Текст книги "Любовь. Что о ней говорят философы"

«Бог есть также любовь и источник любви; об этом говорит великий Иоанн: “Любы от Бога есть, и Бог любы есть” (Ин. 4, 7–8). Это Зиждитель и нашего естества сделал отличительной чертой. Ибо говорит: “О сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою” (Ин. 13, 35). Следовательно, где нет этой любви, там искажены все черты образа. Божество над всем назирает, все слышит, все испытует, и ты приобретаешь понятие о существах посредством зрения и слуха и имеешь разум, способный делать разыскания и исследования о существах»[26]26
  Григорий Нисский. Об устроении человека. Электронный ресурс: https://azbyka.ru/otechnik/Grigorij_Nisskij/ob_ustroenii_cheloveka/#.


[Закрыть].

Святитель Григорий Нисский также говорил о двух формах любви – к Богу и к ближнему. Любовь к Богу для Григория Нисского является высшим источником и целью существования человека. Только через нее человек может достичь истинного познания и общения с Господом, а это приводит к истинной жизни и обновлению.

Любовь к ближнему является неотъемлемой частью любви к Богу. Святитель Григорий Нисский проповедовал, что Бог через любовь к человеку вызывает ответное чувство и стремление служить ближнему. Любовь к ближнему, согласно его учению, проявляется в милосердии, сострадании и жертвенности. Он призывал всех верующих быть благодетелями и помощниками для других, подобно тому, как Бог помогает человеку. Ведь любовь, согласно его учению, позволяет нам достичь глубокого единения с Богом.

Другой средневековый мыслитель, Фома Аквинский, создал своеобразную классификацию видов любви и предложил ее особое прочтение в христианском ключе. Любовь всегда связана с добром, полагал мыслитель, и направлена на благо. Она совершенствует человеческую душу. Любовь – это чувство, но оно подвластно разуму и воле человека:

«Любовь есть нечто, имеющее отношение к желанию, поскольку целью обоих является благо. Поэтому любовь следует различать согласно различию желаний. Так, существует желание, являющееся результатом схватывания не самим субъектом желания, а кем-то другим, и оно носит название естественного желания, поскольку природные вещи стремятся к соответствующему их природе в силу схватывания, наличествующего не в них, а в Творце их природы, о чем уже было сказано в первой части (6, 1; 103, 1). Есть также другое желание, являющееся результатом схватывания самим субъектом желания, но которое не произвольно, а необходимо. Таким в неразумных животных является чувственное пожелание, которое в человеке, впрочем, соединено с некоторой свободой, а именно в той мере, в какой оно повинуется разуму. Наконец, существует желание, свободно следующее из схватывания субъектом желания. И это – разумное, или умственное желание, которое мы называем волей.

Итак, в каждом из этих желаний имя любви усваивается началу движения к любимой цели. В случае естественного желания началом такого движения является соприродность субъекта желания и вещи, к которой он стремится, и эту [соприродность] можно считать естественной любовью (так, являющаяся следствием [силы] тяжести соприродность тяжелого тела и центра может быть названа естественной любовью). Подобным же образом склонность чувственного желания или воли к некоторому благу, так сказать, возможность обретения истинной удовлетворенности благом, называется [соответственно] чувственной или умственной (разумной) любовью. При этом чувственная любовь принадлежит чувственному желанию, а умственная любовь – умственному. И все это находится в вожделеющей силе, поскольку она имеет отношение к благу как таковому, а не к благу, взятому под аспектом трудности, которое является объектом раздражительной способности»[27]27
  Аквинский Ф. Сумма теологии. Часть II–I. Вопросы 1–48. Киев: Эльга, Ника-Центр, 2006. С. 320–321.


[Закрыть].

Итак, согласно Фоме Аквинскому, любовь – это благо и желание, которое может быть чувственным и умственным (разумным).

Он выделял любовь-дружбу, которая основана на уважении и взаимопонимании; любовь к ближнему, которая выражается в сострадании и заботе о благе другого человека:

«Когда дружба основана на добродетельности или удовольствии, то человек действительно желает своему другу определенные блага, и в таком случае все признаки дружбы налицо. Но если он желает указанные блага ради собственного удовольствия или пользы, то в таком случае такая дружба полезности или удовольствия со стороны любви-вожделения теряет признаки дружбы».[28]28
  Аквинский Ф. Сумма теологии. Часть II–I. Вопросы 1–48. Киев: Эльга, Ника-Центр, 2006. С. 326.


