Текст книги "Острова и море"

– Нет, – сказал Томас Хадсон. – В твоем романе будут каноэ, холодная вода озера и младший брат…

– Дэвид Дэвис. Одиннадцати лет.

– И то, что случилось потом. Но это уже будет вымысел – до самого конца.

– Не люблю концов, – сказал Роджер.

– Никто их не любит, – согласился Томас Хадсон. – Но все на свете имеет конец.

– Давай помолчим, – предложил Роджер. – Мне нужно думать о романе. Томми, скажи, почему хорошо писать картины удовольствие, а писать романы настоящая мука? Я никогда хорошо не рисовал, но даже моя мазня доставляла мне удовольствие.

– Не знаю, – ответил Томас Хадсон. – Может быть, в живописи четче выражена традиция и многие предшественники помогают тебе в работе. Даже когда ты отклоняешься от основных завоеваний великого искусства, оно остается твоей опорой.

– А я думаю, что в живопись идут более достойные люди, – сказал Роджер. – Будь во мне больше хорошего, возможно, и из меня получился бы неплохой художник. Но чем черт не шутит, может, во мне достаточно сволочизма, чтобы стать хорошим писателем.

– Ты страшно упрощаешь. Ничего подобного никогда не слышал.

– Я всегда все упрощаю, – согласился Роджер. – Поэтому ни на что и не гожусь.

– Пошли спать.

– Я еще немного посижу – почитаю, – сказал Роджер.

Спали они хорошо. Томас Хадсон даже не проснулся, когда Роджер пошел спать на веранду. За завтраком стало понятно, что ветер улегся, небо было чистое, и все решили, что день как нельзя лучше подходит для подводной охоты.

– Вы с нами, мистер Дэвис? – спросил Эндрю.

– Разумеется.

– Вот и хорошо, – сказал Эндрю. – Я рад.

– Как ты, Энди? – спросил Томас Хадсон.

– Мне страшно, – признался Эндрю. – Все как обычно. Но с мистером Дэвисом все-таки не так страшно.

– Никогда не бойся, Энди, – сказал Роджер. – Это никуда не годится. Так меня учил твой отец.

– Учить все горазды, – сказал Эндрю. – Только и учат. Но я знаю одного по-настоящему умного мальчика, который не боится, – это Дэвид.

– Да будет тебе, – оборвал его Дэвид. – Воображение у тебя слишком сильное.

– А вот мы с мистером Дэвисом всегда боимся, – сказал Эндрю. – Возможно, мы умнее других.

– Дэви, будь осторожнее. Обещаешь? – попросил Томас Хадсон.

– Обещаю, папа.

Эндрю посмотрел на Роджера и пожал плечами.

7

В конце длинного рифа, куда в этот день они отправились на охоту, торчали железные обломки старого, развалившегося судна, его ржавые котлы выступали над водой даже в часы прилива. Сегодня дул южный ветер, и Томас Хадсон бросил якорь с подветренной стороны рифа, но не слишком к нему близко, и Роджер и мальчики вытащили маски и остроги. Остроги были самые примитивные, но разнообразные, изготовленные с учетом вкусов Томаса Хадсона и ребят.

Джозеф приплыл на лодке. Эндрю сел к нему, и они отправились к рифу, а остальные попрыгали в воду с катера и поплыли.

– Ты не с нами, папа? – крикнул Дэвид отцу, стоявшему на мостике катера. Прозрачная маска поверх глаз, носа и лба, с резиновым ободком под носом, за щеками и над лбом, удерживаемая тугой резиновой полосой, охватывающей голову, делала его похожим на персонажа из псевдонаучных комиксов.

– Я присоединюсь к вам позже.

– Смотри не задерживайся, а то всю рыбу распугаем.

– Риф большой. Всем места хватит.

– Я знаю здесь две ямы за котлами, они просто находка. Нашел их, когда мы были здесь одни. Их никто не знает, и рыбы там полно. Я решил не соваться туда до тех пор, пока мы все здесь не окажемся.

– Да, помню. Присоединюсь к вам примерно через час.

– Не полезу туда. Приберегу для тебя, – сказал Дэвид и поплыл за остальными, в правой руке он держал шестифутовую острогу из прочного дерева с двумя прикрученными леской зубьями. Он плыл с погруженным в воду лицом, изучая дно сквозь стекло маски. Это был мальчик-амфибия, и сейчас, когда Дэвид, почерневший на солнце, плыл, выставив наружу только мокрый затылок, он больше чем когда-либо напомнил Томасу Хадсону бобренка.

