Текст книги "Шань"

– Что случилось, си джи? – Поскольку в кантонском диалекте не имелось эквивалента слову “милый” или “дорогой”, Неон Чоу, обращаясь к Цуню, употребляла всевозможные ласковые прозвища. Си джи —означало “лев”.

– Что? – он оторвался от своих тягостных мыслей.

– Я видела, как ты задрожал. Ты не простудился? Не потому ли ты весь вечер почти не слушаешь меня?

– Я не болен, – резко возразил он. Ему чрезвычайно не нравилось, когда Неон Чоу обращалась с ним как с ребенком, потому что всякий раз он невольно вспоминал о своем преклонном возрасте. – Если же я не уделял тебе сегодня должного внимания, то прости, это произошло помимо моей воли.

– Но у тебя озноб, – настаивала явно озабоченная Неон Чоу.

– Пустяки, это от вентиляции, – соврал он. – Мне следовало бы попросить их накрыть для нас другой столик.

Заметно успокоившись, она промолвила:

– Я знаю, что в последнее время тебя что-то тревожит. С тех пор как ты стал проводить много времени в “Сойер Билдинг”, на твоем прекрасном лице появились новые морщинки, и мне это не нравится.

– Я – тай-пэнь, – ответил он. – На мне лежит большая ответственность. Ты знаешь сама.

– Раньше все было как-то проще... Мне кажется, ты был более счастлив до того, как Джейк Мэрок стал Чжуанем.

– Вы никак не можете поладить друг с другом.

– Да кто он тебе? Всего-навсего племянник.

– Он сын Цзяна, – напомнил ей Цунь.

– И еще он Чжуань. Кстати, а почему это место не занял один из твоих сыновей? Твой старший обладает достаточными знаниями и опытом. Разве он не заслуживает подобной чести?

– Возможно, – согласился Цунь Три Клятвы. – Но решение принимал не я.

– Разве ты не великий mau-пэнь? – протянула Неон Чоу.

– Почему ты не выбросишь из головы все эти черные мысли?

– Потому что Джейк Ши все время молчит, точно в рот воды набрал. Я не доверяю ему.

– Не валяй дурака. То, о чем ты говоришь, входит в непосредственные обязанности Чжуаня. Не думай, будто легко совершенно отстраниться от лишних тревог. Он должен полностью сосредоточиться на руководстве йуань-хуанем.

—Во имя чего? – осведомилась Неон Чоу. – Тебе не кажется, что все мы имеем право знать это?

– Во имя единого Китая! – Глаза Цуня засветились. Он почувствовал прилив воодушевления. – Об этом на протяжении целых десятилетий мечтал Цзян. И я тоже.

Сильный, объединенный Китай, стоящий на передовых рубежах мировой торговли и экономики, – вот нашацель.

– Чтобы это произошло, – заметила Неон Чоу, – Пекину необходимо выбросить на свалку коммунистическую шелуху. Ему придется заключить прочный союз с капиталистическим Западом.

– Да, совершенно верно.

Неон Чоу извинившись, встала из-за столика и направилась в женскую комнату. Однако по дороге она остановилась возле кабинки телефона в маленьком холле.

Она набрала номер и стала терпеливо дожидаться ответа.

– Алло? – послышалось в ответ.

– Это Неон, – сказала она. – Мне нужно как можно скорее встретиться с Митрой.

– Я постараюсь помочь вам, – ответил бесстрастный голос. – Подождите, пожалуйста.

В крошечной кабинке не хватало воздуха. Лоб Неон Чоу начал покрываться потом от волнения. Ну же, —повторяла она про себя. – Чего вы там тянете?

—Через семьдесят два часа, – услышала она. Вот и все, на что способны эти бюрократы, —подумала она в бессильной ярости. – Какое им дело до того, что время от времени случаются чрезвычайные происшествия?

– Яже сказала, – закричала она в трубку, – что говорит Неон.

– Ладно, ладно, – голос слегка смягчился. – Сорок восемь часов. Быстрее никак невозможно.

Внутри Неон Чоу все клокотало от гнева. Тысяча чертей! Если б я не была женщиной, Митра не стал бы так обращаться со мной. Чума на головы всех мужиков!

