Текст книги "Рамаяна"

 
Сарайю-рекой омываясь, довольством дышала
Держава обширная – славное царство Кошала,
 
 
Где выстроил некогда Ману, людей прародитель,
Свой город престольный[3]3
  Был сходен отчасти с узорчатой, восьмиугольной // Доской для метанья костей этот город престольный. – Игра в кости на протяжении многих столетий оставалась любимейшим развлечением царей, простолюдинов, героев и даже небожителей. Еще в древнейшем памятнике литературы Индии «Ригведе» имеется гимн игрока в кости, в котором воспевается сама игра, охватывающий игроков азарт и описываются последствия проигрыша.


[Закрыть], Айодхью, величья обитель.
 
 
Двенадцати йóджанам[4]4
  Йоджана (буквально: «запряжение») – мера длины, равная расстоянию, которое можно было проехать, не распрягая лошади (примерно 12 км). Под «двенадцатью йоджана протяженности» Айодхьи подразумевается, вероятно, общая протяженность ее улиц и городских стен.


[Закрыть] был протяженностью равен
Тот город, и улиц разбивкой божественной славен.
 
 
На Царском Пути, увлажненном, чтоб не было пыли,
Охапки цветов ароматных разбросаны были.
 
 
И царь Дашаратха, владетель столицы чудесной,
Ее возвеличил, как Индра – свой город небесный.
 
 
Порталы ворот городских, защищенных оружьем,
Украшены были снаружи резным полукружьем.
 
 
Какие искусники здесь пребывали, умельцы!
На шумных базарах народ зазывали сидельцы.
 
 
В том граде величия жили певцы из Магадхи,
Возничие жили в том граде царя Дашаратхи.
 
 
И были на башнях твердыни развешаны стяги,
Ее защищали глубокие рвы и овраги.
 
 
А если пришельцы недоброе в мыслях держали,
Им ядра булыжные в острых шипах угрожали!
 
 
Столица, средь манговых рощ безмятежно покоясь,
Блистала, как дева, из листьев надевшая пояс.
 
 
Там были несчетные кони, слоны и верблюды.
Там были заморских товаров навалены груды.
 
 
С дарами к царю Дашаратхе соседние раджи
Съезжались – ему поклониться, как старшему младший,
 
 
Дворцы и палаты искрились, подобно алмазам,
Как в райской столице, построенной Тысячеглазым.
 
 
Был сходен отчасти с узорчатой, восьмиугольной
Доской для метанья костей этот город престольный.
 
 
Казалось, небесного царства единодержавец
Воздвигнул дворцы, где блистали созвездья красавиц.
 
 
Сплошными рядами, согласья и стройности ради,
На улицах ровных стояли дома в этом граде.
 
 
Хранился у жителей города рис превосходный,
Что «шали»[5]5
  Шали – название риса вообще (включающего десять его разновидностей) и определенного сорта риса.


[Закрыть] зовется и собран порою холодной.
 
 
Амбары Айодхьи ломились от белого шали!
Там сахарный сок тростника в изобилье вкушали.
 
 
Мриданги[6]6
  Мриданга (буквально: «ходящий [под руками], когда его ударяют») – вид барабана.


[Закрыть], литавры и вины в том граде прекрасном
Ценителей слух услаждали звучаньем согласным.
 
 
Так божьего рая святые насельники жили,
За то, что они на земле, как отшельники, жили!
 
 
В столице достойнейшие из мужей обитали.
Они в безоружного недруга стрел не метали.
 
 
Отважные лучники, в цель попадая по звуку[7]7
  Отважные лучники, в цель попадая по звуку… – Высшим достижением воинского искусства считалось умение поразить еще невидимую, но уже воспринимаемую слухом цель.


[Закрыть],
Зазорным считали поднять на бессильного руку.
 
 
Им были добычей могучие тигры и вепри,
Что яростным ревом будили дремучие дебри.
 
 
Зверей убивали оружьем иль крепкой десницей,
И каждый воитель владел боевой колесницей.
 