Он смотрел, как сын неспешно двигается в воде, загребая одной левой рукой и отталкиваясь длинными ногами, и время от времени – реже, чем можно было предположить, – поворачивает голову набок, чтобы сделать вдох. Роджер и старший сын плыли далеко впереди, сдвинув маски на лоб. Эндрю и Джозеф в лодке были по другую сторону рифа, и Эндрю еще не прыгнул в воду. Дул слабый ветер, бурый риф омывался светлой пеной, а вода за ним была темно-синей.

Томас Хадсон спустился в камбуз, там Эдди чистил картошку над ведром, удерживая его коленями. Через иллюминатор он поглядывал в сторону рифа.

– Мальчикам надо держаться вместе, – сказал он. – И поближе к лодке.

– Думаешь, вблизи рифа может быть опасно?

– Вода высокая. Весенние приливы особые.

– А вода какая чистая! – сказал Томас Хадсон.

– В океане полно всяких хищников, – сказал Эдди. – Если они учуют запах рыбы, будет плохо.

– Наши еще ничего не поймали.

– Но с минуты на минуту поймают. Нужно как можно быстрее бросать рыбу в лодку, чтобы в воде не остались ни ее кровь, ни запах.

– Я поплыву к ним.

– Не надо. Просто крикните, чтоб держались вместе и кидали рыбу в лодку.

Томас Хадсон поднялся на палубу и прокричал Роджеру то, что сказал Эдди. Тот поднял острогу и помахал ею в знак того, что все понял.

Подошел Эдди, держа в одной руке кастрюлю, полную картошки, а в другой – нож.

– Взяли бы вы ружье, мистер Том, – то ваше, небольшое хорошее ружье – и поднялись с ним на мостик. Не нравится мне все это. Опасаюсь я за мальчиков в такой сильный прилив. Ведь рядом открытый океан.

– А что, если вернуть их?

– Не надо. Может, я просто нервничаю. Плохо спал ночью. Я так их люблю, будто они мои собственные дети, вот и переживаю. – Эдди поставил кастрюлю с картошкой на палубу. – Вот что я вам скажу. Запускайте мотор, я подниму якорь, подойдем ближе к рифу и встанем там. При таком приливе катер легко развернется на ветру. Подведем его к ним.

Томас Хадсон запустил большой мотор и стал к штурвалу. Эдди поднял якорь, и теперь Томас Хадсон хорошо видел впереди пловцов, видел он и Дэвида, всплывшего на поверхность с бьющейся на остроге рыбой и что-то кричавшего в сторону лодки.

– Поворачивайте катер к рифу! – крикнул ему Эдди с кормы, держа в руках якорь.

Томас Хадсон медленно подвел катер почти вплотную к рифу, теперь ему стали видны верхушки больших коричневых кораллов, черные морские ежи на песке и фиолетовые водоросли, раскачивавшиеся с приливом. Эдди бросил якорь, и Томас Хадсон дал задний ход. Катер развернулся, оставив риф по борту. Эдди травил канат, пока не почувствовал, что он плотно закрепился. Томас Хадсон выключил мотор, и катер закачался на волнах.

– Теперь они у нас на глазах, – сказал Эдди, стоя на носу. – А то прямо изнервничался из-за мальчишек. Волнение расстраивает пищеварение, а у меня оно и так ни к черту не годится.

– Я постою здесь и понаблюдаю за ними.

– А я принесу вам ружье и вернусь к этой проклятой картошке. Мальчики ведь любят картофельный салат? По нашему рецепту?

– Еще как! И Роджер тоже. Только положи в него побольше крутых яиц и лука.

– Картошки у меня будут целыми, не рассыпчатыми. Вот ваше ружье.

Ружье, которое Томас Хадсон взял в руки, казалось объемным и тяжелым в чехле из коротко подстриженной овчины, пропитанной маслом для предохранения ружья от ржавчины на морском воздухе. Он вытащил его за приклад, а чехол незаметно сунул под настил мостика. Это был уже не поступавший в продажу «манлихер-шенауэр-256» с восемнадцатидюймовым стволом устаревшего образца. Ложа и цевье у него потемнели от смазки и трения, приобретя оттенок ядра грецкого ореха, а на месяцами трущемся о седло лоснящемся стволе не было ни пятнышка ржавчины. Щеку ложи отполировала его собственная щека, и когда он оттянул затвор, то увидел, что вращающийся магазин полон гильз, из которых торчали кончики длинных, тонких, заостренных свинцовых пуль.