Она прошла в туалет и постаралась взять себя в руки, при этом внимательно разглядывая в зеркале собственное отражение, словно видела его впервые.

Она понимала, что ей нельзя вернуться за столик в таком возбужденном состоянии Цунь тут же заметил бы, что с ней творится что-то неладное. Неон Чоу твердо знала, что самое главное не подавать ему поводов для беспокойства. Если он чуть-чуть усомнится в ней – все пропало.

Вспомнив свои тренировки, она стала дышать медленно и глубоко. Таким способом она освобождалась от отрицательных эмоций. Только вновь обретя душевное равновесие, она возвратилась в зал. Между тем Цунь распорядился принести еще один чайник.

– Садись, пожалуйста, – сказал он, наполняя ее чашку. – У меня есть к тебе разговор.

Волна страха, словно ледяной душ, окатила Неон Чоу с головы до ног. У девушки закружилась голова, ноги едва не подкосились. Успокойся, – яростно потребовала она, мысленно обращаясь к себе. – Или ты хочешь умереть такой молодой?

Она уселась напротив Цуня Три Клятвы и поднесла чашку к губам. Я должна сделать все, чтобы мы вернулись на джонку как можно скорее, —твердила она про себя. – Но как?

– Очем же ты хочешь поговорить? – промолвила она, когда почувствовала, что может говорить, не опасаясь выдать себя дрожью в голосе или неправильной интонацией. – Отчего у тебя такой серьезный вид? В конце концов, у меня сегодня день рождения. По традиции все серьезные беседы на сегодня отменяются.

– Я ждал, сколько мог, – произнес он, как бы извиняясь. – Однако определенные деловые... э-э... проблемы требуют, чтобы сегодня традиции были нарушены.

– Ладно, си джи, —покорно согласилась Неон Чоу. Она произнесла эти слова голосом маленькой девочки. – Пусть будет так, как тебе хочется.

Боги, что произошло между тай-пэнями в офисе Эндрю Сойера? —подумала она.

– Дело вовсе не в том, что мне хочется. Просто таково веление судьбы.

– Ну что ж, тогда я безропотно принимаю свою судьбу, – улыбка, сопровождавшая эти слова, была такой же фальшивой, как и они сами.

Цунь кивнул.

– Я знал, что так и будет. Теперь слушай меня внимательно. Мне надо, чтобы ты придумала, как бы тебе встретиться с сэром Джоном Блустоуном. Воспользуйся своим положением на службе у губернатора и найди подходящий повод.

У Неон Чоу перехватило дыхание Она не сомневалась, что вся краска сбежала с ее лица. В ее обезумевшем мозгу молнией пронеслась мысль: Бога, сжальтесь надо мной! Ему все известно!

– Яхочу, чтобы ты держалась с ним как можно дружелюбнее. Даже заигрывала, если понадобится. Короче говоря, мне надо, чтобы ты сблизилась с ним.

У него нет уверенности, одни подозрения. Поэтому он просто играет со мной, —подумала Неон Чоу.

– В конечном счете ты должна войти к нему в доверие. Постарайся убедить его, что я уже изрядно поднадоел тебе. В конце концов, я ведь старик. Так что, если ты скажешь, что мои сексуальные возможности ограничены, это прозвучит вполне правдоподобно.

– Но, си джи!

—Мне представляется, что такая тактика оправдает себя. Я думаю, мистер Блустоун охотно поверит подобным заявлениям. Надо полагать, у него появится желание наставить мне рога. Особенно после того, как ты скажешь ему, что согласна шпионить за мной в его пользу.

– Си джи!

– Ну-ну, не волнуйся. Я просто хочу, чтобы он поверил в это. На самом же деле ты станешь следить за ним в мою пользу.

– О! – воскликнула она и захлопала в ладоши. – На всем свете не сыщешь второй такой умной головы, как у тебя!

– Йуань-хуаньочень нуждается в достоверной информации о следующих шагах, которые собирается предпринять Блустоун. Ты сделаешь то, о чем я прошу?

Неон Чоу еле сдерживала смех. Впрочем, она испытывала такое облегчение, что с равным успехом могла бы и расплакаться. Цунь Три Клятвы ни о чем даже и не подозревал!

– Конечно, сделаю. Она наклонилась вперед.

