Текст книги "Мифы индейцев Южной Америки"

Эпос индейцев
Мифы индейцев Южной Америки

Горшок с мясом

1.Черный человек

Женщина шла по лесу. Она продиралась сквозь кусты, в кровь разодрала ноги. Наконец, показалась тропа. Женщина остановилась, присела на корточки и облегчилась. Потом пошла дальше.

Все это время Дика следил за ней. Как только женщина скрылась за поворотом тропы, он подбежал и аккуратно соскреб нечистоты – под ними явственно обозначился отпечаток ноги тапира. Дика даже затрясся от удовольствия. Он бросился в лес, догнал тапира и превратил его в большого черного человека.

Женщина уже подходила к дому, когда чья-то темная фигура загородила дорогу.

– Куда спешишь? – раздался хриплый голос. – Муж твой мертв, зато я хочу тебя!

Черный человек повалил женщину на тропу. Удовлетворив желание, он поднялся, схватил пленницу за руки и потащил за собой.

Много удивительного довелось повидать женщине на этой неделе. Особенно ее поразило, как муж-тапир ловит рыбу. Он заходил в воду и испражнялся. После этого рыба всплывала вверх животом и ее оставалось лишь подобрать.

Хотя новый муж хорошо кормил женщину, ей не терпелось домой. Ведь маленькая дочка осталась совсем одна. Однажды ночью женщина убежала. Стараясь не сбиться с тропы, она не раз оступалась и падала, думала порой, что не дойдет: мешал огромный живот. Казалось, что женщина на сносях, хотя беременность длилась не столь долго. Но вот и дом. Готовясь к худшему, женщина открыла дверь. Дочка лежала в гамаке. Она была жива, но выглядела измученной: по всему телу ползали огромные тапирьи вши. Мать села рядом и стала искать насекомых в голове девочки. Обессилев, мать и дочь слегка задремали. Тогда зашевелилось в утробе еще не рожденное дитя – ребенок-тапир. Он высунул наружу похожий на хобот нос, нащупал гениталии девочки и таким необычным образом лишил ее невинности.

В хижину ворвался младший брат мужа женщины.

– Я убил тапира, я отомстил ему! – крикнул он.

– Мне пора рожать! – простонала женщина.

Ребенок-тапир выбрался наружу, разорвав мать пополам.

2. Ящик

Человек пошел охотиться на вискачей. Пройдя несколько сот метров, он увидел множество зверьков и настрелял их полный мешок. Но вернувшись на то же место в следующий раз, никакой дичи там не нашел и направился дальше.

В конце концов он добрался до незнакомой деревни. На площади толпился народ: зарезали корову, все готовились к празднику. Люди заметили чужака и стали гадать, кто он такой. Мужчины жарили мясо.

– Пойди спроси, – велели они товарищу, – откуда он; и пригласи к нам – пусть тоже покушает. И пусть к вождю сходит!

Человек боялся идти к вождю, но окружающие принялись его ободрять. Тогда охотник приблизился к дому вождя и прокричал вежливое приветствие.

– Будь любезен, – ответил вождь, – пойди наруби дров. Вот топор. Налей в котел воды, разожги огонь и заготовь дров. Воду поставь кипятиться. Но топлива принеси побольше, чтобы вода быстрее согрелась. Как закипит, мы бросим тебя в котел!

Маленький мальчик, стоявший неподалеку, прошептал человеку:

– Постарайся схватить топор, ведь вождь собирается прикончить тебя!

– Как же мне рубить, вождь? – спросил человек, подойдя к дереву.

Вождь стал показывать, а человек ударил его топором по шее и убил. А дальше стал думать, что ему делать с детьми вождя. Он заметил большой ящик и позвал ребятишек:

– Ну-ка прячьтесь скорее сюда, а то сейчас холодный ветер задует!

Дети залезли в ящик, а человек забил крышку гвоздями. Подул холодный ветер, и дети в ящике умерли.

3.Череп

Нофуетома был неплохой колдун. Он много чего исхитрился создать, но вершиной собственной изобретательности считал растение карай. Некоторые думают, что такого растения не существует в природе, ибо, если индейцев спросить, что такое карай, любой из них укажет какую-нибудь свою лиану или траву. Некоторые карам ложные и слабые – с этим не приходится спорить. Однако каждый, кто намажется соком настоящего карам, видит в темноте.

С тех пор, как ночь для Нофуетомы сделалась светлее дня, он стал от заката до рассвета бродить в лесу и выгребать из дупла древесных лягушек, которые ведут ночной образ жизни. Жена потом подавала их в жареном виде вместе с маниоковыми лепешками. Рыбной ловлей Нофуетома теперь тоже занимался исключительно по ночам: зажигал факел и бил острогой столько рыбы, сколько хотел.