Грех было хранить такое хорошее ружье на катере, но Томас Хадсон любил его, оно напоминало ему о таком количестве событий, людей и мест, что хотелось всегда держать его рядом. К тому же оно было надежно защищено от соленого воздуха овчинным чехлом. В конце концов, подумал он, ружье предназначено для стрельбы, а не для хранения в чехле. Это ружье и в самом деле было отличным, из него было легко стрелять и обучать стрельбе других, и на катере оно всегда могло пригодиться. Ни одно ружье из всех, что у него были, не давало ему такой уверенности в стрельбе на близкой и средней дистанции, и Томасу Хадсону доставило большое удовольствие извлечь его из чехла, оттянуть затвор и послать патрон в ствол.

Катер почти застыл на воде, ни прилив, ни легкий бриз не раскачивали его, и Томас Хадсон повесил ружье на рукоятку штурвала, а сам улегся прямо на мостике на надувной матрас. Подставив спину солнцу, он лежал на животе и смотрел, как идет охота у Роджера и мальчиков. Они ныряли, оставались под водой кто сколько мог, выныривали, чтобы глотнуть воздуха, и опять исчезали, время от времени появляясь с рыбой на остроге. Джозеф греб то к одному, то к другому, снимал с зубьев рыбу и бросал ее в лодку. Томасу Хадсону было слышно, как кричит и смеется Джозеф, и, когда тот стряхивал или снимал с зубьев улов и кидал его в затененное место на корме, он видел рыбу с ярко окрашенной чешуей – красную, или красную с коричневыми крапинками, или красно-желтую, или желтую в полосках.

– Эдди, будь другом, дай чего-нибудь выпить, – крикнул он.

– А что вы хотите? – высунулся из кокпита Эдди. На нем была старая фетровая шляпа и белая рубашка, от яркого солнца глаза его покраснели, а губы были смазаны меркурохромом.

– Что у тебя со ртом? – спросил его Томас Хадсон.

– Да было тут вчера кое-что. Я только сейчас смазал. Что, очень заметно?

– Ты похож на уличную шлюху.

– Вот черт! – выругался Эдди. – Все потому, что я мазался внизу, в темноте. Просто на ощупь. Хотите кокосовую воду? У меня есть несколько кокосов.

– Отлично!

– Тогда сделаю «Зеленого Айзека»?

– Пусть так. Делай своего «Айзека».

Томас Хадсон лежал на матрасе, держа голову в тени от приборов в передней части мостика, и когда Эдди принес высокий стакан с холодным напитком из джина, сока лайма, зеленоватой кокосовой воды, кусочков льда и нескольких капель ангостурской настойки, придававшей напитку розовато-рыжий цвет, Томас Хадсон поставил стакан в тень, чтобы лед не таял, пока он смотрит в море.

– Похоже, мальчики стараются, – сказал Эдди. – Будет у нас на обед рыбка.

– А что еще будет?

– К рыбе картофельное пюре. Потом салат из помидоров. А начнем с картофельного салата.

– Звучит недурно. Картофельный салат уже готов?

– Он еще не охладился, Том.

– Эдди, скажи, ты ведь любишь стряпать?

– Еще как люблю! Люблю выходить в море на катере и люблю стряпать. А вот ссоры, драки и прочие неприятности терпеть не могу.

– Однако в таких случаях ты держишься молодцом.

– Я стараюсь, как могу, избежать таких разборок. Иногда, правда, не получается, но я всегда стараюсь.

– А что было вчера вечером?

– Ничего особенного.

Эдди явно не хотел об этом говорить. Не любил рассказывать он и о своем прошлом, хотя там всякое бывало.

– Ладно. А что еще у тебя есть? Ребят нужно накормить досыта. Они растут.

– Я испек пирог и захватил его с собой. Еще держу на льду два свежих ананаса. Нарежу их ломтиками.

– Хорошо. А рыбу как будем готовить?

– Как угодно. Выберем что получше из улова и приготовим, как они и вы с Роджером захотите. Дэвид только что поймал желтохвоста. Одного упустил. А этот большой. Но мальчик далеко от лодки. И рыба у него пока на остроге, а Джо, как назло, направляется в сторону Энди.

Томас Хадсон поставил стакан в тень и встал.

– Бог мой, – сказал Эдди. – Взгляните туда.