– Пошли отсюда, – шепнула она, прикоснувшись к его руке. – Я хочу как можно скорее оказаться дома.

* * *

Змея зашипела в тот момент, когда Джейк вытащил ее из-за пазухи. Именно ее он и купил в маленькой лавочке на Ладдер-стрит. В это время года змеи находились в зимней спячке, однако даже непродолжительное пребывание в тепле, под рубахой у Джейка, разбудило пресмыкающееся. Не теряя ни секунды, Джейк швырнул змею в противницу. Скользкая тварь запуталась в широком воротнике свитера, и женщина, выронив пистолет, пыталась стряхнуть ее с себя. Джейк на секунду отвлекся, наблюдая за этой борьбой, совершив тем самым непростительную ошибку.

Женщина нанесла ему два молниеносных удара растопыренными пальцами. Первый оказался немного смазанным, зато второй пришелся точно в цель. У Джейка перехватило дыхание и он согнулся пополам.

Змея, тускло поблескивая гладкой кожей, лежала на земле и угрожающе шипела. Женщина ударила. Джейка снизу коленом в скулу, и тот рухнул на землю. Перед его глазами плавали какие-то разноцветные пятна.

Нагнувшись, женщина ловко стащила со своей ноги сапог. Повернув голову, Джейк увидел, что она направила на него высокий, острый каблук. Его стальной кончик мерцал в свете фонарей.

Джейк все-таки успел увернуться. Он услышал скрежет стали о булыжник и увидел возле себя искры, а над головой – руку, занесенную для повторного удара. Он резким движением крутанул ее руку влево и повернулся увлекая ее за собой.

Женщина упала на колени. Резким ударом по запястью Джейк выбил сапог из ее руки, и тот полетел в полумрак переулка.

Услышав, как громко дышит его противница, Джейк понял, что у него появился шанс. Они оба поднялись на ноги, и женщина быстрым движением стянула второй сапог и отбросила его вслед за первым. Теперь она почувствовала устойчивое равновесие.

Ее очередная атака, замаскированная круговым движением и двойным замахом, достигла цели. Джейк вновь упал, проклиная себя в душе за то, что забыл наставления своего учителя Фо Саана. Великий учитель советовал: во время поединка слушай не ушами, которые слышат лишь обычные звуки, и не сердцем, воспринимающим только информацию рассудка. Слушай дыханием.

Джейк же не мог отделаться от мысли, что его противник – женщина, хотя его опыт говорил вполне однозначно: она может быть не менее опасна, чем мужчина.Он не уклонялся, но пытался предугадывать и тем самым обрекал себя на поражение.

Он опустился на землю, ослепленный и оглушенный страшной болью. Руки сделались ватными. Его противница с ураганной скоростью нанесла четыре или пять ударов, прежде чем Джейк, оправившись от шока, сумел отразить следующие два.

От удивления она несколько замешкалась, и Джейк успел хоть чуть-чуть перевести дух. Он вновь попытался предугадать ее действия и просчитался. Она внезапно сорвала с шеи тяжелую золотую цепочку и взмахнула ею, точно стальной японской цепью.

Ударив Джейка по глазам, она закинула цепочку ему на шею и потянула за оба конца, упершись коленями ему в грудь.

Мгновенно отреагировав, Джейк ударил ребрами ладоней по ее рукам изнутри, заставив развернуться вправо. Затем, перехватив ее правую кисть, резко дернул вниз.

Раздался треск. Она вскрикнула от боли и, потеряв равновесие, наклонилась вперед, когда Джейк рванул ее на себя.

Она очутилась совсем рядом с ним. Он собрался было оглушить ее сильным поверхностным ударом, однако, вовремя заметив кончик ножа, понял, что нельзя терять ни мгновения.

У него не оставалось выбора, и он прибег к джут-харе.Это был смертельный удар, направленный в область пятого и шестого ребер на левой стороне грудной клетки. В результате него осколки ребер вдавливаются внутрь, разрывая сердечную ткань и вызывая мгновенную смерть.

Шесть минут спустя Джейк уже сидел в двухэтажном автобусе, направлявшемся в восточную часть города. Едва зайдя в салон, Джейк поднялся наверх, откуда было легче наблюдать за происходящим вокруг. Автобус уже тронулся с места, а он все продолжал смотреть назад, до тех пор, пока не убедился, что за ним нет хвоста.

