Текст книги "Слово о полку Игореве. Древнерусский литературный памятник в пересказе Евгения Лукина"

Печаль Русской земли

Миновали древние века Трояна, прошли славные годы Ярослава Владимировича Мудрого, закончились крамольные брани Олега Гориславича. Ведь этот Олег, лишённый княжеского удела, ковал мечом распри между князьями и сеял по Русской земле стрелы раздора. Когда на заре вступал он в золотое стремя в далекой Тмутаракани, то этот воинственный звон слышал в Киеве великий князь Ярослав Мудрый, а встревоженный Владимир Мономах закладывал уши, второпях запирая крепостные ворота в Чернигове. Жажда славы привела на Божий суд Бориса Вячеславича – в ковыльной степи постелила молодому князю зелёную погребальную паполому. А ведь он насмерть сражался на Нежатиной ниве за обиду Олега Гориславича, стремясь вернуть тому черниговский престол. В той же битве погиб и киевский князь Изяслав Ярославич, когда стоял в пешем строю, и подкравшийся ездок исподтишка вонзил копьё в спину несчастного князя. Сын его Святополк возложил отца на носилки между угорскими иноходцами и бережно повёз в стольный град Киев, где с горьким плачем предал его тело земле возле храма Святой Софии. В ту тяжёлую пору при Олеге Гориславиче засевалась и прорастала усобицами Русская земля, погибало нажитое добро русских людей – внуков солнечного Даждьбога, в княжеских распрях укорачивался людской век. Тогда здесь, на разорённых полях, редко покрикивали пахари, зато часто граяли вороны, деля между собой мертвечину, а галки зловеще перекликались, собираясь лететь на поживу. Так бывало во времена прежних браней и прежних ополчений, но о такой кровавой битве, как эта, ещё никто не слыхивал. Три дня с раннего утра до позднего вечера, с позднего вечера до раннего утра летели калёные стрелы, гремели сабли о шлемы, трещали харалужные копья в чужом Половецком поле. Чёрная земля под копытами была усеяна костьми, полита кровью, и обильно взошла печаль на Русской земле.

Пленение Игоря

Что шумит, что звенит рано перед воскресными зорями? Это черниговские ковуи, бросая булатные мечи и щиты, обратились в бегство. Никто с ними не побежал, лишь несколько простых воинов да кое-кто из дружинников – боярских детей. Князь Игорь в это время ехал на коне, потому что был ранен в левую руку при начале сражения. Пытаясь остановить беглецов, он поскакал следом. Тут заметил, что слишком отдалился в сторону, и повернул назад. Когда же приблизился к своему полку, лихие половецкие наездники с гиканьем ринулись ему наперерез и пленили князя на расстоянии полёта стрелы от полка. Уже схваченный, Игорь с жалостью смотрел издали, как ожесточённо, из последних сил, бьётся с врагом ярый тур Всеволод, и молил у Бога смерти, чтобы не видеть гибели любимого брата. Но к полудню пали русские стяги. Кончилась жестокая сеча, и пошли половцы каждый к своей веже, по пути разлучая пленников. Хан Гзак заполучил себе ярого тура Всеволода и его племянника – рыльского князя Святослава. А хан Кончак поручился за князя Игоря, потому что тот был ему сватом – они ведь давно столковались поженить сына Владимира на ханской дочери Кончаковне. Тут расстался с братом брат на берегу быстрой речки Каялы, омрачённой мёртвыми струями. Тут кровавого вина недостало, тут пир докончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли за Русскую землю. Тут поникла трава от жалости, а деревья в печали приклонились к земле.