Не удивительно, что по лесу распространялось недовольство. Отомстить Нофуетоме, создавшему колдовское растение, вызвались жабы. Они незаметно проникли в его жилище и устроились, кто под бревном, кто под камнем, кто под брошенной старой корзиной. Всякий раз, когда Нофуетома уходил в лес, жабы вылезали из темных углов и окружали хозяйку дома. Медленно переступая, они приближались к несчастной женщине, совершенно терявшей способность двигаться. Жабы забирались на нее и начинали потихоньку объедать. Кожа, мясо и кровь таяли, остов разваливался.

Подходя к дому, Нофуетома имел обыкновение стучать по корню дерева, росшего у тропы. Этим он желал напомнить жене, что пора подавать мужу лепешки и пиво. Он не знал, что посылает предупреждение жабам. Услышав стук, те восстанавливали женщину из останков и отнимали у нее память. Когда муж входил, она лишь жаловалась на страшную головную боль и, худея день ото дня, отказывалась принимать пищу.

Однажды Нофуетома возвращался с охоты позднее обычного и в спешке забыл ударить по корню. Отворив дверь, он увидел кучу окровавленных костей на полу, а в гамаке – дочиста обглоданный череп. Пока охотник обдумывал, как ему поступить, череп подскочил и вцепился ему в меча. Нофуетома попробовал сбросить череп на пол, но тот укусил его за руку. Каждая новая попытка избавиться от черепа влекла за собой все более жестокое наказание. Нофуетома понял, что сопротивляться глупо – враг перегрызет ему горло. Оставалось смириться.

– Что, не нравится? – ухмыльнулся череп, видя успех дрессировки. – Привыкнешь! Это тебе за то, что позволил жабам меня сожрать!

Отныне жизнь Нофуетомы превратилась в мучение. Он теперь постоянно испытывал острейший голод, так как череп перехватывал почти всю пищу, которую человек подносил ко рту. Свои нечистоты череп извергал на тело Нофуетомы. Спина и плечо почернели и стали заживо гнить, густой рой мух сопровождал охотника, куда бы он не направился. Когда Нофуетома попробовал смыть грязь, череп больно укусил его в щеку, давая понять, что следующая попытка помыться будет стоить человеку жизни.

Нофуетома чувствовал, что долго не протянет, если не придумает какой-нибудь хитрости. Долгое время все планы спасения терпели неудачу: череп проявлял недюжинную прозорливость и ловкость. И все же Нофуетома не зря слыл колдуном. Однажды ночью он сумел втайне от черепа побеседовать со своими амулетами. Духи-хранители дали совет: обещай накормить череп рыбой, а потом попроси его слезть – мол, надо вершу проверить.

Желание полакомиться пересилило осторожность: череп нехотя соскочил с живого насеста на поваленный ствол дерева. В то же мгновение Нофуетома прыгнул в реку и поплыл под водой, сколько позволяло дыхание. Затем вскарабкался на берег и побежал к дому. Захлопнув дверь, он припер ее жердью. Череп прискакал следом, остановился и вдруг закричал голосом жены:

– Отдай мою терку для маниоки!

Человек приоткрыл дверь и просунул в щель терку. Увидев знакомый предмет, череп слился с ним в бесформенный ком. Ком взвился вверх и превратился в ночного попугая, который кричит при луне. Попугай посидел на крыше, затем улетел в лес.

4. Голова

Куйменарэ жил в селении Озайрикасекван со своими двумя женами. Они были сестры. Старшую звали Зома-Зомайро, младшую – Камалало. У Зама-Зомайро было трое детей.

Однажды Куйменарэ сказал старшей жене:

– Я пойду ловить рыбу. Вернусь на третий день. Смотри за сестрой, чтобы не вступала она в разговор с Акуй-Ха– лава; знаешь, наверное, лесной такой человек – волосы длинные, весь белый, красивый, сам людоед, а поет амм-лалала, амм-лалала! Он по дороге к нашему огороду обосновался, ест там дикие сливы.

Младшая жена Камалало слышала эти слова. Итак, Куйменарэ ушел на реку. Чуть позже Зома-3омайро отправилась вместе с детьми на огород. Когда она шла по тропе, Акуй-Халава стал бросать в нее сливовые косточки, но женщина этого будто не замечала.

На следующий день Камалало взяла корзинку и говорит:

– Схожу-ка я теперь на огород.

– Иди, только наш муж велел с Акуй-Халава в разговоры не вступать.

– Ну, что ты, стану я с ним дело иметь!