На следующей остановке он вышел и прошагал четыре квартала. Затем он опять сел на автобус и вскоре оказался в Центральном округе.

Там вовсю бурлила ночная жизнь. Красные бока автобуса светились в ярком свете огней. Лица пассажиров казались голубыми в отсвете неоновых реклам. У женщины, погибшей от рук Джейка, не имелось при себе удостоверения личности. Впрочем, было бы удивительно, если б дело обстояло иначе. В карманах у нее Джейк не нашел ничего, даже ключей, лишь кое-какие деньги. Зато за подкладкой он обнаружил маленький бумажный пакетик. Развернув его, Джейк увидел неоправленный опал исключительной чистоты.

На своей остановке Джейк выскочил из автобуса в самое последнее мгновение. Он опаздывал на встречу с отцом, но его осторожность была вполне оправданна. Если к нему уже цеплялся один шпик, то поблизости могли оказаться и другие.

Наконец он решил, что может без опасения вернуться к своему “Ягуару”. Резко тронувшись с места, он взял курс в сторону гавани Абердина, туда, где на джонке старого Цуня Три Клятвы его дожидался Цзян.

* * *

Блисс читала Чжилиню одну из его самых любимых сказок, про зайца и сестер-звезд, спустившихся в Срединное Царство в человеческом облике.

Девушка давно уже поняла, что больше других Цзян любил истории, в которых происходили странные превращения. В глубине души она подозревала, что он верил, будто нечто подобное случалось и с ним.

Блисс получала невероятное удовольствие, читая вслух Чжилиню. Однако большую часть времени, проводимую ими вдвоем, он рассказывал про ее прадедушку, первого Цзяна, и его легендарный сад, где сформировались философские убеждения Чжилиня.

Несмотря на всю любовь и воспитание, полученные ею в семье Цуня, Блисс не могла избавиться от ощущения, что она безродная сирота. Она почти не помнила свою мать и то время, когда они вдвоем жили в горном племени на территории Шань. Ей не помогло даже то, что позднее по настоянию Цуня Три Клятвы она предприняла путешествие на бирманское нагорье, чтобы обрести там, как он выражался, “чувство родной земли”. Что же касается ее отца, то она даже не знала его имени. Он умер, когда мать Блисс находилась на шестом месяце беременности.

Встреча с Цзяном замкнула долгий путь ее скитаний: она вновь обрела дом. Всякий раз, когда Чжилинь любовно описывал чудесный сад ее прадедушки, у Блисс возникало ощущение, что она была зачата именно там.

Неожиданно для самой себя она обнаружила, что любит этого старика с таким самозабвением, какое прежде представлялось ей совершенно невозможным. Это было совсем иное чувство, нежели то, которое она испытывала по отношению к Джейку или даже Цуню Три Клятвы. Необычность его состояла в том, что благодаря Цзяну Блисс ощущала себя частицей земли, моря, неба. Она никогда не исповедовала буддизм в качестве руководства к повседневной жизни, но знакомство с Цзяном заставило ее пожалеть об этом.

Она почитала его лучшим из людей, но никогда не боготворила. Сам же он верил, что является избранным свыше “хранителем Китая”. Именно так он объяснял, что его рен,полувековая жатва, обрела материальное воплощение в виде йуань-хуаня.

Начинание, задуманное и осуществленное Чжилинем, выглядело грандиозным даже для целого народа. Для одного же человека оно казалось невыполнимым. Впрочем, Блисс знала, что Цзян был не одинок в своих трудах. Он руководил обширной сетью помощников, раскинувшейся по всему азиатскому континенту, а быть может, и за его пределами. Кто мог указать истинные масштабы ренет? Блисс подозревала, что даже Джейк не в силах оценить в полной мере размах деятельности отца. Цзяну было свойственно умение хранить свои тайны: вероятнее всего, он уже не мог избавиться от многолетней привычки, приобретенной за годы вынужденной конспирации.

