Текст книги "Смертельно безмолвна"

– Не перестанет.

– О чем именно мы говорим? О ранах на шее? Или в груди?

Я поражен тонким подходом тети Ари, поражен ее способностью выдавать довольно красивые метафоры, когда на части разрывает от странной досады и усталости! Но я даже посмеяться не могу над этой ситуацией. Мне совсем не смешно и не спокойно, мне тошно.

– Вы пришли задавать вопросы, но я не знаю ответов! – горячо выпаливаю я. – Да я даже половины не понимаю из того, что происходит. Например, при чем тут вода, огонь, что это значит? Почему Ноа Морт привел нас именно к ловари?

– В крови цыган заложен поиск ведьм. Они настроены на нашу волну, так как питаются лишь нашими силами. Прибегнуть к их помощи вполне логично, просто я не думала, что такое вообще возможно. – Ведьма пожимает плечами, уголки ее губ вздрагивают: – Никто не думал.

– Но мы так и не поняли, где сейчас Ари.

– Она с Люцифером, Мэтт. Верум стоит в его чистилище, и да, мы понятия не имеем, где именно оно находится. Но, может, не это важно?

– Знаете, Ноа Морт сказал, что мы не должны искать Ариадну, она сама придет.

– Вот видишь, выходит, дело совсем не в чистилище, а в том, что ты там увидел.

– Что я увидел? – Отшатываюсь и закрываю глаза. Я вновь перемещаюсь в тот зал, оказываюсь посреди мрака. – Я увидел люстру и бассейн, наполненный кровью, зеркало, свое размытое отражение. Я увидел на раме надпись на латинском языке, которая повторялась десятки раз. А потом – Ари в зеркале. Она вышла из бассейна, вся в крови. – Я шумно сглатываю, но продолжаю: – Она шла ко мне, оставляя красные следы. Ее пальцы искрились и вспыхивали, как будто она воспламенялась. Как будто…

Я затихаю, а Норин шепчет:

– …как будто она сама была огнем.

Открываю глаза и изучаю задумчивое лицо женщины. Она касается пальцами губ и отворачивается, прокручивая в голове сказанные мной слова, а потом смотрит на меня:

– Сгорающий в огне, в воде возродится! Вот что Ноа хотел, чтобы мы увидели.

– То есть?

– Стихия Ариадны – огонь, как я раньше не додумалась. – Норин начинает ходить из стороны в сторону. – Ее пальцы краснели, когда она злилась. Когда ты едва не умер после бала, она стояла в подвале и ее руки пылали!

– Но что нам это дает?

– Ответы, Мэттью.

– Объясните, пожалуйста. Я вас абсолютно не понимаю.

– Идем.

Норин выскакивает из ванной комнаты и несется по коридору словно торнадо. Когда она прибегает на кухню, Джейсон бросает в мойку зажженную сигарету и пытается разогнать дым.

– Вы быстро.

– Ты и двух минут не можешь прожить без сигарет, – подмечает женщина.

– Кто бы говорил, дамочка!

– Оставим на потом ваши препирания, ладно? – прерываю я их. – Что вы поняли?

– Что тебе нужно прикрыть торс, мальчик, – отвечает Мэри-Линетт, объявившаяся за моей спиной, и кидает мне чью-то растянутую футболку.

Перехватываю ее в воздухе и невесело улыбаюсь.

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста. И можете не тратить время на объяснения, я все подслушала.

– Мы и не сомневались, Мэри, – прыскает Норин.

Я натягиваю футболку, корчась от боли.

– Мы знаем, что дар каждой ведьмы питается энергией природы, и знаем, что стихия Ариадны – огонь. Еще мы знаем, что уже давно никто не относится к стихии воды.

– Почему? – Я недоверчиво хмурюсь.

– Есть определенная иерархия ведьм, Мэттью, в зависимости от того типа энергии, который их подпитывает. Вода – первоначальное воплощение самой Жизни, поэтому ведьмы водной стихии гораздо сильнее и выносливее остальных.

– А к каким стихиям относитесь вы?

– Я – воздух, – отвечает Мэри-Линетт, – Норин – земля.

– Таких, как мы, тысячи, например стихия Меган фон Страттен – огонь, ты и сам уже в этом убедился, верно? А вот водная стихия – это редкость! Вымирающий вид. Я никогда таких не встречала, как и моя мать. Но Ноа указал нам на зеркало, на ту фразу…

– Вы про надпись на зеркале: «Сгорающий в огне, в воде возродится»?

