Текст книги "Чарли Чен ведет расследование"

Они снова вернулись в сад.

– Итак, Чарли, дальше дело за вами, – сказал врач. – Завтра утром мы побеседуем пообстоятельнее. Или, быть может, вы предпочли бы, чтобы я остался здесь?

– Ваша работа окончена, – ответил Чен, – точнее, она будет окончена тогда, когда вы отдадите необходимые распоряжения в городе. Ведь тело будет перевезено в морг, не так ли?

– Да. До свидания, удачи вам!

Чен обратился к Кашимо:

– Идите в дом и найдите комнату Шейлы Фен. У нее на столе вы обнаружите альбом с фотографиями. Меня интересует фотография мужчины, наклеенная на зеленый картон. Если фотографии в альбоме не окажется, поищите ее где-нибудь в комнате.

Кашимо поспешил в дом, а Чен вернулся в павильон. Анна продолжала стоять на том же месте.

– Вы все внимательно осмотрели? – спросил инспектор у девушки.

– Да, но мне не удалось найти булавку, которой были прикреплены цветы.

– Я так и думал. А все остальные драгоценности на месте?

– Нет, – ответила она, – не все.

В глазах Чена засветился интерес.

– Чего-нибудь недостает?

– Да, кольца с изумрудом. Обычно это кольцо миссис Фен носила на правой руке. Как-то она сказала мне, что это кольцо представляет для нее большую ценность. Оно исчезло.

Глава VII
Лопнувшее алиби

Когда горничная ушла, Чен, задумавшись, опустился в кресло. Тело Шейлы Фен перенесли на диван. Одним ударом оборвалась жизнь этого прекрасного, познавшего торжество славы существа. Три года тому назад судьбе было угодно, чтобы Шейла Фен стала свидетельницей смерти Денни Майо. В течение трех лет она оберегала эту тайну, пока не заговорила о ней с Тарневеро, с этим – в чем не было никаких сомнений – шарлатаном-ясновидцем. И в ту же ночь черный верблюд смерти преклонил перед ней колени.

Инспектор стал тщательно обдумывать полученные факты. Записной книжки при себе он не носил. Ее заменял обрывок конверта, на котором значилось несколько имен. Внезапно Чен услышал шаги, и перед ним возникло смуглое узкое лицо прорицателя. Тарневеро опустился в кресло, стоявшее напротив Чена, и взглянул на него с явным неодобрением.

– Вы просили меня содействовать вам, и поэтому, я полагаю, вы не осудите меня за то, что я скажу вам: вы поступаете крайне легкомысленно.

– Вот как? – вырвалось у Чарли.

– Я имею в виду письмо миссис Фен, – продолжал прорицатель. – Ведь в нем мог содержаться ответ на все наши вопросы. Возможно, что в нем было даже имя того, кого мы тщетно разыскиваем. А вы даже не предприняли ни одной попытки отыскать это письмо.

Чен пожал плечами:

– По-видимому, вы полагаете, что имеете дело с идиотом. Вы искренне считаете, что негодяй, затратив столько усилий, чтобы овладеть письмом, даст нам обнаружить это письмо при нем? Вы ошибаетесь, и я считаю излишним доказывать вам на деле, как глубоко. Нет, письмо не находится ни у одного из этих людей, оно спрятано здесь, в комнате, и рано или поздно будет найдено. А если и нет, то все равно не важно. Я чувствую, что в этом письме нет ничего значительного.

– На чем же, позвольте спросить, зиждется ваша уверенность?

– У меня есть основания так считать. Неужели вы думаете, что Шейла Фен доверила бы такое важное сообщение слуге? Нет, несомненно, она улучила бы минуту, чтобы отдать его кому следовало. Мне кажется, вы уделяете этому безобидному письму гораздо больше внимания, чем оно заслуживает.

– Но вы ведь не станете возражать против того, что преступник тоже придавал ему большое значение? Это нельзя отрицать.

– Преступник находится в очень возбужденном состоянии и поэтому совершенно напрасно подверг себя опасности. Если он и впредь будет поступать точно так же, то наша задача значительно облегчится.

Тарневеро не стал возражать и спросил:

– Чего вам удалось добиться своим допросом?