Теперь, чувствуя приближение конца своих трудов, он постепенно учил Джейка, что значит быть Цзяном. Между званиями Цзяна, творца, и Чжуаня, правителя, имелась колоссальная разница. В своих самых сокровенных мыслях Блисс не раз задавалась вопросом, заслужит ли когда-нибудь Джейк титул Цзяна.

Она дочитала сказку. Заяц героически выполнил возложенную на него миссию и помог сестрам, вновь занявшим свои места на небе. В мире опять воцарился порядок.

Блисс поднялась с места.

– Ты уже уходишь, Блисс?

– Нет, а-йэ, —она снова села. – Мне показалось, что вы задремали.

– Нет, боль не дает мне заснуть.

Блисс внимательно посмотрела на него, и он спросил:

– Что случилось, боу-сек!

—Ничего. Я просто... не могу понять, почему вам выпало выносить такие страдания?

Чжилинь вгляделся в ее лицо.

– Если б я не страдал, то не знал бы, жив ли еще или нет. Ну, а пока что я жив. Подумай над моими словами как следует.

Он замолчал. Но через некоторое время его голос нарушил наступившую тишину.

– Ты верно служила мне, боу-сек,в прошлом. Сберегла моего сына во время тяжких испытаний. Не думай, что я хоть на секунду забыл об этом. – Он легонько встряхнул ее. – Я знаю, что тебе есть что сказать мне. И ты должна сделать это.

– Но ведь у вас есть много других...

– Делай, как я говорю, дитя!

Их взгляды встретились, и Блисс подумала, что в его глазах таится целая вселенная.

– Мне хочется сказать, а-йэ. Очень хочется.

– Но ты боишься, – промолвил он, как обычно угадывая ее состояние.

Она молча кивнула.

– Тебя нелегко напугать чем-то, боу-сек.Мне это хорошо известно. Ты боишься да-хэй,верно? А чего еще?

Блисс покачала головой.

– Только да-хэй, —прошептала она. – Больше ничего.

– Что же случилось, боу-сек?

– Я воспользовалась... – запнувшись, она глубоко вздохнула и повторила: – Я воспользовалась им. Точнее, оно явилось мне. Джейк и я лежали в постели. Мы...

Чжилинь кивнул. – Я понимаю. Продолжай.

– В самом конце, за мгновение перед... тем, как это произошло, я словно раскрылась. Я чувствовала себя будто пустой кувшин, который должен наполниться. Наполниться любовью Джейка. Я выпустила наружу свое ки, чтобы оно встретилось с его. И вдруг я обнаружила...

Не договорив, она оборвала фразу и отвела глаза в сторону. Ее лицо сильно побледнело.

– Что ты обнаружила? – настойчиво спросил он. Еще один судорожный вздох. Чжилинь ощущал, как ее всю трясет от какого-то неведомого ей самой чувства.

– Ничего. Совершенную, абсолютную пустоту. Как если бы я провалилась в колодец и вместо того, чтобы удариться о дно, продолжала бы падать.

Раскрыв наконец свою ужасную тайну, Блисс всмотрелась в лицо Цзяна.

– Что случилось с Джейком, а-йэ? И что это было такое?

Наступило долгое молчание, нарушаемое лишь скрипом снастей джонки да тихим плеском волн о борта.

Наконец Чжилинь промолвил:

– Ты помнишь историю про мышь, которая спросила: “Что это такое?”

– Нет, я никогда не слышала ее.

– Да? – Цзян выглядел слегка удивленным. – В таком случае эту оплошность нужно исправить как можно скорее.

Он уселся поудобнее и начал:

– В этот день у крысы был день рождения. Пробегая мимо норки подруги, мышь заметила бумажный сверток очевидно присланный в подарок, от которого шел восхитительный запах. “Интересно, что это такое?” – подумала она. Не в силах устоять перед искушением, она осторожно развернула сверток. “Конечно, этот подарок предназначен не мне, – размышляла она, – но ведь, в конце концов, крыса моя лучшая подруга. Неужели она стала бы возражать, если бы я краешком глаза взглянула на него?”

Внутри находился кусок сыра необычного сорта, никогда прежде не встречавшегося мыши. Теперь, когда бумага была развернута, чудесный запах стал еще сильнее. “Нет никого на свете, к кому я относилась бы лучше, чем к крысе, – продолжала рассуждать мышь. – Я люблю ее, словно родную сестру. Окажись она сейчас здесь, неужто ей не захотелось бы поделиться со мной своим подарком? Разумеется, она так бы и поступила”, – решила она, отвечая на свой собственный вопрос.