– Именно. – Норин решительно приближается ко мне, и я замечаю, как у нее в глазах проносятся разные чувства, ни одно из которых я не могу описать словами. – Только вода победит огонь, что значит: мы должны найти ведьму, которая принадлежит к водной стихии. Она поможет Ари, я уверена.

– Поможет? – недоверчиво переспрашиваю я. – Норин, но вы сказали, что вода победит огонь, а не поможет ему.

– Неважно.

– Думаете?

– Конечно нет. – Женщина машет рукой и отворачивается. – Мелочи.

– Я бы так не сказал.

– Мэттью… – неуверенно шепчет Мэри-Линетт, но я продолжаю:

– А если человек, которого мы найдем, убьет Ари? Вы не подумали об этом?

– Ноа Морт не навел бы нас на ложный след, – предполагает Джейсон.

– Но вдруг он сам не знает, что делать?

– Считаешь, ты умнее Смерти? – Норин резко переводит на меня взгляд. – Прекрати, ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

– А вы имеете? – Женщина собирается ответить, но я опережаю ее, вскинув ладони в сдающемся жесте. – Подождите, – шепчу я, – мне незачем спорить, я и не хочу. Но я думаю, прокручиваю в голове ваши слова и вижу, что все не так идеально, как кажется.

– А что вообще идеально в нашем мире, Мэтт? – спрашивает Норин. Она нервно дергает плечами и отходит, словно бежит от меня и моих вопросов. А потом она останавливается, оборачивается и вновь кажется мне уверенной в себе. – Ты еще так мало прожил. Ты пока не понял, что иногда, ошибаясь, люди приходят к большему, потому что проходят через самое трудное.

– Вы осознанно рискуете, Норин.

– А мы не в том положении, чтобы выбирать. Я согласна рискнуть, потому что знаю: если Ари будет что-то угрожать, я закрою ее собой – и она останется в живых.

– Но почему кто-то вообще должен пострадать? – не понимаю я.

– Потому что по-другому не бывает.

– Норин, Мэтт прав, – неожиданно заявляет Мэри-Линетт, и я перевожу удивленный взгляд на вторую тетю Ари. – Прошел всего день, у нас есть время подумать! Пророчество всегда сбывается, ты ведь знаешь, а в нем говорится о смерти.

– У нас нет времени думать. С каждой минутой добра в Ари становится меньше.

– Пожалуйста, давай…

– Нет, – обрывает сестру Норин и становится холодной, как айсберг, ее голубые глаза наливаются виной. Она взмахивает руками в воздухе, будто отбивается от правды и реальности. – Мы и так допустили то, что с Ариадной случилось, Мэри. Мы подвели Ари, подвели Реджину.

– Не надо, не говори так.

– Но это правда. Я не собираюсь упускать возможность лишь потому, что какому-то мальчишке показалось, будто Смерть понятия не имеет, о чем просит.

Я недовольно стискиваю зубы, а Норин срывается с места и выходит из кухни, стуча толстыми каблуками. Джейсон невесело улыбается, а затем выдыхает:

– Я схожу за ней.

Он уходит, а я устало закрываю глаза и опираюсь спиной на шкафчик. Почему все так пренебрежительно относятся к моему возрасту? Усмехаюсь и осознаю, что толика терпения удерживает меня от попытки проломить дыру в стене этого идиотского дома. Я пытаюсь помочь, а мои слова воспринимают в штыки. Но зачем мне с ними спорить? Зачем ставить палки в колеса? Я хочу вернуть Ари, возможно, больше всех их, вместе взятых. Неужели до них никак не дойдет эта банальная истина?

– Каждый переживает по-своему, Мэтт, – говорит Мэри-Линетт и берет из вазы зеленое яблоко. – Кто-то злится, а кто-то кидается с головой в приключения.

– Приключениями вы называете попытки самоубийства или попытки подвергнуть ту девушку, из-за которой мы вообще собрались здесь, опасности?

– Мы не идеальные тетушки, а ты не идеальный парень. Норин испугана.

– Все испуганы.

– А тебя сложно переубедить, верно?

Я пожимаю плечами и бросаю:

– Наверное. Я соглашаюсь с людьми, когда вижу, что они говорят правду, но сейчас вы просто пытаетесь оправдать сестру, и решающий фактор тут – эмоции, а не рассудок.