– Очень немногого. Должно быть, вы заметили, что я пытался установить, кто из присутствующих жил три года тому назад в Голливуде. Если предположить, что история, которую вам рассказала сегодня утром Шейла Фен, действительно правдива…

– Почему бы нет? Вы считаете, что подобное признание можно придумать?

– Разумеется, нет. Поэтому я и решил, что Шейла Фен сказала правду. И мне очень важно установить, где находились сегодняшние гости три года тому назад. В Голливуде тогда жили Вильки Баллоу, его жена Рита, Хантли ван Горн и Джессуп. Я очень сожалею, что из-за сообщения об окровавленной рубашке я совсем забыл спросить об этом мисс Диксон.

– Она в Голливуде вот уже шесть лет, – ответил Тарневеро. – Мне об этом известно с ее слов. Она также является одной из моих клиенток.

– Полагаю, что этот список я могу пополнить еще Джулией, хотя в те времена она была еще очень молода. Из них всех отпадают только двое, так как точно установлено, что они делали в две минуты девятого: Джессуп и ван Горн представили безукоризненное алиби. Странно, что Аллан Джейнс во что бы то ни стало хочет сегодня же уехать отсюда. Не забудьте, очень возможно, что убийца Денни Майо вообще никакого отношения ко всему этому не имеет. Джейнс пребывает в очень возбужденном состоянии.

– Вероятно, он очень ревнив. Возможно, он увидел чужие орхидеи в руках у любимой женщины и…

– Но ведь и у него есть алиби.

Некоторое время собеседники молчали, а потом Тарневеро спросил:

– Вы тщательно осмотрели часы?

Чен поспешил встать и направился к телу Шейлы:

– Вы обратили мое внимание на то, что мне давно следовало сделать.

Тарневеро наклонился к покойной.

– Нет, я сам сниму часы и осмотрю их, – предупредил его Чен, – хоть мне и совершенно непонятно, что вы хотели сказать вашим напоминанием.

Расстелив платок, инспектор расстегнул браслет и бережно переложил часы на маленький кусочек материи.

– У часов лопнула пружина, и ровно в две минуты девятого они остановились.

– Позвольте, – сказал Тарневеро и через ткань платка коснулся головки часов.

При первом же прикосновении минутная стрелка сдвинулась с места.

– Вот! – возликовал ясновидец. – Я не смел и надеяться на такое. Преступник допустил оплошность: он выдвинул заводную головку, чтобы иметь возможность переставить стрелки по своему усмотрению, и в спешке забыл ее задвинуть. Я думаю, что вам ясно, какое значение имеет это обстоятельство.

Чарли метнул на прорицателя восторженный взгляд:

– Вы первоклассный детектив. Я буду благодарен вам вечно. Разумеется, мне теперь многое становится ясным.

Тарневеро положил часы на стекло туалетного столика.

– Я полагаю, – заметил он, – что одно тут совершенно ясно. Убийство произошло не в две минуты девятого. Преступник, убив Шейлу Фен, перевел часы – вперед или назад – и затем разбил их, чтобы создать иллюзию борьбы. Вот и объяснение тому, откуда взялась царапина на стекле. Преступник несколько раз ударил часы о столик, пружина лопнула, и они остановились.

Чен внимательно осмотрел пол:

– Но нигде не видно осколков.

– Они и не будут видны. Разумеется, осколкам надлежит находиться там же, где лежит Шейла Фен. Однако неизвестный преступник сделал то же самое, что и вы: он завернул часы в платок. Благодаря этому осколки остались в платке, и он смог их высыпать там, где посчитал нужным.

Чен был совершенно обескуражен:

– Я в отчаянии оттого, что оказался таким недогадливым, и готов подать в отставку. Вы проявили себя великолепным детективом.

Во взгляде Тарневеро засквозило сомнение.

– Я боюсь, что вы преувеличиваете. Все очень просто. Мне показалось странным, что все с такой легкостью смогли установить алиби, и тогда мне пришло в голову, что преступник мог перевести часы. Но он был настолько взволнован, что допустил маленькую оплошность.

