Текст книги "Разрушенный дворец"

Глава 12

Элла

– Хочешь сегодня съесть что-нибудь особенное? – спрашиваю я Рида, когда он останавливает машину на парковке перед «Френч-Твист».

Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

– Ты пытаешься задобрить меня едой?

Я закатываю глаза.

– Нет, всего лишь пытаюсь быть хорошей девушкой. И, может, ты уже перестанешь дуться? Похороны были два дня назад. Нельзя так долго злиться.

– Я не злюсь на тебя. Я разочарован, – мрачным голосом отвечает он.

Я в недоумении.

– О боже! Даже не вздумай говорить мне этот бред: «я не злюсь, я разочарован». Я все понимаю. Ты не хотел, чтобы я поехала, но я это сделала, все, конец истории, и тебе пора уже забыть об этом. К тому же мы достали список.

Однако гостевая книга оказалась совершенно бесполезной, потому что Каллум сказал нам, что его частные детективы уже проверили тех неизвестных мне шестерых гостей. У всех есть алиби на тот вечер, когда погибла Брук.

Сказать, что мы с Истоном были подавлены этой новостью, – ничего не сказать.

– И он завел нас в тупик. – Рид проводит рукой по своим темным волосам. – Мне не нравится, что детективы тоже туда заявились, – ворчит он. – Это значит, они наблюдают за всеми нами.

От одного взгляда на его измученное лицо у меня болит душа.

– Мы знали, что они будут наблюдать за нами, – напоминаю я ему и придвигаюсь ближе, чтобы положить подбородок на его плечо. – Твой адвокат предупредил нас о такой возможности.

– Знаю, но это не значит, что мне это должно нравиться. – Его голос звучит тихо и изможденно. – Честно? Становится…

– Становится что? – спрашиваю я, когда он продолжает молчать, запнувшись на середине фразы.

Теперь лицо Рида отражает страдания.

– Становится все тяжелее убедить себя, что весь этот бред скоро закончится. Сначала эти улики с ДНК, потом судья Делакорт со своей грязной сделкой, и теперь еще копы, которые допрашивают всех, кого я знаю. Все это начинает казаться чересчур реальным.

Я до боли закусываю нижнюю губу.

– Все и так по-настоящему. Именно это я и пытаюсь втолковать тебе с тех пор, как тебя арестовали.

– Знаю, – снова повторяет он. – Но я надеялся…

Рид снова не заканчивает фразу, да ему и не надо, потому что я в точности знаю, на что он надеялся: что все обвинения волшебным образом будут сняты, что убийца Брук заявится в полицейский участок и во всем сознается. Но ничего из этого никогда не случится, и, наверное, сейчас самое время, чтобы Рид наконец понял, какие большие у него проблемы.

Он может сесть в тюрьму.

Но я не хочу делиться с ним своими невеселыми домыслами, поэтому беру его за подбородок и поворачиваю его голову к себе. Наши губы встречаются в нежном, медленном поцелуе, а потом мы прижимаемся друг к другу лбами.

На этот раз он не пытается выдавить из себя улыбку и убедить меня, что все будет хорошо. И я делаю это за него.

– Мы справимся, – объявляю я с уверенностью, которой совершенно не чувствую.

Он лишь кивает в ответ, а потом показывает рукой на витрину пекарни.

– Тебе пора, а то опоздаешь на работу.

– Не переусердствуй с силовыми упражнениями, хорошо?

На этой неделе доктор Рида разрешил ему тренироваться, но с некоторыми ограничениями. Хоть ножевая рана и заживает, ему, по словам доктора, следует быть осторожнее и не перенапрягаться.

– Не буду, – обещает Рид.

Быстро поцеловав его, я выпрыгиваю из машины и несусь к «Френч-Твист».

Войдя в кухню, замечаю, что моя начальница уже месит тесто. Почти вся серая поверхность столешницы из нержавейки покрыта мукой. За Люси громоздится груда мисок, которые нужно вымыть.

Я вешаю на крючок пальто и закатываю рукава, когда она наконец замечает меня.

– Элла, ты здесь. – Люси сдувает со лба прядь волос.

Но непослушный локон снова падает, мешая ей видеть меня.

– Я здесь, – весело отвечаю я, хотя это ее «ты здесь» скорее похоже на предупреждение, чем на приветствие. – Сначала я помою посуду, а потом вы скажете мне, что делать дальше.