[Закрыть]

Любовь к себе, согласно Фоме Аквинскому, включает в себя уважение к своему достоинству и заботу о своем физическом и духовном благополучии. Но последняя не есть эгоистическое стремление удовлетворить свои потребности, это забота о себе в смысле признания своего достоинства и собственной ценности, не умаление собственных качеств. Тот, кто умеет ценить себя, способен ценить и любить другого:

«В собственном смысле слова человек не может ненавидеть самого себя. В самом деле, все по природе желает блага, и притом никто не может желать себе что-либо иначе, как только под аспектом блага, поскольку, как сказал Дионисий, зло – вне желания. Затем, как уже было сказано (26, 4), любить человека – значит желать ему блага. Следовательно, человек необходимо должен любить самого себя и в собственном смысле слова ненавидеть себя он не может.

Но акцидентно случается так, что человек ненавидит себя, и это может происходить двояко. Во-первых, со стороны блага, которое человек желает себе. В самом деле, порою бывает, что желаемое как благо в некотором частном отношении [само по себе] просто является злом; таким образом, человек акцидентно желает себе зла и в этом смысле ненавидит себя. Во-вторых, со стороны самого себя как того, кому он желает блага. Ведь каждая вещь суть то, что является в ней господствующим; так, о государстве говорят, что оно делает то-то, хотя [на самом деле] это делает государь, как если бы государь был всем государством. Далее, очевидно, что в человеке господствующим является ум. Но есть такие люди, которые полагают главным в себе то, что относится к материальной и чувственной природе. Поэтому они любят себя согласно тому, чем они себя полагают, и, желая противное разуму, ненавидят то, что они суть в действительности. И в обоих этих случаях любящие насилие ненавидят не только души свои, но также и самих себя»[29]29
  Аквинский Ф. Сумма теологии. Часть II–I. Вопросы 1–48. Киев: Эльга, Ника-Центр, 2006. С. 354.


[Закрыть].

Выше любви одного человека к другому, согласно Фоме Аквинскому, является любовь к Богу. Это самая высшая и самая истинная форма любви, которую только может испытывать человек. Бог есть благо, он милосерден, поэтому любовь есть дар, который способствует духовному преображению человека. Бог является творцом всего сущего и проявляет свою любовь к миру через акт сотворения. Даже после смерти душа, сливаясь с Богом, испытывает счастье и любовь.

Таким образом, Фома Аквинский видел в любви ценность для человеческой жизни. Он учил, что любовь должна быть направлена на благо других и основываться на разуме и воле.

Фома Аквинский придал большое значение любви в своей богословской и философской системе. Он учил, что любовь – это не просто эмоциональное состояние или приятное чувство, а активное стремление к благу других. Он видел любовь как силу, объединяющую человека с Богом и другими людьми, и считал, что она является фундаментом духовной жизни человека.

Итак, мы видим, что все христианские мыслители в своих рассуждениях о любви сохраняют возникший еще в античной культуре водораздел между земной и духовной любовью, ставя последнюю выше земной. И понимают под духовной любовью любовь к Богу в качестве истинной и настоящей.

Определенной попыткой преодолеть этот водораздел стала куртуазная концепция любви, которая сложилась в позднем Средневековье, выраженная в таком культурном феномене, как куртуазный роман и поэзия трубадуров. Это была попытка вернуть любовь в телесное обличье, переосмыслить в символическом плане телесный характер любви и в определенном смысле легализовать земную любовь с ее чувственными удовольствиями с помощью символической интерпретации:

«Одним из важнейших поворотов средневекового духа явилось появление любовного идеала, основной тон которого впервые был негативным. Разумеется, античность тоже воспевала томления и страдания из-за любви; но разве не видели тогда в томлении всего лишь отсрочку и залог верного завершения? А в печальных финалах античных любовных историй самым напряженным моментом было не препятствие желанию, но жестокое разделение уже соединившихся любовников внезапно вторгшейся смертью – как в повествованиях о Кефале и Прокриде или о Пираме и Фисбе. Чувство печали было вызвано не эротической неудовлетворенностью, а злосчастной судьбой. И только в куртуазной любви трубадуров именно неудовлетворенность выдвигается на первое место. Создается форма эротического мышления, способная вобрать в себя избыточное этическое содержание, при том, что связь с естественной любовью к женщине нисколько не нарушается. Именно из чувственной любви проистекало благородное служение даме, не притязающее на осуществление своих желаний. Любовь стала полем, на котором можно было взращивать всевозможные эстетические и нравственные совершенства. Благородный влюбленный – согласно этой теории куртуазной любви – благодаря своей страсти становится чистым и добродетельным. Элемент духовности приобретает все большее значение в лирике; в конечном счете следствие любви – состояние священного знания и благочестия, la vita nuova»[30]30
  Хейзинга Й. Осень Средневековья. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2011. С. 183–184.


[Закрыть].

В этом плане фраза «la vita nuova», то есть «новая жизнь», характеризует образ культурной эпохи позднего Средневековья. «Новая жизнь» в смысле переструктурирования средневековой модели мироздания, и в том числе средневекового христианского отношения к любви, означает любовь как духовную связь, но не только с Богом, но и с женщиной как некоторым идеальным образом, приближение к нему. Не случайно в поэзии трубадуров образ Девы Марии стал основой образа возлюбленной, которая воспевалась в стихах. Любовь преобразует человеческую личность, перерождает ее, обновляет человека и мир в целом.

Ведь и рыцарская любовь к прекрасной даме есть верная и самоотверженная, чистая и милосердная. Поэтому в позднем Средневековье существовал символизм соединения любви как духовной силы и любви чувственной, земной. С помощью рыцарских романов и поэзии трубадуров многочисленные художественные аллегории позволяли преодолевать жестко намеченный христианский водораздел между духовным и плотским, возвышенным и греховным в человеке:

«Символизм дал возможность ценить мир, который сам по себе был достоин всяческого осуждения, и им наслаждаться, а также облагораживать и чисто земные дела. Ибо всякое ремесло имело символическое касательство к высокому и святому. Труд ремесленника – это вечное зарождение и воплощение Слова и союз души с Богом. Даже между земной и небесной любовью протягивались нити символической связи. Обостренный религиозный индивидуализм, то есть возделывание собственной души в чаянии добродетелей и блаженства, находило целительный противовес в реализме и символизме, освобождавших собственное страдание, собственную добродетель от особенностей чисто личного и поднимавших их в сферу универсального»[31]31
  Хейзинга Й. Осень Средневековья. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2011. С. 350–351.


[Закрыть].

Таким образом, Средневековье представляло собой особый этап в понимании феномена любви, который создал оригинальную концепцию трансформации ее видов, восприняв античные идеи и переработав их в контексте христианства. Средневековые мыслители либо отказывались от античной концепции любви как «эроса», либо пытались соединить «эрос» с «агапэ». Однако позднее Средневековье сделало попытку объединения этих двух начал, подчеркнув значение страстной, плотской, земной любви – конкретных чувств, которые один человек испытывает к другому человеку. Безусловно, этим был положен переход в эпоху Ренессанса, которая стала продолжением намеченного пути в осмыслении любви.

Ренессанс (Возрождение) поднял эту тему на новый уровень, осмысливая любовь как земной и исключительно человеческий фактор. Отдавая дань христианскому пониманию любви, философы и мыслители эпохи Возрождения возвращаются к ее восприятию в античном смысле, в смысле Платона. Любовь является «эросом» – космической силой и движущей основой прекрасного мироздания. Под мирозданием мыслители эпохи Возрождения понимали прежде всего природу, обожествляя ее. Однако религиозно-христианский смысл любви не исчезает, он сохраняется.

Тема любви звучит в произведениях итальянского философа Марсилио Фичино, известного флорентийского неоплатоника XV века. Он считал, что человек находится в гармонии с мирозданием благодаря этому возвышенному чувству. Вселенная пронизана любовью и красотой настолько, что человек призван получать истинное наслаждение от слияния и единения с этим миром.

