Электронная библиотека » Эрин Стюарт » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Шрамы как крылья"


  • Текст добавлен: 19 апреля 2022, 04:47


Автор книги: Эрин Стюарт


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 10

Следующие две недели мы с Пайпер везде вместе. Поначалу мне казалось, что две обожженные девушки – одна в инвалидном кресле и в неоново-полосатой одежде, а другая без волос, уха и руки – привлекают вдвое больше внимания, но на самом деле на нас смотрят меньше. Может, они просто привыкли к Пайпер?

Или Обгоревшая тоже успела всем примелькаться, и вскоре какая-нибудь другая «белая ворона» попадет на первую строчку хит-парада всеобщего внимания. И тогда они и вовсе перестанут замечать меня.

А может, причина в беспощадной прямолинейности Пайпер.

Когда на второй, и последней, неделе моей учебы какой-то тощий парень беззастенчиво тычет в меня пальцем, Пайпер проезжается креслом прямо по его ногам.

– Хочешь фоточку для своей коллекции порно? – заложив руку за голову, точно пин-ап девушка из календаря, спрашивает она.

Парень тут же исчезает в толпе.

Как бы там ни было, но рядом с Пайпер коридоры «Перекрестка» становятся не столь страшными, и я вливаюсь в привычный ритм школы: чтение, учебники, долгие уроки, прерываемые короткими всплесками коридорного хаоса… Я с легкостью справляюсь с домашними заданиями, и две недели проходят неожиданно быстро.

В субботу утром, на следующий день после окончания официального периода «реинтеграции», Пайпер подъезжает к моему крыльцу с банкой краски в одной руке и мобильным телефоном в другой.

– Я приехала, чтобы покрасить твою комнату. В смысле, стены. – Она кидает мне телефон. – И еще я сделала для тебя плейлист.

Я читаю название альбома.

– «Огненная смесь»?

– Ага. Лучшие зажигательные песни.

Я подталкиваю ее кресло к первой ступеньке лестницы, а Пайпер делает звук на телефоне громче. Раздается пронзительный голос Алиши Киз, исполняющей Girl on Fire[3]3
  «Девушка в огне» (англ.)


[Закрыть]
.

– Серьезно? Вот эту песню ты для меня выбрала?

– Подобное лечат подобным, разве нет? – взяв малярную кисточку словно микрофон, Пайпер принимается подпевать: – «Эта девушка в огне-е-е!»

Она тянет последнюю ноту, пока ее лицо не становится красным, потом кланяется, а я несколько раз хлопаю в ладоши. Когда начинает играть песня Билли Джоэла из далеких восьмидесятых We Didn’t Start the Fire[4]4
  «Не мы раздули пожар» (англ.)


[Закрыть]
, Пайпер убавляет громкость.

– Эту, наверное, можно удалить.

Она достает из рюкзака два валика и берет банку ярко-розовой, в тон ее компрессионной одежде, краски.

– Вперед.

– Сначала я должна спросить разрешения у Коры и Гленна.

– Это же твоя комната?

– Ну да. Но спросить все равно нужно.

Гленн поднимает Пайпер в мою спальню, и я демонстрирую им с Корой краску. У Коры дрожит нижняя губа, и я чуть было не отказываюсь от затеи Пайпер. Гленн прислоняется к дверному косяку, а Кора – к нему. Рядом с мощным, как лесоруб, мужем, она выглядит маленькой, точно куклы Сары. Кажется, мыслями она где-то далеко; ее рука касается стены.

– Яйцо малиновки – так называется этот оттенок голубого. Сара просмотрела чуть ли не сотню образцов краски, прежде чем выбрала его.

Я поглаживаю бордюр с бабочками – декорацию к нашим с Сарой играм и танцам. Мне хочется сохранить их в таком виде навсегда. И вместе с тем – содрать к чертям, однако я гоню эти мысли.

– Нам не обязательно перекрашивать их. Мне нравится голубой, – говорю я.

– Нет-нет, теперь это твоя комната. – Кора улыбается, но как-то неуверенно. – Нужно было давно это сделать.

Кора берет коробку с пуантами, но не может скрыть потрясение, когда Пайпер оставляет на стене первую яркую полосу краски.

– Розовый? – удивляется Кора, переводя взгляд с краски на Гленна с таким видом, словно вот-вот отменит свое разрешение.

