Текст книги "Зеленые холмы Африки. Проблеск истины"

– Жаль, что уехал мистер Кожаные Штаны, – сказал Старик. – Вот у кого язык без костей. Он и вашего муженька разговорил. Хотим снова услышать болтовню про современных писателей.

– Идите к черту!

– Почему у нас нет никакой интеллектуальной жизни? – спросила Мама. – Почему вы, мужчины, не спорите о мировых проблемах? Почему мне ничего не известно о том, что творится в мире?

– В мире черт знает что творится, – заявил Старик.

– Просто кошмар.

– А что происходит в Америке?

– Если б я знал! Какой-нибудь съезд «молодых христиан». Идеалистически настроенные бездельники тратят деньги, а кому-то придется за это платить. В нашем городе все забросили работу и живут на пособие. Рыбаки пошли в плотники. Похоже на Библию, только наоборот.

– А как обстоят дела в Турции?

– Хуже не бывает. Отказались носить фески. Повесили много людей. Исмет[35]35
  Мустафа Исмет (1884–1973) – второй президент Турции (1938–1950).


[Закрыть] пока держится.

– А во Франции вы были в последнее время?

– Мне там не понравилось. Уныло, как в преисподней. Недавно там произошла гнусная история.

– Да, – сказал Старик, – должно быть, произошла, если верить газетам.

– Уж если они затевают бунт, то так оно и будет. Это у них такая традиция.

– Вы были в Испании во время революции?

– Нет, я опоздал. Потом мы ждали еще двух, но они так и не случились. А потом одну прозевали.

– А на Кубе революцию видели?

– С самого начала.

– Ну и как?

– Замечательно. А потом гадко. Вы даже не можете представить, до чего гадко.

– Перестаньте, – сказала Мама. – Все это я и сама знаю. Когда в Гаване стреляли, я пряталась за мраморным столиком. Вооруженные люди ездили на автомобилях и убивали всех подряд. Я прихватила с собой спиртное и гордилась тем, что не расплескала ни капли. Дети сказали: «Мама, можно нам выйти посмотреть, как стреляют?» Революция настолько вскружила им голову, что нам пришлось перестать говорить на эту тему. Бэмби, тот просто жаждал крови мистера М., по ночам его мучили кошмары.

– Невероятно, – сказал Старик.

– Не смейтесь надо мной. Я просто не хочу ничего слышать о революциях. Революции – вот все, что мы постоянно видим и о чем слышим. Меня тошнит от всего этого.

– А вашему муженьку они, похоже, нравятся.

– Они мне тоже осточертели.

– А я вот ни одной не видел, – сказал Старик.

– Это великолепно. Действительно великолепно. Но только какое-то время. А потом – хуже не бывает.

– Да, зрелище завораживающее, – согласилась Мама. – Надо признать. Но мне они надоели. Теперь мне до них дела нет.

– Я какое-то время пытался в них вникнуть.

– И к чему пришли? – спросил Старик.

– Все революции разные, но кое-что их объединяет. Я хочу попытаться написать об этом.

– Может быть чертовски интересно.

– Если материала хватит. Нужно нарыть массу фактов. Трудно написать правду о том, чему не был свидетелем: ведь победители всегда лгут, а тем, кто потерпел поражение, затыкают рот. Можно доискаться до сути только в тех странах, язык которых знаешь. Это сужает круг исследования. Именно поэтому я никогда не поеду в Россию. Если не вникаешь в разговоры, толку не будет. Получишь только официальные версии да осмотришь достопримечательности. А тот, кто знает иностранный язык, наврет тебе с три короба. Только от самих людей узнаешь все самое важное, а если ты не можешь с ними говорить и подслушать тоже не можешь, всей твоей информации грош цена.

– Тогда вам стоит получше заняться суахили.

– Я стараюсь.

– Но даже тогда вам не удастся подслушать: ведь они все говорят на разных наречиях.

– Если я когда-нибудь возьмусь писать об Африке, это будет скорей всего пейзажная зарисовка – то, что я узнал. Вообще первое впечатление от страны очень важно. Возможно, в первую очередь оно важно для тебя. Но все равно надо постараться о нем написать, проговорить это вслух. Неважно, используешь этот материал где-нибудь или нет.