 
Властитель Кошалы свой блеск увеличил сторицей,
Гордясь многотысячным войском и царства столицей!
 
 
Там были обители брахманов, знающих веды,
Наставников мудрых, ведущих с богами беседы.
 
 
Там лучшие жили из дваждырожденных, послушных
Велению долга, мыслителей великодушных,
 
 
Радевших о жертвенном пламени[8]8
  Там лучшие жили из дваждырожденных… // Радевших о жертвенном пламени… – В обязанности жрецов-брахманов входило раскладывание жертвенных костров, возлияние жертвы (молока или топленого масла) в огонь и чтение соответствующих молитв (совершенное без посредничества брахманов жертвоприношение считалось сначала не совсем эффективным, а позже сделалось вовсе недопустимым). «Дваждырожденными» («двиджа») называют также птиц (у которых сначала «родится» яйцо, а потом уже из яйца «вторично» рождается птенец). На этой игре значений строится множество мифо-поэтических ассоциаций в древнеиндийской эстетике.


[Закрыть], чтоб не угасло, –
В него черпаком подливавших священное масло.
 

 
Айодхьи достойные жители – вед достиженьем
Свой ум возвышали и пользовались уваженьем.
 
 
Их царь Дашаратха, священного долга блюститель,
Из рода Икшваку великоблестящий властитель,
 
 
Исполненный доблести муж, незнакомый с боязнью,
Для недругов грозный, за дружбу платящий приязнью,
 
 
Был чувствам своим господин[9]9
  …был чувствам своим господин… – То есть владел техникой йоги, «обуздывающей чувства», дисциплинирующей разум и тело посредством системы особых физических и умственно-психических упражнений.


[Закрыть], и могущества мерой
Он с Индрой всесильным сравнялся, богатством с Куберой.
 
 
Преславный Айодхьи владыка был мира хранитель,
Как Ману, мудрец богоравный, людей прародитель.
 
 
И град многолюдный, где властвовал царь правосудный,
Был Индры столице под стать, – Амарáвати чудной.
 
 
От века не ведали зависти, лжи и коварства
Счастливые и беспорочные жители царства.
 
 
Не знали в Айодхье корысти, обмана, злорадства.
Охотников не было там до чужого богатства.
 
 
Любой, кто главенствовал в доме, не мог нахвалиться,
Как род благоденствовал и процветала столица!
 
 
Исполненных алчности, не признающих святыни,
Невежд и безбожников не было там и в помине.
 
 
Владел горожанин зерном, лошадьми и рогатым
Скотом в изобилье, живя в государстве богатом.
 
 
Снискали мужчины и женщины добрую славу,
И этим обязаны были безгрешному нраву.
 
 
Привержены дхарме, в поступках не двойственны были[10]10
  Приверженцы дхарме, в поступках не двойственны были… – «Недвойственность в поступках» предполагает отсутствие деяний, целей и намерений иных, чем предписываемые «дхармой» соответствующей варны.


[Закрыть],
Души красота и веселость им свойственны были,
 
 
И сердцем чисты, как святые отшельники, были,
И перстни у них, и златые начельники были,
 
 
Никто не ходил без пахучих венков и запястий,
И не было там над собой не имеющих власти,
 
 
И тех, что вкушают еду, не очистив от грязи,
Что без омовений живут[11]11
  …что без омовений живут… – Вода считается божественной всеочищающей субстанцией: обязательные, хотя бы трехразовые, дневные омовения обусловливались поэтому не столько гигиеническими, сколько ритуальными потребностями.


[Закрыть] и сандаловой мази,
 
 
Без масла душистого, без украшений нагрудных,
И не было там безрассудных иль разумом скудных.
 
 
А жертвы богам приносить не желавших исправно[12]12
  А жертвы богам приносить не желавших исправно… – Жертвоприношение считалось важнейшим ритуальным и космическим актом.


[Закрыть]
И пламень священный блюсти – не встречалось подавно!
 