Камалало дошла до дерева, под которым землю ковром устилали плодовые косточки.

– Послушай, Акуй-Халава, – начала молодая женщина, – брось мне сливу, а? Тот бросил вниз пригоршню косточек.

– Нет, я так не хочу, мне слив нужно, – произнесла Камалало игриво. Тот опять бросил косточки.

– Ну, слушай, перестань, тебе что – жалко?

– Хорошо, хорошо, сейчас вправду дам тебе слив.

Кушая сладкие сливы, женщина говорила:

– Знаешь, куда я иду? Иду я на огород, накопаю там маниока, сладкого картофеля и ямса, вот как! Вскоре она уже шла назад с полной корзиной.

– Эй, брось еще слив! – попросила женщина, подойдя к дереву. Акуй-Халава бросил косточки.

– Опять те же шутки! Ну, брось мне слив, трудно что ли!

Лесной человек бросил слив. Запихивая их в рот, Камалало словно бы размышляла вслух:

– Наш муж Куйменарэ ушел ловить рыбу, два дня его не будет. Мы дома с Зама-Зомайро одни. Может в гости зайдешь? Я пиво сварю!

Акуй-Халава ничего не ответил, однако шагая к дому, женщина так и сияла от возбуждения.

– С Акуй-Холява беседовала, что ли? – сразу же догадалась сестра. – Кто тебе велел пиво готовить? Решили же послезавтра делать, когда муж вернется.

Камалало не обратила на эти слова никакого внимания. Она сбегала за водой, стала тереть маниок, послала племянника принести сосуд из тыквы. Как только пиво дозрело, она поставила самый большой сосуд гостю – Акуй-Халава. Убедившись, что все готово, Камалало как следует вымылась и раскрасилась красным соком ачиоте. Солнце клонилось к закату, когда из леса послышалось:

– Амм… лалала, амм… лалала!

– Акуй-Халава идет, что ли? – спросила Зама-Зомайро. – Ты поэтому такая веселая?

С этими словами старшая сестра подозвала детей и вместе с ними забралась на высокий помост под крышей, где индейцы пареси спят, если опасаются нападения ягуара.

– Кого пригласила, пожалуйста, принимай одна! – сказала Зама-Зомайро напоследок.

Одна! О таком исходе дела Кама-пало и не мечтала. Вот гость вошел, сел. Однако губы у Акуй-Халава были дырявые, поэтому пиво пролилось на пол.

– Пей как следует, что же ты проливаешь! – укоряла женщина.

– Ох, конечно, больше не пролью, – извинился лесной человек.

– А теперь ляжем вместе! – сказала Камбала. Акуй-Холява устроился в ногах женщины и стал их заглатывать.

– Тик… тик… тик…, – послышался звук.

– Что ты играешь, перестань щекотать мои пятки,– воспротивилась Камалало, – давай по-настоящему!

Тогда Акуй-Халава лег рядом с ней и принялся кушать плечо.

– Опять шутишь, щекочешь только, переходи на другую сторону!

Акуй-Холява перешел постепенно и съел женщину всю до конца. Одна голова осталась лежать в гамаке. Наконец, лесной человек поднялся, взял самый большой сосуд с пивом и пил, покуда живот его не наполнился. Потом он вышел на улицу и взглянул на небо: как там звезды, близок ли рассвет?

– Камалало сказала, что в доме их двое; надо бы посмотреть! – пришло Акуй-Халава в голову.

Он принялся изучать следы, ведущие в сторону леса – вроде бы никто из селения не уходил. Тогда он вернулся в дом. В это время сверчок запел:

– Зошиши-колита, зошиши-колита, анаши-опали! («Если хочешь съесть потроха, ищи среди маниоковой кожуры!»).

Акуй-Халава разворошил кучу очистков, но ничего не нашел. «Зачем это сверчок говорит, будто потроха в кожуре? – подумал Акуй-Халава. – Как только съешь какую-нибудь дуру, сразу звездный дождик идет!». В действительности это кто-то из детишек написал с помоста. Акуй-Халава вышел во двор и направился к своему сливовому дереву. По дороге он пел:

 
Амм… лапала, амм… лапала…
Мои длинные волосы, толстые ноги,
моя красота – очаровало все это Камалало!
Подумала, дура, что я человек,
но теперь увидела, кто я!
Амм… лалала, амм… лалала…
 

Стало уже совсем светло. Зама-Зомайро и дети спустились с помоста. В гамаке лежала голова сестры и посверкивала глазами.

– Что я тебе говорила! – торжествующе произнесла Зона-Зомайро. – А вы, дети – быстро купаться!