– Какой ты холодный и расчетливый, – ворчит Мэри, – а не ты кричал в ванной, что у тебя голова кругом и ты ничего не понимаешь?

– Я не…

– Что?

– Это другое.

– Да ладно! – Мэри откусывает яблоко и невнятно бурчит: – А мне так не показалось. По-моему, ты слишком много требуешь от людей, Мэттью. Научись не только себе делать поблажки, но и тем, кто тебя окружает.

– Я делаю людям поблажки. Делаю! – добавляю я, когда тетушка вскидывает брови.

– Это ты сейчас говоришь про Бетти, которая убежала вся в слезах? Или, может, про брата, которого оставил одного?

Я собираюсь ответить, но затем отворачиваюсь. Неужели я неправ?

– Люди должны сами уметь выбираться из разных передряг, – нерешительно шепчу я и замечаю, как Мэри-Линетт поджимает тонкие губы.

– А ты научился выбираться? Не говори чепухи, мальчик, этому нельзя научиться.

Я ничего не отвечаю. Одергиваю чужую футболку и понимаю, что обязан пойти к брату. Слова этой женщины засели в голове, и мне становится стыдно.

– Я вернусь к вам, хорошо?

– Спрашиваешь разрешения? – усмехается Монфор, но затем кивает: – Да, конечно, ты можешь прийти в любое время, Мэтт.

Киваю и быстро удаляюсь, намереваясь как можно скорее увидеть брата.

Глава 6
Новые решения

Я прихожу домой лишь к полудню. Я плелся по неровной дороге вдоль парка, и башка звенела от каждого проделанного шага, будто проклятая. Распахиваю дверь и едва не сталкиваюсь лбом с Долорес. Она упирает руки в бока, собираясь наверняка отчитать меня.

– Куда вы пропали?

Мы? Я отхожу в сторону, надеясь таким образом избежать ее праведного гнева и пристального взгляда. Ничего не понимаю, собираюсь выдумать какую-нибудь небылицу, как вдруг Долорес меняется в лице. Руки ее падают, глаза на меня смотрят уже не раздраженно, а испуганно. Она прикрывает губы и шепчет:

– Что это?

– Не понял.

– Твое лицо. Ты видел себя? Боже, Мэтт, что стряслось?

Черт! Как я мог забыть, что вместо лица у меня месиво из багровых синяков и ссадин? Теперь Долорес от меня точно не отстанет. Собственно, у нее на это есть право.

– Послушай, – начинаю я, – это не то, что ты думаешь.

– Опять? – срывающимся голосом спрашивает она. – Ты опять это делаешь? Мэтт, я прошу тебя, мы же рядом, ты же… Ты изменился, оставил все позади.

– Так и есть.

– Тогда что с тобой? И где Хэрри?

Я застываю. Что значит, где Хэрри? Внутри все лопается от напряжения. Куда он ушел? Как додумался выйти из комнаты? Он ведь ноги едва переставлял!

– Это все из-за слухов про Ари, да? – прерывает тишину Долорес. Она стоит в выглаженном костюме и, наверное, спешит на работу. Но семейные проблемы заставляют ее торчать на пороге и в очередной раз отчитывать неуравновешенного пасынка.

Как же жизнь любит издеваться над теми, кто не в состоянии дать сдачи.

Я жутко устал даже для того, чтобы врать. Но выхода не остается. Пожав плечами, я послушно киваю:

– Ты права, все из-за слухов.

– Мэттью…

– Что?

– Это хорошо, что ты заступаешься за эту девочку, ведь ее оскорбляют неоправданно и несправедливо. Я знаю, она важна для тебя, знаю, потому что ты слишком много говоришь о ней, но не переходи грань! Ты же едва на ногах стоишь.

– Знаю.

– Знаешь и все равно дерешься?

– Да.

Долорес ждет продолжения, но мне хочется сбежать. Я должен пойти к Хэрри и лично убедиться, что его нет в комнате, что он не оставил записку, не написал сообщение.

– Это все, что ты можешь мне рассказать? – наконец спрашивает Дол, а я хмурюсь.

– Послушай, я невероятно устал.

– Что с тобой происходит?

– Я просто хочу пройти к себе! – грублю я.

– И потому кричишь на меня? – повышает она тон, а я уже готов взвыть изо всех сил.

– Нет, я не кричу, просто хочу отдохнуть.