 
И не было там ни воров, ни глупцов, ни любовной
Четы, беззаконно вступающей в брак межсословный[13]13
  Брак межсословный… – В разные времена существовало различное отношение к бракам между представителями различных варн: от полной терпимости в отношении смешения трех высших варн до категорического запрета его. В целом к межсословным бракам, как к размывающим структуру общества и увеличивающим социальную энтропию (индийская традиция и многообразие современных каст склонна объяснять имевшими место в прошлом смешениями варн), относились негативно. В эпические времена эти ограничения не были особенно сильны, но в связи с утверждением принципа наследования по мужской линии мужчинам из низших варн не разрешалась женитьба на девушках из более высоких варн, хотя обратное было возможно.


[Закрыть].
 
 
Мыслители и мудрецы, постигавшие веды,
Ученые брахманы, предотвращавшие беды,
 
 
Дары принимая, о благе радетели были,[14]14
  Дары принимая, о благе радетели были… – Предполагалось, что жрецы-брахманы чтением вед, совершением жертвоприношений, пением священных гимнов и другими добрыми делами радеют о всеобщем благе, создавая некий «духовный потенциал», превосходящий любые материальные совершенства; отсюда – идея поднесения брахманам даров, которые были тем большими, чем более знатен и богат был жертвующий.


[Закрыть]
Собою владели, полны добродетели были.
 
 
Не знали в Айодхье мучителей и нечестивцев,
Уродов, лжецов, ненавистников и несчастливцев.
 
 
Вовек не встречались на улицах дивной столицы
Злодеи, глупцы, богохульники или тупицы.
 
 
Шесть мудрых порядков мышленья усвоены были
Мужами Айодхьи[15]15
  Шесть мудрых порядков мышленья усвоены были // Мужами Айодхьи… – Подразумеваются шесть религиозно-философских систем индуизма, наиболее популярных в то время: Санкхья, Йога, Миманса, Ньяя, Вайшешика, Веданта. По существу, они являются лишь различными вариантами одной – объективно-идеалистической философии, наиболее последовательно воплощенной в системе Веданты.


[Закрыть], что храбрые воины были.
 
 
Притом отличались они благородства печатью,
А женщины – редкой красой и пленительной статью.
 
 
Отважный, радушный, за гостя богам благодарный,
Делился народ на четыре достойные варны.
 
 
Держались дома долговечных и благосердечных
Мужей, окруженных потомством от жен безупречных.
 
 
Над воинством – брахманов славных стояло сословье.
Ему подчинялись с достоинством, без прекословья.
 
 
Отважных воителей чтили всегда земледельцы,
Торговцы, потомственные мастера и умельцы.
 
 
Купец ли, ремесленник, воин ли, брахман ли мудрый, –
Трем варнам служили с отменным усердием шудры.
 
 
Пещерой со львами был город, наполненный войском,
Готовым его защищать в нетерпенье геройском.
 
 
Свой род из Камбоджи вели жеребцы, кобылицы.
Бахлийские лошади[16]16
  Бахлийские лошади – то есть «выращенные в стране бальхиков» (отождествляется с современным Балхом).


[Закрыть] были красою столицы.
 
 
Слонов боевых поставляли ей горные кряжи:
Встречались в Айодхье слоны гималайские даже!
 
 
И это божественное поголовье слоновье
От Áнджаны, от Айравáты вело родословье,
 
 
От Вáманы, от Махапáдмы, что был исполином
И в царстве змеином подземным служил властелинам.
 
 
Бхадрийской, мандрийской, бригийской породы был каждый
Из буйных самцов, называемых «Пьющими Дважды»[17]17
  Бхадрийской, мандрийской, бригийской породы был каждый // Из буйных самцов, называемых «Пьющими Дважды». – Перечисляются породы слонов, за каждой из которых стоит мифический предок, слон-держатель одной из сторон света. «Пьющие дважды» – постоянный эпитет слонов, которые вначале набирают воду в хоботы, а уже из хоботов отправляют ее во рты.


[Закрыть],
 
 
Айодхьи врагов устрашали их мощь и свирепость.
Слоны украшали ее неприступную крепость.
 