На морской синеве, словно коричневый парус, рассекая волны мощными, стремительными ударами хвоста, высокий треугольный плавник быстро приближался к концу рифа, где мальчик в маске держал над водой рыбу.

– Проклятие! – сказал Эдди. – Молот-рыба, черт бы ее побрал!

Позднее Томас Хадсон вспоминал, что в ту минуту его больше всего поразила величина плавника и то, как он двигался зигзагами, точно собака, идущая по следу, при неуклонном движении вперед его словно мотало из стороны в сторону.

Томас Хадсон взял ружье и, целясь чуть впереди плавника, выстрелил. Пуля упала в море перед рыбой, подняв фонтаном воду. Плавник по-прежнему рассекал волны.

– Да бросай ты эту чертову рыбу! – крикнул Дэвиду Эдди и спрыгнул в кокпит.

Томас Хадсон выстрелил снова, и теперь фонтан воды взмыл позади плавника. У него свело судорогой желудок, словно что-то схватило его внутри и не отпускало. Тщательно прицелившись, он выстрелил еще раз, понимая, как много зависит от этого выстрела. Водяной фонтан взметнулся впереди плавника, который продолжал неуклонно двигаться к своей цели. У Томаса Хадсона оставался только один выстрел – патронов больше не было, а акула была всего в тридцати ярдах от мальчика и двигалась, все так же легко разрезая волны. Дэвид снял рыбу с остроги и теперь держал в руках, маску он сдвинул на лоб и пристально смотрел на приближавшуюся акулу.

Томас Хадсон приказал себе не напрягаться и в то же время сосредоточиться, задержать дыхание, ни о чем не думать, кроме выстрела, и, прицелившись чуть дальше основания плавника, который сейчас вихлял больше, чем прежде, нажать на спуск. Но тут он услышал, как с кормы кто-то застрочил из автомата, и увидел, как вокруг плавника забурлила вода. После следующей короткой автоматной очереди вода вскипела у самого основания плавника. Томас Хадсон выстрелил, и тут вновь застрекотал автомат – отрывисто и плотно, и плавник наконец скрылся, взорвав в этом месте воду, и потом молот-рыба – такую огромную он прежде не видел – всплыла белым брюхом кверху и бешено заметалась, взбивая воду, как акваплан. Брюхо противно белело, разверстая пасть шириной около ярда как будто криво усмехалась, глаза на концах огромных рогов расширились, она билась и крутилась в воде. А автомат все разрывал и вспарывал белое брюхо, оставляя на нем темные пятна, которые покраснели прежде, чем акула перевернулась и пошла на дно, продолжая крутиться.

– Загоняйте на борт этих чертовых мальчишек! – услышал он крик Эдди. – Я этого больше не вынесу.

Роджер быстро плыл к Дэвиду, а Джозеф, втащив Энди в лодку, тоже спешил к ним.

– Будь я проклят! – воскликнул Эдди. – Я такой огромной акулы сроду не видывал! Хорошо еще, что она, когда готовится напасть, всплывает на поверхность. Слава богу! Эти мерзавки всегда плывут наверху. Видели, как она шла?

– Дай мне коробку с патронами, – сказал Томас Хадсон. Он весь дрожал, его мутило. – А ну, давайте все сюда! – крикнул он. Роджер и Дэвид подплыли к лодке, и Роджер подсадил в нее Дэвида.

– Теперь не опасно и рыбку половить, – сказал Эдди. – Ведь все акулы на нее набросятся. Она весь океан соберет. Видали, как она перевернулась брюхом кверху, а потом закрутилась чертовым колесом? Господи, ну и громадина эта молот-рыба! А мальчуган ведь собрался швырнуть ей рыбу. Ну и Дэви! Ну и молодец!

– Скорей бы они вернулись.

– Это точно. Я просто болтаю. Они скоро будут с нами. Не беспокойтесь.

– Господи, какой это был кошмар! Откуда у тебя этот автомат?

– Комиссар стал ко мне цепляться из-за него, вот я и спрятал его в ящике под койкой.

– Стреляешь ты хорошо.

– Как тут не стрелять, когда эта акула направлялась прямиком к нашему Дэви, который спокойно стоял и ждал, чтобы бросить ей рыбу? Смотрел прямо на приближавшуюся акулу. Чтоб мне такого никогда больше в жизни не видеть!

Лодка подошла к катеру, и все забрались на борт. Мальчики были мокрые и очень возбужденные, а Роджера била дрожь. Он подошел к Эдди и пожал ему руку, а Эдди сказал:

– Нельзя было разрешать им плавать в такой прилив.