– Мэттью…

– У Ари проблемы.

– Хэрри сейчас с ней?

Я неожиданно медленно киваю:

– Да, он с ней, и, я думаю, мы останемся у нее на пару дней.

– Что?

– Ты ведь не против?

Мой излюбленный прием: спрашиваю у Дол позволения, и ей кажется, что она за меня принимает решения. Выходит так, будто я снимаю с себя ответственность, а она чувствует себя старшей в доме, в итоге позволяя мне то, чего я и хотел добиться.

– Мэтт, я не думаю, что это хорошая идея. Зачем уходить из дома? Разве нельзя помогать Ари, ночуя в собственной спальне?

– Ей нужна поддержка.

– И когда это ты стал хорош в поддержке? – Я закатываю глаза, а Дол эмоционально разводит руки в стороны. – Ты со мной не согласен? Очевидно же, что ты не из тех, кто сидит в комнате и крепко держит за руку.

– А может, из тех, – быстро нахожусь я.

– А может, и нет. К тому же в школе возобновляются занятия.

– Что? – переспрашиваю я и замираю. Этого мне только не хватало. – С чего вдруг?

– С того, что вам нужно учиться, северное крыло привели в порядок. – Долорес деловито вздергивает подбородок и глядит на меня строго, пусть совсем и не умеет строго глядеть, однако для нее это останется страшной тайной. – И не выдумывай! Ари – взрослая девочка. Она сама со всем разберется. К тому же у нее есть семья, она не сирота, чтобы ты с ней носился.

– Мы с Хэйданом все равно пойдем к ней, – ровным голосом говорю я и замечаю, как лицо женщины вытягивается от удивления, – мы можем решить этот вопрос по-хорошему. Ты позволяешь мне сделать то, что я считаю нужным, и спокойно уходишь на работу. Или по-плохому: мы ссоримся и не общаемся все те дни, что я проведу дома у Монфор. Решать тебе. – Пожимаю плечами и слежу, как уголки губ Долорес опускаются все ниже.

Я никогда не относился к Долорес как к матери. Я знал, что мой отец полюбил новую женщину, и долго не мог даже смотреть на нее, встречаться с ней взглядом. Потом я принял тот факт, что жизнь идет дальше и мой отец не ответственен за то, что случилось с мамой. Но мои чувства никогда не были теплыми, они были нейтральными. Я ужинал с ними, обсуждал свое будущее и ездил в кино. Но я не видел в Долорес своего родителя, и слова ее редко для меня что-то значили.

Дол берет с комода сумку, вешает на плечо и, направляясь к двери, говорит:

– Вынеси мусор!

Она уходит, дверь хлопает. Становится невероятно тихо, тихо даже в моей груди, будто бы у меня нет сердца, которое издавало бы глухой звук и билось в такт разгоняемой крови. Я поддаюсь эмоциям всего на несколько секунд, во время которых наваливаются сомнения, воспоминания об отражении в Веруме, усталость, мои жалобы и нытье, что все слишком сложно, слишком трудно. Но потом я успокаиваюсь.

Я разжимаю кулаки, выпрямляю спину. Долорес считает, что я груб и замкнут, но я веду себя так лишь потому, что это может спасти жизнь мне и моим близким. Это имеет смысл, пусть даже родные этого смысла не видят.

Поднимаюсь на второй этаж и на ходу смахиваю с лица капли пота. Чужая футболка пахнет какими-то травами в духе Монфор. Я порываюсь снять ее, а потом решаю, что мне нужно разобраться с Хэйданом, а потом уже приводить себя в порядок. Надеюсь, брат сидит в комнате и ждет меня с распростертыми объятиями.

На самом деле я удивлен, что так привязался к этому очкастому парню. У него ведь явно не все дома. Но я волнуюсь, переживаю и веду себя как его мамочка.

Решительно открываю дверь в комнату Хэрри и замираю на пороге, увидев пустую постель. В груди у меня холодеет, сосредоточенно осматриваюсь, изучаю разбросанные на столе вещи, раскрытый портфель под кроватью, брошенный на стуле телефон. Непохоже, что Хэйдан решил сбежать, ведь он не взял с собой ни одной нужной вещи.