 
И, йóджаны нá две свое изливая сиянье,
Столица являлась очам на большом расстоянье.
 
 
Айодхьи властителю – недругов грозное войско
Сдавалось, как месяцу ясному – звездное войско.
 
 
Счастливой столицей своей управлял градодержец,
Как тысячеглазый владыка богов, Громовержец!
 

Дашаратха, престарелый царь Кошалы, бездетен. Он молит богов о потомстве. Боги отвечают согласием: не потому только, что с давних пор были добры к Дашаратхе, но и оттого, что могут наконец сокрушить всевластие Раваны, предводителя ракшасов-демонов, царя Ланки.

Когда-то Равана был подвижником. Его подвиги славились во всех трех мирах – среди богов, демонов и людей. Сам Брахма, потрясенный силою духа Раваны, предложил ему любой дар. Равана выбрал могущество перед богами и ракшасами; людей он считал недостойными противниками, С тех пор в трех мирах нет покоя. Равана истребляет добро и творит зло.

Боги решают воплотиться на Земле, потому что только земной муж способен одолеть Равану. Бог-хранитель Вишну должен родиться в облике четырех сыновей Дашаратхи, прочие боги – в облике обезьян, помощников в будущей битве с предводителем ракшасов.

Вишну является Дашаратхе с божественным яством. Старшая из царских жен, Каушалья, съедает половину яства, вторая, любимейшая, Кайкейи, – восьмую часть, Сумитра, младшая жена, – остальное.

В тот же день каждая из трех понесла дитя под сердцем.

Каушалья разрешается первенцем – Рамой, Кайкейи рождает Бхарату, Сумитра рождает близнецов Лакшману и Шатругхну.

Царевичи растут. Они обучаются ратным искусствам, как то положено воинам-кшатриям, и искусству править страной. Они изощряют свой ум в науке и совершенствуются в долге и вере, и в этом им нет равных даже среди жрецов-брахманов.

К Раме очень привязан Лакшмана. Шатругхна особенно дружен с сыном Кайкейи.

К Дашаратхе приходит святой Вишвамитра, знаменитый подвижник. Он просит царя отпустить с ним Раму, чтобы тот защитил его лесную обитель от бесчинства ракшасов. Царю жаль отпускать юного Раму, но он опасается гнева Вишвамитры. Рама и с ним Лакшмана выходят в путь к подножью Гималаев.

Они переправляются через Гангу. Здесь великий отшельник благословляет их водою святой реки. Он предвещает им славную земную жизнь и блаженство на небесах.

По дороге в обитель, в густом лесу, Рама убивает ракшаси Тараку, злобную и мощную, словно тысяча взбесившихся слонов. Вишвамитра дарит ему волшебное оружие богов: оно является на поле боя по желанию обладателя и всегда приносит победу.

Охраняя обитель, Рама расправляется еще с двумя могущественными ракшасами – Мáричей и Субáху…

Вишвамитра просит Раму и Лакшману поехать с ним в Митхилу, правитель которой, Джáнака, готовится совершить великое жертвоприношение.

Они путешествуют. Вишвамитра рассказывает о местах, мимо которых они проходят.

Они являются ко двору царя Митхилы. Джанака повествует им о божественном луке Шивы.

Некогда Дакша, тесть Шивы, устроил на небесах великое жертвоприношение. Пригласили всех, кроме зятя. Взбешенный Шива явился на пир с огромным луком, грозя убить всех. Но небожители смягчили его гнев, и он согласился передать свой волшебный лук предку Джанаки, земному царю Деварате, на хранение. Теперь этот лук перешел к Джанаке.

Джанака был бездетен и молил богов о потомстве. Когда он вспахивал священным плугом поле, чтобы возвести там алтарь, из борозды навстречу ему поднялась прекрасная дева. Джанака взял ее в дочери и назвал Сита, что означает «борозда». Когда Сита достигла совершеннолетия, Джанака объявил: Сита достанется в жены тому, кто сумеет надеть тетиву на священный лук Шивы. Но никто даже не мог поднять с земли этот лук.