– Я тоже купаться пойду, – заявила голова Камалало.

– Каким это образом? – удивилась старшая сестра. В ответ голова выкатилась из гамака и поскакала к реке, подпрыгивая, будто мячик. Вернувшись, Зама-Зомайро велела детям пива не пить – его ведь пробовал Акуй-Халава! Поэтому они лишь облизали котел.

– Бедные детишки мои! – вздохнула Зама-Зомайро. Она испекла лепешек и сказала:

– Дети, пойдемте навстречу отцу!

– Я тоже пойду! – опять заявила голова.

– Ну, давай, – ответила старшая сестра. Пустились в путь. Голова снова запрыгала впереди всех. Когда дорогу перегородило упавшее дерево, голова перескочила через него, а Зама-Зомайро с детьми перелезли. Вот и муж.

– Ты хоть и предупреждал, а она пошла… Теперь вот…

И Зама-Зомайро сделала жест в сторону головы. Куйменарэ поставил на землю корзину с жареной рыбой. Все стали есть.

– Я тоже хочу! – сказала голова.

Сестра отдала ей кости и чешую. Голова все это проглотила, но тут же извергла через шею. Жуя рыбу, все направились к дому, голова как всегда впереди.

Только добрались, как Куйменарэ заявил:

– Сейчас пойдемте снова в лес!

– И я! – откликнулась голова.

И так все время: куда остальные – туда и голова, покоя никому больше не было.

– Что делать станем? – спросила Зама-Зомайро мужа.

– Я скажу ей, что время купаться. Ты сама пойди заранее вперед, но только, чтобы голова не видела. На дороге написай. Моча обожжет ей шею. А я пока побуду с детьми.

Зама-Зомайро вышла. Через некоторое время Куймена-рэ крикнула детям:

– Эй, сорванцы, купаться!

– И я, и я! – голова была тут как тут.

– Что же, иди, – ответил Куйменарэ, – сестра твоя уже на берегу.

Голова поскакала, обожглась на тропе и превратилась в птицу. Она перелетела на другой берег и запела:

– Заза, Зомай, вакваха! («Сестра моя, Зомай, давай купаться!»).

5. Попугай

Индеец отправился ловить рыбу, захватив с собой сына. Злой дух супай подсмотрел, как выглядит мальчик, и принял его облик.

– Ой, ой! – закричал он, подходя вечером к дому. – Муравей укусил меня в пенис? Мать в это время сидела за ткацким станком.

– Ой, больно, больно? – ныл мальчик, стоя в дверях. Его пенис распух и стал большим, как у взрослого.

– Ложись у огня, только не плачь! – утешала мать, собираясь ко сну. Однако всхлипывания продолжались.

– Успокойся, пожалуйста! – воскликнула женщина. – Если хочешь, то ложись рядом с младшим братиком.

Мальчик придвинулся ближе, однако не успокаивался. Пенис его продолжал увеличиваться в размере.

– Мама, мама, никак не проходит! – жаловался мальчик.

– Хорошо, сынок, – отвечала женщина, – ложись рядом со мною'

Плач прекратился и мать, наконец, заснула. Она лежала на спине, лицом вверх. Супай приподнялся, лег на женщину и пронзил ее пенисом всю насквозь, так, что конец сперва вышел у нее изо рта, а потом обвил петлей шею. Супай хотел унести женщину, но не мог – она оказалась слишком тяжелой и толстой.

В это время младенец поднял крик. «Как бедняжке не плакать! – думал живший в доме ручной попугай. – Ведь ему давно пора сосать грудь!»

– Тише, тише, малыш! – пробовал успокоить попугай младенца, но тот вопил пуще прежнего.

Тогда попугай взлетел, сел на голову мертвой хозяйки и с размаху клюнул супая в головку члена. Брызнула кровь. Свернувшись, она потемнела и с той поры у здешних попугаев клюв совсем черный.

Наконец, вернулся хозяин дома.

– Что с малышом, он просто зашелся от плача! – воскликнул отец.

– Супай убил твою жену! – объяснил попугай. – Он побежал вон в ту сторону, а я успел оторвать ему кончик пениса.

Овдовевший индеец выскочил из дома и увидел кровавый след. Собрались соседи. Они поскорее зарыли женщину в землю и направились в лес. Следы привели к пещере, которая зовется у нас пещерой Летучей Мыши.

Злого духа решили выкурить дымом. Принесли десять корзин жгучего перца, подсушили, развели у входа пещеры костер и стали бросать перец в огонь. Из глубины горы послышались странные звуки – там был целый город супаев и вот они все начали задыхаться. Как только самки, самцы и детеныши выскакивали наружу, индейцы забивали их насмерть дубинками. Наконец, появился супай, погубивший женщину.