Я торопливо подхожу к раковине, словно это занятие убережет меня от плохих новостей.

Люси выпрямляется и вытирает ладони о фартук.

– Думаю, нам лучше поговорить.

Мои плечи напрягаются.

– Это из-за Рида? – В моем голосе звучит паника. – Он этого не делал, Люси. Клянусь!

Она вздыхает и потирает подбородок. Облако кудряшек, обрамляющих ее лицо, делает мою начальницу похожей на встревоженного ангела.

– Нет, это не из-за Рида, милая, хотя не стану отрицать, что вся эта ситуация мне не нравится. Возьми себе чашечку кофе и какую-нибудь булочку, и мы присядем.

– Нет, спасибо, и так сойдет.

Что толку оттягивать неизбежное? Кофе не сделает наш разговор более приятным.

Люси недовольно поджимает губы, но мне не хочется облегчать ей задачу. Согласна, что оставила ее в трудном положении, когда бесследно исчезла несколько недель тому назад, но я вернулась и с тех пор не пропускала ни дня работы. Никогда не опаздывала, хотя моя смена начинается в пять утра и мне приходится вставать с восходом солнца.

Скрестив руки на груди и прислонившись к раковине, я жду.

Люси подходит к кофе-машине и бормочет что-то про то, что чувствует себя человеком только после как минимум трех кружек кофе. Потом поворачивается ко мне.

– Я и не знала, что твой отец жив. Наверное, для тебя это стало настоящим шоком.

– Погодите, так вы хотите поговорить про Стива? – с удивлением спрашиваю я.

Она кивает, делает глоток кофе для храбрости и говорит:

– Вчера вечером он приходил сюда, как раз перед закрытием.

– Приходил сюда?

От нехорошего предчувствия внутри у меня все скручивается. За каким чертом Стив приходил в пекарню?

– Он сказал мне, что не хочет, чтобы ты работала, – продолжает Люси. – По его мнению, приходя сюда так рано, ты теряешь время, которое могла бы потратить на школьные кружки и общение с друзьями.

Что?

– Он не может заставить вас уволить меня, – возражаю я.

Это просто смешно! Какое дело Стиву до того, что я работаю? Он вернулся меньше недели назад, но считает, что может указывать мне, что делать? Черта с два!

Люси прищелкивает языком.

– Не знаю, имеет ли он право, но я не в том положении, чтобы противостоять ему. Адвокаты нынче не дешевы… – Она умолкает, а в ее глазах застывает немая просьба о понимании.

Я в ужасе.

– Он угрожал вам судом?

– Не прямо, – признается Люси.

– А что именно он сказал?

Я продолжаю задавать вопросы, потому что не могу просто так отпустить эту ситуацию. Честное слово, не понимаю, с чего Стиву быть против того, чтобы я работала. Когда я упомянула о работе после похорон Брук, он ни слова не сказал о том, что ему что-то не нравится.

– По его мнению, тебе не за чем так много работать, да еще и у того, кто сам явно нуждается в деньгах. Он хотел бы, чтобы ты сосредоточилась на учебе. И вел себя очень вежливо. – Люси осушает кружку с кофе и ставит ее на стол. – Я хотела бы оставить тебя, Элла, но не могу.

– Но я же ни у кого не отнимаю работу! Вы сами говорили, что не могли найти никого, кто смог бы взять на себя утреннюю смену.

– Мне очень жаль, милая.

Судя по ее тону, разговор закончен.

Что бы я ни говорила, Люси не передумает. Все было решено еще до того, как я приехала.

Она суетливо проходит по кухне и берет белую коробку для покупок на вынос.

– Может, возьмешь что-нибудь вкусненькое для своих одноклассников? Твои сводные братья ведь любят эклеры?

Я чуть было не отвечаю «нет», потому что буквально киплю от гнева, но тут же решаю, что соглашусь на все, что предложит Люси, раз уж она отняла у меня работу.

Засунув в коробку с дюжину штук различной выпечки, я забираю свое пальто. Оказавшись у двери, слышу голос Люси:

– Ты отличная работница, Элла. Дай мне знать, если что-то изменится.