Чен вздохнул:

– И в результате рухнули все алиби – ван Горна, Мартино, Джейнса, да, наконец, и ваше алиби, Тарневеро. Теперь мне остается лишь распорядиться, чтобы тело покойной унесли отсюда, и запереть павильон до прибытия специалиста по дактилоскопии. Мы продолжим наши поиски на вилле, и я надеюсь, что вы будете так же внимательны и догадливы.

Большинство гостей, примирившись со своей участью, разместилось в шезлонгах. Джулия и Джим находились в гостиной. У девушки глаза были заплаканы, и Джим Бредшоу, по-видимому, окончательно взял на себя роль утешителя. Чен передал Джулии ключ от павильона и постарался как можно деликатнее сообщить ей о предстоящей транспортировке тела Шейлы Фен на виллу. Девушка в сопровождении Джима вышла отдать кое-какие распоряжения.

Чарли в задумчивости ходил по комнате. Он пересмотрел все ящика стола, пролистал несколько книг.

– Скажите, вы обыскали спальню миссис Фен? – спросил Тарневеро.

– Нет еще, у меня было более важное дело.

И он несколько раз провел ногой по ковру. Потом инспектор вдруг наклонился и откинул ковер. Под ним лежал конверт, недавно вырванный у него из рук.

– Мне кажется, что на этот раз наш неизвестный злодей не смог проявить свойственной ему находчивости. Но всему виной поспешность, с которой ему приходилось действовать.

Тарневеро приблизился к китайцу. Глаза прорицателя вспыхнули.

– Да это же письмо Шейлы! И, кажется, оно адресовано мне.

– Мне придется напомнить вам, что я как представитель полиции обладаю преимуществом.

– Это преимущество вам уже однажды принадлежало, – колко заметил ясновидец.

– Этого больше не повторится, – парировал Чен и, распечатав письмо, пробежал его содержимое глазами.

– На этот раз я оказался прав, – произнес он, пожав плечами, и протянул Тарневеро листок бумаги.

Взгляду прорицателя представились круглые размашистые строки: эта женщина и в почерке была так же расточительна, как в жизни.

«Дорогой Тарневеро! Я прошу вас выбросить из головы то, что я сказала вам сегодня утром. Я обезумела, и вы должны забыть о случившемся. Сегодня вечером, как мне это ни тяжело, я откажу бедному Аллану. Я останусь одна. Быть может, когда-нибудь я обрету немного счастья. Я так тоскую по нему. Вечно ваша, Шейла Фен».

– Бедная Шейла! – Тарневеро задумчиво взглянул на письмо. – Пожалуй, мне не следовало настаивать. Убийца Денни Майо был в безопасности, ему незачем было вновь обагрять руки кровью. Бедная Шейла!..

В комнату вошел Кашимо.

– Вы что-нибудь нашли?

– Вот, – гордо ответил японец, – это лежало в вазе под пальмами.

Чен протянул руку и вместо фотографии, к своему удивлению, получил пригоршню клочков бумаги и зеленого картона: кто-то разорвал фотографию на мелкие кусочки и попытался спрятать остатки.

– В чем же дело? – задумчиво произнес Чен. – Незнакомец ни за что не хочет допустить, чтобы я увидел фотографию человека, из-за которого сегодня плакала Шейла Фен. Почему? Уж не была ли это фотография человека, которого она собиралась выдать?

– Очень может быть, – ответил Тарневеро.

– Мои дальнейшие действия ясны. Я должен во что бы то ни стало увидеть эту фотографию. Мне придется вооружиться терпением и попытаться составить из этих обрывков единое целое.

И он придвинул к окну маленький столик.

– Я еще раз осмотрю все возле дома, – сказал Кашимо.

Чарли в знак согласия кивнул, и японец исчез. Инспектор снял со столика скатерть и взялся за кропотливую работу. Он знал, что ему предстоит утомительный и скучный труд.

– Я никогда не отличался умением складывать головоломки, – признался китаец. – Моя дочь Роза в этом отношении – предмет гордости всей семьи. Как жаль, что ее в данную минуту нет со мной рядом.

Чен достиг очень незначительных успехов, и, прежде чем ему удалось восстановить фотографию, дверь, что вела на террасу, отворилась, и в комнату вошли несколько гостей: Вильки Баллоу, ван Горн, Мартино, Джейнс и Рита Баллоу. Последней, держась несколько особняком, вошла Диана Диксон. Вместе они напоминали собой какую-то делегацию.