Она стала потихоньку отщипывать от сыра, вкус которого оказался замечательным. И вот так, кусочек за кусочком, мышь съела весь подарок своей подруги, даже не заметив, как это произошло.

В ту же ночь, возвратясь домой с вечерней прогулки по помойкам, крыса обнаружила возле норки окоченевший труп своей лучшей подруги. Тогда с величайшей осторожностью она обнюхала все кругом. Подкравшись к дохлой мыши, она учуяла запах крысиного яда, хорошо знакомый ей, но совершенно незнакомый ее подруге.

Чжилинь замолчал, и в наступившей тишине до слуха Блисс донесся низкий звук мотора проплывавшей мимо лодки.

– Вы хотите сказать, мне не следует спрашивать о том, что я обнаружила? – сказала она.

Цзян уже закрыл глаза, и Блисс услышала его мерное дыхание.

В рассказе Чжилиня таилась угроза смерти. Так ли это на самом деле? И кому угрожает опасность: ей или Джейку? Потом ей пришла в голову еще более важная мысль. Чжилинь ничуть не удивился, когда она рассказала ему про бездонный колодец.

Почему?

И этот вопрос заслонил собой все остальные.

* * *

Трое молодых японцев снова собрались все вместе – на сей раз неподалеку от доков в порту Абердина. Они несколько раз тщательно осмотрелись вокруг, желая убедиться, что им никто не угрожает, хотя каждый из них не сомневался в том, что за ними не было хвоста.

Теперь они облачились в обычную одежду кантонцев, обитателей многочисленных лодок, стоявших на якоре неподалеку от берега. Теперь отличить в сумерках трех молодых людей от местных жителей было практически невозможно, разве что уж с очень близкого расстояния.

Они так уверенно нашли путь к причалу, словно родились и выросли в Гонконге, а не среди холмов на севере Японии. Их действия были столь слаженными, что казалось, будто они являются не тремя отдельными существами, а частями одного механизма. Они представляли собой одну из самых страшных в мире диверсионных групп, известных в Японии под названием дантай.Ее опасность заключалась прежде всего в необычайно сильно развитой групповой психологии. В сущности, о них и нельзя было говорить как об отдельных индивидуумах. Они мыслили и действовали как одно целое.

У подножия узкой бетонной лестницы, спускавшейся с причала к поверхности воды, их поджидала готовая к отплытию лодка.

Один из молодых людей влез в нее, чтобы проверить подвесной мотор, а другой стал отвязывать крошечное суденышко. Третий остался у входа на причал, куря сигарету и посматривая по сторонам. Его натренированные глаза всматривались в темноту.

Тихий свист известил его о том, что все готово. Бросив окурок в воду, он прыгнул в лодку, и они отплыли от берега.

Выполнявший обязанности рулевого не имел при себе карты, за исключением той, которая отпечаталась у него в памяти. И хотя ему прежде не приходилось бывать в Гонконге, он разбирался в лабиринте проходов среди джонок, составлявших плавучий город, едва ли не лучше старожилов гавани.

Двое его товарищей лежали на дне лодки. Они уже извлекли из промасленных мешков, заткнутых за пояс, миниатюрные автоматы, убойная сила которых не уступала “Магнуму” 357-го калибра. Пока рулевой вел лодку по извилистому пути, аккуратно огибая борта джонок, они, разобрав оружие, тщательно проверили и смазали каждую деталь, затем проделали то же самое с автоматом своего рулевого.

К тому времени, когда они заканчивали свою кропотливую работу, их лодка была почти у цели.

* * *

– Я чувствую Приближение бури, боу-сек, —что-то в голосе Чжилиня заставило Блисс вздрогнуть.

– Какая буря, а-йэ? Я не понимаю тебя. Весь вечер небо было чистым.

Ее сердце отчаянно трепетало, неистово рвалось вон из груди, точно птица, попавшая в силок.

– Я говорю об иной буре, – отозвался он шепотом. – Буре куда более злобной, чем любая природная стихия.