Я с мрачным видом киваю, потому что чрезмерно зла, чтобы выдавить из себя что-то еще, кроме «спасибо» и «до свидания». Дорога до школы не занимает много времени. Когда я захожу на территорию Астор-Парка, там почти никого нет, но на парковке, к моему удивлению, много машин.

Для большинства учеников еще очень рано. Единственные, кто приходит в такую рань, – это футболисты. И, конечно, стоит мне подойти к парадному входу в главный корпус, как я слышу крики и слабые звуки свистка, которые доносятся с тренировочного поля. Можно пойти туда и посмотреть, как тренируются Рид и Истон, но это так же весело, как смотреть на то, как сохнет краска.

Поэтому я вхожу в здание школы, убираю коробку с выпечкой в свой шкафчик и отправляю Каллуму сообщение:

«Почему Стив диктует, чем мне заниматься?»

Немедленного ответа не следует. Тут я вспоминаю, что Каллум тоже был не в восторге оттого, что я работаю в пекарне. Да и Рид, помнится, разозлился, когда узнал об этом, сказав, что из-за моей работы все будут считать, что Ройалы плохо обращаются со своей воспитанницей. Мне пришлось объяснять им обоим, что я устроилась в пекарню, потому что привыкла работать и хочу иметь собственные деньги. Не знаю, поняли ли они меня, но в конце концов смирились с этим.

Может, Стив тоже изменит свое мнение? Но почему-то я не особо на это надеюсь.

Мне нечем заняться, и я бреду по школьному коридору, чтобы отыскать владельцев всех этих машин снаружи. В компьютерной лаборатории группа учеников собралась вокруг одного из мониторов. Из дальнего конца коридора до меня доносится лязг металла. Я заглядываю в окно и вижу двух учеников, сражающихся на шпагах: вперед, назад, взмах руки. Несколько минут я наблюдаю за их поединком, а потом ухожу. В другом конце коридора целая куча человек участвует в другой, беззвучной, битве. Здесь орудиями выступают доски и шахматные фигуры. Почти в каждом коридоре на меня смотрят огромные плакаты с объявлением о Зимнем бале, а также листовки сотен разных клубов и организаций, куда можно записаться.

Увидев все это многообразие, я понимаю, что мне почти ничего неизвестно про Астор-Парк. Я думала, что эта школа похожа на любую другую, где осенью играют в футбол, весной – в бейсбол, только ученики здесь побогаче. Я не обращала внимания на внеклассные мероприятия, факультативы и кружки, потому что у меня не было на них времени.

Теперь, похоже, у меня его предостаточно.

Я слышу сигнал полученного сообщения. На экране высвечивается ответ Каллума.

«Он твой отец. Прости, Элла».

Серьезно? Два дня назад Каллум произнес пламенную речь о том, что чувствует себя моим отцом. А теперь решил пойти на попятную? Что поменялось между «тогда» и «сейчас»?

И какое право есть у Стива так поступать? Неужели родители реально могут запрещать своим детям работать? Моей маме было все равно, чем я занимаюсь, лишь бы я была в безопасности.

Я в ярости печатаю ответ:

«У него нет никакого права!»

Каллум:

«Сосредоточься на более важных битвах».

Хороший совет, не поспоришь, но в груди становится больно. Если бы мама была жива, мне не пришлось бы разбираться со Стивом в одиночку. Но если бы она была жива, встретила бы я когда-нибудь Рида, Истона, близнецов?

Наверное, никогда. Порой жизнь так несправедлива!

Я останавливаюсь у главного спортивного зала. Двойные двери открыты, и изнутри доносится хип-хоп. Я замечаю Джордан. На ней суперкороткие шорты и спортивный лифчик. Она стоит спиной ко мне и грациозно загибает руку над головой, а потом делает пируэт, вращаясь на одной ноге и оттолкнувшись другой.

Я переминаюсь с ноги на ногу. Мы с мамой часто танцевали дома. Она признавалась мне, что мечтала стать профессиональной танцовщицей. В каком-то смысле она ею и была. Как и любой другой танцор, она двигала своим телом, и ей платили за это. Разница заключалась лишь в том, что никто из зрителей не хотел смотреть пируэты и не оценил бы изящных па.

К тому же ей приходилось раздеваться донага.