– Мне он нравится, – быстро говорю я, впрочем, не до конца в это веря.

Ярко-розовая краска вызывающая и вряд ли оказалась бы в первой десятке моих предпочтений, но это другой цвет, что хорошо уже само по себе.

Кора явно хочет что-то сказать, но осекается и уходит, прижав к груди пуанты Сары. Дверь в ее комнату тихо захлопывается.

Гленн приносит из гаража старые одеяла и брезент и набрасывает их на ковер и мебель, а мы с Пайпер снимаем со стен афиши. Затем Гленн показывает мне, как содрать полоску бабочек при помощи шпателя, и просит нас с Пайпер красить стены не выше собственного роста – не хочет, чтобы я лезла на стремянку.

Пайпер перекачивает свою «Огненную смесь» на мой телефон, и мы чуть ли не целый час красим стены под звуки песен об огне – начиная с Set Fire to the Rain[5]5
  «Поджечь дождь» (англ.)


[Закрыть]
в исполнении Адель и заканчивая Great Balls of Fire[6]6
  «Большие шары огня» (англ.)


[Закрыть]
Джерри Ли Льюиса. Когда звучит какой-то длинный проигрыш на синтезаторе, Пайпер перестает красить и начинает подпевать – что-то о девушке, которая летает, превратив свои шрамы в крылья.

– Что это за песня?! – я стараюсь перекричать ее пение.

– Phoenix in a Flame[7]7
  «Феникс в огне» (англ.)


[Закрыть]
группы «Аттикус». Теперь это мой гимн, я даже установила его в качестве звонка на телефоне.

Пайпер продолжает петь, а я пытаюсь действующей рукой поддеть шпателем бордюр с бабочками. Левой рукой с пересаженным пальцем я могу только немного помогать себе, даже после месяцев физиотерапии у Палача Терри она слишком слаба, чтобы хватать и тянуть одновременно.

Песня заканчивается, и Пайпер снова берется за дело. У нее свои трудности – дотянуться до стены, не врезавшись в нее креслом. Наконец Пайпер сдается и садится прямо на пол, переползая в нужную сторону по брезенту.

– В понедельник у тебя будет великий праздник, да? Возвращение к пижаме и темной пещере без солнца и свежего воздуха, – говорит Пайпер.

– Ну, все не так трагично.

Мне наконец-то удается подцепить полосу обоев и оттянуть ее от стены. Она рвется посредине, распоров бабочек пополам.

Пайпер размазывает краску в одном из углов.

– Ну да, если тебя устраивает быть неудачницей. Но признайся, неужели в школе так плохо?

Я перевожу взгляд на Пайпер, одновременно отдирая от стены очередную бабочку, пытаясь при этом сохранить хотя бы одну из них целой.

– В первый день учебы я обедала в одиночестве, спрятавшись за сценой.

– Жесть! – Пайпер втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.

– О чем и речь. Гораздо проще жить без постоянных напоминаний о том, что́ ты такое.

– Кто ты такая, – поправляет меня Пайпер.

– Неважно.

Забравшись обратно в кресло, Пайпер принимается отковыривать остатки обоев ногтями.

– Тогда ради чего вообще все это было?

Я быстро оглядываюсь, убеждаясь, что никто нас не подслушивает.

– Из чувства вины, наверное. Кора из кожи вон лезет, чтобы сделать из меня обычного подростка. Может она и комнату разрешила перекрасить лишь потому, что когда-то прочла статью типа «Оформите по-новому свой путь к исцелению».

– Ладно, экспресс-опрос. В последние две недели тебе приходилось бороться с ненавистью к себе и ощущением, что ты не соответствуешь принятым нормам?

– Да.

– Тебе казалось, что все в школе говорят о тебе и глазеют на тебя?

– Да.

– Ты сравнивала себя с другими не в свою пользу?

– Да.

Пайпер воздевает над головой руки, разбрызгивая розовую краску с зажатой в кулаке кисти.

– Поздравляю, ты обычный подросток!

Я закатываю глаза и ловлю свое отражение в дверце шкафчика Сары. Его покрытие искажает мою внешность еще сильнее, чем стекло.

– Ты прекрасно знаешь, что это не одно и то же.

Пайпер откатывается назад, чтобы оценить наши художества.