В этом плане у Фичино, так же как и у многих мыслителей эпохи Возрождения, небесное не противостоит земному. Земное облагораживается, возвышается и обожествляется, человеческая природа – тоже. Греховное и духовное находятся в единстве, объединяются и приходят в гармонию благодаря любви, которая является творением Бога.

В одной из своих главных работ, посвященных теме любви, – «Комментарий на “Пир” Платона» (другое название – «О любви») – Фичино в художественно-образной форме рассматривает различные точки зрения на природу любви, основываясь на представлениях античных философов, в первую очередь на Платоне и неоплатонизме. Истинная любовь, пишет Фичино, есть не что иное, как некое усилие вознестись к божественной красоте, вызванное лицезрением красоты телесной. Любовь, согласно Фичино, есть космическая сила, которая гармонизирует мироздание, объединяет человека и природу в одно целое:

«Мы восхвалим красоту тела, мы оценим красоту души и будем стремиться всегда сохранить ее, чтобы любовь была столь же сильной, сколь велика красота. Там же, где тело прекрасно, душа же – нет, мы будем любить красоту лишь немного, как тень и зыбкий образ красоты. Где же прекрасна душа, мы страстно возлюбим неизменную красоту духа. Но с еще большей силой восхитимся мы соединением той и другой красоты. Именно так мы докажем, что принадлежим к платонической поистине семье. Ибо она стремится лишь к веселому, радостному, небесному и возвышенному»[32]32
  Фичино М. Комментарий на «Пир» Платона. Электронный источник: platonizm.ru/content/marsilio-fichino-kommentariy-na-pir-platona.


[Закрыть].

Также он описывает различные виды любви, рассматривает любовь с эмоциональной и психологической точек зрения:

«Что, однако же, ищут они, когда взаимно любят друг друга? Они ищут красоту. Ибо любовь есть желание наслаждаться красотой. Красота же есть некое сияние, влекущее человеческую душу. Красота тела ведь есть не что иное, как само сияние, проявляющееся в привлекательности красок и линий. Красота же души есть сверкание, проявляющееся в согласии учености и нравов. Этот свет тела не воспринимает ни слух, ни обоняние, ни вкус, ни осязание, но только зрение. А коль скоро одно лишь зрение воспринимает его, то одно оно и наслаждается им. Итак, только одно зрение наслаждается телесной красотой. Но так как любовь есть не что иное, как желание наслаждаться красотой, а воспринимает ее только зрение, любящий довольствуется одним созерцанием тела. Страсть же осязать не является ни частью любви, ни чувством любящего, но есть лишь вид необузданности и смятение рабской души. Кроме того, свет и красоту души мы воспринимаем только умом. А потому тот, кто постигает красоту души, довольствуется только умозрением. Наконец, между любящими происходит обмен красотой»[33]33
  Фичино М. Комментарий на «Пир» Платона. Электронный источник: platonizm.ru/content/marsilio-fichino-kommentariy-na-pir-platona.


[Закрыть].

Фичино пишет о таких видах любви, как любовь-страсть (животная любовь), любовь к родине, а также любовь к Богу:

«Разум так же относится к Богу, как глаза наши к солнцу. Глаз же не только всех более любит свет, но только свет один и любит. Если мы возлюбим тела, души, ангелов, то не их самих, но Бога в них будем любить. В телах – тень Бога, в душах – подобие Бога, в ангелах – образ Его. Так в настоящем мы будем любить Бога во всем, чтобы в конце концов все полюбить в Боге. Ибо живя так, мы достигнем того, что узрим и Бога, и все в Боге, и возлюбим и Его самого, и все то, что в Нем. И всякий, кто во времени сем посвятит себя любовью своей Богу, обретет наконец в Боге себя. Ибо вернется к своей идее, благодаря которой он был сотворен. И там, если чего будет ему недоставать, он будет исправлен и навечно воссоединится со своей идеей. Истинный же человек и идея человека тождественны. Так что кто из нас на земле отошел от Бога, тот не истинный человек, ибо он отделился от своей идеи и формы. А к ней ведут нас Божественная любовь и благочестие. И так как здесь мы рассеяны и увечны, то, воссоединившись в любви с нашей идеей, мы станем цельными людьми, так что окажется, что сперва мы станем почитать Бога в вещах, чтобы затем возлюбить вещи в Боге, и почитать вещи в Боге, чтобы обрести в нем прежде всех других вещей нас самих, так что окажется, что, любя Бога, мы возлюбим самих себя»[34]34
  Фичино М. Комментарий на «Пир» Платона. Электронный источник: platonizm.ru/content/marsilio-fichino-kommentariy-na-pir-platona.