И действительно, все они пришли к Чену с определенным вопросом. Вести переговоры было поручено Баллоу, и он обратился к инспектору несколько более резким и повелительным тоном, чем следовало:

– Мы обдумали создавшуюся ситуацию и пришли к выводу, что у вас нет никаких оснований задерживать нас здесь дольше. Вы допросили всех нас, мы сообщили вам все, что знали, и мы полагаем, что теперь мы вправе удалиться.

Чен отложил обрывки фотографии в сторону и, поклонившись, ответил:

– Я понимаю ваше нетерпение.

– В таком случае мы можем идти?

– К сожалению, я вынужден сообщить, что вам придется остаться, – сказал Чен. – К несчастью, дело принимает совсем иной оборот, и мне придется еще раз побеседовать с вами.

– Вы переходите все границы! – воскликнул Баллоу. – Я позабочусь о том, чтобы вас отстранили от должности.

Чен невозмутимо улыбнулся в ответ:

– Разумеется, вы можете жаловаться, но только завтра утром. А сегодня вечером последнее слово будет за мной, и я говорю: вы останетесь здесь, пока я не позволю вам уйти.

Джейнс прервал его:

– Меня призывают на континент важные дела, и я должен сегодня же ночью уехать. Пароход отплывает в полночь, и я предупреждаю вас, что если вы действительно хотите воспрепятствовать мне, то вам придется применить грубую силу.

– И я ее применю, – по-прежнему невозмутимо ответил Чен.

– Боже! – воскликнул Джейнс и бросил на Вильки Баллоу беспомощный взгляд. – Что это за страна? Почему они не послали к нам какого-нибудь толкового белого?

В глазах Чена вспыхнули огоньки ярости.

– Человек, собирающийся пуститься вплавь через реку, не должен смеяться над матерью крокодила, – сказал он холодным тоном.

– На что вы намекаете?

– Вы еще не достигли противоположного берега.

– Но у меня алиби! – возмущенно воскликнул Джейнс.

Чен, окинув его взглядом, заметил со зловещим спокойствием:

– Я в этом не уверен.

– Да вы сами только что сказали, что установили время преступления…

– Как это ни печально, но мы часто совершаем ошибки, – произнес Чен. – Я всего лишь простой смертный. Ваше алиби лопнуло как мыльный пузырь.

– Что! – вскрикнул Джейнс.

Ван Горн и Мартино поспешили подойти поближе и прислушались к разговору.

– Советую вам сохранять спокойствие и больше не упоминать о вашем алиби. А то вы слишком уж часто на него ссылаетесь.

Джейнс, словно пораженный ударом грома, покорно повиновался воле инспектора.

Чен обратился к Рите Баллоу:

– Прошу меня простить, я лишь сейчас вспомнил, что слуга уже давно сервировал ужин. Я предложил бы вам…

– Я не смогу проглотить и крошки, – энергично запротестовала Рита.

– Я прекрасно вас понимаю, и все же я бы посоветовал вам пройти в столовую и хотя бы выпить кофе. Господа, это немного успокоило бы ваши нервы и сократило бы время ожидания. Вы ведь знаете, какое благотворное влияние порой оказывает на нас кофе и как он способствует ясности мышления.

– Пожалуй, идея недурная, – сказал Хантли ван Горн.

– Прошу вас, Джулия, – попросил Чен.

Молодая секретарша горько усмехнулась:

– Я сейчас обо всем распоряжусь. Я совсем забыла о том, что у нас сегодня гости.

И она бесшумно вышла из комнаты. Чарли снова направился к столику, на котором лежали обрывки фотографии. В следующее мгновение окно, выходившее на улицу, внезапно распахнулось, и комната оказалась усеянной мелкими обрывками бумаги, подхваченными порывом ветра, которые так старательно выкладывал китаец.

В окне появилась голова Кашимо. Японец увидел, что он натворил, и поспешил затворить окно.

Смирив гнев, Чен опустился на колени и попытался собрать обрывки фотографии. Гости стали помогать ему в этом занятии, и вскоре в руках Чена снова оказались драгоценные клочки. Он вновь сел за стол и попытался возобновить прежнюю работу. Через несколько минут инспектор с досадой пожал плечами и поднялся.