– Большинство книг о сафари невыносимо скучно читать.

– До зевоты.

– Мне понравилась только книга Стритера. Как он ее назвал? «Другая Африка»? Он заставляет почувствовать, что к чему. Лучшей книги я не читал.

– А мне нравится книга Чарли Кертиса. Она написана честно и дает живое представление о стране.

– А у Стритера есть забавные места. Помните, как он подстрелил конгони?

– Да, очень смешно.

– И все-таки я никогда не читал ничего такого, что заставило бы меня почувствовать то же самое, что чувствовал автор. Все описывают вольную жизнь в Найроби или рассказывают байки, как они убили зверя с рогами на полдюйма длиннее, чем кто-то еще. Или смакуют опасные ситуации.

– Я постараюсь написать о стране и животных и как все это видится новому человеку со стороны.

– Попробуйте. Вреда от этого не будет. А вы знаете, я тоже вел дневник во время поездки на Аляску.

– Хотелось бы мне его прочитать, – сказала Мама. – А я и не знала, что вы писатель, мистер Дж. Ф.

– На это не претендую, – сказал Старик. – Но если вам интересно, могу послать за ним. Там я описываю каждый день, а также какой Аляска представляется англичанину из Африки. Вам будет скучно.

– Не будет, если написали вы.

– Ваша женушка делает нам комплименты, – сказал Старик.

– Не мне. Вам.

– То, что писал мой муж, я читала, – сказала Мама. – Мне интересно прочесть, что пишет мистер Дж. Ф.

– А что, он и правда писатель? – спросил ее Старик. – Что-то не верится. Вы уверены, что он не зарабатывает на жизнь отслеживанием зверей и охотой?

– Нет. Он пишет. Когда дела идут хорошо, с ним очень легко. Но пока не распишется, от него лучше держаться подальше. Перед началом работы он должен разозлиться. Если заходит разговор о конце писательской деятельности, я знаю, что дело пойдет.

– Пусть тогда поговорит с нами о литературе, – сказал Старик. – Кожаные Штаны ведь сумел его разговорить. Расскажите нам какие-нибудь литературные анекдоты.

– Ладно, слушайте. Это было в наш последний вечер в Париже. За день до этого я охотился у Бена Галлахера в Солони, он соорудил fermee – такой загончик, и, когда кролики выходили утром кормиться, мы на них охотились, а днем выезжали охотиться на фазанов, и еще я подстрелил косулю.

– А при чем тут литература?

– Всему свое время. В последний вечер к нам пришли на обед Джойс с женой, к обеду подали фазана и седло косули, и мы с Джойсом крепко выпили, потому что назавтра мы уезжали в Африку. Ну и вечерок был!

– И это называется литературный анекдот, – сказал Старик. – И кто такой Джойс?

– Замечательный малый, – отозвался я. – Написал «Улисса».

– «Улисса» написал Гомер, – возразил Старик.

– А кто написал Эсхила?

– Тоже Гомер, – сказал Старик. – Не пытайтесь меня поймать. Ну а еще какой-нибудь литературный анекдот рассказать можете?

– Что-нибудь знаете о Паунде?

– Нет, – сказал Старик. – Абсолютно ничего.

– Могу рассказать смешные анекдоты о Паунде.

– Что-нибудь о том, как вы ели какого-нибудь зверя с диковинным названием, а потом вдрызг напились?

– Такое случалось не раз.

– Вижу, у писателей веселая жизнь. Как считаете, у меня могло бы получиться?

– Вполне.

– Забросим охоту и будем оба писателями, – сказал Старик моей жене. – Ну, рассказывайте дальше.

– А кто такой Джордж Мур[36]36
  Джордж Мур (1852–1933) – ирландский поэт, прозаик, драматург и критик.


[Закрыть], знаете?

– Это про него написали: «Скоро в путь! За Джорджа Мура я прощальный кубок пью?»

– Про него самого.

– И что с ним?

– Он умер.

– Мрачновато для анекдота. Нельзя ли что-нибудь повеселее?