Меня никто не учил классическому танцу, в отличие от Джордан, судя по всему. Мама смогла оплатить мне несколько занятий эстрадно-джазовых танцев. Балет был непомерно дорогим удовольствием, потому что нужно было бы покупать специальную обувь и трико. Увидев разочарование на лице мамы, когда мы изучали цены на форму, я сказала ей, что считаю балет дурацким занятием, хотя так сильно хотела попробовать себя в нем.

На остальные занятия по танцам мне достаточно было прийти в носках или вообще босой, и я была счастлива уже этому; но иногда стояла у дверей балетного класса и с завистью наблюдала за другими девчонками в нарядных пышных пачках пастельных тонов.

Картинки из прошлого всплывают в памяти, пока наблюдаю за Джордан, – но вот она резко останавливается и смотрит на меня так, будто я враг народа. Жаль, что я не могу повесить убийство Брук на Джордан.

– Какого черта тебе здесь надо? – рявкает она.

Джордан упирает руки в боки с таким видом, будто вот-вот бросится на меня. К счастью, я уже знаю, что смогу справиться с ней в одиночку. Мы сцепились буквально через несколько недель после начала учебного года.

– Просто хотела узнать, что ты ела на завтрак, – елейным голосом отвечаю я.

– Девятиклассников, конечно. – Она ухмыляется мне. – Разве ты не в курсе? Я люблю молодые, невинные и слабые души.

– Еще бы. Будь они сильнее тебя, ты бы испугалась до усрачки.

Именно поэтому Джордан меня ненавидит.

– Знаешь, что действительно напугало бы меня до усрачки? Спать в одной кровати с убийцей. – Перебросив свои длинные темные волосы через плечо, она подходит к спортивной сумке и достает бутылку с водой. – Или ты уже настолько пресытилась, что нормальные парни тебя больше не возбуждают?

– Раньше ты тоже хотела его, – напоминаю я ей.

– Он богатый, горячий и, по слухам, отлично трахается. Почему бы его не хотеть? – пожимает плечами Джордан. – Но, в отличие от тебя, у меня есть стандарты. И, в отличие от Ройалов, моя семья пользуется большим уважением в здешних кругах. Отец получает награды за свою благотворительную деятельность. Мать возглавляет с полдюжины благотворительных комитетов.

Я закатываю глаза.

– Какое отношение все это имеет к тебе и Риду?

Она сердито смотрит на меня.

– Я только что сказала тебе: мне он больше не нужен – еще подпортит репутацию.

Я усмехаюсь.

– Ты так говоришь, будто есть реальный шанс, что вы с Ридом начнете встречаться, чего никогда не будет. Ты ему неинтересна, Джордан, никогда не была и не будешь. Прости, что пришлось разрушить твои иллюзии.

Ее щеки вспыхивают.

– Если у кого-то и есть иллюзии, так это у тебя. Это ты трахаешься с убийцей, солнышко. Будь с ним поаккуратнее. А то вдруг еще разозлишь его и тоже окажешься в гробу.

– Какие-то проблемы?

Это мистер Берингер, директор Астор-Парка, появился словно из ниоткуда. Пусть он только и может что пускать пыль глаза – я лично знаю, что Каллум не раз платил этому парню, чтобы замять скандалы, – мне все равно не хочется нарываться на неприятности.

– Никаких проблем, – вру я. – Я просто восхищалась, в какой отличной форме Джордан.

Директор с подозрением смотрит на меня. В последний раз, когда он видел нас вместе, я выволокла Джордан с заклеенным скотчем ртом и кровоточащим носом на обозрение всей школы.

– Понятно. Что ж, можете сделать это в следующий раз, – монотонным голосом говорит Берингер. – Ваш отец здесь. Вас освободили от занятий на весь день.

– Что? – вырывается у меня. – Но у меня уроки!

– Отец? – в изумлении повторяет Джордан. – Разве он не умер?

Черт. Я совсем забыла про нее.

– Не твое дело.

Джордан смотрит на Берингера, на меня, потом падает на пол и начинает смеяться так сильно, что хватается руками за живот.

– О боже! Это просто потрясающе, – задыхаясь, говорит она в промежутках между смехом. – Не могу дождаться следующей серии, где ты окажешься беременной, а мы будем гадать, чей это ребенок – Рида или Истона.

Я сердито смотрю на нее.

– Вот только я начинаю думать о тебе как о человеке, как ты все портишь, открыв свой рот.