Неожиданно я улавливаю в воздухе странный звук – звук тихого и неровного дыхания. Хмурясь, перевожу взгляд на высокий шкаф с деревянной жалюзийной дверью, переношу вес с одной ноги на другую и настороженно прислушиваюсь. Если демоны вдруг решили, что выпрыгивать из шкафов – великолепная идея, позаимствованная почти из всех фильмов ужасов, я умываю руки. Это даже не страшно. Это глупо! Тем не менее здравый смысл советует мне подхватить с пола биту, которую мой отец вручил Хэйдану на случай, если тот вдруг подастся в спорт, но которую Хэрри упорно брал с собой в лес, когда выслеживал ведьм и прочую нечисть. Я сжимаю биту и крадусь к шкафчику, а затем резко дергаю на себя дверцу.

– Хэрри? – Руки безвольно падают, я округляю глаза, когда вижу брата, забившегося в угол темного шкафа. – Что ты… что ты делаешь?

Откидываю биту, приближаюсь к Хэйдану и кладу руки на его трясущиеся плечи. Я давно не чувствовал ничего подобного: стыд и страх одновременно. С одной стороны, мне неприятно видеть брата сломленным и потерянным, совершенно отстраненным, будто бы у него совсем нет сил бороться. Но, с другой стороны, мне становится страшно: а что, если ужас так прочно засел в его мыслях, что он больше никогда не станет прежним?

– Хэрри, какого черта ты сидишь в шкафу? – Брат не поднимает голову, шатается от несуществующих порывов ветра и кусает губы. – Я серьезно, это странно, слышишь?

– Тут лучше, – едва слышно отвечает он, а я замираю.

Он ответил, вымолвил два слова, не заикаясь, не шепча. Мне вдруг становится так паршиво и приятно одновременно, что я пугаюсь своих эмоций. Наверное, я схожу с ума.

Сажусь рядом с братом. Хэрри заметно расслабляется.

– Я тут ездил с Джейсоном в логово цыган утром, пытался узнать что-нибудь об Ари. Не могу сказать, что поездка оказалась плодотворной. Но мы определенно сдвинулись на пару сантиметров. Например, ты знал, что Джейсон оборотень? – Улыбаюсь и с удивлением отмечаю, что Хэйдан морщит потный лоб. Любая реакция сейчас важна! – И я тоже удивился, но уверен, ты бы еще и был счастлив. А я перепугался. Но… – запинаюсь я, – …там произошло много страшных вещей. Ари едва меня не убила. Она на себя совсем не похожа, Хэйдан. А еще, оказывается, есть зеркало, в котором отражаются только всякие ублюдки и демоны. Так вот, я там тоже отразился.

Усмехаюсь и замолкаю. Мне так тошно. Я собирался об этом не думать, но только и делаю, что раз за разом прокручиваю в голове эти мысли.

– Мне не хватает твоих шуток, – едва слышно шепчу я, рассматривая темные дверцы шкафа, сжимаю кулаки, словно это соединяет меня с реальностью, не дает уйти в себя и остаться в глубинах фантазии навечно. Что делать? Какой план?

Я неуверенно оборачиваюсь и вижу, что Хэйдан смотрит на меня. Очки он не надел, оттого глаза у него совсем другие, более яркие и живые. Он не произносит ни слова, а мне вдруг становится легче. Словно он все-таки рассказал очередной анекдот или сморозил для меня – специально, по заказу – полную глупость. Я криво улыбаюсь и киваю:

– Пойдем! Нам пора собираться. Мы переезжаем к Ари на время.

Брат ничего не отвечает, послушно выползает из шкафа. Правда, не так уверенно, как мне хотелось бы, но все же. Хэрри обхватывает плечи, смотрит по сторонам и поджимает губы, будто бы ожидая угрозы, нападения. Я волнуюсь за него.

– Перестань, все в порядке! – Я хмурюсь. – Не думай ни о чем плохом, хорошо? Ты собери вещи, а я схожу в душ. На мне чужая футболка, да и лицо все в дряни какой-то.

Хэйдан, как мне кажется, кивает, и я быстрым шагом направляюсь к себе в комнату.

Принимаю душ, смываю с лица и с шеи кровь. Ссадины горят под напором воды, и я стискиваю зубы, оперевшись лбом о запотевший кафель. Гляжу на розовые потоки под ногами и громко сглатываю, невольно окунаясь в свое прошлое. Я помню запах крови очень хорошо. Было время, когда я каждый день приходил домой в подобном состоянии, и мне приходилось выползать из душевой почти без сознания… Однако тогда все было проще, если честно. Тупая боль не позволяла мне жить нормально. Мама умерла, и я думал, что предам ее, если начну есть, спать или даже дышать. Сейчас боль смешалась со многими чувствами: с виной, ответственностью и страхом перед неизвестным. Сейчас я понимаю, что от меня многое зависит, и это невероятно раздражает.