– Как-то я встретил его в книжном магазине.

– Это уже лучше. Выходит, ваш муж все-таки умеет рассказывать?

– Я однажды навестила его в Дублине, – сказала Мама. – С Кларой Данн.

– И как прошла встреча?

– Его не было дома.

– Ах, черт! Да, литературную жизнь ни с чем не сравнить. Это что-то!

– Терпеть не могу Клару Данн, – сказал я.

– И я тоже, – поддержал меня Старик. – А что она писала?

– Письма, – сказал я. – Знаете такого писателя Дос-Пассоса?

– Никогда о таком не слышал.

– Мы с ним зимой всегда пили горячий кирш.

– И что из того?

– А потом на нас все ополчились.

– Я был знаком только с одним писателем – Стюартом Эдвардом Уайтом, – сказал Старик. – Всегда восхищался его книгами. Замечательные книжки! А потом познакомился с ним самим. Но он мне не понравился.

– Вы делаете успехи, – сказал я. – Литературные анекдоты – дело простое.

– А почему он вам не понравился? – спросила Мама.

– К чему рассказывать? Разве анекдот не получился? Ваш муж рассказывает именно так.

– И все-таки расскажите.

– Старался изображать из себя знатока. Его глаза якобы привыкли к бесконечным просторам и тому подобное. Хвастался, что убил много львов. Кто этому поверит? Может, просто гонялся за ними. Невозможно стольких убить. Скорее, они тебя задерут. Пишет отличные статьи в «Сатердей ивнинг пост» про этого – как его? – Энди Бернетта. Здорово пишет. А сам мне совсем не понравился. Видел его в Найроби, там его глаза, видимо, привыкали к необозримым просторам. В городе одевался как нельзя хуже. Но как стрелка его хвалили.

– Вы и сами будто из литературной компании, – сказал я. – Анекдот – первый сорт.

– Мистер Дж. Ф. – просто чудо, – восхитилась Мама. – А есть мы когда-нибудь будем?

– Я думал, мы уже поели, – сказал Старик. – Ох уж эти анекдоты. Конца им нет.

После ужина мы посидели немного у костра и пошли спать. Но одна мысль, видимо, не давала покоя Старику, и он остановил меня у входа в палатку: «Вы так долго этого ждали, поэтому завтра не торопитесь стрелять. У вас хорошая реакция, и спешить вам не надо. Помните – не надо торопиться».

– Хорошо.

– Я велю вас рано разбудить.

– Хорошо. У меня глаза уже слипаются.

– Спокойной ночи, мистер Дж. Ф., – послышался из палатки голос жены.

– Спокойной ночи, – отозвался Старик. Он направился к своей палатке, держась до смешного прямо, словно был откупоренной бутылкой, которая боялась расплескаться.

Глава вторая

Моло разбудил меня, стянув одеяло. Но по-настоящему я проснулся, только когда оделся и смыл сон с глаз. Было еще совсем темно, но я увидел у костра темный силуэт Старика. Я направился к нему с чашкой горячего чая с молоком, дожидаясь, пока чай немного остынет.

– Доброе утро, – сказал я.

– Доброе утро, – ответил он хриплым тихим голосом.

– Как спали?

– Хорошо. Как самочувствие?

– Все в порядке. Только спать немного хочется.

Я выпил чай и выплюнул листья в огонь.

– Могли бы погадать на них.

– Нет необходимости.

Мы позавтракали при свете фонаря холодными, скользкими абрикосами, подогретым рагу с острым томатным соусом, яичницей из двух яиц и горячим, крепким кофе. После третьей чашки Старик с трубкой в зубах, задумчиво глядя перед собой, сказал: «Слишком рано для меня так начинать день».

– А вы уже выпили?

– Немного.

– У меня есть некоторый опыт, – сказал я. – И я не волнуюсь.

– Чертовы анекдоты, – сказал Старик. – Мемсаиб, должно быть, считает нас недоумками.

– Я припомню что-нибудь получше.

– Нет ничего лучше выпивки. Не понимаю, почему от нее становится плохо.

– Вам плохо?

– Не слишком.

– Может, принять немного «Иноза»?[37]37
  Средство против расстройства желудка.


[Закрыть]

– Все из-за этой тряски в машинах.

– Сегодня решающий день.

– Помните: не надо спешить.

– Надеюсь, вы за меня не беспокоитесь?

– Немного.

– Не стоит. Я совершенно спокоен. Честное слово.

– Вот и хорошо. Поезжайте.

– Только загляну кое-куда.

Стоя у нашей брезентовой походной уборной, я смотрел, как делал каждое утро, на неясные очертания звезд, которые романтические астрономы назвали Южным Крестом. Каждое утро в это время я созерцал Южный Крест, что стало для меня уже ритуалом.

Старик стоял возле машины. М’Кола вручил мне «спрингфилд», и я влез на переднее сиденье. Комедиант и его следопыт сидели сзади. М’Кола пристроился рядом с ними.

– Удачи! – напутствовал нас Старик.

Кто-то шел к нам от палатки. Это была Мама в голубом халате и сапогах от москитов.

– О да! Удачи! – воскликнула она. – Непременно удачи!

Я помахал рукой, и мы отъехали. Зажженные фары освещали дорогу. Мы оставили машину в трех милях от солонца, и, когда осторожно туда подошли, там никого не оказалось. За все утро так никто и не появился. Скорчившись, мы сидели в укрытии, каждый сквозь ветви обозревал свой участок, а я постоянно ждал чуда: вот-вот из леса, сквозь кустарник выйдет прекрасный и величественный самец куду и подойдет к изрытому и истоптанному множеством копыт солонцу. К солонцу вело из леса много троп, и самец мог бесшумно прийти отовсюду. Но он не показывался. Когда вышло солнце и мы согрелись после холодного и туманного утра, я сполз пониже и, привалившись к плотному пласту, дал отдых пояснице и плечам и одновременно мог продолжать глядеть сквозь отверстие. Положив «спрингфилд» на колени, я заметил ржавчину на стволе. Медленно я поднял ружье повыше и осмотрел дуло. Оно было в свежей ржавчине.

«Негодяй не почистил ружье после вчерашнего дождя», – мелькнуло у меня в голове. Рассердившись, я вытащил затвор; М’Кола следил за мной, пристыженный. Двое других продолжали смотреть в щели. Я поднял ружье, чтобы он заглянул в дуло, потом снова вставил затвор и осторожно протолкнул его вперед, держа палец на спуске.

М’Кола видел ржавый ствол. Выражение его лица не изменилось, я тоже ничего не сказал, хотя испытывал к нему презрение, так что обвинение, предъявление вещественных доказательств и приговор не потребовали ни единого слова. Так мы и сидели: он с низко опущенной головой, так что видна была только его лысина, а я, откинувшись назад и глядя сквозь просвет, но мы уже не были товарищами и добрыми друзьями. И на солонец никто не выходил. В десять часов зародившийся на востоке ветер поменял направление, и стало ясно, что больше ждать бесполезно. Наш запах распространился по солонцу и, без сомнения, распугал животных не меньше, чем прожектор распугал бы их в темноте. Мы вышли из укрытия и пошли на солонец посмотреть следы. Дождь намочил их, но не размыл, и мы увидели несколько следов куду, оставленных, видимо, вечером, и один след крупного самца – длинный, узкий, сердцевидный, четко впечатанный.

Мы шли по этому следу на сырой красноватой земле часа два через густой кустарник, напомнивший мне подлесок в родных местах. В конце концов кустарник превратился в непроходимую чащу, и преследование пришлось прекратить. Я продолжал злиться на М’Колу за невычищенное ружье и в то же время в счастливом нетерпении предвкушал, что вот-вот мы настигнем куду в зарослях. Однако мы никого не встретили и, обогнув трижды при усиливавшейся жаре холмы, вышли наконец на луг, где пасся низкорослый масайский скот, и тогда, оставив мысли о тени, мы под палящим солнцем быстро зашагали к машине.

Выяснилось, что сидевший в машине Камау видел самца куду где-то в ста метрах от себя. Около девяти часов тот направлялся к солонцу, но, когда изменившийся ветер донес до него наш запах, он повернул обратно в холмы. Усталый, мокрый от пота и скорее подавленный, чем злой, я сел в машину рядом с Камау, и мы поехали к лагерю. Оставался только один вечер, и не было никакой надежды, что нам повезет. Когда мы подъехали к лагерю и оказались в живительной прохладе деревьев, я вытащил из «спрингфилда» затвор и передал ружье без затвора М’Кола, не говоря ни слова и даже не глядя на него. Затвор я швырнул на свою койку, даже не входя в палатку.

Старик и Мама сидели под тентом.

– Не повезло? – мягко спросил Старик.

– Не то слово. Просто во всем не везет. Куду прошел мимо машины в сторону солонца. Должно быть, его спугнули. Где мы только не ходили!

– Неужели совсем ничего не видели? – спросила жена. – А нам послышался звук выстрела.

– Гаррик рта не закрывал. Трещал всю дорогу. А ваши дозорные что-нибудь заметили?

– Ничего. Хотя обошли оба холма.

– От Карла есть новости?

– Будто сквозь землю провалился.

– Хоть бы что-нибудь попалось, – вырвалось у меня. Я страшно устал, и во мне росло чувство горечи. – Пропади все пропадом. Какого черта он в первое же утро угробил охоту на солонце, подстрелив дрянного куду, а потом гонялся за ним, распугивая всю дичь к чертовой матери?

– Вот свиньи, – сказала жена, поддерживая меня, как всегда, даже в минуты безрассудства. – Сукины дети.

– Спасибо тебе, – отозвался я. – Со мной все в порядке. Или будет в порядке.

– Просто обидно за тебя, – сказала она. – Бедный Папа.

– Выпейте чего-нибудь, – предложил Старик. – Это вам сейчас необходимо.

– Я охотился от души, Старик. Клянусь Богом! Получал от охоты удовольствие и не волновался до сегодняшнего дня. Я был так уверен в себе. Повсюду следы! А что, если мне так и не попадется куду? Откуда мне знать – может, мы никогда сюда не вернемся?

– Вернетесь, – сказал Старик. – Об этом не думай. Выпейте лучше.

– Я всего лишь ворчун и нытик, но, клянусь, такого не было до сегодняшнего дня.

– От этого надо побыстрее избавляться, – сказал Старик.

– Как насчет обеда? – спросила Мама. – Ты, наверно, страшно голоден.

– К черту еду! Дело в том, Старик, что мы никогда не видели антилоп на солонце вечером и не видели самца в горах. Остался один вечер. Похоже, всему конец. Три раза я уже настигал их, но мне помешали Карл, австриец и вандеробо.

– Ну, день еще не закончился, – сказал Старик. – Пейте.

Мы очень хорошо пообедали, а потом пришел Кейти и сказал, что Старика хотят видеть. Две тени сначала появились на стене палатки, а потом переместились к входу. Один из них был встретившийся нам в первый день старый фермер, но теперь он выглядел как охотник с длинным луком и колчаном со стрелами.

Он казался еще старше и более изможденным, а охотничий вид его не внушал доверия – так он хотел произвести на нас впечатление. С ним был тощий и грязный вандеробо с разрезанными и закрученными кверху мочками ушей, он стоял на одной ноге, а пальцами другой чесал колено. Голову он склонил на одну сторону, его вытянутое лицо имело глупое и неприятное выражение. Фермер что-то серьезно говорил Старику, глядя тому в глаза, без всякой мимики.

– Чего это он так вырядился? Хочет слупить с нас денег? – спросил я.

– Имейте терпение, – сказал Старик.

– Только взгляните на эту парочку, – не успокаивался я. – Тупой вандеробо и старый плут. Что он вам плетет, Старик?

– Он еще не кончил, – сказал Старик.

Наконец туземец закончил и стоял, опираясь на свой лук. Лица у обоих были очень усталые, но, помнится, тогда я видел в них только хитрых обманщиков.

– Он говорит, – начал Старик, – что они нашли место, где водятся куду и черные антилопы. Он провел там три дня. Им известно, где прячется крупный самец куду, и они оставил человека следить за ним.

– Вы ему верите? – Я почувствовал, что мгновенно трезвею, усталость как рукой снимает, а волнение, напротив, захлестывает.

– Кто знает! – сказал Старик.

– А как далеко это место?

– Один день пути. На машине, думаю, можно добраться за три-четыре часа, если она там пройдет.

– А как он считает – пройдет машина?

– Туда никто не ездил, но думает – пройдет.

– Когда он оставил сторожа при куду?

– Сегодня утром.

– А черные антилопы где?

– Там, в холмах.

– Как туда попасть?

– Не скажу вам. Знаю, что надо пересечь равнину, обогнуть вон ту гору и дальше держаться к югу. По их словам, там никогда не охотились. Этот дед охотился там в молодости.

– Вы ему верите?

– Туземцы любят приврать, но этот говорит убедительно.

– Я еду.

– Тогда не теряйте времени. Как можно дальше добирайтесь на машине, а там пользуйтесь ею как базой, а сами начинайте охоту. Мемсаиб и я завтра утром снимем лагерь и вместе с проводниками и снаряжением поедем к Дэну и мистеру Т. Как только снаряжение окажется по ту сторону черных земель, дождь нам не страшен. Вы присоединитесь к нам позже. Если вам придется задержаться, мы пошлем за вами автомобиль через Кондоа, в крайнем случае – грузовики в Танга и дальше.

– Вы не хотите к нам присоединиться?

– Нет. Лучше ехать одному. Чем больше людей, тем меньше дичи. На куду надо выходить одному. Я перевезу снаряжение и присмотрю за маленькой Мемсаиб.

– Ладно, – согласился я. – А Гаррика или Абдуллу не брать?

– Ни в коем случае. Возьмите М’Колу, Камау и этих двоих. Я велю Мало упаковать ваши вещи. Идите налегке.

– Черт возьми, Старик. Неужели это может быть правдой?

– Вполне, – ответил Старик. – Надо рискнуть.

– Как, говорите, на их языке черная антилопа?

– Тарагалла.

– Похоже на «Валгаллу» – запомню. А у самок есть рога?

– Конечно, но ошибиться нельзя: самцы черные, а самки коричневые.

– М’Кола их видел?

– Не думаю. У вас лицензия на четырех. Если увидите что-то подходящее, не теряйтесь.

– А убить их легко?

– Они живучи, в отличие от куду. Если раните такую антилопу, осторожно к ней подходите.

– Сколько у меня времени в запасе?

– Нам пора отсюда уезжать. Если получится, возвращайтесь завтра к вечеру. Действуйте по ситуации. Мне кажется, настал решительный момент. Вы убьете куду.

– Знаете, что мне это напоминает? – сказал я. – Еще мальчишками мы услышали о реке, в которой никогда не ловили рыбу, она текла в черничных зарослях между Стердженом и Пидженом.

– И что случилось?

– Вот послушайте. Трудно передать, чего нам стоило туда добраться, пришли мы к вечеру и увидели глубокий омут и текущую дальше ровной полосой реку. Вода была такая холодная, что руки сразу леденели, а когда я бросил в нее окурок, выскочила большая форель, а за ней другие, они хватали и выплевывали его, пока он не распался.

– Форель была крупная?

– Невероятно. Другой такой я больше не видел.

– Боже! И что было дальше? – спросил Старик.

– Я закинул удочку, было уже темно, над нами летала сова, холод был зверский, и я поймал трех рыб одну за другой, они клевали, как только наживка касалась воды.

– И вы их вытащили?

– Всех трех.

– А не заливаете?

– Клянусь Богом!

– Да верю я. Расскажете остальное, когда вернетесь. Так форели были крупные?

– Как я сказал, крупнее не бывает.

– Вот ведь как! – сказал Старик. – И куду вы убьете. Поторапливайтесь!

В палатке я рассказал жене последние новости.

– Не может быть!

– Говорю – как есть.

– Тогда живей! – заторопилась она. – Не болтай! Собирайся.

Я взял плащ, запасные ботинки, носки, халат, пузырек с хинином, средство от москитов, записную книжку, карандаш, обоймы с патронами, фотоаппарат, набор для оказания первой помощи, нож, спички, запасную рубашку и нижнее белье, книгу, две свечи, деньги, флягу…

– Что еще?

– Мыло взял? Возьми расческу и полотенце. Носовые платки положил?

– Да.

Моло сложил все в рюкзак, я тем временем разыскал свой полевой бинокль, М’Кола взял большой полевой бинокль Старика, а Кейти принес ящик с провизией.

– Возьмите больше пива, – сказал Старик. – Можете оставить его в машине. Виски мало, но для вас бутылка осталась.

– А как же вы?

– Не беспокойтесь. В другом лагере виски есть. Мы послали туда две бутылки с мистером К.

– Мне хватит одной фляжки, – сказал я. – Давайте разольем бутылку.

– Тогда возьмите больше пива. У нас большой запас.

– А это еще что такое? – спросил я, указывая на Гаррика, который залезал в машину.

– Он говорит, что вы с М’Колой не сможете объясниться с местными. Вам нужен переводчик.

– Этот комедиант меня достал.

– Но вам так или иначе потребуется человек, чтобы переводить на суахили с местных наречий.

– Ладно. Только скажите ему, чтобы не разыгрывал представлений и держал язык на замке.

– Мы проводим вас до вершины холма, – сказал Старик. Вандеробо вскочил на подножку, и машина тронулась. – За дедом заедем в деревню.

Все из лагеря вышли нас проводить.

– Соли у нас достаточно?

– Да.

Мы стояли у машины на дороге, дожидаясь, пока Гаррик выведет деда из хижины. День был в разгаре, но небо затянули тучи, а я смотрел на жену, такую очаровательную, спокойную и изящную в защитном костюме и сапожках и надетой набекрень широкополой шляпе, а потом переводил взгляд на Старика, высокого, грузного, в выцветшей вельветовой безрукавке, ставшей почти белой от стирки и солнца.

– До свидания! Будь хорошей девочкой!

– Не беспокойся за меня. Жаль, что я не могу поехать с тобой.

– Здесь работа для одного, – сказал Старик. – Нужно сделать это грязное дело быстро и поскорее убраться. У них и так большой груз.

Вышел дед и сел на заднее сиденье с М’Колой, на проводнике была моя старая безрукавка защитного цвета, в которой я охотился на перепелов.

– М’Кола надел вашу куртку, – сказал Старик.

– Ему нравится таскать в охотничьей куртке разные вещи, – ответил я.

М’Кола понял, что мы говорим о нем. Я совсем забыл про нечищеное ружье, но теперь вспомнил и попросил Старика: «Спросите, откуда у него новая куртка?» М’Кола заулыбался и что-то ответил.

– Говорит, что она его собственная.

Я тоже улыбнулся, и он потряс своей лысой головой, и нам обоим стало ясно, что история с ружьем забыта.

– Где этот болван Гаррик? – спросил я.

Наконец пришел и он со своим одеялом и тоже сел сзади рядом с М’Колой и дедом. Вандеробо уселся впереди, между мной и Камау.

– У тебя очень симпатичный сосед, – сказала Мама. – Смотри, тоже будь молодцом.

Я поцеловал ее на прощание, и мы шепотом обменялись несколькими словами.

– Ну вот, пошли нежности, – сказал Старик. – Хоть глаза закрывай.

– До свидания, старый ворчун.

– До свидания, чертов тореадор.

– До свидания, милая.

– До свидания и удачной охоты.

– У нас много бензина – мы оставим кое-что вам, – крикнул вслед Старик.

Я помахал рукой, и мы, миновав деревню, спустились вниз по холму и поехали узкой дорогой по сухой, поросшей редким кустарником равнине, разделявшей два высоких голубых холма.

Когда мы съезжали вниз, я оглянулся и увидел две фигурки – одну высокую и тучную, а другую – маленькую и изящную, они в одинаковых широкополых шляпах возвращались в лагерь. Потом я перевел взгляд на расстилавшуюся впереди сухую равнину.