– Что случилось? – спросил Тарневеро.

Чарли взглянул на него.

– Нет никакого смысла продолжать эту работу, – сказал он. – У меня осталось не больше половины фотографии.

Инспектор обвел взглядом всех присутствующих, и на мгновение у него промелькнуло желание обыскать их. Но, когда он посмотрел на Баллоу, то понял, что исполнение этого намерения было бы сопряжено с долгой и упорной борьбой. Нет, ему следовало достичь цели совсем иным путем.

Тяжело вздохнув и засунув остатки фотографии в карман, Чен перевел взгляд на вошедшего в дом Кашимо, на этот раз оказавшегося скорее усердным, чем удачливым помощником.

– По-видимому, вы были единственным свободным детективом в полицейском управлении, когда вас решили послать ко мне, – печально заметил Чарли.

В следующую секунду раздался продолжительный звонок в дверь. Так как Джессуп находился на кухне, то открывать пошел Бредшоу. До слуха гостей донесся шум голосов – это Бредшоу разговаривал с каким-то мужчиной. Через несколько минут посетитель вошел в комнату. На вид ему было лет сорок. Его виски уже тронула седина, но глаза все еще оставались живыми, на лице были заметны следы грима.

– Добрый вечер! Я Роберт Файф, бывший муж Шейлы Фен, – представился незнакомец. – По телефону мне сообщили ужасную весть! Я сейчас же поспешил сюда, даже не переодевшись и толком не стерев грима. Прошу вас извинить меня.

– Не хотите ли снять плащ? – спросил гостя Джим Бредшоу.

– Благодарю.

Роберт снял плащ и протянул его Джиму. Когда он снова повернулся к остальным, раздался пронзительный крик – это не выдержали нервы Дианы Диксон. Движением руки она указала на грудь Роберта Файфа. Поперек белой манишки горела ярко-красная лента Почетного легиона. Файф удивленно оглядел себя.

– Ах да, – сказал он, – я ведь предупредил вас, что не успел переодеться. Я сегодня играл роль французского посланника.

Глава VIII
Стоптанные башмаки

После сказанных артистом слов наступило томительное молчание. Все внимание было приковано к незнакомцу. Он, по-видимому, не отдавал себе отчета в том, что на его долю выпал самый эффектный выход из всех, которые ему приходилось делать за время работы в театре. Но, когда он заметил, что никто не решается нарушить молчание и обратиться к нему, Роберт Файф понял, что в сложившемся положении есть что-то зловещее и недоброе. И, как часто бывает в таких случаях, он попытался рассеять тягостное состояние словами:

– Как все это могло произойти? Я прибежал, как только мне удалось освободиться. Хоть я и не видел Шейлу столько лет…

– И сколько же? – перебил его Чен.

Файф бросил на китайца надменный взгляд:

– Извините, но по какому праву вы задаете мне такие вопросы?

Чен безмолвно отвернул лацкан своего смокинга, и Файф увидел полицейский значок. Жест китайца был настолько эффектен, что сделал бы честь любому хорошему актеру.

– Как видите, я вправе вас допрашивать, – произнес инспектор. – Вы сказали, что в прошлом были мужем Шейлы Фен и что вы долго не виделись. Так насколько долго?

Файф раздумывал.

– Мы разошлись девять лет тому назад, – проговорил он. – В ту пору мы оба выступали в Нью-Йорке: Шейла – в ревю Зигфельда, а я – в маленьком театре, где шли криминальные драмы. Однажды она пришла домой очень возбужденной: ей предложили ехать в Голливуд, и это было очень заманчиво. Я не решился отговаривать ее от поездки и когда через неделю провожал ее на пароход, то ясно сознавал, что теряю ее навсегда. Все случилось даже гораздо быстрее, чем я предполагал. Через год она поехала в Рено и подала там на развод. Кажется, для нее этот вопрос не был сопряжен с какими-либо душевными мучениями. Мне же пришлось совсем несладко, несмотря на то что я подготовил себя к мысли о таком конце.

– Вы были после этого в Лос-Анджелесе? – спросил Чен. – Ваше пребывание там никогда не совпадало с пребыванием миссис Фен?

