 
 
Знатнейших затмил ты блистаньем высоким,
Ты выглядишь Индрою Тысячеоким!»
 
 
«И все же я – повар, – сказал Бхимасена, –
При этом искусство мое – совершенно.
 
 
Похлебки мои одобрял и приправы
Юдхиштхира – стран повелитель всеправый.
 
 
Я также борец, и борюсь я с упорством.
Не знаю, кто равен мне мощью, проворством.
 
 
Я львиную силу борол и слоновью,
Хочу я служить государю с любовью».
 
 
Вирата ответил: «Как повар служи нам,
Над нашей поварнею будь господином,
 
 
Поскольку ты хвалишься этим уменьем,
Но мы тебя выше, воинственный, ценим:
 
 
Ты мог бы владеть, с этой выей и станом,
Землей, опоясанною океаном!
 
 
Но если милей тебе доля простая, –
Служи мне, моих поваров возглавляя».
 
 
Так мощный Бхимá стал главою поварни,
Его полюбил властелин благодарный,
 
 
Он дни посвящал поварскому занятью,
Не узнан ни челядью царской, ни знатью.