Невесёлая година

Невесёлая година, братья, настала! Дикая пустошь буйной зелёной порослью покрыла павшую русскую рать. Поднялась обида в силах русских воинов – внуков солнечного Даждьбога, вступила девою на древнюю землю Трояна, всплеснула лебедиными крылами на синем море возле Дона и вспугнула шумным плеском тучные времена изобилия. Приутихли боевые походы князей, ибо сказал брат брату: «Это – моё, и это – тоже моё». И стали князья малое великим величать, стали сами себе страшные беды ковать, а безбожные орды со всех сторон понеслись победной рысью на Русскую землю. Хан Кончак поскакал к Переяславлю – отомстить князю Владимиру Глебовичу, который возложил рабское ярмо на хана Кобяка после битвы на реке Орели. Храбро сражался Владимир Глебович, в смертельной схватке отстоял отчий золотой престол. И тогда на обратном пути разозлённые половцы напали на приграничный город Римов. Его храбрые защитники взошли с оружием на крепостные стены, но под тяжестью доспехов рухнули две городницы и открыли путь врагу. Горький безутешный плач раздался над Римовом, потому что половцы умыкнули всех горожан. А хан Гзак серым волком метнулся вдоль другого берега реки Сулы и жаркой смолой сжёг дотла деревянный острог у Путивля, разорил его окрестности, собрав большой полон. – Я пришёл пленить русских жён и детей, – скрежетал зубами Гзак. – Их мужья и отцы, покинув родные дома, ускакали в бескрайнее Половецкое поле за добычей, а теперь, опутанные железными путами, томятся в моих вежах. Да не избегут они жестокого отмщения за мою милую жену и моих малых детей, давеча угнанных князем Олегом – старшим братом Игоря Святославича! Не быть в живых рыльскому князю Святославу – юному отпрыску рода Ольговичей! О, далече залетел ты, быстрокрылый сокол, прогоняя до синего моря половецких птиц – чёрных воронов да галок, белых гусей да лебедей. Не воскресить теперь храброго полка Игоря Святославича! Некому заступиться за беззащитные русские города и сёла, за несчастных жён и детей. Оттого и ликует безбожный хан Кончак, а злобный Гзак чёрной птицей кружится над Русской землёй, всюду разметая жаркую смолу из пламенного рога. Расплакались русские жёны, запричитали:

 
Уже нам своих милых лад
Ни мыслию смыслить,
Ни думою сдумать,
Ни очами высмотреть,
А златом-серебром
И подавно не бряцать!
 

И застонал, братья, Киев в великом горе, а Чернигов – от лихих напастей. Тоска разлилась по Русской земле, и обильная печаль потекла по русским просторам. Князья сами на себя крамолу ковали, а ненасытные кочевники, совершая набеги, брали дань по белке от каждого двора. Ведь братья Игорь и Всеволод, оба храбрых Святославича, пробудили раздором великую распрю, которую накануне усыпил их названый отец – великий князь киевский Святослав Всеволодович. Он усмирил это лютое зло своей грозою – сильными полками и харалужными мечами. Он вступил на Половецкую землю, притоптал высокие холмы и крутые яруги, взмутил реки и озёра, иссушил потоки и болота. А поганого хана Кобяка, будто буйным вихрем, вырвал из Лукоморья, от железных половецких полков. И был повержен хан Кобяк в киевской гриднице к ногам победителя, как последний раб. Тут все заморские гости – немцы и венецианцы, греки и моравы – хором грянули хвалебную песнь великому князю киевскому Святославу Всеволодовичу! Следом же стали заглазно укорять князя Игоря, что утопил он русское богатство в быстрой речке Каяле, что понапрасну рассыпал русское золото по широкой степи. И в тот горький час, когда звучали эти укоры, злосчастный князь Игорь пересаживался из золотого княжеского седла на подневольное кощеево седельце. Тогда приуныли крепостные забрала в русских городах, и шумное веселье над ними приутихло.