Выйдя из ванной, переодеваюсь в черные джинсы и черную рубашку. Так кровь едва ли будет видна, а я не сомневаюсь, что прольется ее достаточно. Запихиваю в спортивную сумку несколько футболок на смену, учебники, так как не собираюсь пропускать уроки и не хочу угодить впросак с зимней аттестацией. Подхватываю на ходу куртку и иду к Хэрри. На удивление, брат ждет меня, подперев коленями подбородок. Я даже вскидываю брови, когда понимаю, что Хэйдан застелил постель и собрал вещи.

– Ты метеор, – замечаю я, – готов идти?

Он поднимается, а я киваю. Он отлично держится, надевает очки, волосы заправляет за уши, а я не сдерживаюсь от смешка. Ох уж эта его любовь к странным прическам!

Я беру биту – вдруг пригодится? – и забираю из гостиной новый лук. Не помню, куда я спрятал запасной комплект стрел, возможно, я еще вернусь за ним.

Уже на улице я вспоминаю, что Долорес попросила меня вынести мусор. Стягиваю брезент с машины и бросаю к прочим вещам биту и лук. Я уже и забыл, сколько здесь добра: острые наконечники, палки, изолента.

– Где ты все это нашел? – изумляюсь я, но Хэрри отводит взгляд. – Ладно, я молчу, забыли. Слушай, – хлопаю рукой по ржавому корпусу, – я должен мусор вынести.

Брат коротко кивает, открывая дверцу, а я возвращаюсь в коттедж. Каким бы крутым и диким подростком я ни был, мне становится стыдно за то, как я поговорил с Дол. Она не сделала ничего дурного, и она не виновата в тех неприятностях, что крутят передо мной своими жирными задницами. Придется извиниться, но как же я ненавижу это делать.

Я выбрасываю мусор, едва не сваливая на асфальт старые баки. Отряхиваю руки и почему-то радуюсь, что сделал доброе дело, – плюс к карме. И я действительно думаю, что совершил нечто правильное, как вдруг вижу на левой стороне дороги Джил.

Проклятье.

– Мэтт! – кричит она и машет мне, а я ощущаю ядовитую желчь, как по команде прокатившуюся по пищеводу. Дерьмо, неужели я не заслужил хотя бы час без ссор и выяснения отношений? Я ведь не скажу ей ничего такого, что она хочет услышать.

Джил бежит ко мне в шифоновом платье, которое развевается от слабого ветерка, а я отворачиваюсь. Потом вновь смотрю на нее, пытаясь выглядеть нормально. Выходит паршиво.

– Мэтти, – говорит она, едва не врезавшись в меня лбом, – куда ты пропал, я тебя после больницы никак найти не могу! Тебе лучше? Как мама?

Все ее слова сливаются в один сплошной шум, я не улавливаю интонацию, не слышу даже завершения фразы. Просто стою и пялюсь на нее, словно превратился в статую.

– Эй, – Джил крутит перед моим лицом рукой, – ты здесь?

– Да, я… я здесь, и я в норме.

– Как же хорошо, что все в порядке!

Джиллианна неожиданно обнимает меня, прижимается щекой к моей груди, а я тихо выдыхаю, понятия не имея, что я должен ей сказать, чтобы описать хаос, происходящий в моей жизни. Медленно отстраняюсь, а она прищуривает голубые глаза.

– Ты чего?

– Я просто… Нам с тобой надо поговорить… наверное.

– Наверное? – Джил складывает руки на груди и морщится, будто впервые слышит мой голос. – О чем ты хотел поговорить?

– Сейчас все очень сложно. И я… понимаешь, мне нужно…

– Невероятно, – ядовито шепчет она, – ты собираешься поговорить об Ари.

– Я хотел поговорить о нас.

– Из-за нее.

– Подожди…

– Чего подождать? Пока ты расскажешь мне о том, что дело не во мне, а в тебе?

– Собственно, – начинаю я и киваю, – это я и хотел сказать.