– Он чуть пошевелился. – Ты ничего не чувствуешь, боу-сек?Ты не ощущаешь присутствие зла?

Ей было нечего сказать в ответ. Она знала лишь, что Цзян благодаря своему ки, распростертому далеко за пределами каюты, чувствует нечто, пока еще ускользающее от нее.

– Киговорит мне, что близится час моего расставания с миром, боу-сек.

—Нет! – воскликнула она, бросившись к нему, точно стремясь своим телом прикрыть его от любого зла, угрожавшего ему. – А-йэ, а-йэ,не говори таких ужасных вещей.

– Это правда, боу-сек.

—Но как? Почему?

– Мое кивсе еще достаточно сильно, дитя. Это же мое второе зрение, оно защищало меня на протяжении семидесяти лет. Неужели ты полагаешь, что оно может ошибиться сейчас?

– Я люблю тебя. Я увезу тебя отсюда.

– Уже слишком поздно, – прошептал он. – Прислушайся.

Блисс почувствовала, как у нее холодеет спина. Тихое урчание мотора маленького судна проникло в каюту сквозь тонкую перегородку. Блисс сидела совсем тихо, едва дыша.

– Кто это? – прошептала она. – О, а-йэ! Она вцепилась в Чжилиня, как мать цепляется за ребенка, которого у нее хотят забрать.

– Послушай меня, боу-сек, —он говорил очень тихо, однако в каюте царила такая тишина, что, казалось, его голос проникает во все уголки. – То, что моя смерть уже близка, не имеет никакого значения. Это моя судьба. Каждый когда-нибудь умирает, так уж заведено.

Блисс услышала шорох простыней, когда Чжилинь вновь пошевелился.

– Меня тревожит лишь то, как я умру. Мне не хочется умирать от пули неизвестного убийцы. – Он перевернулся на спину и сжал плечи Блисс тонкими, костлявыми пальцами. – Ты понимаешь меня, боу-сек?

Смысл его слов дошел до нее не сразу Холодный ужас сковал ее рассудок.

– Я не...

– Блисс!

В его черных, как, уголь, глазах вспыхнули зеленые огни, которые ей прежде не доводилось видеть. Он вдруг предстал перед ней совершенно иным: живым воплощением древнего божества. Позднее она готова была поклясться, что видела мягкое свечение, исходившее от него, раздвигавшее мрак неосвещенной каюты.

– Нельзя терять ни секунды. Ты должна сделать так, как я говорю. Возьми подушку из-под моей головы.

– О, великий Будда!

Ее ужас возрастал с каждым мгновением. Она задыхалась. Ее мозг горел, словно охваченный пламенем. Тем не менее, в следующий миг она ухватилась за подушку, не зная сама, что заставило ее послушаться Цзяна: неземной зеленый огонь в его глазах или теперь уже явственно различимый скрип дощатого настила над головой.

Она ощущала присутствие чужих на борту джонки. Куда подавалась охрана? Кто эти незваные гости? Сизумлением и страхом она мысленно видела трех человек, крадущихся по палубе. Словно в открытой книге, она читала в их душах холодную решимость привести в исполнение жестокий замысел. Впервые в жизни она соприкоснулась с подлинной сутью зла, и смрад, исходящий от него, был столь отвратителен, что тошнота подступила у нее к горлу.

– Пора, дитя мое. Мешкать нельзя. Они уже слишком близко.

Блисс отчетливо сознавала, что Цзян прав: молчаливые убийцы уже спускались по трапу. Она зарыдала.

– Спокойной ночи, а-йэ, – проговорила она сквозь слезы.

Ей казалось не под силу выговорить слово: Прощай...Всего лишь две минуты спустя тишина крошечной каюты взорвалась оглушительным треском автоматных очередей.

* * *

Совершенно очевидно, что это чисто экономический вопрос.

Чжинь Канши был слишком взволнован, чтобы спокойно сидеть на месте. Он расхаживал взад и вперед по кабинету, время от времени поглядывая на стеклянную дверь, за которой начиналась огромная веранда. Впрочем, почти все комнаты этой великолепной виллы имели поистине гигантские размеры. Человек, попадавший сюда, забывал, что он находится в Китае, по крайней мере, в том Китае, который существовал с 1949 года. В свое время на этой вилле жил император. Обстановка, сохранившаяся с тех пор, представляла собой уникальную, тщательно подобранную коллекцию шедевров, созданных руками самых талантливых китайских мастеров и привезенных из других стран Юго-Восточной Азии. Здесь имелись тибетские сакральные колеса; черненые деревянные фигурки Будды из Таиланда и бронзовые из Японии; искусно вырезанные из камня статуэтки Апсар, священных танцовщиц, обнаруженных археологами в богатейшей подземной сокровищнице Камбоджи Аш Ангкор Ват, и многие другие рукотворные чудеса, в том числе миниатюрные замки из золота и драгоценных камней, вызывавшие головокружение у Чжинь Канши при одном взгляде на них. Даже малая часть сокровищ, собранных на вилле, стоила во много раз больше, чем все собрание экспонатов пекинского Исторического музея.

– Я не представляю себе, каким образом мы изыщем средства, – заметил он, мысленно добавив: Твоя одержимость в конце концов погубит нас.

—Кажется, вы закончили? – раздался голос из тени, скрывавшей дальний конец кабинета. – Или, быть может, просто переводите дух?

Чжинь Канши обернулся, точно ужаленный. Выражение его лица лучше всяких слов говорило, насколько серьезно он относится к обсуждаемой теме.

Чья-то морщинистая рука поднялась и безжизненно упала.

– Идите сюда, за стол, Чжинь тон ши. Отведайте душистого хризантемового чаю. Он поможет вам взять себя в руки.

– Но не поможет нам отыскать требуемую сумму, – возразил Чжинь Канши, однако послушно подошел к плетеному диванчику и уселся на него.

Взяв маленькую фарфоровую чашку, он выпил чай в один присест.

– Я думаю, – продолжал все тот же голос, – что всем следует опасаться своей одержимости, Чжинь тон ши.

– О чем вы?

– Вы все чаще повторяетесь в своих высказываниях, становящихся к тому же все более злыми.

– Финансы – моя забота.

– Точно так же, как и моя, Чжинь тон ши. Пожалуйста, не обижайте меня подозрением, будто я плохо подготовился.

– Будущее покрыто мраком неизвестности, Хуайшань тон ши. Никто не в состоянии подготовиться ко всем случайностям. Даже вы.

– Разумеется. Однако рассудительный воин должен уметь правильно оценить те особенности поля предстоящей битвы, которые ему надлежит принять во внимание.

В комнате повисло молчание. Огромная собака, дремавшая рядом с человеком, скрывавшимся в тени, беспокойно зашевелилась и тихонько зарычала во сне. Должно быть, ей приснилось, как она вонзает клыки в жертву. Чжинь Канши не любил собак, особенно тех, что были приучены по приказу хозяина рвать на части человеческую плоть.

– Предоставьте мне решать проблему сбора средств, – промолвил наконец Хуайшань Хан. – У меня еще сохранились кое-какие связи, равно как и друзья в высших кругах.

– Однако даже у них рано или поздно опустеют кошельки. Боюсь, что это уже произошло или вот-вот произойдет.

– Теперь вы видите, как далеко простирается ваша одержимость, Чжинь тон ши? Повторяю, достать деньги не составляет большого труда. Они текут ко мне бесконечной, неисчерпаемой рекой. Меня лично проблема средств уже совершенно не тревожит. – Глаза старика горели. Его ки,вырываясь наружу вместе с выдыхаемым воздухом, растекалось по кабинету. – Вместо этого я думаю о нашей лизи. О нашей ягодке, спусковом крючке нашего ружья. Как забавно... и удачно... что именно ей предстоит выйти на Джейка Мэрока. И в нужное время, время, выбранное мной, – старик начал смеяться, – он примчится на встречу с ней. Мы заставим врага покинуть свою территорию, и он очертя голову ринется навстречу смерти!

Голова Хуайшань Хана мелко тряслась от хохота.

– Мне нет нужды напоминать вам, как нам повезло, что мы отыскали ее. Теперь дело за нашим кудесником, полковником Ху. Вне всяких сомнений, он сумеет обработать ее как следует. Он может превратить ночь в день. Я сам наблюдал за его филигранной работой.