Директор сверлит глазами мою заклятую противницу.

– Мисс Каррингтон, ваше поведение совершенно неуместно.

Но слова Берингера лишь заставляют ее смеяться сильнее.

Сжав челюсти, он берет меня за руку и ведет прочь от дверей.

– Пойдемте, мисс Ройал.

Я не поправляю его, услышав фамилию, но вырываю свой локоть.

– Я серьезно. У меня уроки.

Он отвечает мне приторной улыбкой, какой, наверное, улыбается пожилым дамам, когда просит у них пожертвования в фонд Астор-Парка. Как будто он делает мне одолжение.

– Об этом уже позаботились. Я сообщил вашим учителям, что вы освобождены от занятий. И вам даже не нужно будет делать домашнюю работу.

Ясно, он точно думает, что делает мне одолжение.

– Да что у вас за школа такая дерьмовая, раз вы можете освободить одиннадцатиклассника от занятий и домашней работы?

Тонкие губы Берингера складываются в недовольную гримасу.

– Мисс Ройал, то, что ваш отец вернулся из мертвых, еще не означает, что вы можете распускать язык и говорить со мной в таком тоне.

– Тогда выпишите мне тысячу штрафов, – продолжаю пререкаться я. (Или это просьба?) – Я отработаю их сегодня же.

Он лишь усмехается.

– Не горю желанием. Похоже, вы уже начали отбывать свое наказание.

Серьезно, я ненавижу эту школу! Она самая худшая в мире. Интересно, как поступит Берингер, если я возьму и откажусь выходить отсюда? Вызовет полицию, чтобы они вытащили меня наружу?

Директор останавливается рядом со своим кабинетом и кивает головой в сторону вестибюля.

– Ваш отец ждет вас. – Он качает головой. – Не понимаю, почему вы не рады тому, что проведете с ним время? Странная вы девушка, мисс Ройал.

С этими словами он исчезает в своем кабинете, словно не желает больше тратить время на необычного ребенка, который не хочет увидеться с собственным отцом.

Я прислоняюсь головой к одному из шкафчиков и заставляю себя посмотреть в лицо правде, от которой прячусь с тех пор, как появился Стив.

Я не желаю проводить с ним время, потому что мне страшно.

Вдруг я ему не понравлюсь? Он же оставил маму. Она не смогла удержать его, а ведь Мэгги Харпер была сущим ангелом: красивой, милой и доброй.

И теперь вот я… Колючая и неприступная, что уж говорить о том, что я за словом в карман не лезу и в семнадцать лет у меня на все есть свое мнение. Рано или поздно я обязательно ляпну что-нибудь, за что мне будет стыдно и на что он обидится.

Но как сильно мне ни хотелось бы спрятаться за этими пропитанными ядом стенами, Стив ждет, а у меня есть два варианта: остаться и встретиться с ним или сбежать и потерять Рида.

А так как ничего другого мне на ум не приходит, то и решение очевидно.

Я поворачиваюсь и направляюсь в вестибюль.

Глава 13

Элла

Стив ждет меня в вестибюле, засунув руки в карманы и читая объявления на стенде.

– Здесь мало что изменилось, – говорит он мне, когда я подхожу ближе.

Я растерянно морщу лоб.

– Ты тоже здесь учился?

– А ты не знала?

– Нет. Я не думала, что Астор-Парк настолько старая школа.

На его губах появляется кривоватая ухмылка.

– Хочешь сказать, я тоже старый?

Я вспыхиваю.

– Нет, я имела в виду, что…

– Я просто дразню тебя. По-моему, первый класс выпустили в тридцатые годы. Так что да, это старая школа. – Он достает руки из карманов и поворачивается ко мне всем телом. – Готова?

Я распрямляю спину.

– Почему?

– Что почему? – На лице Стива читается недоумение.

– Почему ты забрал меня с уроков?

– Потому что ты не сможешь прятаться за спиной Берингера, как прячешься за Каллумом и его мальчишками.

Я не могу скрыть своего удивления – оно отражается у меня на лице. А Стив оказывается достаточно проницательным, чтобы это заметить.

Он улыбается.

– Думала, я не замечаю, что ты избегаешь меня?

– Я тебя не знаю.