– Какой же кошмар получился!

Высохшая краска уже не такая убийственно яркая, но общий эффект словно сумасбродный пасхальный заяц не смог выбрать между ярко-розовым и голубым «яйцом малиновки».

Я спрашиваю Гленна, не хочет ли Кора посмотреть на результат, но та уже легла спать. Кусок обоев с бабочками я прячу в ящик стола. На память.

Гленн перенес Пайпер вниз, и мы жарим на улице попкорн и проветриваем дом от запаха краски. Пайпер подъезжает к краю батута, установленного вровень с газоном, и наклоняется к его черной поверхности. Я ложусь на батут, всем телом ощущая привычные колебания. Впервые я лежу здесь, а Сары нет рядом. Летом солнце светило нам в лица. Зимой мы делали снежных ангелов. Обменивались тайнами, строили планы.

Интересно, что, когда хранитель твоих секретов уходит, все ваши мечты и разговоры тоже исчезают.

Я загораживаю рукой свет от дома и смотрю в небо в поисках Полярной звезды и ковша Большой Медведицы. Точно так же мы делали с Сарой.

– В средней школе я узнала, что звезды, которые мы видим, уже мертвы, – жуя попкорн, говорит Пайпер. – До жути печально.

Мы с отцом смотрели на звезды, сидя на заднем дворе нашего дома. В нашей глуши они светили ярче.

– Скорее, мы видим звезды такими, какими они когда-то были, – говорю я. – Например, если звезда находится от нас на расстоянии в тысячу световых лет, то мы видим свет вековой давности.

– Получается, мы видим прошлое?

– Вроде того. Мой отец говорил, что прошлое вокруг нас. Еще он любил рассказывать, что звезды – отверстия в небе, сквозь которые на нас смотрят дорогие нам люди.

Пайпер чуть не подавилась попкорном.

– Прямо как Король Лев.

Я смеюсь, и мое дыхание облачком поднимается ввысь. Мы с Пайпер смотрим в небо, и батут мягко покачивается под нами. Вечерний воздух свеж, но я почти не ощущаю его сквозь свою вторую кожу.

Пайпер приподнимается, опираясь на локоть.

– А что, если он прав? Вдруг твои родители и впрямь наблюдают за тобой сверху?

Я смотрю в черную пустоту между звезд.

– Это вряд ли.

Пайпер толкает меня в плечо.

– Тогда останься в школе. Заканчивай изображать уединение Квазимодо и дай нормальной жизни шанс.

– Ни за что. Я уже потратила две недели на «Перекресток» и теперь свободна.

Я отбыла свой срок, зачем продлять его? Пайпер смотрит на меня с надеждой, и я на миг жалею, что с понедельника ей придется в одиночестве ездить по коридорам школы.

– Не волнуйся, ты и без меня справишься, – говорю я.

– Это само собой. – Пайпер фыркает. – Я же о тебе забочусь. Две недели назад ты показала мне фотку девушки в поистине отвратительном парике Риццо, по которой явно скучаешь. Сомневаюсь, что ты найдешь ее, хороня себя заживо в комнате умершей кузины, делая вид, что ты тоже погибла в том пожаре.

– Но ведь так и есть. Прежняя я исчезла.

Пайпер садится, ее глаза едва видны в темноте.

– Так давай найдем ее! – Она достает из заднего кармана джинсов какой-то листок и кладет его между нами. – Прослушивание в пятницу.

– Клубы школы «Перекресток», – читаю я вслух.

Слова «Весенний мюзикл» обведены черным маркером.

– Издеваешься?

– Выслушай меня, – Пайпер говорит быстро и взволнованно. – Первый шаг – сделать то, что ты делала раньше. Возродить эту часть себя.

Я представляю себя до пожара, стоящую на сцене моей прежней школы. Мама фотографирует на телефон, а папа громко аплодирует, а потом пронзительно свистит, сунув в рот два пальца. Но сцена теперь в одном списке с пением, прическами, купальниками, косметикой – во все растущем «Списке вещей, исчезнувших в огне».

– Это лицо не годится для света прожекторов, им только детей пугать.

Пайпер смеется.

– Да уж, твое лицо идеально подходит для радио.

– Мое лицо подходит для проживания под землей. Такой клуб есть?

Пайпер со вздохом тычет пальцем в середину листа.