– Разумеется, совпадало… Но мы никогда не встречались.

– Вы не припомните, не приезжали ли вы на гастроли в Лос-Анджелес три года тому назад в июне?

Чарли уловил взгляд, которым его одарил актер. Понял ли Роберт Файф смысл, таившийся в этом вопросе?

– Нет, – решительно ответил бывший супруг кинозвезды.

– Меня поражает ваша уверенность, – многозначительно заметил Чен.

– Да, я запомнил это обстоятельство случайно. Три года тому назад я отправился в турне по восточным штатам, и мы не были на берегу Тихого океана.

– И вы можете в любое время подтвердить свои слова документально?

– Разумеется.

– Значит, вы уверяете меня в том, что в течение девяти лет со времени отъезда Шейлы Фен из Нью-Йорка вы не видели ее?

– Да.

– И в течение сегодняшнего дня вы также не видели ее?

– Нет.

– И сегодня вечером тоже?

После минутной паузы последовал ответ:

– Нет.

Вошла Джулия.

– Кофе готов, – сказала она, – позвольте попросить вас перейти в столовую.

– Я тоже присоединяюсь к этой просьбе, – подхватил Чен.

Гости нехотя направились в столовую, уверяя друг друга в том, что даже сама мысль о еде им невыносима и что в лучшем случае они осилят только чашечку кофе. Лишь Тарневеро в нерешительности остался стоять посреди комнаты один.

– Я попрошу вас также пройти в столовую, – обратился китаец к прорицателю. – Кофе пойдет вам на пользу, ведь я еще рассчитываю на вашу помощь.

Тарневеро поклонился.

– Мы скоро увидимся вновь, – сказал он и покорно удалился.

Чарли обратился к Кашимо:

– А вам сейчас лучше всего отправиться на террасу и там на досуге поразмыслить о вашем прегрешении.

С этими словами он выпроводил своего помощника. Затем инспектор вернулся к Роберту Файфу.

– Я рад, что остался с вами наедине, – признался Чарли. – По-видимому, вы не отдаете себе отчета в том, что вы самая интересная фигура этой загадочной драмы.

– В самом деле?

Актер казался совершенно спокойным.

– Все это очень интересно, – продолжал Чен. – Я смотрю на вас и удивляюсь: почему он лжет?

Файф вскочил:

– Послушайте, что это значит?

Чен пожал плечами:

– Зачем так волноваться? Если вы явились в садовую беседку для того, чтобы украдкой встретиться со своей бывшей супругой, то вам следовало бы предварительно снять с груди орденскую ленту. А то некоторые утонченные особы легко могли принять ее за кровь.

– Ах вот что, – мрачно произнес Файф, – теперь понимаю…

Актер несколько мгновений просидел с опущенной головой. Потом он оторвал руки от лица и взглянул на Чена.

– Быть может, для разнообразия вы скажете правду? – спросил тот.

– Хорошо, – согласился Файф. – Но предупреждаю вас, она покажется вам несколько необычной. Я не виделся с Шейлой с той памятной ночи, когда простился с ней на вокзале. Но, когда сегодня утром я услышал о том, что она здесь, я испытал волнение, удивившее меня. Вы ведь не знали миссис Фен, мистер… мистер…

– Инспектор Чен, – представился Чарли. – Нет, не пришлось.

– Она была изумительна. Ее переполняла жажда жизни, и я любил ее безгранично. Мне никогда не удавалось полностью освободиться от этого чувства, и ни одна женщина после нее не имела для меня такого значения. Я не смог удержать ее, но я не осуждаю ее за это. Она жаждала приключений, смены впечатлений, разнообразия… Сегодня утром, когда я узнал о ее приезде, мне почудилось, что я после девятилетней разлуки снова услышал ее голос. И я послал ей цветы, приписав несколько слов. Она была очень переменчива в своих настроениях и действовала под влиянием импульса. Едва получив орхидеи, Шейла позвонила мне по телефону. Я был в театре и ожидал своего выхода. «Боб, – сказала она мне, – ты должен немедленно прийти ко мне. Ты должен. Я хочу видеть тебя».