Джанака предлагает Раме попробовать свои силы.

 
«Божественный лук, Деварáте подаренный Рудрой,
Дай Раме узреть», – Вишвами́тра сказал благомудрый.
 
 
И раджа велел принести этот лук знаменитый,
Душистым сандалом натертый, цветами увитый.
 
 
Пять сотен мужей превосходных, исполненных силы,
В телегу впряглись по приказу владыки Митхи́лы.
 
 
На восьмиколесной телеге сундук помещался.
Под крышкой железной блистающий лук помещался.
 
 
Узрел этот ларь и сложил для привета ладони
Митхилы властительный царь, восседавший на троне.
 
 
И мыслями он поделился тогда с Вишвамитрой,
И с тем, кто рожден Каушальей, и с тем, кто – Суми́трой…
 
 
Великий подвижник и храбрых царевичей двое
Услышали мудрого Джáнаки слово такое:
 
 
«Сей лук запредельный был нашего рода святыней.
Надеть на него тетиву, обуянны гордыней,
Соседние раджи напрасно пытались доныне.
 
 
Ни боги, ни демоны им не владеют, – рассудим,
Откуда уменье такое достанется людям?
 
 
Стрелу наложить и напрячь тетиву для посылу,
Когда этот лук человеку поднять не под силу!»
 
 
«О Рама, – воскликнул тогда Вишвами́тра, – о чадо!
Увидеть воочью божественный лук тебе надо».
 
 
И ларь, где хранилось оружье Владыки Вселенной,
Открыл дивноликий царевич и молвил смиренно:
 
 
«Я Рудры божественный лук подниму и с натугой
Концы, если нужно, сведу тетивою упругой!»
 
 
Мудрец и Митхи́лы владетель вскричали: «Отменно!»
И Рама рукою за лук ухватился мгновенно.
 
 
И поднял, как будто играючи, над головою,
И туго сплетенной из му́рвы[18]18
  Мурва – разновидность конопли, из волокон которой изготовлялись особо прочные тетивы луков, а также – священные шнуры для представителей высших каст.


[Закрыть] стянул тетивою.
 
 
Внезапно раздался удар сокрушительный грома:
Десницей могучей царевич напряг до излома
 
 
Оружье, что Джанаки роду вручил Махадéва!
В беспамятстве люди попадали справа и слева.
 
 
Лишь царь, да мудрец Вишвамитра, да Рагху потомки
Смогли устоять, когда лук превратился в обломки.
 
 
«Воитель, сломавший божественный лук Махадевы,
Достоин моей, не из лона родившейся, девы.[19]19
  …Не из лона родившейся девы. – По преданию, царь Джанака нашел свою приемную дочь Ситу (что значит «борозда») лежащей в борозде во время ритуального пахания поля.


[Закрыть]
 
 
Явил он безмерное мужество нашему дому! –
С волненьем сказал государь Вишвамитре благому. –
 
 
А Сита прославит мой род, если станет женою
Великого Рамы, добыта отваги ценою».
 

Джанака провозглашает Раму женихом Ситы. Из Айодхьи приезжают Дашаратха с остальными сыновьями. Устраивается свадебное торжество. Одновременно с благородным царевичем Кошалы женятся и его братья: Лакшмана – на другой приемной дочери Джанаки, Бхарата и Шатругхна – на его прекрасных племянницах…

Проходит время. Царь Дашаратха слабеет. Он все чаще думает о наследнике.

Книга вторая. Айодхья

 
С Шатру́гхной к царю Ашвапáти, любимому дяде,
Отправился Бхарата в гости, учтивости ради.
 
 
И были царем Ашвапати обласканы оба,
Как будто обоих носила Кайкейи утроба.
 
 
Но помнили братья, покинув родные пределы,
О том, что в Айодхье остался отец престарелый.
 
 
Шатругхна да Бхарата были средь поросли юной,
Как Индра великий с властителем неба, Варуной.
 