– Вот! «Антисоциальный кружок»: мы обедаем за кулисами, ищем способы исчезнуть и надеемся однажды полностью слиться с пейзажем.

– Запиши меня!

– Погоди-ка… А ты же уже руководитель этого кружка!

Я бросаю в нее попкорном. Поймав несколько штучек, Пайпер сует их в рот.

– А ты? – спрашиваю я.

– А что я?

– Почему ты больше не играешь в спектаклях? Я слышала, как Асад тебя про это спрашивал.

Пайпер пожимает плечами.

– Ну… Я дружила с некоторыми девочками из театральной студии, но потом с ними случилась звездная болезнь, а я этого не выношу.

– А я, значит, вынесу?

– Ты новенькая, у них нет причин ненавидеть тебя.

Я ложусь обратно на батут и смотрю в ночное небо. Дыхание вырывается облачками. Я думаю об отце, который говорил мне, восьмилетке, что моя жизнь безгранична, как галактики. «Стреляй в самые высокие звезды, Ава, и ты обязательно попадешь в какую-нибудь из них. Но сначала нужно выстрелить».

Что бы он сказал сейчас, увидев, как я прячусь в спальне и смотрю на афиши, не думая никуда стрелять? Пусть мое двухнедельное испытание фактически закончено, он посоветовал бы мне вернуться на сцену.

Сказал бы стрелять.

Батут качается под нами, когда я резко сажусь и выхватываю у Пайпер листок.

– Если я останусь в школе…

Пайпер торжествующе вскидывает руки.

– Если останусь, то лишь при одном условии: ты тоже пойдешь на прослушивание.

Скривившись, Пайпер опускает руки.

– Театр? Ни за что!

– Тогда выбирай что-то еще. Что ты любила делать до аварии?

– Играть в волейбол. Но сейчас мне это недоступно. – Пайпер кивает на кресло-каталку.

– И не надейся, если я – с моим лицом – иду в театральный кружок, то ты найдешь способ вернуться на поле со своими ногами.

Прищурившись, Пайпер переводит взгляд с меня на кресло.

– И тогда ты останешься? – уточняет она.

– Останусь.

Лучезарно улыбаясь, Пайпер крепко жмет мне руку.

– Договорились!

9 марта


Я мало что помню.

Только жар.

И дым.

Везде.

Он поедает меня.


И вдруг исчезает.

Но не отступает.

А перемещается.

Внутрь меня.


Каждый выдох

обжигающе горяч.

Я пытаюсь кричать.

Но голоса нет,

лишь боль.

Я проглотила огонь.


Падаю на спину.

Я помню запах.

Себя.

Горящей.


Рассудок кричит:

«Беги!»

Но тело не слушается.

Лишь руки слабо двигаются.

Воздух словно превратился в бетон.

Где моя рука?

Лишь

лоскуты кожи

и кости

на месте пальцев.

Что со мной?


Боль.

Накатывает.

Пока

не остается ничего,

кроме боли.


«Останься со мной»

Голос.

Лицо.

Соседка

качает мое тело


туда

и

сюда


Тянет

Тянет

Тянет


Она

Сбивает огонь

С меня.


Ее губы говорят:

«С тобой все будет в порядке».

В ее глазах совсем иное.

Темнота

Смыкается вокруг

Словно телескоп.

Тихо.

Спокойно.


«Держись!» говорит она.

За что?

За боль?

жар?

панику?


Темнота манит.


Я хочу избавиться

от

боли

жара

паники.


«Держись! Ради родителей».

Мама.

Папа.

Они хотят,

чтобы я

жила.


Я открываю глаза.

Сквозь темноту

светят звезды.


Не тронутые

дымом

и

болью.


Я тянусь

к звездам.

Сирены.

Топот.

Крики.


Издалека

тонкие лучи

привязывают меня

к земле.


Руки на моей спине.

Меня поднимают.


Нет.

Нет.

Нет.


Не забирайте свет.

Оставьте меня

здесь.


Звезды

смогут удержать меня

в целости.

Глава 11

Наш план прост: я напрошусь на маленькую, незаметную роль в весеннем мюзикле – дерева или иного прославленного сценического реквизита, а Пайпер выяснит, позволит ли ей тренер подавать игрокам воду или делать что-нибудь еще, доступное человеку в инвалидном кресле. Ничего особенного, но Кора так расчувствовалась, словно я выиграла «Оскар», а Пайпер поедет на Олимпийские игры.