Роджер покачал головой и обнял Эдди за плечи.

– Это моя вина, – сказал Эдди. – Я здесь родился. Вы не местные. Вашей вины здесь нет. За все в ответе я.

– Ты ответил как надо, – сказал Роджер.

– Да ладно! – отмахнулся Эдди. – На таком расстоянии никто бы не промазал.

– А ты ее видел, Дэйв? – спросил вежливо Эндрю.

– В самом конце. А до этого только плавник. Я ее увидел еще до того, как Эдди в нее попал и она погрузилась в воду. А потом видел, как она всплывала брюхом кверху.

Эдди растирал Дэвида полотенцем, и Томас Хадсон видел, что ноги, спина и плечи мальчика покрыты гусиной кожей.

– Когда она всплыла и заходила ходуном на спине – это было невероятно, – признался Том-младший. – Ничего подобного в жизни не видел.

– Такое нечасто увидишь, – сказал его отец.

– Похоже, в ней весу не меньше тысячи фунтов, – прикинул Эдди. – Не думаю, что бывают крупнее. Обратили внимание, Роджер, какой у нее плавник?

– Обратил, – ответил Роджер.

– А можем мы ее выловить? – спросил Дэвид.

– Ну уж нет, – сказал Эдди. – Она волчком пошла на дно и сейчас черт знает где. Футов на пятьсот уж точно опустилась, и сейчас весь океан спешит ею полакомиться. Торопятся изо всех сил.

– Жаль, что мы ее не поймали, – сказал Дэвид.

– Успокойся, Дэви, голубчик. По тебе еще мурашки бегают.

– Тебе было страшно, Дэйв? – спросил Эндрю.

– Да, – признался Дэвид.

– А что ты собирался делать? – с уважением спросил Том.

– Бросил бы ей рыбу, – ответил Дэвид, и Томас Хадсон увидел, как волна мурашек снова пробежала по плечам сына. – А потом воткнул бы ей прямо в морду острогу.

– О господи, – сказал Эдди и отвернулся, не выпуская полотенце из рук. – Что будете пить, Роджер?

– У тебя яду не найдется? – спросил его Роджер.

– Прекрати, Роджер, – сказал Томас Хадсон. – Мы все виноваты.

– Кругом виноваты.

– Все позади.

– Ладно.

– Сделаю я, пожалуй, коктейль с джином, – сказал Эдди. – Когда все началось, Том как раз пил такой коктейль.

– Он там так и стоит.

– Теперь он уже никуда не годится, – сказал Эдди. – Я приготовлю вам новый.

– Ты молодчина, Дэви, – с гордостью произнес Том-младший. – Когда я расскажу об этом в школе, у всех глаза на лоб полезут.

– Они не поверят, – сказал Дэвид. – Ничего не рассказывай, если я тоже буду там учиться.

– Почему? – удивился Том-младший.

– Сам не знаю, – сказал Дэвид и вдруг разревелся, как маленький. – Я не стерплю, если они не поверят.

Томас Хадсон взял его на руки и прижал головой к груди, двое других мальчиков отвернулись, Роджер тоже отвел глаза в сторону, и в эту минуту вошел Эдди с тремя стаканами, один он придерживал большим пальцем. Томас Хадсон мог поклясться, что он уже успел пропустить стаканчик внизу.

– Что с тобой, Дэви? – спросил Эдди.

– Ничего.

– Вот и хорошо. Мне по душе такие слова, олух ты царя небесного. Слезай с отцовых рук, кончай хныкать и дай отцу чуток выпить.

Дэвид встал рядом, вытянувшись во весь рост.

– А при отливе здесь можно ловить рыбу? – спросил он у Эдди.

– Лови сколько хочешь. Никто не потревожит, – ответил Эдди. – Здесь мурены водятся, но большая рыба при отливе не зайдет.

– Можно будет в отлив поохотиться, папа?

– Можно, если Эдди так говорит. Здесь теперь Эдди главный.

– Да ладно, Том, – сказал Эдди. Глаза его сияли счастьем, и смазанные меркурохромом губы тоже сияли, и воспаленные глаза. – Из той штуки любой бы разделался с этой проклятой акулой, а иначе ему и в руки нельзя брать оружие.

– Ты здорово ей вмазал, – сказал Томас Хадсон. – Просто замечательно. У меня даже слов нет.