 
Айодхьи правитель, чье было безмерно сиянье,
Царевичей двух вспоминал на большом расстоянье.
 
 
Своих сыновей он считал наилучшими в мире:
Четыре руки от отцовского тела. Четыре!
 
 
Но Рама прекрасный, что Брахме под стать, миродержцу,
Дороже других оказался отцовскому сердцу.
 
 
Он был, – в человеческом облике – Вишну предвечный, –
Испрошен богами, чтоб Равана бесчеловечный
 
 
Нашел свою гибель и кончилось в мире злодейство.
Возвысилась мать, что пополнила Рамой семейство,
 
 
Как дивная Áдити, бога родив, Громовержца.
Лица красотой небывалой, величием сердца,
 
 
И доблестью славился Рама, и нравом безгневным.
Царевич отца превзошел совершенством душевным.
 
 
Всегда жизнерадостен, ласков, приветлив сугубо,
С обидчиком он обходился достойно, не грубо.
 
 
На доброе памятлив, а на худое забывчив,
Услугу ценил и всегда был душою отзывчив.
 
 
Мгновенно забудет он зло, а добра отпечаток
В душе сохранит, хоть бы жизней он прожил десяток![20]20
  …хоть бы жизней он прожил десяток! – По представлениям индийцев, для вечного «я» нет смертей и рождений, оно лишь меняет телесные воплощения, странствуя из существования в существование.


[Закрыть]
 
 
Он общества мудрых искал, к разговорам досужим
Любви не питал и владел, как мужчина, оружьем.
 
 
Себе в собеседники он избирал престарелых,
Приверженных благу, в житейских делах наторелых.
 
 
Он был златоуст: красноречье не есть краснобайство!
Отвагой своей не кичился, чуждался зазнайства.
 
 
Он милостив к подданным был и доступен для бедных,
Притом – правдолюб и законов знаток заповедных.
 
 
Священной считал он семейную преданность близким,
К забавам дурным не привержен и к женщинам низким.
 
 
Он стройно умел рассуждать, не терпел суесловья.
Вдобавок был молод, прекрасен, исполнен здоровья.
 
 
Свой гнев обуздал он и в дружбе хранил постоянство.
Он время рассудком умел охватить и пространство.[21]21
  Он время рассудком умел охватить и пространство. – То есть владел приемами йоги, наделяющей ее приверженцев рядом сверхъестественных способностей, как то: чтение и передача мыслей на расстоянии, способность мгновенно изменять параметры или вес своего тела, возможность быстро перемещаться в любую точку пространства-времени и т. п.


[Закрыть]
 
 
Чтоб суть человека раскрылась, его подоплека, –
Царевичу было довольно мгновения ока.
 
 
Искусней царя Дашаратхы владеющий луком,
Он веды постиг и другим обучался наукам.
 
 
Царевич был дваждырожденными долгу наставлен,
К добру и свершенью поступков полезных направлен.
 
 
Он разумом быстрым постиг обхожденья искусство,
И тайны хранить научился, и сдерживать чувства.
 
 
Не вымолвит бранного слова и, мыслью не злобен,
Проступки свои, как чужие, он взвесить способен.
 
 
Он милостиво награждал и смягчал наказанье.
Сноровист, удачлив, он всех побеждал в состязанье.
 
 
Как царства умножить казну – наставлял казначея.
В пиру за фиглярство умел одарить лицедея.
 
 
Слонов обучал и коней объезжал он по-свойски.
Дружины отцовской он был предводитель геройский.
 
 
Столкнув колесницы в бою иль сойдясь в рукопашной,
Ни богу, ни áсуру не дал бы спуску бесстрашный!
 
 
Злоречья, надменности, буйства и зависти чуждый,
Решений своих никогда не менял он без нужды.
 
 
Три мира его почитали; приверженный благу,
Он мудрость имел Брихаспáти, а Индры – отвагу.
 
 
И Раму народ возлюбил, и Айодхьи владетель
За то, что сияла, как солнце, его добродетель.
 