– Просто не верится, – говорит она сквозь слезы, когда воскресным вечером я сообщаю ей, что останусь в школе еще по меньшей мере на неделю. – Это чудо какое-то.

– Чудес не бывает, – возражаю я, кладя в сумку учебник по математике. – Это все Пайпер.

* * *

В пятницу, как только звенит последний звонок с уроков, школа «Перекресток» из обычного учебного заведения превращается в мир клубов и кружков. По пути на театральное прослушивание я оставляю Пайпер у раздевалок, дожидаться тренера.

Я протискиваю ее кресло через толпу одетых в форму спортсменов, пьющих протеиновые коктейли и брызгающих освежителем воздуха на защитную экипировку, хотя ничто не сможет перебить подростковый пот.

– Ни пуха ни пера! – кричит Пайпер, перекрывая гам.

Босые девушка и парень направляются к театральному залу, держась за руки и перепрыгивая через валяющиеся на полу пробные полосы «Глашатая Перекрестка».

Чем ближе конец коридора, тем слышнее становятся звуки настраиваемых инструментов оркестра.

У каждого есть свое место в этой жизни после уроков.

Проскользнув через боковую дверь, я сажусь в первое попавшееся бархатное кресло. Кое-кто из учеников тоже устроился в креслах, но большинство разбрелись по залу: напевают известные мелодии, сидят на сцене, болтая ногами, или громко разговаривают в проходах.

Я тоже была такой, как они, – наркоманом, зависящем от адреналина выступлений. Волнение перед премьерой, энергия театра, пробегающая сквозь меня. Свет в лицо. Темнота, скрывающая зрителей. Я знала, что в зале сидят мои родители: мама проклинает телефон, в котором не хватает места для записи спектакля, а папа невольно произносит текст роли вместе со мной.

Сцена была моим вторым домом. Там я чувствовала себя в безопасности. Живой. Уверенной.

По сцене бежит босая девушка. Та самая, которая обозвала меня Фредди Крюгером. Пайпер права – выражение лица у нее и в самом деле приметное.

Она делает несколько прыжков (до грациозности Сары ей, конечно, далеко) и кланяется парню, который шутливо ей аплодирует. Девушка треплет его волосы и вдруг ловит мой взгляд. Я не успеваю отвернуться, а она принимается шептаться с парнем, тот оборачивается ко мне.

Новость о моем появлении разлетается по залу – судя по тому, как все начинают крутить головами.

«Тревога! Тревога! Критическая ситуация! В нашем театре – Обгоревшая!»

Я вжимаюсь в бархатное кресло, пытаясь подавить чувство, которое никогда еще не испытывала в святая святых – театре. Страх.

Как я смогу подняться на сцену, если даже сейчас у меня от паники по коже бегут мурашки?

Похоже, пожар уничтожил оба моих дома.

Все кресла заполнились – кроме тех, что рядом со мной. Крепче прижав к себе сумку, я достаю наушники и уже собираюсь их надеть, как ко мне подходит парень с темными глазами и смуглой кожей.

– Тебя ведь Асад зовут?

Он указывает на коридор.

– Там я просто Асад. А здесь я Асад Ибрагим, непревзойденный осветитель сцены! – Он пафосно вскидывает руки, случайно задевая меня за предплечье. Но, как ни странно, не отшатывается в ужасе. – А ты что здесь делаешь? На прослушивание пришла или наниматься в рабочие сцены?

Мы с Пайпер решили, что я попытаюсь получить роль, а вот о втором варианте даже не подумали. А ведь это тоже считается.

– Второе, – решительно отвечаю я и кладу наушники обратно в сумку. – Конечно же, в рабочие сцены.

– Круто. Я тоже. – Он указывает на маленькую, размером с будку, комнатушку с огромными круглыми прожекторами, направленными на сцену. – Я управляю светом, так что обычно сижу там.

Он обводит взглядом зал, и его улыбка на миг меркнет.

– Значит, Пайпер все-таки не пришла? Вы с ней разве не срослись как сиамские близнецы?

– Театр ее больше не интересует.