Сон Святослава

Тревожный сон видел великий князь Святослав Всеволодович в Киеве на горах. А наутро рассказывал ближним боярам: – Этой ночью снилось мне, будто с вечера на тисовой кровати укрывали меня чёрной погребальной паполомой, черпали мне синее вино, смешанное с горем, осыпали меня крупным жемчугом из пустых половецких колчанов и утешали меня. И чудилось мне, что уже нет деревянного князька над моим златоверхим теремом, будто вот-вот смерть нагрянет сюда, в мою опочивальню. И всю ночь напролёт граяли за окошком проклятые чёрные вороны, хоронясь где-то в заливных лугах у плёса, а затем через тёмные дебри унеслись к синему морю. И бояре толковали ему вещий сон: – Князь, от таких печальных слов горе застилает разум. Но видится нам, как два ясных сокола улетели с отчего золотого престола – устремились добыть себе города Тмутаракани либо испить шлемом чистой воды из Дона. Внезапно острые половецкие сабли подрезали соколиные крылья, а самих соколов опутали железные путы. И на третий день всё потемнело вокруг: померкли два солнца, погасли два багряных столпа и погрузились в море, а с ними непроглядная тьма заволокла и два молодых месяца. На быстрой речке Каяле эта тьма закрыла свет. И рассыпались по Русской земле половцы, будто выводок гепардов, и великую радость пробудили в хинове – грозном угорском племени. Уже хула одолела хвалу, уже сила покорила волю, и спустился сторожевой половецкий Див с вершины дерева наземь, потому что уже незачем было сторожить ему неведомый край – от Волги до Помория, от Посулия до Таврии. Вот уже и в далекой Таврии готские красные девы весело запели на берегу синего моря, зазвенели русским золотом и, восхваляя идольский мрак, взлелеяли месть за хана Шарукана, которого в стародавние времена побил храбрый Олег Гориславич на реке Суле, сойдясь заедино с другими русскими князьями. А ныне наша дружина лишилась всякой радости.

Золотое слово Святослава

Тогда великий князь Святослав Всеволодович изронил из своих скорбных уст золотое слово, смешанное со слезами. – О, мои племянники – Игорь и Всеволод! Не вовремя вы начали терзать мечами Половецкую землю, а себе искать воинскую славу. Не по чести вы напали на врагов, не по чести пролили поганую кровь. Ведь ваши храбрые сердца выкованы из твёрдого булата и закалены в огненной отваге. Что же вы сотворили моим серебряным сединам? Уже не вижу я прежней силы моего могучего и богатого брата Ярослава Всеволодовича Черниговского, который отправил с вами в поход воеводу Ольстина Олексича вместе с черниговскими ковуями – могутами и татранами, шельбирами и топчаками, ревугами и ольберами. Никто из них не вернулся домой. А ведь они когда-то без щитов, с одними засапожными ножами, грозным кликом побеждали вражеские полки, звеня дедовской славой. Но вы сказали: «Сами погеройствуем, чтобы и старую славу себе присвоить, и нынешнюю славу между собою поделить!» А что – не диво ли будет, братья, мне, старику, помолодеть? Сбросив линьку, возмужавший сокол высоко в небе избивает птиц и никогда не даст своего гнезда в обиду. Да только вот какая мне выпала напасть – ваше княжеское своеволие повернуло вспять времена. Теперь снова под половецкими саблями закричали, застонали жители Римова. Защищая свой город, переяславский князь Владимир Глебович выехал за крепостные ворота и бесстрашно бился с конниками хана Кончака. Израненный тремя копьями, он был едва отбит подоспевшими боярами. Горе и беда сыну Глебову, внуку удалого Юрия Владимировича Долгорукого! О, великий князь владимирский Всеволод Юрьевич! Не замышляешь ли ты сюда прилететь издалека и поберечь отчий золотой престол? Подобно отцу, князю Юрию Долгорукому, ты силён и могуч – можешь Волгу вёслами расплескать, а Дон шлемами вычерпать. Если бы ты оказался здесь, явил бы свою богатырскую удаль в сражении со степняками и захватил бы богатый полон, то на киевском базаре каждая степная невольница тогда стоила бы по ногате, а половецкий раб – по резане. Ты ведь можешь посуху стрелять живыми стрелами, посылая в бой пятерых лихих сыновей рязанского князя Глеба Ростиславича! И ты, храбрый киевский князь Рюрик Ростиславич, и ты, смоленский князь Давид Ростиславич! Не ваших ли воинов золочёные шлемы плавали в крови после битвы на реке Роси? Не ваша ли храбрая дружина, посечённая калёными половецкими саблями под Ростовцом, по-туриному рычала в чужом неведомом поле? Вступите же, братья, в золотые стремена за обиду нашего времени, за Русскую землю, за раны Игоря Святославича! О, галицкий князь Ярослав Владимирович, прозванный за великую мудрость Осмомыслом! Высоко ты сидишь на своём златокованом престоле, подпирая железными полками Карпатские горы, загородив путь воинственному угорскому королю Беле, затворив на надёжный ключ ворота Дунаю! Ты мечешь огромные камни через облака и праведный суд рядишь до Дуная. Твои грозы растекаются по окрестным землям, ты отворяешь киевские ворота, с отчего престола стреляешь по заморским султанам. Так стреляй же ты, государь, в этого безбожного кощея хана Кончака – за Русскую землю, за раны Игоря Святославича! А ты, храбрый волынский князь Роман Мстиславич, и ты, городенский князь Мстислав Всеволодович! Дерзновенные помыслы влекут ваш ум на ратные подвиги. Высоко вы летите на жестокую сечу, подобно соколам рея на ветру, стремясь вольных птиц преодолеть в молодецкой удали. Ведь у ваших воинов под латинскими шлемами гремят железные латы. Потому от вашей грозной поступи и дрогнула земля, и многие народы устрашились – хинова, литва, ятвяги, деремела и половцы. От страха они побросали свои острые сулицы и склонили головы под ваши булатные мечи. Но ныне померк и для русичей солнечный свет, а деревья не к добру обронили листья. Враги уже поделили наши города по днепровским притокам Роси и Суле. Увы, не воскресить храброго полка Игоря Святославича! Вас, князья, кличет великий Дон и зовёт на победу, зовёт отомстить за наших братьев, пленённых на поле брани. А вы, волынские князья Ингварь и Всеволод Ярославичи, и все три брата Мстиславича – Роман, Святослав и Всеволод! Ведь вы, шестокрыльцы, вылетели не из худого гнезда, не по победному жребию добыли себе волости. Так заградите своими острыми стрелами ворота Половецкому полю – отомстите за Русскую землю, за раны Игоря Святославича!

