Текст книги "Старик и море. Острова и море"

– Да пошел ты! – ответил Фрэнк. – А вот сейчас посмотрим, попаду ли я в дом Комиссара.

– Смотри – не спали, – предупредил Роджер.

– Спалю – выложу за него денежки.

Ракета, описав дугу, не долетела до большого дома Комиссара, упала и ярко вспыхнула рядом с белой верандой.

– Ну что, комиссар, старина! – Фрэнк перезарядил ракетницу. – Покажем тебе, ублюдку, какие мы патриоты!

– Успокойся, Фрэнк, – сказал Том. – Не надо перегибать палку.

– Сегодня моя ночь, – заявил Фрэнк. – Моя и Королевы! Не мешай мне, Том, сейчас я разнесу причал Брауна.

– Там бензин, – сказал Роджер.

– Скоро не будет.

Трудно было сказать, играл он на нервах Роджера и Томаса Хадсона, когда мазал, или действительно ему не везло. Ни Роджер, ни Томас Хадсон этого понять не могли, но оба знали, что из ракетницы трудно стрелять точно. А на причале был бензин.

Фрэнк встал, тщательно прицелился, держа левую руку вдоль туловища, как дуэлянт, и выстрелил. Ракета попала в причал, но в противоположный конец от того места, где стояли баки с бензином, и срикошетила в воду.

– Эй, там! – крикнули с одного из катеров, стоящих у причала Брауна. – Какого черта! Вы что, с ума посходили?

– Почти попал, – сказал Фрэнк. – А теперь снова пальну по Комиссару.

– Да перестань ты, черт возьми! – сказал Томас Хадсон.

– Руперт, – позвал Фрэнк, не обращая внимания на слова Томаса Хадсона. – Дай-ка хлебнуть!

– Хорошо, капитан Фрэнк, – отозвался Руперт. – Кружка у вас есть, сэр?

– Принеси кружку, – сказал Фрэнк стоявшему рядом Фреду.

– Слушаюсь, мистер Фрэнк.

Фред соскочил вниз и вернулся с кружкой. Его лицо сияло от восторга и удовольствия.

– Вы хотите поджечь дом Комиссара, мистер Фрэнк?

– Если тот загорится, – ответил Фрэнк.

Он протянул кружку Руперту, тот наполнил ее на три четверти и вернул Фрэнку.

– За королеву, храни ее Господь! – и Фрэнк осушил кружку.

Зрелище не для слабонервных – такую большую порцию рома и одним глотком!

– Храни ее, Боже! Храни ее, Боже, капитан Фрэнк! – торжественно провозгласил Руперт, за ним отозвались и остальные: «Храни ее, Боже! Храни ее!»

– Теперь очередь Комиссара! – сказал Фрэнк. Он выстрелил из ракетницы прямо вверх, немного по ветру. Ракета была парашютная, и ветер отнес яркий светящийся шар за корму катера.

– На этот раз вы в Комиссара точно не попали, – сказал Руперт. – Что с вами, капитан Фрэнк?

– Хотелось залить светом этот прекрасный пейзаж, – ответил Фрэнк. – Комиссар никуда не уйдет.

– Хорошо бы его подпалить, – сказал Руперт. – Не хочу на вас давить, но на острове дождей два месяца не было, и дом Комиссара вспыхнет, как спичка.

– А где констебль?

– Констебль предпочитает ни во что не вмешиваться, – ответил Руперт. – Не берите в голову. Если выстрел раздастся, никто на пристани этого не заметит.

– Все мы ляжем ничком и ничего не увидим, – раздался голос из толпы. – Ничего не слышим. Ничего не видим.

– Сейчас дам команду, и все отвернутся, – подначивал Руперт. – Сухое дерево вспыхнет, как трут, – прибавил он ободряюще.

– А ну-ка, покажите, на что вы способны, – сказал Фрэнк.

Он вновь выстрелил парашютной ракетой. В ослепительном свете падающей ракеты было видно, как все на палубе лежат лицом вниз или стоят на четвереньках, зажмурив глаза.

– Храни вас Бог, капитан Фрэнк, – раздался из темноты, когда вспышка угасла, низкий, торжественный голос Руперта. – Да пошлет Он вам в своей неизреченной милости смелость поджечь дом Комиссара.

– А где его жена и дети? – спросил Фрэнк.

– Мы их спасем. Не волнуйтесь, – успокоил его Руперт. – Без вины никто не пострадает.

– Так подпалим его? – обратился Фрэнк к сидящим на корме.

– Да успокойся ты наконец, – сказал Томас Хадсон.

– Завтра утром меня здесь не будет, – объявил Фрэнк. – Так что я вне подозрений.

– Давайте спалим подлеца, – сказал Фред Уилсон. – Похоже, местные это одобряют.

– Сожжем, капитан Фрэнк. Сожжем его, – поддержал Руперт. – Что скажете? – обратился он к остальным.

– Сожжем, сожжем. Пошли вам Бог силы сжечь его дом, – хором заговорили парни на причале.

– Никто не возражает? – спросил Фрэнк.

– Никто, капитан Фрэнк. Никто ничего не видит. Никто ничего не слышит. Никто рта не раскроет. Спалите его.

– Нужно немного попрактиковаться, – сказал Фрэнк.

– Если действительно намерен его поджечь, сваливай, черт возьми, с нашего катера, – сказал Джонни.

Фрэнк взглянул на него и покачал головой, но так, что ни Роджер, ни парни на причале ничего не видели.

– Считайте, что от него только пепел остался, – успокоил негров Фрэнк. – Ну-ка плесни мне еще, Руперт, для укрепления духа.

И он протянул кружку.

– Капитан Фрэнк. – Руперт подался вперед и продолжил: – Этот поступок прославит вас.

На причале негры затянули новую песню:

 
Капитан Фрэнк в гавани,
Значит, ночью повеселимся!
 

После паузы – немного выше…

 
Капитан Фрэнк в гавани,
Значит, ночью повеселимся!
 

Вторую строчку пропели четко, словно били в барабан. А потом продолжили:

 
Комиссар назвал Руперта псом черномазым,
Выстрел – и капитан Фрэнк сжег его дом дотла.
 

Потом они перешли на старые африканские ритмы, которые четверо на катере слышали у негров, тянувших канаты на паромах через реки, разделявшие Момбасу, Малинди и Ламу[13]13
  Города в Кении.


[Закрыть]. Негры дружно тянули канаты и пели тут же сочиненные песни, подсмеиваясь в них над белыми пассажирами парома.

 
Капитан Фрэнк в гавани,
Значит, ночью повеселимся.
Капитан Фрэнк в гавани.
 

Дерзкий, оскорбительный отчаянный вызов звучал в минорной мелодии. А затем – как барабанная дробь:

 
Значит, ночью повеселимся.
 

– Слышите, капитан Фрэнк? – склонился над кокпитом Руперт. – Вы еще ничего не сделали, а о вас уже песню поют.

– Кое-что я уже сделал, – сказал Фрэнк Томасу Хадсону. – Стрельну-ка еще разок для тренировки, – сообщил он Руперту.

– Тренировка – то, что надо, – радостно поддержал Руперт.

– Капитан Фрэнк тренируется, чтобы убивать, – кто-то сказал на причале.

– Капитан Фрэнк страшнее дикого кабана, – поддержал другой.

– Капитан Фрэнк – настоящий мужчина.

– Руперт, – попросил Фрэнк, – плесни-ка еще. Это не для храбрости, а чтоб рука не дрожала.

– Сам Господь направит вашу руку, капитан Фрэнк. – Руперт подал ему кружку. – Ну-ка, ребята, спойте про капитана Фрэнка.

Фрэнк осушил кружку.

– Итак, последняя репетиция, – сказал он и выстрелил – парашютная ракета перелетела через соседнюю яхту, задела бочки с бензином и упала в воду.

– Сукин ты сын, – тихо сказал ему Томас Хадсон.

– Помолчи, ханжа, – ответил Фрэнк. – Это мой звездный час.

И вот тогда на палубе соседней яхты показался мужчина в одних пижамных штанах с голым торсом и заорал:

– Эй вы, свиньи! Кончайте это дело! Из-за вас дама не может заснуть!

– Дама? – заинтересовался Уилсон.

– Да, черт вас возьми, дама! – ответил мужчина. – Моя жена. А вы, ублюдки, палите из ракетниц и не даете ей спать. Да и другим тоже.

– Дайте ей снотворное, – посоветовал Фрэнк. – Руперт, пошли кого-нибудь за снотворным.

– Вот что я скажу, приятель, – сказал Уилсон. – Надо вести себя, как полагается хорошему супругу. Глядишь, она бы и заснула. Может быть, вы ее не удовлетворили. Может быть, она из-за этого расстроена. Моей жене психоаналитик всегда так говорит.

Фрэнк и Фред никогда не отличались хорошими манерами, и в данном случае Фрэнк вообще был кругом не прав, но пьянствовавший весь день мужчина в пижаме с самого начала взял неправильный тон. Джонни, Роджер и Томас не проронили ни слова. А эти двое с того момента, как мужчина нарисовался на палубе с криком «свиньи!» вели себя дружно, как давно сыгравшиеся игроки в бейсбол.

– Грязные свиньи! – продолжал мужчина. Видимо, словарный запас его был невелик. Ему было лет тридцать пять – сорок – точнее возраст определить было трудно, хотя мужчина и включил на палубе свет. После всех историй, которые о нем весь день рассказывали, Томас Хадсон думал, что у мужчины будет тот еще вид, но он выглядел вполне прилично. Наверное, успел поспать, подумал Томас Хадсон. А потом вспомнил, что дебошир заснул еще у Бобби.

– Я бы рекомендовал нембутал, – доверительно посоветовал Фрэнк. – Если у вашей жены нет на него аллергии.

– Непонятно, чем она недовольна, – сказал Фред Уилсон. – На вид вы довольно крепкий мужичок. И в великолепной форме. Готов поклясться, вы гроза теннисного клуба. Скажите, во сколько вам обходится поддерживать такую форму? Глянь-ка, Фрэнк! Видал ты когда-нибудь такой дорогостоящий торс?

– Только вы ошиблись, дружище, – сказал Фрэнк. – Не ту часть пижамы оставили на себе. Клянусь, никогда раньше не видел мужчину в одних пижамных штанах. Неужели вы и в постель в них ложитесь?

– Угомонитесь вы, наконец, свиньи паршивые, чтобы леди могла заснуть! – рявкнул мужчина.

– А не спуститься ли вам в каюту, – предложил Фрэнк. – А то как бы не схлопотать по шее за такие выражения. Ведь рядышком нет шофера. Это он отвозит вас в школу?

– Да не ходит он в школу, Фрэнк, – сказал Фред Уилсон, отставляя гитару в сторону. – Он большой мальчик. Бизнесмен. Неужели не видишь, что он ворочает крупными делами?

– Так ты, бизнесмен, сынок? – спросил Фрэнк. – Тогда должен догадаться, что выгоднее всего тебе спуститься в каюту. Здесь все равно ничего хорошего не обломится.

– Он прав, – подтвердил Фред Уилсон. – Здесь у тебя нет будущего. Иди-ка лучше в каюту. А к шуму постепенно привыкнешь.

– Свиньи паршивые, – сказал мужчина, переводя взгляд с одного на другого.

– А ну-ка, красавчик, топай вниз, – сказал Уилсон. – Верю, на этот раз ты усыпишь свою женушку.

– Свиньи вы, – повторил мужчина. – Паршивые свиньи.

– Ты что, слов других не знаешь? Придумай что-нибудь новенькое, – поморщился Фрэнк. – Все «свиньи» и «свиньи» – надоело, право. Иди вниз, пока не простудился. Будь у меня такой потрясающий торс, я не подставлял бы его под ветер.

Мужчина внимательно осмотрел их, словно хотел запомнить.

– Ты нас не забудешь, – сказал Фрэнк. – А если вдруг забудешь, так я напомню тебе при встрече.

– Подонки, – огрызнулся мужчина и пошел в каюту.

– Кто он такой? – спросил Джонни Гуднер. – Где-то я его уже видел.

– Я его знаю, и он меня знает, – сказал Фрэнк. – Не человек, а последняя дрянь.

– Ты что, не помнишь, кто он такой? – переспросил Джонни.

– Ничтожество – вот кто, – ответил Фрэнк. – Какая разница, кто он, если он не человек, а полное ничтожество?

– Пожалуй, никакой, – согласился Томас Хадсон. – Но вы, двое, здорово на него насели.

– А как еще обращаться с таким ничтожеством? И почему насели? Мы не так уж грубо с ним обошлись.

– Свою антипатию вы показали довольно открыто, – сказал Томас Хадсон.

– Мне послышался собачий лай, – сказал Роджер. – Выстрелы и вспышки могли испугать его собаку. Хватит резвиться с ракетами. Я знаю, вы развлекаетесь, Фрэнк. Вам все сходит с рук, пока ничего плохого не произошло. Но зачем пугать несчастную собаку?

– Да это его жена лает, – весело заявил Фрэнк. – Пальнуть, что ли, в его каюту и посмотреть при свете ракеты, чем они там занимаются.

– С меня хватит! Я ухожу! – сказал Роджер. – Ваши шуточки мне не по душе. Мне не смешно, когда выпендриваются на автомобилях. Мне не смешно, когда самолетом управляет пьяный летчик. И мне не смешно, когда пугают собак.

– А вас тут никто не держит, – сказал Фрэнк. – За последнее время вы всем порядком надоели.

– Вот как?

– А вы как думали! Вы с Томом оба стали ханжами. Не даете людям повеселиться. Исправились, видите ли! Сами успели в жизни взять свое. А другим нельзя. Очень уж сознательными стали.

– Так это, выходит, я из-за сознательности не хочу, чтобы вы подожгли причал Брауна?

– Точно. Просто она так у вас проявляется. В особо дрянной форме. Слышали мы, что вы вытворяли на материке.

– Шел бы ты со своей пушкой развлекаться в другое место, – посоветовал Джонни Гуднер. – Мы хорошо проводили время, пока ты не заварил эту кашу.

– И вы туда же, – обозлился Фрэнк.

– Послушай, полегче на поворотах, – предостерег его Роджер.

– Я здесь единственный, кто еще любит повеселиться, – сказал Фрэнк. – А вы все великовозрастные ханжи и лицемеры…

– Капитан Фрэнк, – склонился над бортом причала Руперт.

– Руперт – мой единственный друг, – поднял голову Фрэнк. – Что надо, Руперт?

– Как насчет Комиссара, капитан Фрэнк?

– Мы спалим его дотла, старина Руперт.

– Храни вас Бог, капитан Фрэнк, – сказал Руперт. – Хотите еще рому?

– Мне и так неплохо, – ответил Фрэнк. – Все лежат?

– Ложись! – скомандовал Руперт. – И не шевелиться.

Фрэнк выстрелил за пределы пристани, и ракета, осветив гравиевую дорожку у веранды дома Комиссара, там же и сгорела. Негры на пристани заохали.

– Вот черт! – воскликнул Руперт. – Почти попала. Не повезло. Еще разок, капитан Фрэнк.

На соседней яхте загорелся свет, и на палубу снова вышел ее хозяин. На этот раз он надел белые полотняные брюки, белую рубашку и спортивные туфли. Он был гладко причесан, на раскрасневшемся лице расплылись белые пятна. Ближе всех, спиной к нему, сидел Джон, рядом с мрачным видом расположился Роджер. Между палубами было фута три воды. Мужчина с яхты уставил палец на Роджера.

– Ты скотина! – сказал он. – Грязная скотина!

Роджер посмотрел на него с удивлением.

– Ведь ты меня имеешь в виду? – крикнул Фрэнк. – Тогда не «скотина», а «свинья».

Не обращая на него внимания, мужчина продолжал обзывать Роджера.

– Жирная скотина! – Мужчина почти задыхался от злобы. – Жулик! Плут! Гнусный писака и никудышный мазила.

– К кому вы обращаетесь? Что вам надо? – Роджер поднялся с места.

– К тебе, скотина! К тебе, жулик и трус! Скотина! Ну какая же ты скотина!

– Вы сумасшедший, – спокойно сказал Роджер.

– Вот скотина! – повторил яхтсмен. Разделявшее мужчин водное пространство было чем-то вроде рва, заменившего в современном зоопарке клетку, и теперь посетители могут безнаказанно дразнить зверей. – Жулик!

– Это он мне! – радостно сказал Фрэнк. – Ты что, не признал меня? Еще обзывал свиньей.

– Нет – ему! – Мужчина указал пальцем на Роджера. – Он жулик!

– Послушайте, – сказал ему Роджер. – Вы ведь специально это говорите. Ругаетесь, чтобы потом в Нью-Йорке хвастаться, что посмели мне такое сказать.

Роджер произнес эти слова спокойно и убедительно, словно надеялся, что мужчина поймет его и замолчит.

– Скотина! – орал яхтсмен, все более распаляясь, он уже довел себя до настоящей истерики, ради которой и переоделся. – Гнусная, грязная скотина!

– Вы ведь это не для меня говорите, – очень спокойно повторил Роджер, и Томас Хадсон понял, что задумал его друг. – Лучше заткнитесь. А если действительно хотите поговорить, поднимайтесь на причал.

Роджер направился к причалу, и мужчина, как ни удивительно, тоже довольно резво полез туда же. Ничего другого ему не оставалось – он раззадорил себя руганью до крайности. Негры отступили назад, оставив им достаточно большой круг для драки.

Томас Хадсон не понимал, на что этот человек рассчитывает, поднимаясь на причал. Все молчали, мужчину окружали одни черные лица, он замахнулся на Роджера, но тот нанес ему левой сильный удар в подбородок, и из губы пошла кровь. Яхтсмен предпринял новую попытку замахнуться, и тогда Роджер ответил двойным хуком по правому глазу. Мужчина сделал захват, но Роджер ударил его в живот так сильно, что порвал свою спортивную рубашку, а потом, оттолкнув, вмазал ему по лицу тыльной стороной открытой левой.

Никто из негров не произнес ни слова. Они стояли, все так же широко окружив дерущихся мужчин. Кто-то зажег на причале фонарь – Том решил, что это Фред, бой Джона, – и вся сцена осветилась.

Роджер кинулся на яхтсмена и нанес ему три мощных удара в откинутую голову. Мужчина снова вошел в клинч, и Роджер опять оттолкнул его, порвав рубашку еще больше и дважды съездив наглеца по зубам.

– Хватит бить левой! – крикнул Фрэнк. – Вмажь правой! Кончай этого сукиного сына!

– Ну, хочешь еще что-нибудь мне сказать? – спросил Роджер мужчину и заехал хуком по зубам. Рот мужчины сильно кровоточил, правая сторона лица вспухла, а правый глаз почти закрылся.

Яхтсмен грузно навалился на Роджера, и тот удержал его от падения. Мужчина тяжело дышал и не произносил ни слова. Роджер держал его за локти, и Том видел, как друг поглаживает большими пальцами сухожилия между бицепсами и предплечьем.

– Хватит заливать меня кровищей, подонок, – сказал Роджер и, замахнувшись, быстрым и сильным ударом откинул голову мужчины назад и снова врезал ему по лицу тыльной стороной руки.

– Теперь заказывай новый нос, – сказал он.

– Врежь ему, Роджер! Кончай с ним! – чуть ли не умолял его Фрэнк.

– Болван, ты разве не видишь, что он творит? – укоризненно произнес Фред Уилсон. – Он же его убивает.

Яхтсмен вцепился в Роберта, но тот оттолкнул его.

– Ну, бей, – говорил он. – Ударь меня! Валяй!

Мужчина сделал попытку замахнуться, но Роджер уклонился и вошел с ним в клинч.

– Как тебя зовут? – спросил Роджер.

Мужчина не ответил, он только тяжело дышал, как умирающий астматик.

Роджер и в этот раз держал его за локти, нажимая большими пальцами на сухожилия.

– А ты сильный, сукин сын! – сказал он мужчине. – Но, черт подери, откуда ты взял, что умеешь драться?

Мужчина слабо замахнулся, но Роджер перехватил его, притянул к себе и два раза залепил ему по уху правым кулаком, отчего тот отлетел в сторону.

– Теперь понял, что нечего лезть к посторонним людям с разговорами? – спросил его Роджер.

– Только взгляните на его ухо, – восхитился Руперт. – Прямо виноградная гроздь.

А Роджер в очередной раз держал яхтсмена за локти, надавливая на сухожилия у бицепсов. Томас Хадсон внимательно следил за лицом мужчины. Поначалу на нем не было следов страха – просто паскудная морда, вылитый боров. Но теперь он был смертельно испуган. Наверное, он никогда не слышал о боях без правил. Возможно, в его подсознании всплыли воспоминания о прочитанных историях, где упавших забивают до смерти. И поэтому он старался изо всех сил держаться на ногах. Каждый раз, когда Роджер предлагал ему нападать или отшвыривал от себя, мужчина старался нанести удар. Он не сдавался.

Роджер в очередной раз оттолкнул его. Мужчина стоял и смотрел на своего мучителя. Сейчас, когда Роджер не сжимал мертвой хваткой его локти, делая абсолютно беспомощным, страх немного отступил, его место заняла прежняя подлость. Он стоял испуганный, жестоко измолоченный, с разбитым лицом и кровоточащим ртом, ухо его напоминало перезревшую фигу из-за мелких кровоизлияний, слившихся в большую гематому Но сейчас он не чувствовал цепких рук Роджера, и потому страх поубавился, а неистребимая подлость взыграла снова.

– Хочешь что-то сказать? – спросил Роджер.

– Грязная скотина! – сказав это, мужчина прижал подбородок к груди, поднял кулаки и встал боком с видом задиристого мальчишки.

– Ну, готовься! – крикнул Руперт. – Теперь тебе конец!

Но ничего драматичного или поучительного не последовало. Роджер быстро шагнул к мужчине, занес левое плечо и нанес тому правой рукой снизу мощный боковой удар по голове. Яхтсмен упал на четвереньки, уткнувшись лбом в деревянный настил. Некоторое время он не отрывал головы от досок, а потом медленно повалился на бок. Посмотрев на него, Роджер направился к краю причала и спрыгнул на палубу катера.

Матросы понесли хозяина на яхту. Они не вмешивались в драку, но теперь подняли его с настила, где тот лежал на боку, и потащили на борт как провисший мешок. Кое-кто из негров помог им перекинуть его на палубу и занести в каюту. Дверь за ним закрылась.

– Ему нужен врач, – сказал Томас Хадсон.

– Он не сильно ударился о доски, – возразил Роджер. – Я больше беспокоился за причал.

– Не думаю, что последний боковой удар пойдет ему на пользу, – сказал Джонни Гуднер.

– Вы все лицо ему разнесли, – сказал Фрэнк. – А уж ухо! Оно росло прямо на глазах. Сначала как гроздь винограда, а потом как зрелый апельсин.

– Кулаки – опасная вещь, – подтвердил Роджер. – Люди даже понятия не имеют, что они могут натворить. Хорошо бы больше никогда не видеть этого подонка.

– Если увидите – сразу признаете.

– Надеюсь, он очухается, – сказал Роджер.

– А вы были на высоте, – восторженно произнес Фред.

– Ну их к черту, эти драки, – сказал Роджер. – Надо же было этому случиться.

– Джентльмен сам нарывался, – уточнил Фред.

– Да прекратите вы волноваться, – сказал Фрэнк Роджеру. – Я видел сотни тех, про которых думали, что они отбросили коньки. Ничего с ним не будет.

Негры на причале понемногу расходились, обсуждая драку. Их смутил вид белого мужчины, когда его вносили на борт яхты, и у них пропала всякая охота поджечь дом Комиссара.

– Спокойной ночи, капитан Фрэнк, – сказал Руперт.

– Отчаливаешь? – спросил его Фрэнк.

– Хотим пойти взглянуть, что делается у мистера Бобби.

– Хорошего вечера, Руперт, – пожелал ему Фрэнк. – Завтра увидимся.

Роджеру было худо, левый кулак распух и по размерам не уступал крупному грейпфруту. Правый тоже разнесло, но не так сильно. Кроме этого, ничего не указывало на его недавнее участие в драке – разве что оторванный ворот рубашки, болтавшийся на груди. Да еще небольшая шишка на голове от единственного удара противника. Разбитые и ободранные костяшки его пальцев Джон смазал мерку-рохромом. Роджер даже не взглянул на свои руки.

– Что ж, пойдем тоже к Бобби, может, повеселимся, – сказал Фрэнк.

– Не огорчайтесь, Родж, выкиньте все из головы, – сказал Фред Уилсон и взобрался на причал. – Оставьте это молокососам.

Приятели – один с гитарой, другой с банджо – пошли по причалу туда, где из открытых дверей «Понсе-де-Леон» лился свет и неслась музыка.

– Фредди – славный парень, – сказал Джон Томасу Хадсону.

– Всегда им был, – отозвался Томас Хадсон. – Но общество Фрэнка его портит.

Роджер по-прежнему молчал, его молчание беспокоило Томаса Хадсона – это молчание и еще некоторые вещи.

– Может, пора домой? – спросил он.

– Что-то мне неспокойно из-за этого придурка, – сказал Роджер.

Он сидел спиной к яхте и держал правой рукой левую.

– Можешь больше не переживать, – спокойно произнес Джон. – Придурок снова на ногах.

– Правда?

– Вылез на палубу, да еще с ружьем.

– Черт меня подери! – воскликнул Роджер веселым голосом. Он сидел спиной к яхте и даже не повернул голову.

На этот раз яхтсмен вышел в пижамных штанах и куртке, но главное – в руках он держал ружье. Томас Хадсон перевел взгляд с ружья на его лицо, на котором живого места не было. Кто-то уже его обработал, наложил марлевые повязки и пластыри, густо смазал меркурохромом. Однако с ухом ничего поделать было нельзя. Оно опухло и страшно раздулось, став самой приметной частью лица. Томас Хадсон представил себе, как будет больно, если до него дотронуться. Все молчали, молчал и мужчина с изуродованным лицом, просто стоял на палубе, сжимая дробовик. Наверное, он и видел-то плохо – глаза его сильно заплыли. Он стоял на палубе, не говоря ни слова, и все вокруг тоже молчали.

Роджер неторопливо повернул голову, посмотрел на него и бросил через плечо:

– Оставь ружье и ложись в постель.

Мужчина не двигался с места. Распухшие губы шевелились, но не мог выговорить ни слова.

– У тебя достанет подлости выстрелить в спину, но в остальном ты слабак, – спокойно, все так же через плечо произнес Роджер. – Поставь ружье на место и ложись в постель.

Роджер по-прежнему сидел спиной к мужчине. Затем он решился на выходку, которая Томасу Хадсону показалась отчаянной.

– Не правда ли, заявившись на палубу в ночном белье, он немного смахивает на леди Макбет? – задал он вопрос остальным, кто был с ним на корме.

У Томаса Хадсона перехватило дыхание. Но ничего не произошло. Спустя некоторое время мужчина повернулся и спустился в каюту, прихватив с собой ружье.

– Вот теперь мне намного лучше, – сказал Роджер. – А то прямо пот градом лил. Пошли домой, Том. С ним все в порядке.

– В порядке ли? – засомневался Джонни.

– Нормально, – сказал Роджер. – Выживет.

– Пошли, Роджер, – сказал Томас Хадсон. – Побудешь у меня.

– Ладно.

Попрощавшись с Джоном, они пошли по Королевскому шоссе к дому. Кругом продолжалось веселье.

– Хочешь, зайдем в «Понсе»? – спросил Томас Хадсон.

– Ну уж нет, – ответил Роджер.

– Я подумал, нужно сказать Фредди, что с этим типом все обошлось.

– Скажи сам. А я пойду к тебе.

Когда Томас Хадсон вернулся домой, Роджер лежал ничком на кровати в дальнем углу застекленной веранды. Из темноты еле доносились звуки нескончаемого праздника в честь королевы.

– Ты спишь? – спросил Томас Хадсон.

– Нет.

– Хочешь выпить?

– Вроде нет. Спасибо.

– Как рука?

– Распухла и болит. Но это ерунда.

– Тебе снова не по себе?

– Да. Что-то опять накатило.

– Завтра приедут мальчики.

– А вот это замечательно.

– Ты правда не хочешь выпить?

– Правда, дружище. А себе налей.

– Пожалуй, выпью виски на сон грядущий.

Томас Хадсон подошел к холодильнику, смешал напитки, вернулся на веранду и сел в темноте рядом с лежащим на кровати Роджером.

– Сколько на свете таких вот ублюдков, – сказал Роджер. – Этот тип настоящий подонок.

– Ты кое-чему его научил.

– Не думаю. Унизил его – да, врезал – в меру. Но он отыграется на ком-нибудь другом.

– Он сам нарывался.

– Это да. Но я не довел дело до конца.

– Ты его только что не убил.

– Вот и я о том же. Теперь он еще хуже будет.

– Кажется, ты преподал ему хороший урок.

– Нет. Не уверен. То же самое было и в Калифорнии.

– А что там случилось? Ты мне так ничего и не рассказал.

– Тоже драка – вроде этой.

– С кем?

Роджер назвал фамилию человека, занимавшего высокое положение в том, что именуется промышленным производством.

– Я этого совсем не хотел, – сказал Роджер. – Все случилось в доме женщины, с которой у меня возникли осложнения, и, по правде говоря, быть мне там совсем не полагалось. А этот тип донимал меня весь вечер. Донимал и донимал – еще хуже, чем сегодня. И когда уже не было сил терпеть, я так залепил ему – залепил по-настоящему, ни о чем не думая, что он ударился головой о мраморные ступени, ведущие к бассейну. Кстати, вся сцена разворачивалась у бассейна. В себя он пришел только на третий день в «Ливанских кедрах», так что убийцей я не стал. Но они уже состряпали дело. Свидетели и все такое – мне еще здорово повезло.

– Ну и что потом?

– Когда этот хлыщ смог приступить к работе, он отыгрался. По полной программе. Дальше некуда.

– В чем тебя обвинили?

– Да во всем. Чего там только не было.

– Может, расскажешь?

– Нет. Незачем тебе это знать. Поверь на слово, все было подстроено. Такое мне приписали, что люди стараются со мной об этом не говорить. Разве ты не обратил внимание?

– Пожалуй.

– Вот потому мне так скверно сегодня. Сколько еще бродит по земле таких подонков! Отпетых подонков. И драки с ними ничего не решают. Может, они специально нас провоцируют? – Роджер перевернулся на спину. – Зло – страшная вещь, Томми. И дьявольски изощренная. А ведь в старину неплохо разбирались в добре и зле.

– Многие люди не назовут тебя добряком, – сказал ему Томас Хадсон.

– Конечно. Да я на это и не претендую. Хотя мне жаль. Борьба со злом не делает тебя добрым. Сегодня я выступил против зла, но и сам поддался ему. Оно накатывало на меня волнами.

– Все драки – зло.

– Знаю. Но что делать, если уже ввязался.

– Тогда надо побеждать.

– Правильно. Я уже с первой минуты испытал азарт.

– Азарт был бы сильнее, если бы тот тип умел драться.

– Надеюсь, – сказал Роджер. – Хотя трудно сказать. Когда я дерусь, мне хочется уничтожить зло. А если сам увлекаешься, то чем ты отличаешься от того, с кем дерешься.

– Он полная мразь, – сказал Томас Хадсон.

– Но не хуже того, с кем я сцепился в Калифорнии. Несчастье в том, Томми, что их слишком много. Они есть во всех странах, и их число постоянно растет. Неважные времена, Томми.

– А когда они были другими?

– Нам часто бывало хорошо.

– Это правда. Нам было хорошо в разных хороших местах. Но времена-то оставались плохими.

– Не знаю. Говорили, что времена хорошие, а потом всех скрутило. Когда у всех были деньги, у меня денег не было. А когда у меня завелись деньжата, настали по-настоящему плохие времена. Но все-таки люди тогда не были такими злыми и подлыми.

– Вокруг тебя и сейчас мерзавцев хватает.

– Попадаются и хорошие.

– Не так уж и часто.

– Достаточно часто. Ты не всех моих друзей знаешь.

– Ты якшаешься черт знает с кем.

– А с кем мы провели сегодняшний вечер? С твоими или моими друзьями?

– С общими. Не так уж они и плохи. Никчемные – но не подлые.

– Согласен, – сказал Роджер. – Не подлые. Фрэнк, правда, с гнильцой. Причем основательной. Хотя подлым я его не считаю. Но теперь я на многое смотрю иначе. Они с Фредом быстро катятся вниз.

– Я кое-что смыслю в добре и зле. И не стараюсь делать вид, будто ничего не понимаю.

– А я мало что знаю о добре, потому что с ним мне не слишком везло. Моя фишка – зло. Я его сразу вижу.

– Жаль, что вечер пошел насмарку.

– Мне просто немного не по себе.

– Хочешь спать? Оставайся здесь.

– Спасибо. Пожалуй, останусь, если не возражаешь. Только раньше пойду в библиотеку и немного почитаю. Где те австралийские рассказы, которые я видел у тебя прошлый раз?

– Генри Лоусона?

– Да.

– Сейчас принесу.

Томас Хадсон пошел спать, а проснувшись среди ночи, увидел, что свет в библиотеке все еще горит.

5

Когда Томас Хадсон проснулся, дул легкий восточный ветерок, песок на берегу под ярко-синим небом был белым, как кость, а гонимые ветром маленькие облачка отбрасывали темные подвижные тени на зеленую воду Флюгер вращался на ветру, а само утро было чудесным и свежим.

Роджера уже не было, и Томас Хадсон завтракал в одиночестве, читая доставленную накануне мэрилендскую газету. Он специально отложил ее, чтобы прочитать за завтраком.

– Когда приезжают мальчики? – спросил Джозеф.

– Около полудня.

– Значит, к ленчу будут?

– Да.

– Когда я пришел, мистера Роджера уже не было, – сказал Джозеф. – Ушел не позавтракав.

– Может, еще придет.

– Бой сказал, что он вышел на шлюпке в море.

Покончив с завтраком и дочитав газету, Томас Хадсон перешел на веранду, обращенную к океану, и приступил к работе. Работа шла хорошо, и он почти заканчивал утреннюю норму, когда услышал шаги Роджера на лестнице.

– Хорошо получается, – сказал Роджер, заглядывая ему через плечо.

– Может быть.

– А где ты видел такие смерчи?

– Нигде не видел. Это я пишу на заказ. Как твоя рука?

– Опухоль пока не спадает.

Роджер следил за движениями кисти, а Томас Хадсон не оборачивался.

– Если бы не рука, все могло бы казаться дурным сном.

– Да уж, дурнее не бывает.

– Так ты думаешь, этот тип действительно вышел с ружьем?

– Не знаю, – отрезал Томас Хадсон. – И знать не хочу.

– Прости, – сказал Роджер. – Наверное, мне лучше уйти?

– Нет. Побудь здесь. Я скоро закончу. Ты мне не мешаешь.

– Они снялись с якоря на рассвете, – сказал Роджер. – Я видел, как они отчаливали.

– А что ты там делал?