И мне страшно. Сейчас происходит так много всего, что я не в силах это контролировать. Я привыкла держать все в своих руках. Сколько себя помню, мама доверяла мне оплату счетов, закупку продуктов и я сама собиралась в школу.

– Именно поэтому я и забираю тебя на целый день. Поехали.

По выражению его лица я понимаю, что спорить бесполезно.

Как это похоже на меня, с потрясением понимаю я. У моей мамы был мягкий характер. Выходит, что отец – ее полная противоположность.

Я выхожу из школы вслед за Стивом, чувствуя, что мне никак от него не отделаться. У тротуара стоит низкая спортивная машина, ее кузов – сплошные изгибы. Я никогда не видела ничего подобного. А вот цвет мне знаком. Точно такой оттенок, как у моего кабриолета, – запатентованный тон «королевский синий», если верить Каллуму.

Наверное, мое изумление написано у меня на лице, потому что Стив говорит:

– «Бугатти кайрон».

– Не понимаю, что ты сейчас сказал, – сухо говорю я. – Звучит как название спагетти.

Усмехнувшись, Стив открывает мне дверь.

– Это немецкая машина. – Он проводит рукой по крыше кузова. – Лучшая в мире.

Если он даже все это выдумал, я никогда не узнаю. Машины не входят в круг моих интересов. Мне нравится независимость, которую получаешь, когда у тебя есть собственная тачка, но даже я понимаю, что эта машина – нечто особенное. Кожа в салоне нежная, как попка младенца, а приборы сделаны из блестящего металла.

– Это космический корабль или машина? – спрашиваю я, когда Стив усаживается на сиденье водителя.

– Может, и то и другое. Она разгоняется до девяноста километров меньше чем за две с половиной секунды, а ее максимальная скорость – четыреста двадцать километров в час. – Он задорно мне улыбается. – Ты из тех редких барышень, которые увлекаются машинами?

– Мне обидно за мой пол. Готова поспорить, здесь найдется много фанаток автомобилей. – Я пристегиваюсь ремнем безопасности и нехотя улыбаюсь ему в ответ. – Хотя я к ним не отношусь.

– А жаль. Я бы дал тебе порулить.

– Нет уж, спасибо. И, вообще, мне не так уж нравится водить машину.

Стив смотрит на меня с притворным изумлением.

– Ты точно моя дочь?

Не уверена.

Но вслух отвечаю:

– Так говорит анализ ДНК.

– Что есть, то есть, – бормочет он.

Между нами повисает неловкая пауза. Я это ненавижу. Мне хочется лишь одного – вернуться в школу, на занятия, и целоваться с Ридом во время перерыва на ланч. Черт, да я бы больше предпочла поругаться с Джордан, чем сидеть в одной машине со Стивом.

Моим отцом.

– Итак, чем сегодня займемся? – наконец спрашивает он.

Я тереблю полоску ремня.

– Разве ты ничего не запланировал?

«Зачем было вообще забирать меня из школы?» – хочется закричать мне.

– Думал оставить это тебе. Дамы выбирают.

Тогда эта дама выбирает вернуться обратно в класс.

Но мне приходится напомнить себе, что, избегая Стива, я не избавлюсь от своего страха перед ним. Так не пора ли уже встретиться с этой проблемой лицом к лицу?

– Может, поедем на пирс? – предлагаю я первое, что приходит в голову.

Сейчас ноябрь, и сидеть на улице будет слишком холодно, но вдруг мы просто прогуляемся или типа того. По-моему, у меня с собой были перчатки.

– Очень хорошая идея.

Стив заводит мотор, и вся машина начинает вибрировать от заложенной в ней мощности.

Когда он проезжает через огромные ворота школы, мой взгляд тут же устремляется вправо – туда, где находится «Френч-Твист». И я сразу же ощущаю сковавшее меня напряжение, со злостью вспоминая о том, что он наделал.

– Зачем ты сделал так, чтобы меня уволили с работы? – вырывается у меня.

Он бросает на меня удивленный взгляд.

– Ты расстроилась?

– Да, я расстроилась. – Я скрещиваю руки на груди. – Мне нравилась эта работа.

Стив несколько раз моргает, как будто не понимает меня. Может, мне стоит повторить это на другом языке? Но он уже выпадает из своего транса.