[Закрыть].

Подобно тому, как любовь к Богу преображает человека, так и любовь к другому человеку тоже изменяет человека, поскольку любовь – это взаимопроникновение двух любящих душ, предполагающее трансформацию, изменение обоих, а не механическое соединение двух частей.

Фичино также пишет о связи любви со смертью:

«Платон называет любовь горькой вещью (в итал. тексте – сладостным, горьким плодом). И справедливо, потому что всякий, кто любит, умирает. Орфей называет ее glycypircon, то есть сладостно-горькой, так как любовь есть добровольная смерть. Поскольку она есть смерть, она горька, но, так как смерть эта добровольна, – сладостна. Умирает же всякий, кто любит, ибо его сознание, забыв о себе самом, всегда обращается к любовнику. Если он не размышляет о себе, то, конечно, не мыслит в себе самом, так как именно мышление является главным деянием души. А кто не действует в себе самом, тот и не пребывает в себе. Ибо эти два понятия – бытие и деяние – являются равнозначными. И не бывает бытия без деяния, и деяние не превосходит самое бытие. Никто не действует, когда не существует, и везде, где существует, действует. Следовательно, душа любящего пребывает в нем самом, раз она в нем не действует. Если он не находится в себе, то также и не живет в самом себе. А кто не живет – тот мертв. А потому всякий, кто любит, умирает для себя (в себе). Живет ли он, по крайней мере, в другом? Разумеется»[35]35
  Фичино М. Комментарий на «Пир» Платона. Электронный источник: platonizm.ru/content/marsilio-fichino-kommentariy-na-pir-platona.


[Закрыть].

Другими словами, в любви происходит изменение человека, и это изменение приводит к метафизической смерти прежнего состояния – состояния до влюбленности в другого. Ведь любовь предполагает обмен, взаимопроникновение, которое невозможно без изменения и возрождения своей души в душе другого человека. Речь здесь идет о сложном диалектическом единстве двух противоположностей, даже о единстве божественной и плотской любви, что снимает водораздел, проведенный античными мыслителями между высшей и низшей ее формами.

Влияние Фичино на итальянских гуманистов было значительным. Что касается темы любви, то своеобразным последователем идей Фичино стал итальянский гуманист Джованни Пико делла Мирандола. В своей работе «Комментарий к канцоне о любви Джироламо Бенивьени» он описывает роль любви в мироздании. Он рассматривал любовь как исключительно человеческое чувство, которое может выражаться как на плотском уровне – в качестве страсти, так и на высоком – духовном:

«Свободная по своей природе душа человека может обращаться как к чувственной красоте, так и к красоте интеллигибельной, может подняться до любви небесной или опуститься до животной страсти в зависимости от того, рождается эта любовь из разума или неосознанного желания. Разумная, в собственном смысле человеческая любовь связана с сознанием того, что красота не происходит от материального тела и приобретает полноту и совершенство лишь тогда, когда оказывается отделенной от него. Неразумная же любовь связывает красоту только с воплощающим ее телом»[36]36
  Эстетика Ренессанса / сост. В. П. Шестаков. Т. 1. М.: Искусство, 1981. С. 245.


[Закрыть].

Также мыслитель указывает на связь любви с красотой:

«Итак, любовь, о которой мы должны вести речь, можно определить так, как ее определил еще Платон, – желание красоты. “Желание” – поскольку имеется в виду общее свойство, которым любовь сходна со всеми другими желаниями, подобно тому как человек в той мере, в какой он сам животное, сходен с другими животными. Добавление “красоты” определяет собственный характер любви и отличает ее от всякого другого желания, подобно тому как человек, будучи существом рациональным и смертным, отличается от других животных. Рассмотрев обе части этого определения, мы уясним смысл термина “любовь”. Начнем с первой части: я утверждаю, что желание есть не что иное, как склонность и порыв того, кто желает, к тому, что ему подходит (или он полагает, что подходит), и это называется благом. Объект желания является действительным или кажущимся благом; поскольку имеются различные виды блага, то оказываются различными и виды желаний. Так, любовь в нашем смысле есть один из видов желания и связана с одним из благ, которое называется красотой»[37]37
  Эстетика Ренессанса / сост. В. П. Шестаков. Т. 1. М.: Искусство, 1981. С. 277.