И, взглянув на Чена, он продолжал:

– Любой другой женщине я бы сказал: «Хорошо, я приду после спектакля». Но Шейле я не мог ответить так. И я сказал: «Хорошо, я приду». Меня посетила сумасбродная мысль. Я уже был в костюме, до моего выхода оставалось еще некоторое время, так что в моем распоряжении было примерно три четверти часа. У меня есть автомобиль: я мог поехать к ней и вернуться, причем все это не заняло бы больше тридцати минут. И я отправился в гримерную, запер за собой дверь, вылез через окно на улицу и побежал к своей машине.

Шейла сказала мне, что у нее гости, но что мы сможем увидеться наедине. Я приехал к ней в три четверти восьмого и встретил ее в саду возле виллы, откуда мы вместе направились к павильону. Она так странно разглядывала меня, что мне вдруг почудилось, будто я читаю в ее глазах не только обычный интерес к некогда близкому ей человеку.

Ее взгляд тронул меня до глубины души, ведь я знал ее совершенно иной: всегда веселой, молодой, жизнерадостной. Голливуд изменил ее. Мы все стареем. За воспоминаниями о нашей совместной жизни время пролетело очень быстро. Мне почудилось, что и она была очень рада возможности вспомнить прошлое. Я очень нервничал, так как боялся опоздать в театр и то и дело поглядывал на часы. Наконец, наступила пора проститься.

Файф умолк.

– А что потом? – спросил Чен.

– Когда Шейла звонила мне, мне показалось, что она нуждается в моем совете, что она хочет обсудить со мной какой-то важный для нее вопрос. Когда я объявил ей, что мне пора уходить, она печально взглянула на меня: в ее глазах отражалась полная беспомощность. «Боб, – сказала она удрученно, – ведь ты еще хоть немного любишь меня?» Она стояла рядом со мной, и я обнял ее. Это мгновение принадлежало мне, я был счастлив, и в тот миг никто не мог лишить меня Шейлы. Прошлое снова ожило во мне… И в то же время я не мог избавиться от мысли, что мне пора уходить, что я не могу дольше оставаться с ней. Я должен был вернуться в театр. Я сказал, что еще приду к ней, что мы будем ежедневно встречаться, что… Во мне снова зародилась надежда. Я поверил в то, что смогу снова вернуть ее себе… И, быть может, эта надежда действительно осуществилась бы… А теперь…

Голос его дрогнул:

– Бедная Шейла! Бедная Шейла!

Чен сочувственно покачал головой.

– Послушайте, – воскликнул Файф, – вы не должны оставлять меня в беде! Вы обязательно должны выяснить, кто виновен в ее гибели!

– В этом и заключается цель моего пребывания здесь, – заметил Чен. – И вы, не теряя времени, вернулись в театр?

– Да. Когда я уходил, она стояла посреди павильона и улыбалась. Улыбалась, а глаза ее блестели от слез. Я бросился прочь…

– В котором часу это было?

– Могу сказать совершенно точно: было четыре минуты девятого. Я выбежал на дорогу, сел в машину и с бешеной скоростью понесся в город. Я влез через окно в гримерную и услышал, как помощник режиссера отчаянно стучит в дверь. Я открыл ему и сказал, что уснул, потом побежал на сцену. Я опоздал на пять минут: когда помощник режиссера указывал мне на часы, на них было двадцать минут девятого. Однако мое опоздание не имело никаких последствий. Я сыграл свою роль, и в антракте после первого акта мне сообщили ужасную весть.

Он встал.

– Таковы мои показания, инспектор. Сегодняшняя встреча с Шейлой, быть может, породит для меня какие-нибудь осложнения, и все же я не сожалею о том, что примчался на свидание к ней. Я видел ее, держал в своих объятиях… За это счастье я готов заплатить любую цену. Я могу еще чем-нибудь вам помочь?

Чен покачал головой:

– На данный момент – нет, но я прошу вас не покидать виллы. Очень может быть, что у меня появятся дополнительные вопросы.

– Разумеется, – согласился Файф.

Раздался звонок, и Чарли направился к дверям. В темном проеме показалась высокая фигура полицейского.

– Ах, это вы, Спенсер, входите.

Полицейский вошел в вестибюль и ввел с собой человека, которого можно представить себе только в тропических странах.