– Вот черт. Я решил, что это Каллум заставил тебя найти работу. – Стив огорченно качает головой. – Порой он творит странные вещи, чтобы заставить своих детишек быть более ответственными.

– Я ничего такого не заметила, – натянуто отвечаю я, ощутив внезапное желание защитить Каллума.

– О, он все время угрожал мальчишкам военной академией.

Во мне вновь вспыхивает раздражение.

– Работа в пекарне и военная академия – совсем разные вещи.

– Элла, твои смены начинаются в пять утра. А тебе сколько? Шестнадцать? Уверен, ты бы предпочла поспать подольше.

– Мне семнадцать, и я привыкла работать, – резко отвечаю я, но тут же заставляю себя смягчить тон. Мама всегда говорила, что на мед можно поймать больше пчел, чем на уксус. – Но тебе это было неизвестно, поэтому я понимаю, почему ты пришел к таким выводам.

Мой голос становится совсем ангельским:

– Но сейчас, когда ты знаешь, как сильно мне нравится моя работа, может, вернешься к Люси и скажешь ей, что я могу и дальше у нее работать?

– Мой ответ «нет». – Он небрежно машет рукой. – Моя дочь не должна работать. Я могу позаботиться о тебе.

Стив жмет на педаль, и машина устремляется вперед. Я сопротивляюсь желанию уцепиться за панель передо мной, и страх за собственную жизнь заставляет забыть о раздражении, которое вызывали во мне его слова.

– А теперь расскажи мне о себе, – говорит Стив, несясь по дороге с бешеной скоростью.

Я недовольно закусываю нижнюю губу. Мне не нравится, как он закончил наш разговор про пекарню. Ты не будешь работать. Точка. Ему следует поучиться быть отцом. Даже Каллум, который станет самым последним кандидатом на звание «отец года», пожелал обсудить со мной вопрос работы.

– Ты ведь в одиннадцатом классе, верно? Чем ты занималась до того, как переехала сюда?

Стив совершенно не замечает, как сильно я расстроена. Его голубые глаза сосредоточенно следят за дорогой, а руки умело переключают скорости, и машина легко лавирует в потоке уличного движения.

Вдруг ощутив прилив несвойственной мне мелочности, я с сарказмом отвечаю:

– А разве Каллум не говорил тебе? Я была стриптизершей.

Он чуть не съезжает с дороги.

Черт, может, мне надо было промолчать? Стив так же резко возвращается в нужный ряд, и мне опять приходится изо всех сил цепляться за сиденье.

– Нет, – бормочет Стив, – об этом он забыл упомянуть.

– Да, вот такая у меня была работа. – Я с вызовом смотрю на него, ожидая, когда он примется читать мне лекцию.

Но ничего такого не происходит.

– Не скажу, что был рад это услышать, но порой мы чего только не делаем, чтобы выжить. – Стив умолкает. – Когда Каллум нашел тебя, ты жила одна?

Я киваю.

– А теперь ты живешь в мавзолее Марии. Удивлен, что Брук не сняла тот портрет.

Над камином висит громадный портрет Марии, и когда они с Каллумом объявили о помолвке, Брук сидела прямо под ним и самодовольно улыбалась. Мальчики были просто в бешенстве: и из-за помолвки, и из-за того, каким образом нам о ней сообщили, и даже из-за кольца Брук, которое оказалось похоже на кольцо Марии, изображенное на портрете. Брук все спланировала так, что Марии как будто показали огромных размеров средний палец.

– Она не успела, – бормочу я в ответ.

– Видимо. По-моему, первым делом она переделала бы дом от крыши до подвала. Все, что есть в этом особняке, хранит на себе отпечаток Марии. – Он качает головой. – Мальчишки боготворят ее. Каллум – тоже. Но живой человек не может быть святым. – Он слегка наклоняет голову, бросая на меня мимолетный взгляд. – Нельзя возводить женщину на пьедестал. Без обид, милая.

Это что… негодование я сейчас слышу в голосе Стива? Хотя не уверена.

– Все в порядке, – тихо отвечаю я.

Если Стив намеревался еще больше усложнить наше общение, то он выбрал верное направление.

– А эта машина и правда очень быстрая, – говорю я, надеясь отвлечь его от темы про Марию.

Он улыбается уголком губ.