Жемчужная душа Изяслава

Невесёлая година, братья, настала! Уже и Сула не течёт чистыми серебряными струями к городу Переяславлю, и Двина затерялась в дремучих болотах, тайком пробираясь к полочанам под жуткими бесовскими кликами. Один только молодой полоцкий князь Изяслав Василькович своими острыми мечами отважно прозвенел о литовские шлемы, поддержал доблестную славу своего деда – чародея Всеслава Брячиславича, а сам был изрублен литовскими мечами под красными щитами на кровавой траве. И молвил напоследок юноша: «Твою дружину, князь, небесные птицы приодели крыльями, а полевые звери полизали кровь». Не было рядом с ним в смертный час ни брата Брячислава, ни другого брата Всеволода. В полном одиночестве изронил он жемчужную душу из своего храброго тела через золотое ожерелье. Приуныли вокруг голоса, приутихло веселье. И печально протрубили вдали городенские трубы. О, внуки Ярослава Владимировича Мудрого и внуки Всеслава Брячиславича Полоцкого! Опустите простреленные стяги, вложите в ножны зазубренные мечи, ибо потеряли вы дедовскую славу. В своих бесконечных распрях вы стали призывать врагов на Русскую землю, расплачиваясь за это чужим уделом и чужим добром. Из-за ваших нескончаемых усобиц начались разбойные набеги от Половецкой земли.