– Я подобрал его на Калакуа-авеню, – сказал Спенсер, – и решил, что вы будете рады возможности потолковать с ним. Он не мог мне объяснить, что делал сегодня вечером.

Человек, о котором говорил Спенсер, поспешил стряхнуть с себя руку полицейского и приблизился к Чену.

– Надеюсь, мы не опоздали к ужину, – учтиво произнес он.

Оглядев присутствующих, он внезапно вспомнил о правилах приличия, некогда преподанных ему, и поспешил снять свою соломенную шляпу. Потом он сказал:

– Мой шофер совершенно невыносим. Он умудрился заблудиться.

Незнакомец говорил уверенным и любезным тоном светского человека, и тон этот совершенно не соответствовал его внешности. Помимо шляпы, которую он держал худой веснушчатой рукой, костюм его составляли грязные полотняные брюки, синяя рубашка без воротника, поношенная бархатная куртка, которая когда-то была красного цвета, и дырявые башмаки. Из последних торчали голые ноги.

В столовой все затихло: видимо, находившиеся там гости прислушивались к тому, что происходило по соседству.

– Прошу вас, проходите, – сказал Чен и жестом пригласил незнакомца войти.

Тот взглянул на Файфа, и на его лице заиграла довольная улыбка.

– Итак, – начал допрос Чарли, – кто вы такой и откуда взялись?

Новый гость пожал плечами:

– Я мог бы с успехом назваться Смитом.

– Или Джонсом, – заметил Чен.

– Это дело вкуса. Во всяком случае я предпочитаю быть Смитом.

– Где вы живете?

Смит замялся:

– Если вы хотите, чтобы я был совершенно откровенен с вами, то должен сказать вам, что я живу на пляже.

Чарли, улыбнувшись, направился к двери, что вела на террасу, и позвал Кашимо. Инспектор поручил незадачливому помощнику обыскать странного господина.

– Совершенно верно, я тоже попрошу вас об этом, – сказал Смит, – и если вы найдете что-нибудь похожее на деньги, то, пожалуйста, дайте мне об этом знать.

Труды Кашимо дали весьма скромные плоды: гребень, ржавый перочинный нож, веревка и какой-то предмет, походивший на монету, но при более близком рассмотрении оказавшийся медалью. Чарли взял медаль и прочел: «Бронзовая медаль. Третий приз по классу пейзажа. Академия изобразительных искусств. Пенсильвания».

Чен вопросительно взглянул на Смита. Тот пожал плечами.

– Да, – сказал он, – я должен сознаться в том, что я художник. Разумеется, не гениальный – как видите, я получил лишь третий приз. Первый был не из бронзы, а из золота, и при нынешних обстоятельствах пригодился бы мне больше. Но он мне, увы, не достался.

И, приблизившись к Чену, он добавил:

– Надеюсь, вы не сочтете за нескромность, если я поинтересуюсь, что породило это внезапное вмешательство в мои личные дела? Неужели, в этом городе частное лицо не гарантировано от того, что первый встречный полицейский может задержать его и подвергнуть обыску?

– Мне очень жаль, что беспокою вас, но я вынужден просить вас ответить на мой следующий вопрос: вы сегодня вечером были на пляже?

– Нет, я был в городе. Я пошел по своим личным делам, но меня задержал этот, толстый…

– В какой части города вы находились?

– В Аала-парке.

– Вы кого-нибудь встретили там?

– Да. Изысканным обществом их назвать, конечно, нельзя, но я не избалован.

– Значит, вы не были на пляже, – задумчиво повторил Чен. – Кашимо, вы вместе со Спенсером отведете этого господина к павильону и сравните обнаруженные там отпечатки со следами его башмаков.

– Слушаюсь, – поспешил отрапортовать японец и удалился вместе со Смитом и полицейским.

Чен снова заговорил с Файфом:

– Какая утомительная работа… Но чем был бы человек, если бы ему не приходилось трудиться? Человек стал бы Смитом. Прошу вас, располагайтесь поудобнее.

Гости, наконец, пришли из столовой, и Чен пригласил их присесть. Аллан Джейнс взглянул на часы: было уже одиннадцать. Он вопросительно посмотрел на Чарли, но тот уклонился от его взгляда. К Чену приблизился Тарневеро.