– Не надо ничего говорить, – сказал Эдди. – Я до конца жизни не забуду, как эта гадина перевернулась брюхом кверху. Видели вы когда-нибудь такую мерзость?

Они сидели в ожидании ленча, и Томас Хадсон смотрел, как Джозеф подгребает к тому месту, где сгинула акула. Перегнувшись через борт, Джозеф смотрел в оптическую трубку.

– Что-нибудь видно? – крикнул ему Томас Хадсон.

– Слишком глубоко, мистер Том. Она ушла под риф. Лежит сейчас на дне.

– Вот бы оставить на память ее челюсти, – сказал Том-младший. – Разве не хотел бы ты, папа, отбелить их и повесить?

– Меня бы тогда кошмары мучили, – признался Эндрю. – Хорошо, что у нас их нет.

– Отличный был бы трофей! – сетовал Том-младший. – В школе бы обзавидовались!

– Но тогда они принадлежали бы Дэйву, – сказал Эндрю.

– Нет, они принадлежали бы Эдди, – возразил Том-младший. – И если бы я попросил, он отдал бы их мне.

– Он отдал бы их Дэйву, – сказал Эндрю.

– Думаю, не стоит тебе опять идти в воду, Дэйв, – сказал Томас Хадсон.

– Пройдет много времени после ленча, – ответил Дэвид. – Все равно нужно дождаться отлива.

– Я говорю о подводной охоте.

– Эдди сказал, что можно.

– Я слышал. Но все равно волнуюсь.

– Эдди точно знает.

– Тогда просто сделай мне подарок – не лезь в воду.

– Конечно, папа, если ты так хочешь. Только я очень люблю плавать под водой. Больше всего на свете. И если Эдди говорит…

– Ладно, – сказал Томас Хадсон. – Подарки нельзя выпрашивать.

– Папа, ты меня не так понял. Если не хочешь, я не пойду. Но Эдди сказал…

– А мурены? Эдди говорил про мурен.

– Папа, но мурены здесь всегда. Ты сам учил меня не бояться мурен, рассказывал, как обращаться с ними, как их избегать, говорил, в каких они укрываются ямах.

– Это так. Но я отпустил тебя плавать туда, где была эта акула.

– Папа, мы все там были. Не возлагай на себя особой вины. Просто я далеко отплыл и упустил с остроги крупного желтохвоста, кровь попала в воду, и ее почуяла акула.

– Она примчалась как на парах, – сказал Томас Хадсон, пытаясь совладать с охватившими его эмоциями. – Я видел таких быстроходных и прежде. Одна жила у Сигнальной скалы и пулей мчалась на запах наживки. Мне стыдно, что я не прикончил эту акулу.

– Ты почти попал в нее, папа, – сказал Том-младший.

– Вот именно что «почти».

– Не я был ей нужен, папа, – сказал Дэвид. – Она примчалась за рыбой.

– Тебя бы она тоже в покое не оставила, – уточнил Эдди, накрывая на стол. – От тебя пахло этой рыбой и ее кровью, так что зря не обольщайся. Такая могла бы и лошадь разорвать. И вообще все, что угодно. Господи! Хватит об этом. Мне нужно еще выпить.

– Эдди, это правда, что во время отлива охотиться безопасно? – спросил Дэвид.

– Разумеется. Я ведь тебе говорил.

– Так ты, значит, настаиваешь на своем? – спросил Томас Хадсон Дэвида. Он пришел в себя и больше не смотрел на воду, понимая, что сын ведет себя так, как должен, и не важно, почему он так себя ведет, а ему самому нельзя быть эгоистом.

– Папа, я больше всего на свете это люблю, а сегодня самый подходящий день, мы ведь не знаем, когда налетит ветер…

– И Эдди говорит… – перебил его Томас Хадсон.

– Да, и Эдди говорит, – заулыбался Дэвид.

– Эдди говорит, глаза бы мои вас не видели. А ну садитесь все за стол, пока я не выбросил всю стряпню за борт. – Эдди стоял, держа на подносе миску с салатом, блюдо с поджаренной рыбой и картофельное пюре. – А где Джо?

– Поехал искать акулу.

– Ну и псих!

Когда Эдди пошел вниз, а Том-младший стал передавать тарелки с едой, Эндрю шепнул отцу:

– Папа, а что, Эдди пьяница?

Томас Хадсон раздавал холодный салат из маринованного картофеля, посыпанный перцем грубого помола. Это он научил Эдди готовить его так, как готовят в Париже у «Липпа», и этот салат стал одним из лучших блюд, которые Эдди подавал на катере.