– Вот облом. Она единственная среди этих примадонн знала мое имя. А большинство из них, наверное, считают, что меня зовут «Больше света!».

Я невольно смеюсь, и Асада это явно воодушевляет.

– А, так ты все-таки умеешь улыбаться! – торжествующе восклицает он. – Ладно, из какого мюзикла строчка: «Ты одет не полностью, если на тебе нет улыбки»?

– «Энни»[8]8
  «Энни» (англ. Annie) – бродвейский мюзикл о десятилетней девочке Энни, основан на комиксе Гарольда Грея «Маленькая сиротка Энни».


[Закрыть]
.

Широко улыбаясь, Асад садится в кресло рядом со мной.

– Впечатляет. Среди школьников мое знание бродвейских цитат обычно остается незамеченным – и чаще всего неоцененным. Нам здесь нужно больше таких, как ты.

Я сильнее вжимаюсь в кресло.

– Как я?

Асад продолжает беззаботно болтать, будто не понимая, что я мучительно жду от него объяснений.

– Людей, которые по-настоящему ценят театр.

Осознав, что речь идет не о моей внешности, я расслабляюсь и шучу:

– Ну, иногда надоедает смотреть «Настоящих домохозяек».

Асад улыбается.

– Я рад, что ты пришла, Ава.

Я перевожу взгляд на пустые сидения рядом со мной.

– Кроме тебя это никого не радует. Только ты и Пайпер разговариваете со мной.

– Да у тебя на лбу написано: «Не говорите со мной». Даже в коридоре, рядом с Пайпер, ты всегда смотришь в пол.

Осознав, что и сейчас смотрю на свои туфли, я заставляю себя поднять взгляд на Асада. И вижу в его потрясающих, почти черных глазах свое отражение.

– Ничего подобного.

Он улыбается.

– А помнишь, как я пытался пообщаться в твой первый день в школе?

– Ну да.

– Ты совсем не обращала на меня внимания.

– Я решила, что ты просто вежливый и говоришь с пострадавшей при пожаре новенькой из жалости.

Асад закатывает глаза.

– Именно. Я был вежливый, а ты отшила меня.

Бестолковое любопытство – так я охарактеризовала его поведение. Я чувствую, как внутри меня что-то переворачивается, и понимаю, что с Асадом одним определением, нацарапанным в углу страницы, не обойтись.

– Я это к тому, что, может, тебе стоит время от времени поднимать взгляд от пола, – говорит Асад, – а то подумают, будто ты что-то потеряла.

Я запинаюсь, пытаясь подобрать слова. Не улыбайся Асад так открыто и обезоруживающе, я бы сочла его полным придурком – он говорит, что это я виновата в том, что у меня только один друг во всей школе.

Может, я бы даже обиделась, если б его улыбка не заставила меня почувствовать, что этот болтун вполне может стать моим вторым другом.

Босой долговязый парень в черном выходит на сцену и хлопает в ладоши, призывая будущих актеров и актрис занять свои места. Асад задумчиво опирается подбородком на ладонь, словно вот-вот произнесет монолог, достойный Гамлета.

– Если вы пришли сюда без интереса, а только потому, что школа заставляет вас что-то выбрать, или если вы думаете, что упоминание театрального кружка поможет вам при поступлении в колледж, то вы ошиблись. Здесь нет места самозванцам.

Парень делает паузу, оглядывая толпу, его манеры и внушительный рост эффектно работают на сцене. Судя по ухоженной бородке клинышком и короткому хвостику черных волос, он не раз прочел пособие «Как одеваться подобно режиссеру с Бродвея», а на стене его спальни висит фото Лина-Мануэля Миранды[9]9
  Лин-Мануэль Миранда (род. 1980 г.) – американский композитор, певец, актер, драматург. Создатель нескольких успешных бродвейских мюзиклов и обладатель множества театральных и музыкальных наград, включая «Грэмми» и Пулитцеровскую премию за драму.


[Закрыть]
, на которого он явно старается походить.

– Во имя бессмертных слов Полония «Будь верен сам себе», выбирайте: вы с нами или нет?

Повисшую тишину нарушает шорох, привлекающий к себе всеобщее внимание: какой-то мальчишка собирает свои вещи и выбегает за дверь, провожаемый каждой парой глаз в этом зале.