Чародей Всеслав

На седьмом веке Трояна бросил полоцкий князь Всеслав Брячиславич жребий, какая девица ему милее – киевская или новгородская? Украдкой вскочил он на борзого коня, достиг стольного града Киева и поцеловал своим серебряным стружием золотой киевский престол. Оттуда в полночь, окутавшись синей мглой, бежал из киевского Белгорода, подобно лютому зверю, а наутро, трижды вонзив секиру, распечатал нетронутые новгородские ворота, надругавшись над гордой славой Ярослава Мудрого. Затем серым волком ловко ускользнул на далёкую речку Немигу, что спряталась в лесах под Минском. Здесь его настигли сыновья Ярослава Мудрого и приступили к ратной работе: стелили снопы из воинских голов, молотили булатными цепами, жизнь клали на зерновом току, душу веяли от грешного тела. Кровавые берега Немиги засеяли не добрым житом, а костями русских сынов. Так Ярославичи отомстили полоцкому князю за выбор милой девицы по жребию, за ночные похождения к чужим воротам, за бесстыдные посягательства на чужой престол. Всеслав Брячиславич славился своим чародейством. Говорят, что днём полоцкий князь, как обычно, правил людской суд и рядил князьям города, а ночью рыскал волком по всей земле: до рассвета пробегал путь от Киева до Тмутаракани быстрее восходящего солнца – быстрее великого бога Хорса. Ещё рассказывают: в Полоцке колокола Святой Софии только позвонили Всеславу Брячиславичу к заутрене, а через мгновение он уже в Киеве слышал этот благовестный колокольный звон. Хотя в его дерзком теле и была чародейная душа, но часто он страдал от всяких бед и несчастий. Вещий Боян когда-то сказал ему такую мудрую поговорку: «Никому не избежать Божьего суда – ни хитрому, ни удачливому».

Плач о погибели Русской земли

О, Русская земля, ты печалишься, вспоминая первых князей и первые времена! Ведь тогда, светло светлая и красно украшенная, ты удивляла всех многими красотами: высокими холмами, широкими полями и частыми дубравами, синими озёрами и реками, дивными городами и сёлами, святыми источниками и храмами, честными боярами и вельможами. Всякого изобилия ты была преисполнена, Русская земля, и увенчана правоверной христианской верой! Отсюда до угров и поляков, чехов и ятвягов, литовцев и немцев, от Корелы до Белого моря и Великого Устюга, где в лесах обитают тоймичи, от волжских булгар до буртасов, черемисов и мордвы – все эти племена, названные посолонь, покорил Бог христианскому народу и его владыкам: великому князю владимирскому Всеволоду Юрьевичу, отцу его, великому князю киевскому Юрию Владимировичу Долгорукому, и деду его, великому князю киевскому Владимиру Всеволодовичу Мономаху, которым половцы когда-то пугали своих детей в колыбели. А ведь воистину славными были первые времена! Литовцы тихо сидели в своих тёмных болотах, даже не высовываясь из тростников на Божий свет. Угры от страха укрепляли железными воротами свои каменные города, чтобы на них не ходил войной мгучий Владимир Мономах. Немцы от души радовались, что живут далеко-далеко за синим морем. Буртасы, черемисы и веды издревле платили дань русским князьям, собирая в чащобах дикий мёд ещё для Владимира Святославича Красное Солнышко. И сам заморский царь Мануил Цареградский посылал ладьи с дорогими дарами, чтобы великий киевский князь не жаждал покорить Царьград и прибить гвоздями свой победный щит к его воротам. В те первые времена невозможно было пригвоздить нашего старого Владимира Святославича к киевским горам – так была сильна и едина Русская земля! А ныне развеваются порознь русские стяги: одни хоругви носит киевский князь Рюрик Ростиславич, другие – его брат, смоленский князь Давид Ростиславич. И русскую кровь пьют половецкие копья.