– Ты видел, как он расправился с акулой?

– Конечно, видел.

– Пьяница бы так не смог.

Он положил салат на тарелку Эндрю и взял немного себе.

– Я потому спросил, что с того места, где я сидел, было видно, как он в камбузе за короткое время выпил восемь рюмок.

– Это его бутылка, – сказал Томас Хадсон и подложил Эндрю салату. Эндрю быстро все съедал. Он говорил, что научился этому в школе. – Старайся есть помедленнее, Энди. А Эдди всегда приносит на катер свою бутылку. Все хорошие повара понемногу пьют. А некоторые и помногу.

– Я видел, как он выпил восемь рюмок. Подождите! Он наливает девятую.

– Да хватит тебе, Эндрю, – сказал Дэвид.

– Перестаньте, – сказал Томас Хадсон обоим.

Тут вмешался Том-младший:

– Замечательный человек спасает жизнь твоему брату, потом пропускает рюмашку или даже несколько рюмашек, и ты обзываешь его пьяницей. Кто ты после этого?

– Я его не обзывал. Только спросил у папы, не пьяница ли он. Сам я ничего не имею против пьяниц. Просто хочу знать, кто пьяница, а кто нет.

– Когда заработаю первые деньги, сразу куплю Эдди бутылку того, что он любит, и сам с ним ее разопью, – с важным видом произнес Том-младший.

– Это еще что такое? – В люке показалась голова Эдди в съехавшей на затылок старой фетровой шляпе, отчего стала видна незагорелая часть его лица, в уголке смазанного меркурохромом рта торчала сигара. – Если увижу, что вы пьете что-нибудь крепче пива, сразу выбью дурь из ваших голов. Изо всех трех. Хватит болтать о спиртном. Хотите еще картофельного пюре?

– Да, пожалуйста, Эдди, – попросил Том-младший, и Эдди пошел вниз.

– Вот уже десятая рюмка, – сказал Эндрю, глядя в люк.

– Да заткнись ты, всадник, – осадил его Том-младший. – Имей уважение к великому человеку.

– Возьми еще рыбы, Дэвид, – сказал Томас Хадсон.

– А где тут мой большой желтохвост?

– По-моему, его еще не поджарили.

– Тогда я возьму вот эту желтенькую.

– Какая она сладкая!

– Когда ловишь на острогу, рыбу лучше есть сразу – тогда она еще вкуснее, потому что вся кровь из нее вышла.

– Папа, можно пригласить Эдди выпить с нами? – спросил Том-младший.

– Можно, – ответил Томас Хадсон.

– Он уже пил с нами. Вы что, не помните? – вмешался Эндрю. – Когда мы пришли, он сразу с нами выпил. Помните?

– Папа, можно я приглашу его еще с нами выпить и поесть тоже?

– Конечно, – сказал Томас Хадсон.

Том-младший пошел вниз, и Томас Хадсон слышал, как он говорит:

– Эдди, папа говорит, чтобы вы приготовили себе выпивку, поднялись к нам, выпили и поели.

– Да нет, Томми, – сказал Эдди. – Никогда не ем днем. Только утром и вечером.

– Тогда хоть выпейте с нами.

– Я уже пропустил пару стаканчиков.

– Выпейте еще один со мной, а я выпью пива.

– Что ж, давай, – сказал Эдди. Томас Хадсон услышал, как хлопнула дверца холодильника. – За тебя, Томми.

Было слышно, как звякнули две бутылки. Томас Хадсон взглянул на Роджера, но тот смотрел на океан.

– За вас, Эдди, – послышался голос Тома-младшего. – Для меня большая честь выпить с вами.

– Да ладно, Томми, – ответил Эдди. – Это для меня честь пить с тобой. У меня прекрасное настроение, Томми. Ты видел, как я пришил эту чертову акулу?

– Конечно, видел, Эдди. Может, все-таки присоединитесь к нам?

– Нет, Томми. Правда не хочу.

– Можно я здесь постою, чтобы вам не пить в одиночку?

– Ну уж нет, Томми. Ты что-то спутал. Вовсе мне пить не надо. Мое дело что-нибудь сготовить и заработать на жизнь. Просто у меня прекрасное настроение. Ты видел, Томми, как я ее подстрелил? Видел?

– Да лучше этого я ничего не видел, Эдди. Я вот подумал, вдруг вы хотите, чтобы с вами кто-то постоял, и тогда вы не будете чувствовать себя одиноким.