[Закрыть].

Известный ученый эпохи Возрождения Джордано Бруно в своем произведении «О героическом энтузиазме» представляет любовь как страсть человека к познанию мира, к познанию сил природы, которая позволяет преодолевать страдания и даже страх смерти:

«Остается одна любовь, чтобы лишить меня жизни, сжечь меня, дать мне смерть и кости мои обратить в останки, – и вместе с тем она же вырвет меня у смерти, окрылит меня, оживит и поддержит. После этого два начала и одно противоречие сведутся к одному началу и к одной силе; вот почему и написано. Но так ли должен о любой сказать я? Если этот светлый облик, этот объект является ее владением, то он и представляется владением одной лишь любви, норма любви есть ее собственная норма, отпечаток любви, отразившийся в глубине моего сердца, есть ее собственный отпечаток; оттого-то, говоря о светлом облике, я говорю о любви с ее вездесущей свитой»[38]38
  Бруно Дж. О героическом энтузиазме. М.: Государственное изд-во художественной литературы, 1953. С. 41.


[Закрыть].

Любовь, согласно Дж. Бруно, это космическая сила, которая позволяет человеку быть сопричастным к природе. Он писал, что «любовь – это все, и она воздействует на все, и о ней можно говорить все, ей можно и все приписывать». Однако любовь содержит в себе и свою крайность – ревность, которая губительна для любви:

«Ревность иной раз есть не только смерть и разрушение любящего, но часто убивает самую любовь, – в особенности когда порождает негодование: ведь ревность настолько раздувается этим своим детищем, что отталкивает любовь, и начинает пренебрегать объектом, и даже вовсе перестает считать ее своим объектом»[39]39
  Там же. С. 37.


[Закрыть].

Дж. Бруно также пишет о разделении любви на интеллектуальную (умопостигаемую) и чувственную:

«Всякая любовь происходит от созерцания: умопостигаемая любовь – от созерцания умственным путем; чувственная – от созерцания чувственным путем. Но это созерцание имеет двойное значение: оно либо означает зрительную потенцию, то есть зрение, которое есть интеллект, или же ощущение; либо оно означает действие этой потенции, то есть то применение, какое делает глаз, или же интеллект по отношению к материальному или интеллектуальному объекту. Так что, когда мысли согласны подавить созерцание, то имеется в виду не первое значение, а второе, потому что оно – отец последующего чувственного или интеллектуального желания»[40]40
  Бруно Дж. О героическом энтузиазме. М.: Государственное изд-во художественной литературы, 1953. С. 74.


[Закрыть].

Тем не менее, разделяя любовь на интеллектуальную и чувственную, Дж. Бруно указывает на сложность этого чувства, которое никогда не может отягчать душу. Любовь, по его словам, всегда возвышает человека и является высшей степенью проявления его свободы.

Представления о любви как о космической силе в духе мыслителей эпохи Возрождения мы встречаем в том числе и у такого философа XVI века – мистика Якоба Бёме. В своих произведениях он рассматривает любовь как движущую силу человеческой истории, начиная с сотворения мира грехопадения Адама и Евы и заканчивая пришествием Иисуса Христа, несущего любовь людям.

Другой представитель философии XVI века Мишель де Монтень считал любовь сложным, разноплановым чувством, которое невозможно объяснить однозначно. Ведь за ним скрывается и эмоциональная привязанность, и романтическое влечение, и сексуальная привлекательность партнера. В своих эссе Монтень писал о различных аспектах любви, анализируя ее природу, роль в отношениях и влияние на человека.

В произведении «Опыты» Монтень пишет о любви как неистовом влечении, которым не управляет разум и рассудок:

«Никак нельзя сравнивать с дружбой или уподоблять ей любовь к женщине, хотя такая любовь и возникает из нашего свободного выбора. Ее пламя, охотно признаюсь в этом, – более неотступно, более жгуче и томительно. Но это – пламя безрассудное и летучее, непостоянное и переменчивое, это – лихорадочный жар, то затухающий, то вспыхивающий с новой силой и гнездящийся лишь в одном уголке нашей души.