Плач Ярославны

Спозаранку до далёкого берега Дуная, где восседает на златокованом престоле грозный галицкий князь Ярослав Осмомысл, долетает печальный голос его милой дочери Ефросиньи Ярославны – молодой жены князя Игоря. Одна-одинёшенька стоит она на забрале крепостной стены города Путивля и плачет, и причитает: – Полечу я белой зегзицей над дунайской волною, омочу шёлковый рукав с бобровой опушкой в живых струях быстрой речки Каялы, утру кровавые раны на горячем теле моего милого лады. С раннего утра на забрале крепостной стены Путивля стоит перед узкой бойницей княгиня Ефросинья Ярославна. Степной ветер обвевает её неубранные пряди и внимает горьким рыданиям молодой жены князя Игоря: – О, ветер, ветрило! Зачем, господин, так сильно веешь своими широкими крыльями? Зачем мечешь лёгкие хиновские стрелы на воинов моего милого лады? Разве мало тебе гулять под облаками и лелеять ладьи на синем море? Зачем, господин, развеял моё веселье по степному ковылю? С раннего утра, взойдя на забрало крепостной стены Путивля, княгиня Ефросинья Ярославна глядит через узкую бойницу на синие речные волны, и горючие слёзы льются из её печальных очей: – О, Днепр Словутич! Своими мощными волнами ты пробил каменные горы сквозь Половецкую землю. Ты лелеял боевые ладьи великого князя киевского Святослава до стана половецкого хана Кобяка. Прилелей, господин, ко мне моего милого ладу, чтобы я не посылала к нему на море своих слёз. С раннего утра на забрале крепостной стены Путивля плачет княгиня Ефросинья Ярославна, и сквозь узкую бойницу солнечный свет озаряет её скорбный лик, утишает её горькие причитания: – О, светлое и трижды светлое солнце! Для всех ты тепло и прекрасно! Зачем же, владыка, ты простёр свои горячие обжигающие лучи на воинов моего милого лады? В безводном поле ты жаждой расслабил дубовые луки и горем заткнул кожаные колчаны, не позволив нашим воинам ни защититься, ни спастись.

Побег князя Игоря из плена

Тёмной ночью вспенилось синее море, сильные вихри взвились в чёрных тучах. Господь Бог указал князю Игорю путь из Половецкой земли на землю Русскую, к отчему золотому престолу. Накануне половец Овлур шепнул знатному пленнику: «Пойду с тобою на Русь!» Игорь сначала ему не поверил, поскольку надеялся бежать вместе со всеми пленными русскими мужами, что томились вместе с ним в половецких вежах. – Страшась бесчестия, я не бросил свою дружину в жестоком бою, – говорил князь. – И теперь не могу бежать из плена бесславным путём. – Беги на Русскую землю, Игорь Святославич! – умоляли его мужи. – Если будет на то Божья воля – спасёшься. Не угоден Богу твой замысел – бежать всем вместе. А о том не думаешь, что скоро вернутся половцы из похода и тебя убьют, и всех нас. И не будет тебе ни славы, ни жизни. Тогда решил князь Игорь последовать совету мужей и послал своего конюшего передать Овлуру, что ждёт его в полночь с поводным конём на другом берегу реки Тор. Уже погасла вечерняя заря. Князь Игорь лежит в полстяном шатре – и спит, и не спит. В неясной полудрёме он крылатой мыслью мерит поле от великого Дона до малого Донца. Рядом половецкие стражи напились хмельного кумыса, повеселились, позабавились да и крепко уснули в степном ковыле. Наконец в полночь свистнул Овлур за рекой – повелел князю поторопиться, ибо вот-вот нагрянут половцы из похода, и не жить тогда русским пленникам. Игорь в смятении встал, поклонился честному кресту и Божьему образу, прошептал молитву: «Господи, в сердцах читающий! Спаси меня, Владыка, недостойного!» – а затем приподнял полость шатра и выбрался на волю. Дерзко гикнул в ночи Овлур, застучали о землю конские копыта, зашумела в степи трава, проснулись половецкие вежи и суматошно заметались во тьме. А князь Игорь горностаем прыгнул в прибрежные тростники, переплыл белым гоголем реку Тор, вскочил на борзого коня и помчался к берегам Северского Донца, на ходу обращаясь то в босого волка, то в быстрого сокола. Когда Игорь летел соколом под облаками, избивая гусей-лебедей к завтраку, обеду и ужину, то Овлур следом волком бежал, отряхивая с себя студёную росу. К вечеру они до смерти загнали своих борзых коней.