– Никогда в жизни я не чувствовал себя одиноким, – сказал Эдди. – Я счастлив, и у меня есть здесь кое-что, от чего я стану еще счастливее.

– В любом случае, Эдди, мне хотелось бы побыть с вами.

– Нет, Томми. Возьми вот это блюдо с рыбой и иди к своим. Там твое место.

– Но я все-таки вернусь к вам.

– Я не болен, Томми. Будь я болен, мне было бы приятно видеть тебя рядом. Напротив, я чувствую себя так хорошо, как никогда в жизни.

– А вам хватит этой бутылки?

– С лихвой. А не хватит, позаимствую у Роджера или у твоего отца.

– Что ж, тогда отнесу рыбу наверх, – сказал Том-младший. – Я ужасно рад, что вам хорошо, Эдди. Это просто замечательно.

Том-младший принес к столу блюдо с желтохвостом, желтыми и белыми окунями и прочей рыбой. Поджаренную до золотистой корочки рыбу, надрезанную по бокам треугольниками до белого мяса, Том стал передавать всем за столом.

– Эдди просил всех благодарить за приглашение, но он уже выпил, – сказал Том-младший. – А днем он не ест. Ну как, рыба вкусная?

– Не оторвешься, – ответил Томас Хадсон. – Ешь, пожалуйста, – сказал он Роджеру.

– Ладно, – ответил Роджер. – Попробую.

– А вы еще ничего не ели, мистер Дэвис? – спросил Эндрю.

– Нет, Энди. Но теперь поем.

8

Просыпаясь ночью, Томас Хадсон слышал спокойное дыхание спящих сыновей. При свете луны ему были видны все трое и спящий Роджер тоже. Теперь тот спал крепко и почти не ворочался во сне.

Томасу Хадсону было радостно, что сейчас они все вместе, и он не хотел думать о том времени, когда дети уедут. До приезда мальчиков он жил вполне счастливо, научившись за последние годы жить и работать, не давая чувству одиночества захватить его целиком, однако с появлением сыновей созданный защитный барьер рухнул и теперь надо было очередной раз привыкать к новому состоянию. Обычный, приносящий ему удовлетворение жизненный уклад состоял из упорной работы, житейских забот, уходу за вещами, еды и выпивки, чтению новых книг и перечитыванию старых. В этой жизни получение ежедневной газеты было событием, а ее нерегулярное поступление разочарованием. У него было много придумок, которые изобретают одинокие люди, чтобы спастись от одиночества и даже побороть его, он создал свои правила и привычки, к которым прибегал сознательно и бессознательно. Но с приездом мальчиков они были уже не нужны, и Томас Хадсон чувствовал большое облегчение.

Но потом, когда все вернется на свое место, думал он, будет тяжело. Он прекрасно знал, как оно бывает. Первые полдня будет даже приятно видеть дом чистым, думать и читать в тишине, молча смотреть на предметы, ничего о них не говоря, работать в полную силу, не боясь, что тебе помешают, но потом, он знал, подступит одиночество. Три мальчика вновь заполнили его жизнь и, уехав, оставят пустоту, которая еще долго будет ощущаться.

В основе его существования лежали работа и жизнь на острове вблизи Гольфстрима, вот они и помогут ему прийти в норму. Все его уловки, привычки и обычаи были предназначены, чтобы скрасить одинокое существование, но он знал, что теперь с отъездом мальчиков перед ним откроются просторы для нового одиночества. Но с этим уж ничего не поделаешь. Все это наступит позднее, и раз уж разлуки не избежать, нет нужды страшиться ее раньше времени.

А пока лето всех радовало. То, что могло сложиться плохо, оборачивалось хорошо. И это относилось не только к таким драматическим событиям, как драка Роджера с яхтсменом на причале, которая могла очень плохо кончиться, или к встрече Дэвида с акулой, а к обычным незначительным вещам. Считается, что счастье скучно, думал он, лежа с открытыми глазами, но это, наверное, потому, что скучные люди часто счастливы, а люди умные и интересные умудряются всех вокруг, включая себя, сделать несчастными. Сам он никогда не считал счастье скучным. Ощущение счастья казалось ему самым волнующим состоянием, оно, по его мнению, может по силе не уступать горю, если только люди умеют быть счастливыми. Возможно, это не так, но Томас Хадсон долгое время в это верил, а этим летом атмосфера счастья длилась уже целый месяц, и по ночам он уже тосковал, что это скоро закончится.