 
И царь Дашаратха помыслил про милого сына:
«Премногие доблести он сочетал воедино!
 
 
На царстве состарившись, радости ждать мне доколе?
Я Раму при жизни увидеть хочу на престоле!
 
 
Пугаются áсуры мощи его и отваги.
Он дорог народу, как облако, полное влаги.
 
 
Достигнуть его совершенства, его благородства
Не в силах цари, невзирая на власть и господство.
Мой Рама во всем одержал надо мной превосходство!
 
 
Как правит страной необъятной любимец народа,
Под старость узреть – головой досягнуть небосвода!»
 
 
Велел Дашаратха призвать благославного сына,
Чтоб царство ему передать и престол властелина.
 

 
Случайно с террасы, подобной луне в полнолунье,[22]22
  …с террасы, подобной луне в полнолунье… – Имеется в виду плоская дворцовая крыша, служившая в вечерние часы местом прогулок, свиданий, отдыха и т. п.; ее выбеленная поверхность, украшенная жемчугами и самоцветами, сверкает, как луна в ночи.


[Закрыть]
На город взглянула Кайкейи служанка, горбунья.
 
 
Она, – с колыбели приставлена к этой царице, –
Жила при своей госпоже в Дашарáтхи столице.
 
 
И видит горбунья на улицах, свежих от влаги,
Душистые лотосы, царские знаки и флаги.
 
 
И дваждырожденных узрела она вереницы,
Что сладкое мясо несли и цветов плетеницы,
 
 
И радостных жителей города, валом валивших,
Омытых водою, сандалом тела умастивших.
 
 
Из божьих домов доносился напев музыкальный,
На улицах слышался гомон толпы беспечальной.
 
 
И чтение вед заглушалось порой славословьем,
Мешалось с коровьим мычаньем и ревом слоновьим.
 
 
Увидя льняные одежды на няньке придворной,
Что взором своим изъявляла восторг непритворный,
 
 
Горбунья окликнула няньку: «Скажи мне, сестрица,
С чего ликованья полна Дашаратхи столица
 
 
И щедро казну раздает Каушалья-царица?
Сияет владыка земной, на престоле сидящий.
 
 
Какое деянье задумал Великоблестящий?»
Придворную няньку вконец распирало блаженство.
 
 
«Наследника царь возлюбил за его совершенства,
И завтра, едва засияет созвездие Пу́шья, –
 
 
Ответила женщина эта, полна простодушья, –
Прекрасного Раму властитель венчает на царство!»
 
 
Проснулись дремавшие в Мантхаре злость и коварство.
Поспешно горбунья покинула эту террасу,
 
 
Что видом своим походила на гору Кайласу.
Царицу Кайкейи нашедшая в спальном покое,
 
 
Прислужница гневно сказала ей слово такое:
«Я радость и горе делила с тобой год от года.
 
 
Ты – старшая раджи супруга[23]23
  Ты старшая раджи супруга… – Не вполне понятно, что имеет в виду Мантхара, употребляя в своем обращении к Кайкейи слово «махиши» (буквально: «буйволица»), имеющее, по крайней мере, два значения: 1) «старшая жена царя» (в отличие от «младших») и 2) «законная царская супруга» (в противоположность «побочным»). Возможно, опираясь на второе значение слова: «законная супруга» (которыми были, помимо Кайкейи, также Каушалья и Сумитра), – Мантхара намекает и на возможность для Кайкейи стать «старшей женой», поскольку она, как самая младшая, уже является «любимейшей» (санскр. «приятама»). Другие – немногочисленные – места «Рамаяны», указывающие на статус жен, свидетельствуют о том, что «старшей» («махиши») была все-таки Каушалья, хотя, вероятно, скорее в плане возраста и приоритета в браке, чем с позиции «родовитости»; Кайкейи же – младшая, но «любимейшая».


[Закрыть] и царского рода!
Но диву даюсь я, Кайкейи! Неужто спросонья
 
 
Закон отличить не умеешь ты от беззаконья?
Медовых речей не жалея тебе в угожденье,
 
 
На ложе супруги послушной ища наслажденья,
Твой муж двоедушный наивную ввел в заблужденье!
 