– Я понял тебя. Больше никаких вопросов о Марии. Давай поговорим о твоей маме. Какой она была?

– Доброй, любящей. – Мне хочется спросить, неужели он ее не помнит, но я не успеваю, потому что Стив задает уже следующий вопрос.

– Нравится школа? Оценки хорошие?

Нет, у этого человека тяжелый случай синдрома дефицита внимания и гиперактивности. Он не может разговаривать на одну тему больше двух секунд.

– Нормальная школа. С оценками все в порядке.

– Хорошо. Рад слышать. – И тут Стив неожиданно интересуется: – Вы с Ридом встречаетесь?

От шока я теряюсь с ответом.

– Я… э-э-э… да, – наконец выдавливаю из себя.

– Он хорошо с тобой обращается?

– Да.

– Тебе нравятся морепродукты?

Я борюсь с желанием замотать головой от сумбурности происходящего. Я не понимаю этого человека. Зато мне ясно, что он любит очень быструю езду и так же быстро меняет темы разговора, что у меня кружится голова.

Я не могу в нем разобраться. Совершенно.

* * *

– Ничего… не… может… быть… хуже.

Спустя час я вваливаюсь в комнату Рида и бросаюсь на его кровать.

Рид садится и прислоняется к изголовью.

– О, да ладно тебе! Не могло же это быть настолько плохо?

– Ты слышал меня? – Ничего не может быть хуже.

– Действительно было настолько плохо? – спрашивает из дверей Истон и тоже входит в комнату.

– Чувак, тебе нужно научиться стучаться, – сердито говорит Рид своему брату. – А если бы мы были голыми?

– Если бы вы были голыми, то занимались бы сексом. А мы все знаем, что вы не занимаетесь сексом.

Я сдерживаю стон. Может, мне уже и следовало привыкнуть к тому, как свободно Истон рассуждает о нашей с Ридом личной жизни, но не могу.

– Тебя не было на химии, – сообщает мне Истон, как будто я сама не в курсе. – Вы с Вэл решили прогулять?

– Нет. – Я стискиваю зубы. – Стив забрал меня из школы, чтобы мы могли подружиться, как настоящие отец с дочерью.

– Ага, понятно. – Истон плюхается на постель рядом со мной. – Но не заладилось, да?

– Нет, – хмуро отвечаю я. – Я его не понимаю.

Истон пожимает плечами.

– А что ты хочешь понять?

– Его. – В отчаянии я провожу рукой по волосам. – Он как взрослый ребенок. Мы позавтракали на пирсе, потом проехались вдоль побережья, съели ланч в том ресторане на вершине скалы. Честное слово, он говорил лишь о машинах и о том, как ему нравится летать на самолетах. Потом он принялся пересказывать мне все истории о своих безумных приключениях, в которых чуть не погиб, и сказал, что хотел бы по-прежнему быть «морским котиком», потому что обожает все взрывать.

Рид и Истон усмехаются. Но им было бы не до смеха, если бы они слышали, что говорил Стив о Марии. Мне не хочется все портить, поэтому я перечисляю им остальные его странности, которых немало.

– Он так быстро меняет темы, что трудно удерживать нить беседы, – беспомощным голосом продолжаю я. – И никогда нельзя понять, что у него на уме.

Закусив щеку изнутри, я смотрю на Рида.

– Он знает, что мы вместе.

Мой парень кивает.

– Да, я так и понял. Хотя мы не особо пытались это скрыть.

– Я знаю, но… – Я мешкаю. – У меня такое чувство, что ему это не нравится. Но и это не самое худшее.

– Я здесь единственный, кто считает, что сегодня у тебя был очень крутой день? – встревает Истон. – Я вот хотел бы поесть на скале.

– Он хочет, чтобы я переехала к нему с Диной.

Истон мигом затыкается. Они с Ридом застывают на месте.

– Ну уж нет, – говорит Истон.

– А Стив считает, что очень даже «да». – Я издаю протяжный стон и забираюсь на колени к Риду. Его сильные руки тут же обвивают мою талию, удерживая на месте. – Он не стал настаивать, чтобы я жила с ними в гостинице, но предупредил, что, как только полиция освободит пентхаус, я должна буду переехать. Спросил даже, есть ли у меня какие-нибудь предложения для дизайнера: Стив кого-то нанял, чтобы обустроить мою комнату!