– Для тех, кто остался, поясню – мы не похожи на другие кружки. Театр – образ жизни. Театр и есть жизнь. – Он выразительным жестом указывает на девушку в первом ряду: – Ты найдешь себя на этой сцене, и ее огни раскроют тебя, если ты им позволишь.

Зря я это затеяла. Я бы сбежала за тем бедолагой, не будь приклеена к своему месту из страха прервать грандиозный монолог.

– В этом году мы вдохнем жизнь в эту сцену при помощи… – Для пущей драматичности парень умолкает, наслаждаясь всеобщим вниманием.

Все зрители подаются вперед, и я опасаюсь, как бы Асад не выпал из кресла.

– …«Волшебника страны Оз»[10]10
  «Волшебника страны Оз» (англ. The Wizard Of Oz) – американский музыкальный фильм-сказка 1939 года, самая известная и коммерчески успешная экранизация романа 1900 года «Удивительный волшебник из страны Оз». Фильм был номинирован на шесть премий «Оскар», в двух из которых оказался победителем – за лучшую музыку (Герберт Стотхарт) и за лучшую оригинальную песню (Over the Rainbow).


[Закрыть]
! – доносится со сцены.

По рядам прокатывается вздох, превратившийся в гул обсуждений.

– Подобно Дороти мы пойдем по дороге, вымощенной желтым кирпичом. Зайдем в темный лес и, преобразившись, с победой завершим наш путь. – Он вновь указывает пальцем на девушку в первом ряду. – Ты готова к путешествию?

Он подает ей руку и буквально выдергивает на сцену. Ряд за рядом все покидают свои места и присоединяются к ним. Встав, Асад поворачивается ко мне.

– Ты идешь?

Я крепче прижимаю к себе сумку.

– Нам что, обязательно туда идти? Мы ведь рабочие сцены. – Я все еще надеюсь, что не так поняла, и будет можно тихо уйти за черные кулисы.

– Это традиция. Идем.

Я качаю головой.

– Я… я, наверное, зря все это…

Глянув на меня, Асад переводит взгляд на сидящих позади учеников, будто впервые заметив, что они шепчутся, наблюдая, выйдет ли девушка со шрамами на сцену.

– «Удача любит храбрых», – пристально глядя на меня, цитирует Асад.

– «Отверженные»? Нет, погоди-ка, это «Аида». Точно, «Аида». Последние строки.

Улыбка Асада становится шире.

– Ты точно наша. Признай, что эти актеры – твой народ. – Он протягивает мне руку ладонью вверх. – Мы пойдем туда вместе.

Его уверенный взгляд унимает мурашки, бегущие по коже. Я беру Асада за руку и под шепотки окружающих мы подходим к сцене.

– Это Ава. Новенькая, – сообщает Асад парню в черном.

Тот протягивает мне руку, и я подаю ему правую, стараясь спрятать левую клешню. На секунду он сомневается, заметив мою компрессионную одежду, но прежде чем я успеваю открыть рот для объяснений, крепко сжимает мою ладонь и втягивает меня на сцену.

– Привет, новенькая Ава. Добро пожаловать в Изумрудный город.

16 марта


Я просыпаюсь от писка.


Воздушный шарик.

«Поскорее выздоравливай».

Кто-то болен.

Кто?


Би-ип.

Би-ип.

Би-ип.

Женщина в голубой медицинской форме.

«Ты в больнице».

Почему?

Я, кажется, вспоминаю.

Что-то случилось. Что-то плохое.

Автомобильная авария?

«Мы ждали тебя».

Где же я была?


Почему так трудно дышать?

Что-то твердое мешает говорить.

Я онемела.

Что-то белое на моем лице.

Я обмотана, словно мумия.

Почему я не могу двигаться?

Вместо рук маленькие белые мячи.

«Ты пострадала при пожаре», – говорит медсестра.

Я обгорела на шестьдесят процентов.


Шестьдесят процентов?


Что же осталось?


У кровати Кора.

Плачет.

Все время плачет.

Боль.

Постоянная боль.

Приходит сон.

Прекрасный сон.

Ты была в огне.

Ты спала

два месяца.


Реальность ускользает, словно бабочка.

Только фрагменты:

Огонь

Дым

Тело

Отец толкает меня.

Меня спасают звезды.

Сквозь туман я понимаю:

Жизнь изменилась.

Навсегда.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации