Текст книги "На одном дыхании"

На одном дыхании…

Эта история о любви. Я верю в это. Пока я сама не знаю, чем она закончится, но я верю всей душой, что она имеет право на существование, имеет право быть. Началась она со сна. Да, да, это состояние пришло ко мне во сне, потом каким-то чудом выбралось из сна в реальность и поселилось со мной под одной крышей. А вы верите в сны, в то, что они могут хоть что-то значить и на что-то влиять? В моей жизни случалось несколько значимых снов, но о них позже.

Теперь я знаю наверняка, что писать о любви можно только, если ты влюблен. Это совершенно уникальное состояние бытия, состояние ума, а может быть – безумия, как в моем случае. Его природа необъяснима. Оно приходит неожиданно и порабощает каждую клеточку души в независимости от обстоятельств и времени.

Я не могу точно определить, на каком именно отрезке своей истории любви я пребываю. Хочу верить, что это не конец, что развитие и продолжение возможны. А ещё каких-то год и пару месяцев назад я была убеждена, что любовь – это гормонозависимое состояние, свойственное чаще всего подросткам-школьникам. По крайней мере, я последний раз безумно влюблялась в пятнадцать. Поистине, это были самые яркие, запоминающиеся эмоции и переживания. Конечно же, чувства были не взаимны, но прекрасны.

Подозреваю, у слова любовь есть много дефиниций. Каждая окажется правильной, но неотображающей в полной мере всю палитру чувств и мыслей. Буду писать про себя, но с подсознательной уверенностью, что так происходит у каждого, кому дано любить.

А что, если любовь – это вирус, который поражает все ткани и материи. Только парацетамол не облегчит симптомы, и лихорадка продлится годами?

Как вы уже успели заметить, эта книга не будет информативной: вы не узнаете ничего нового, не насладитесь виртуозным сюжетом и не получите порцию адреналина, какой положен в случае чтения триллеров. Возможно, временами мое повествование будет лишено последовательности или логических умозаключений. Но я хочу обнажить перед вами свой внутренний мир, заманить вас в свои мысли, возможно даже заставить сочувствовать. Шучу, конечно. Вы в праве испытать любые непредсказуемые эмоции. Хочу, чтоб вы не поняли, а прочувствовали, не осудили, а поразмышляли, не отвернулись, а улыбнулись. Ведь любовь – это прекрасно, ведь ей все её жертвы покорны.

Я до сих пор сомневаюсь, смогу ли рассказывать свою историю искренно и быть откровенной до конца. С одной стороны, я осознаю, что писать надо так, как если бы это был мой личный дневник и полная уверенность, что никто и никогда его не прочтёт, с другой, тщеславное желание стать автором напечатанной и вышедшей в свет книги заставляет анализировать и критично относится к каждому слову на предмет: а как воспримет и трактует тот или та, которые себя узнают в персонажах этой истории. Не проще ли рассказывать от третьего лица, про некую даму, живущую в таком-то городе и попавшую в такую-то жизненную ситуацию. Никакой ответственности, мало ли, что можно сочинить. Но мой личный опыт чтения книг подсказывает, что нет ничего более захватывающего, чем возможность заглянуть в самые потаённые уголки человеческой души от первого лица: прочувствовать, принять или возмутиться, осудить или понять. Возможно, именно это мне и нужно: услышать мнение других, незаинтересованных людей, проанализировать взгляд со стороны и наконец-то понять, возможно ли в жизни такое, имею ли я на это право или я сошла с ума и нет моим помыслам оправдания.

Обычно, когда ты находишься в плену переполняющих эмоций, хочется поделиться с мамой, подружкой, подушкой. В моем случае даже третий вариант не подходил. Ситуация была настолько пикантной, что даже будучи болтушкой, я никому ничего не могла сказать. Зато теперь решила рассказать всем. Кстати, идея написать книгу посещает меня довольно давно. Много раз я бралась и, не написав и пару листов, все забрасывала. С сюжетами проблем не было, а вот слов подходящих не находилось. Все потому, что я пыталась сочинить историю, создать то, чего не было на самом деле. Теперь, когда я пишу о себе, о том, что случилось, о своих чувствах, слова приходят сами. Ну что ж, пора начать с начала.

На момент, когда я начала свою книгу, мне было 35 лет, я жила с мужем и шестилетним сыном в одном из подмосковных городов. Занималась преподаванием английского языка на дому, так как после декрета так и не вернулась в частную школу, где работала прежде. Это была очень комфортная работа без необходимости рано вставать, без начальства, без строгих планов. Я подбирала программы для каждого студента индивидуально, исходя из собственных суждений, опираясь на интуицию. Такая работа позволяла мне максимум времени проводить с сыном, не отправляя его в сад, а только поочередно к бабушкам, живущим неподалёку. И все бы ничего, если бы ни назойливая мысль о том, что не для того я заканчивала филологический факультет РУДН, чтоб работать дома в тапочках, получая ровно столько, сколько хватало на еду, игрушки и секции для сына и многочисленную одежду, без которой жизнь утрачивала своё обаяние в моих глазах. Остальные необходимые вещи обеспечивал муж. К счастью, благодаря моим дедушке и бабушке по отцовской линии, у нас была возможность жить отдельно, в однокомнатной квартире. Однако, довольно просторной и уютной, расположенной в новом доме тихого спального района.

Именно во дворе нашего дома, гуляя с двухлетним сынишкой, я и познакомилась с женщиной, которая в последствии будет много для меня значить. Зовут ее Светлана. Не помню точно нашу первую встречу. Время от времени мы виделись на площадках, сталкивались в подъезде. Сначала просто здоровались, потом дети начали играть вместе. Я плохо на глаз определяю возраст людей, интуитивно я понимала, что она должна была быть немного старше, лет на 7, 8. Но современный спортивный стиль в одежде, дочка такого же возраста, как и мой сын делали разницу особо не заметной. Постепенно мы начали общаться больше. Отчетливо помню момент, когда, встретив их в очередной раз на улице, я спросила, была ли Александра ее единственным ребенком. Ответ меня удивил : «Нет, дома ещё двое сидят, старших». Хрупкая и миниатюрная на вид женщина, оказалась матерью троих детей, двое из которых вполне подросшие парни погодки четырнадцати и пятнадцати лет. Стало понятно, почему она всегда ходила в кедах и джинсах, но, однако ж, в голове не укладывался образ многодетной матери. Это редкий тип женщины – вечная девочка: очень худенькая, не больше сорок второго размера, среднего роста, с миловидными чертами лица, без лишней косметики. И при этом чувствовалась жесткость и даже некая суровость в характере. Это был человек одновременно расслабленный, наслаждающийся размеренной и упорядоченной жизнью, и в то же время – человек повидавший много тягот в более юные годы. Такая несостыковка образа меня и привлекала, и отталкивала.

Муж Светланы имеет свой бизнес. Она не работает, но увлекается дизайном интерьеров. Хоть по образованию – психолог.

По мере нашего знакомства, я стала понимать, что благополучие их семьи во многом зависит от неё. На этих хрупких, изящных плечах лежит огромный груз забот и ответственности. Для мужа она всегда была верной поддержкой и опорой, незаменимым помощником и куратором для детей. Своим долгом она считала кормить их вкусно и качественно. Часто называя это своей работой. Даже имея возможность, она не позволяла себе переложить все заботы на домработниц. Неизменно приходя к выводу, что лучше нее никто не сделает.

В какой-то момент у меня создалось впечатление и образ идеальной семьи. И все благодаря ее усилиям. Муж при ней достиг успеха в карьере, дети не ленились, много трудились, занимались спортом, хорошо учились. Света была этаким системным администратором своей семьи: наделяла всех правильной энергией, организовывала все мероприятия, поездки, досуг. Чувствовала себя в этом незаменимой и нужной. И все же, картинка не складывалась.

С посторонними людьми Светлана может быть жёсткой и надменной, даже суровой. Я всегда ощущала её превосходство, во всем. Но так как я все же чуть моложе, и мы находимся в разных жизненных обстоятельствах, это меня не обижало и не смущало. Я старалась приспособиться и принять ее манеру общения. Иногда мы могли часами разговаривать по душам, обсуждая все на свете. Мне очень импонировал тот факт, что она нашла во мне интересную собеседницу, несмотря на разницу жизненного опыта. Я дорожила ее дружбой. И мне нравилось быть полезной. Признаться честно, такой доброй и услужливой я бываю не со всеми. Но если человек мне чем-то симпатичен, я действительно готова тратить на него своё внимание и силы. Ей же, наоборот, было в диковинку такое поведение, она с трудом принимала мои предложения о помощи.

Меня очень удивляло по началу, что при всех ее финансовых возможностях, она постоянно ходила в максимально простой неприметной одежде. У меня же набрался целый музей платьев, сарафанов, юбок, в которые я давно не влезала. Помню, я пригласила её в гости и предложила что-то из вещей примерить и забрать себе. Выходка явно была неуместной с моей стороны. Но, возможно, из вежливости, что-то она взяла, мягко намекнув, что ни в чем не нуждалась. Конечно, в отличие от меня, она рассуждала давно более зрело. И хорошая машина грела ей душу куда больше, чем склад тряпья.

И все же мы продолжали общаться, делясь все более сокровенными мыслями и чувствами. Ей мне было легче рассказать о проблемах с мужем, о неурядицах в семейной жизни, нежели своей собственной матери. В последствии, и я поняла, что у них не все так гладко, как на первый взгляд казалось. Их отношения с мужем можно было охарактеризовать одним новомодным словом Качели. И другим не менее современным понятием «иногда не вывожу». Видимое счастье стоило дорого. Не только она все контролировала, но и сама была под тотальным контролем мужа. Возможно, так проявлялась его любовь. В кой-то момент все наши беседы свелись к сетованию на мужей и их непорядочные поступки. Мне Светлана часто говорила, что не понимает, зачем я терплю такое отношение к себе, если могу сама заработать на жизнь и быть независимой. Я же высказывала мнение, что ей было ради чего сохранять семью. Главным аргументом для меня были конечно же дети, а именно трое детей.

Так случилось, что со временем Светлана доверила мне учить ее сыновей. Репетитор английского в вашем подъезде. Согласитесь, удобно. Сначала начали заниматься со старшим. Честно, не помню совсем, как это было. Я не выделяла Егора как то из числа остальных своих студентов. Единственное воспоминание с нашего первого года – это когда, уехав на каникулах к бабушке и дедушке, родителям Светланы, Егор продолжил заниматься онлайн. Он был сонный, телефон постоянно падал, я видела только потолок. Меня немного задевала такая небрежность, но, в целом, он был очень способный и серьезный ученик с самого начала нашего взаимодействия.

Потом помню как Светлана, забежав ко мне на минутку поболтать, сказала, что нашла мне еще ученика, среднего сына Петра. Оба красавцы, занимающиеся единоборствами. Спортивная закалка, выдержка, все было на лицо. Однажды, выглянув с балкона, я увидела их с отцом, как он вывел их заниматься утром зарядкой на турники.

Из упоминаний Светланы о сыновьях я поняла, что Егор более целеустремленный, серьезный, ответственный. Петр – очень стабильный, уравновешенный, но менее увлеченный учебой.

Я была сильно удивлена, когда обнаружилось, что при переходе в десятый класс, Егор решил поступать в местный физико-математический лицей. Он бесспорно был умён и способен, но там собирались люди с особым складом ума, что называется ботаники. А он спортсмен прежде всего. Но для него это была лучшая школа города. Поэтому лето между девятым и десятым классом он провел в усиленной подготовке к вступительным экзаменам по математике, физике. По несколько часов занятий с репетиторами каждый день в разгар летних каникул. Не знаю, чего ему это стоило, но он поступил. На английский не приходил, пока не началась школа и не стало понятно, что и там все не идеально с базовыми предметами. И он ко мне вернулся. Первая половина десятого класса прошла, явно, тяжело. На моих уроках он откровенно засыпал. Было забавно наблюдать как глаза у него закрывались и все занятие проходило в полудрёме. Но он не бросал. Тогда я прониклась к нему сочувствием, начала переживать. Так случилось, что ко мне на занятия ходила еще девочка из его же класса, Полина. Через неё я могла хоть что-то узнать про то, как шли дела у него в гимназии. Выяснилось, что он особо ни с кем не подружился, общался крайне мало с новыми одноклассниками. Мне хотелось, чтоб Полина ему помогла. Несколько раз я проводила для них совместные уроки у себя. Но энтузиазма с его стороны особо не замечала, да и у нее, оказалось, давно был парень, тоже их одноклассник.

От Светы я узнала, что встаёт он в пять утра, чтоб делать уроки. Единственный досуг – это походы в тренажерный зал. Было удивительно, что не смотря на свою тягу к изучению серьезных дисциплин, он не позволял себе терять физическую форму. В общем, парень трудился по-настоящему, с твердостью и серьезностью взрослого зрелого человека, идущего к своей цели. Я начала им восхищаться и в разговорах с его мамой ни раз упоминала, какой волшебный у нее старший сын. Она же рассказывала про его не простой характер. Он очень любил учить, даже ее. Отец был для него кумиром, по словам Светы. Он явно стремился на него походить. Да и в плане характера унаследовал от него много черт. Света не всегда могла найти с ним общий язык, много спорили.

Сейчас уже сложно вспомнить все наши беседы, но, так или иначе, именно рассказы матери о сыновьях сформировали у меня определённое мнение о каждом из них. Она часто была недовольна младшим, ей хотелось, чтоб он походил на старшего и более добросовестно и серьёзно относился к учебе. Петр же прогуливал занятия даже по борьбе. Помню, как однажды мы со Светланой и Сашей ходили на местный стадион посмотреть состязания по самбо, где он принимал участие. При его опыте и природных данных он без сомнения мог бы достигнуть успеха, но у него не было ни интереса, ни мотивации развиваться в данном направлении. В конце концов родители сдались и позволили секцию бросить.

Старший после борьбы некоторое время занимался боксом.

Однажды у нас со Светланой зашла речь об армии. Меня удивила ее позиция. Казалось, она была б не против отправить сыновей послужить. Возможно в плане закалки характера это могло бы сыграть добрую службу. Но было очевидно, что таких красавцев в армии отпускать было бы жалко. За себя постоять они и так могли. Как то Света рассказывала, что в деревне у их бабушки Егор однажды сцепился с местным парнем. Тому не поздоровилось. Вечером с претензиями в калитку стучалась его мать. С тех пор я привыкла о нем думать как о человеке с крутым нравом и вспыльчивым характером.

Я искренне дивилась тому, что такой по истине симпатичный, видный, хорошо выглядящий парень до сих пор на тот момент не обзавёлся девушкой. Да и вообще, казалось, мало кого к себе подпускала. Время от времени я подшучивала над ним, спрашивая, когда же он найдёт себе партнера, чтоб вместе ходить на английский. Как то приглашала его во взрослую группу с людьми за сорок. Там он во время игры упоминал, что время у него на свидания не было. Разве что в кафе когда-то с кем-то сходил раз, и то, в прошлой школе.

А тем временем передо мной сидел высокий, статный юноша, с пшенично-золотистыми волнистыми волосами и голубо-серыми выразительными глазами. От матери он унаследовал утонченные, нежные, миловидные черты. И как же соблазнительно это смотрелось на фоне довольно крупных и сильных рук. Но тогда еще я этого не замечала. Егор был необыкновенным: целеустремленным, серьезным перфекционистом. Да, он был очень щепетилен к деталям. Часто пускался в споры, желая докопаться до сути вопроса. Даже когда, по моему мнению, на что-то не стоило тратить время, он не отступал, осыпая меня вопросами. Обычно, с такими учениками и так непросто. Так в какой-то момент он стал намеренно допрашивать меня, как будто желая поймать на ошибке, или же заставить меня признаться, что я чего-то не знаю. И если ему это удавалось, ему приносило это радость, веселило его. С тех пор, когда он завел привычку меня подлавливать на ошибках, юноша оживился и спал на уроке меньше. Я же такое поведение списывала на вредный подростковый возраст.