– Я, я виноват! – кричал он, сжимая в руке свой кровоточащий пенис.

– Ах, вот ты где! – отвечали индейцы. Они окружили его и били до тех пор, пока не превратили в кашу.

Одну девушку-супая индейцы повременили убивать. Решили, что из нее получится нянька присматривать за младенцами. Сперва эта девушка делала все, что ей велено, и люди были ей довольны, но затем проявился ее злой нрав. Как-то раз все работали в поле. Чертовка тоже работала. Из дома послышался плач ребенка и няньку отправили последить за младенцем. Вскоре плач прекратился, но девушка почему-то не возвращалась. Обеспокоенная мать пошла глянуть, в чем дело. Ребенок был мертв: чертовка скушала у малышки весь мозг, а сама убежала в лес.

6. Хури-хури

В канун Рождества наши предки взяли духовые ружья и пошли в лес. Убили несколько обезьян, мясо стали коптить. Когда мертвую обезьяну подносишь к костру, от жара ее черты искажаются будто в улыбке, руки шевелятся сами собой. Кто-то нашел, что выражение лица мартышки в этот момент сильно напоминает жену вождя, занятую приготовлением кукурузного пива. Шутка имела успех. Каждый норовил сунуть свою обезьяну ближе к огню некоторые сами от смеха чуть в костер не попадали. Тальке глухой не участвовал в общем веселье. Бедняга решил, что смеются над ним, обиделся и с досады ушел в чащу.

Возвращался он поздно вечером. Отблесков костра нигде не было заметно. Не сразу отыскав поляну, на которой располагался лагерь, индеец застал товарищей спящими и, похоже, давно – огонь погас и даже угли остыли. К счастью, он вспомнил, что проходя по лесу, видел в отдалении струйку дыма – примерно там, где над деревьями возвышалась скала. Теперь он заспешил в том направлении, надеясь раздобыть головешку.

Вот и скала, в ней пещера. У костра дремлет старушка. Опасаясь разбудить спящую, индеец приблизился. Костер был сложен из человеческих костей. Взяв две из них в руки, глухой бросился прочь, но не прошел и ста шагов, как кости погасли. Он повернул назад, но теперь старуха проснулась.

– Зачем ты сюда явился? – процедила она неожиданно злобно.

– Мне бы огня, а то наш погас, – ответил индеец.

– А ты не смеялся над мертвыми обезьянами? – перешла старушка на шепот. Она отвернулась, так что глухой не сразу понял вопрос, догадаться о смысле которого он мог только по движению губ.

– Нет, нет, я не смеялся, я рассердился, сбежал от них в лес, – лепетал он.

– Знаю, знаю, – успокоилась ведьма. – а теперь слушай: сейчас к вам на стойбище сыночки мои придут, хури-хури. Ты как пойдешь туда, спрячься в какой-нибудь яме, чтобы тебя не заметили!

Глухой послушался. В полночь задул ветер, грянул гром и продолжал грохотать не переставая. Из зарослей выбежали хури-хури, громко и бодро крича:

– Хури-хури-хури-хури!

Они подбежали к спящим, вырвали им глаза и скрылись так же внезапно, как появились.

Утром человек выбрался из укрытия. Слепые беспомощно толкались, падали и просили отвести их домой. Глухой связал их веревкой и повел к обрыву над озером, что у подножья горы Сумако.

– А теперь перед вами канава, все разом – прыг! – скомандовал он. Слепые кувырком полетели в воду и превратились в лягушек.

Через некоторое время после того, как случилась эта история, охотники проходили мимо старого дуплистого дерева.

– Хури-хури-хури-хури! – послышалось из дума.

Индейцы кинулись собирать хворост. Обложив валежником ствол и насыпав поверх жгучего перца, подпустили огня. Задыхаясь и кашляя, хури-хури вылезли наружу и падали в пламя. Тех, кто корчился дольше других, добивали палками. Вдруг появилась девушка хури-хури с необычно светлой кожей. Она сумела забраться по стволу вверх и, вцепившись в ветки, принялась молить о пощаде; говорила, будто никого еще в жизни не убивала. Нашелся холостяк, который привел ее к себе в дом. Из этого вышло мало хорошего. Молодая жена завела такой обычай: подзовет какого-нибудь мальчика, якобы, поискать у него вшей в волосах, а сама возьмет и задушит, а мозг высосет. В конце концов она и у мужа высосала мозг и убежала в лес. Там у нее родился сын. Эта парочка произвела на свет новых хури-хури, расплодившихся взамен прежних.