 
Придется тебе, венценосной царице, бедняжке,
Ходить у любимой его Каушальи в упряжке!
 
 
Обманщик услал благосветлого Бхарату к дяде
И Раме престол отдает, на законы не глядя!
 
 
Твой муж – на словах, – он походит на недруга – делом.
И эту змею отогрела ты собственным телом!
 
 
Тебе и достойному Бхарате, вашему сыну,
Он чинит обиду, надев благородства личину.
 
 
Для счастья тебя, несравненную, рок предназначил,
Но царь Дашаратха тебя улестил, одурачил.
 
 
Спасибо скажи своему ротозейству, что ходу
В Айодхье не будет кекайя семейству и роду!
 
 
Скорей, Удивленно-Глядящая, действуй, поколе
Царевич еще не сидит на отцовском престоле!»
 
 
Царица, и впрямь изумленная речью горбуньи,
Сияла подобно осенней луне[24]24
  Сияла подобно осенней луне… – В сухие осенние месяцы небо не закрыто облаками и воздух особенно чист и прозрачен; луна в это время года кажется особенно прекрасной.


[Закрыть] в полнолунье.
 
 
Она подарила служанке, вставая с постели,
Свое украшенье, где чудные камни блестели.
 
 
«О Мантхара, это известье мне áмриты слаще!
Пусть Раму на царство помажет Великоблестящий.
 
 
Мать Бхараты – Рамой горжусь я, как собственным сыном.
Ему из двоих предначертано быть властелином. –
 
 
Сказала царица Кайкейи: – Мне дороги оба,
Как будто обоих моя породила утроба.
 
 
Два любящих брата не станут считаться главенством,
О Мантхара, я упиваюсь душевным блаженством!
 
 
За то, что известье твое принесло мне отраду,
Проси, не чинясь, дорогая, любую награду!»
 

 
«Где Рама, там Бхарата… В мире не станет им тесно.
Отцовской державой они будут править совместно».
 
 
Ответила Мантхара: «Глупо ты судишь о власти,
Бросаешься, недальновидная, в бездну несчастий.
 
 
У Ра́гху потомка[25]25
  У Рáгху потомка… – то есть у Рамы, который, принадлежа к Солнечной династии, является отдаленным потомком основателя рода Рагху («скорый»), в свою очередь – потомка Ману Вайвасваты.


[Закрыть] – неужто не будет потомства?
Откроется Бхарате царской родни вероломство.
 
 
Глумленье изведает этот могучий: не брат же,
А сын богоданный наследует новому радже!
 
 
Известно, что дуб от порубки спасает колючий
Кустарник, растущий поблизости в чаще дремучей.
 
 
С Шатру́гхною Бхáрата дружен, – его покровитель,
А Лакшмана ходит за Рамой, как телохранитель,
 
 
И áшвинами, божествами зари и заката,
Недаром зовутся в народе два преданных брата.
 
 
Пойми, госпожа, если Раму помажут на царство,
Не Лакшману – Бхарату он обречет на мытарства!
 
 
Пусть Раму отправит в изгнанье, в лесную обитель,
А Бхарате царский престол предоставит властитель!
 
 
Купаться в богатстве ты будешь, Кайкейи, по праву,
Когда он родительский трон обретет и державу.
 
 
Для льва трубногласный владыка слоновьего стада –
Противник опасный, с которым разделаться надо.
Так Рама глядит на твое несравненное чадо!
 
 
Над матерью Рамы выказывая превосходство,
Не можешь надеяться ты на ее доброхотство.
 
 
Коль скоро унизила ты Каушальи гордыню,
Не сетуй, найдя в оскорбленной царице врагиню,
 
 
И Раме, когда заполучит он земли Кошалы,
С горами, морями, где спят жемчуга и кораллы,
 
 
Покоя не будет, покамест он Бхарату-брата
Не сгонит со света, как недруга и супостата!»