– Ты сошел с ума? – громко восклицает Джил и неожиданно усмехается, сощурив от злости глаза. Я виновато отворачиваюсь, а она подается вперед и прикладывает холодные ладони к моей груди, замораживая все, что и так находится в анабиозе. – Мэтти, ты ведь и сам понимаешь, что ведешь себя глупо. Ты ведь не собираешься… не собираешься…

– Что? – Гляжу на девушку, а она отшатывается, как будто я дал ей пощечину.

– Не притворяйся, словно не понимаешь, о чем я, – срывается шепот с ее губ, а я лишь отвожу взгляд, сжав до скрипа челюсти.

Я пытаюсь придумать, что мне сказать, как сказать, я не хочу ранить ее чувства, ведь Джил так много для меня сделала, она была рядом, когда все отвернулись. А потом вдруг понимаю, что ничего к ней не ощущаю: ни тяги, ни страсти, ни желания. У меня внутри больше нет того, что когда-то заставляло держать эту девушку за руку. Чувства просто испарились, исчезли, а я даже и не понял, когда именно, мне не было больно и одиноко. Я просто встретил другую девушку, и все.

– Ты собираешься сказать хоть что-то? – не своим голосом разрывает тишину Джил, а я перевожу на нее виноватый взгляд, потому что в отличие от любви вина разливается по моим венам и бурлит где-то в легких, словно ядовитая жидкость.

– Я не знаю, что сказать.

– Придумай.

– Ты этого хочешь?

– Да, черт возьми, я хочу, чтобы ты хотя бы попытался объяснить мне, чем я хуже и почему ничего для тебя не значу! Я плохо к тебе относилась? Сказала что-то не то?

– Не говори ерунды.

– Ерунды?

– Да, Джил. Ты не должна пытаться меня понять, не должна спрашивать. Я все равно не знаю, что тебе ответить. Понимаешь? – Нервно взъерошиваю волосы и отхожу. Девушка поджимает губы, ее глаза наполняются слезами. Не могу смотреть на нее, но не имею права не смотреть. Я обязан из уважения найти правильные слова!

А если происходящее сейчас уже неправильно, не может быть правильным?

– Просто моя жизнь изменилась, Джил, – наконец говорю я, собрав в кулак волю, – я уже не тот Мэтти, не тот человек, который тебе понравился. Такое бывает. Со всеми.

Девушка обхватывает ладонями плечи и говорит:

– Ты прав! Когда я тебя встретила, ты был сломлен, одинок, но ты не был жестоким.

Она прожигает меня обиженным, блестящим от слез взглядом, а затем уходит, робко сжав в пальцах замерзшие руки. Я наблюдаю за ней очень долго, даже когда она уходит, я стою возле мусорных баков и не шевелюсь, пытаясь осознать то, что сделал. Я ведь любил эту девушку, хотел уехать вместе с ней, держать за руку, провожать до колледжа и встречать после занятий. Я хотел всего этого так сильно, но ничего не почувствовал, когда все мечты превратились в ненужный хлам. Как это случается? Кто знает, в какой именно момент ты сам окажешься тем ненужным хламом, который просто выкинут из своей жизни?

Я зажмуриваюсь всего на несколько секунд, а потом иду к машине. Хэрри ждет меня на пассажирском сиденье. Я и не ожидал, что брат сядет за руль, но почему-то расстраиваюсь. Когда я вожу, вспоминаю об аварии, и поэтому каждый день на место водителя запрыгивал Хэйдан. Перспектива окунуться в прошлое меня совсем не радует.

– Ты в порядке? – заводя двигатель, спрашиваю я, брат кивает. – Дома ничего не оставил? Не хочу сегодня возвращаться.

– Нет.

– Отлично.

Я наконец выезжаю на дорогу.

Мы паркуемся у коттеджа Монфор минут через десять. Достаем вещи и идем по знакомой дорожке в полной тишине: не хотим разрушить атмосферу полной обреченности и серости, которая нависла над нашими головами и уже кажется вполне обычной, родной. Иссиня-черный ворон, притаившийся на одной из веток, внезапно расправляет огромные крылья и испускает мерзкий вопль, от которого дрожь прокатывается по спине, и я нервно шмыгаю носом, изо всех сил пытаясь не искать символический смысл во всем, что сейчас меня окружает.

Входная дверь распахивается до того, как я успеваю нажать на звонок. Я недоуменно вскидываю брови, а на пороге оказывается Мэри-Линетт. Она широко улыбается и кивает, зазывая нас внутрь приветливым взглядом.

– Давайте свои сумки.