В дружбе же – теплота общая и всепроникающая, умеренная, сверх того, ровная, теплота постоянная и устойчивая, сама приятность и ласка, в которой нет ничего резкого и ранящего. Больше того, любовь – неистовое влечение к тому, что убегает от нас.

Как только такая любовь переходит в дружбу, то есть в согласие желаний, она чахнет и угасает. Наслаждение, сводясь к телесному обладанию и потому подверженное пресыщению, убивает ее. Дружба, напротив, становится тем желаннее, чем полнее мы наслаждаемся ею; она растет, питается и усиливается лишь благодаря тому наслаждению, которое доставляет нам, и так как наслаждение это – духовное, то душа, предаваясь ему, возвышается»[41]41
  Монтень М. Опыты. Избранные главы. М.: Правда, 1991. С. 158–159.


[Закрыть].

Как мы видим, Монтень противопоставляет любовь и дружбу. Тем не менее он подчеркивает важность взаимного уважения, понимания и терпимости в отношениях. Монтень полагал, что в любовных отношениях нужно уметь находить компромиссы. Он утверждал, что любовь должна основываться на взаимности и обоюдной поддержке, а не на эгоистических интересах или преследовании собственной выгоды.

Мыслитель также обращал внимание на то, что любовь может вызывать и разочарование. Монтень призывал быть реалистичными в своих ожиданиях и не создавать себе идеализированные образы партнера и отношений. Он считал, что никто не идеален, и тот, кто любит, должен принимать другого человека во всей его сложности, со всеми достоинствами и недостатками.

Любовь для Монтеня, как и для других мыслителей эпохи Возрождения, является ценным и необходимым аспектом жизни человека. Он полагал, что любовь и близость способны придавать смысл и радость жизни, а также способствовать развитию и росту человека как личности.

Можно сказать, что, начиная с XV века, мыслители помещают любовь в центр своих философских и художественных произведений. С одной стороны, тематика любви становится продолжением античной традиции в духе неоплатонизма. С другой стороны, источником любви является Бог как высшее существо, приводящее в гармонию все мироздание и свое наилучшее творение – человека. Поэтому идеал божественной любви, наряду с идеалом любви как добродетели и ценности в человеческих отношениях, становится ведущим.

Вот что пишет о любви писатель и теолог эпохи Возрождения Лоренцо Пизано:

«Обозревая все с единой точки, я считаю, что ничто существующее не лишено любви, даже нахожу, что и первоматерия не вовсе чужда любви и желания. Ведь будь она совершенно ничему не подобна и свободна от всякого влечения, невозможно было бы побудить ее к деянию и порождению… Итак, по справедливости и в согласии с мнением божественного Дионисия, и материи не чужд любовный зуд и стремление к благому и прекрасному – хотя она существует не истинно, однако желает быть, и, поскольку ее стремление смутно, бесформенно, ничему не подобно и неустойчиво, она простирает себя перед всякой формой. Бесконечная мудрость любви проявляется в том, что, хотя в материи все смешано, мы находим там в возможности лишь то, что в первопричине имеется в действии, и, непрерывно рождаясь, красуется в порядке, установленном искусством первой любви. Ее всемогущество породило все вещи в акте творения и заставило их истекать единой вереницей»[42]42
  О любви и красотах женщин. Трактаты о любви эпохи Возрождения. М.: Республика, 1992. С. 28.


[Закрыть].

Идеал любви как космической силы, а также любви как чувства, свойственного человеческой природе, звучит в сочинениях мыслителей эпохи Возрождения. Любовь становится принципом всеобщего и индивидуального бытия, который приносит человеку наслаждение и счастье, украшает его свободу, подчеркивает его ценность.

С падением интереса к неоплатонизму, тематика любви в позднем Возрождении также начинает сходить на нет, либо уходит в область художественных произведений. Тем не менее философия любви мыслителей Возрождения оказала значительное влияние на писателей и гуманистов того времени. Эпоха Возрождения создала оригинальную философскую концепцию, в центре которой находился человек, главной ценностью которого была любовь.