– Да мы не…

Не успеваю договорить. Монфор каким-то волшебным образом умудряется ухватить правой рукой и мой рюкзак, и вещи Хэрри, а затем захлопывает ногой за нами дверь.

– Что вы стоите? Поднимайтесь наверх. Я чувствовала, что вы вернетесь.

– Но вы ведь не обладаете способностью предвидеть.

– Зато я слышу все, что происходит вокруг на расстоянии нескольких километров.

Женщина подмигивает мне, а я ошеломленно застываю. Это. Просто. Немыслимо.

Я открываю рот, а потом захлопываю его и развожу руки в стороны.

– Ну разумеется. Конечно, вы все это умеете.

– Привет, Хэрри! – искренне приветствует брата Мэри-Линетт и касается свободной рукой его плеча, но мой брат отстраняется.

– Мы еще работаем над самообладанием, – сообщаю я и замечаю, как лицо женщины вытягивается. Она виновато морщится, будто чувствует свою принадлежность к тому, что с ним случилось.

– Я не хотела.

– Порядок. Так, куда нам подниматься?

– Да, извини! – Женщина встряхивает черными волосами и улыбается. – Идемте. Я провожу, а потом принесу кушетку из второй гостевой комнаты. Вам ведь лучше спать в одной комнате, верно? Чтобы не было проблем.

– Да. – Я серьезно киваю, прекрасно понимая, о чем она говорит. – Так будет лучше.

Бросив вещи в спальне, расположенной напротив комнаты Ари, я оставляю Хэрри и спускаюсь вниз, чтобы помыть руки и заглянуть на кухню. Ссадины до сих пор пылают, а у Норин, возможно, еще осталось снадобье.

Я медленно иду по коридору, изучая старые снимки давно умерших людей, и на какое-то мгновение мне становится жутко: неужели все женщины, изображенные на фото, были ведьмами? Пробирает до костей. Я встряхиваю головой, сворачиваю к кухне и резко замираю, заметив, что Норин сидит напротив Джейсона, аккуратно обрабатывая рану на его груди. Эта женщина при мне лечила Хэрри, помогала Ари, она и сейчас делает то, что делала всегда, однако что-то не позволяет мне пройти дальше. Возможно, ее глаза, которыми она смотрит на сидящего перед ней мужчину. Возможно, ее неровное дыхание, которое плавает по комнате. Я застываю. Если войду, прерву нечто личное. Эти двое не отрывают друг от друга глаз. И что-то в этих взглядах воспламеняет воздух. Неожиданно Джейсон нежно, но и решительно одновременно заправляет прядь волос за ухо Норин.

Я тихо ухожу, не решаясь помешать им. Но уже на втором этаже я неожиданно для себя прохожу мимо гостевой комнаты и захожу к… Ари.

Наверное, не стоит этого делать, но я ничего не могу поделать. Тут тихо, пусто, но до сих пор стоит запах ее духов. Я закрываю дверь, задергиваю шторы и присаживаюсь на край кровати. Я так устал – смертельно. Ложусь, зажмуриваюсь, втягивая сладкий запах, и, клянусь, слышу голос Ари в своих мыслях: «Соскучился?»

Я резко приподнимаюсь, услышав звук битого стекла. Осматриваюсь в кромешной темноте и только потом понимаю, что нахожусь не у себя дома, а в спальне Ариадны. Спускаюсь на первый этаж, подхватив на ходу биту Хэрри.

На кухне горит свет, хотя сейчас середина ночи. Ненавижу все, что связано с ночью, – темноту, тишину и идиотское чувство внутри, будто в это время суток простые вещи приобретают иные значения.

Я ловко перепрыгиваю через порог, эдакий Рэмбо, но уже в следующую секунду чувствую себя полным идиотом.

– Вы, должно быть, шутите?

Норин Монфор и Джейсон сидят за столом, пьют чай. Хэйдан на корточках собирает осколки сервиза, а Мэри-Линетт помогает ему.

– Серьезно? – спрашиваю я, расслабив плечи. – Чаепитие в три часа ночи?

– Никогда не поздно собраться вместе, – замечает Норин.

– Конечно. Странно, что я подумал иначе.

– И о чем ты подумал?

– Ну например, – я кидаю биту на пол и подхожу к столу, – что в гости вновь пожаловал Люцифер. Он ведь любит внезапно объявляться.

– И ты решил забить его до смерти этой штукой?