Текст книги "Сделай шаг"

Глава 2

Кто придумал поставить физику первым уроком в понедельник? Какой-то садист, не иначе. Мне она нравится, честное слово, но только не в восемь утра. К тому же идет всего четвертая неделя семестра. Зачем я только сунулась в класс отличников…[2]2
  Учебный курс с углубленным изучением предмета, выбираемый школьником в США в зависимости от его пожеланий и способностей.


[Закрыть] В такую рань мы ничего не соображаем, и фразочки типа «статическое равновесие» просто не усваиваются.

Склоняюсь над партой и опускаю голову на тетрадь с домашкой, которую Уилл наспех списал у меня утром на парковке. Не пойму, отчего он не справляется сам. Ведь он гораздо умнее меня и единственный из нас троих планирует учиться в колледже за пределами Колорадо. Мы с Холденом, скорее всего, останемся в штате, а вот родители Уилла могут обеспечить ему переезд из Виндзора куда его душа пожелает. Порой мне и самой хочется уехать.

Открываю глаза, но головы не поднимаю. За соседней партой Кейли Такер одной рукой держит телефон на колене и строчит эсэмэски, а другой что-то пишет в тетради. Скорее всего, выводит каракули. Сидящий за ней Уилл грызет ручку и, склонив голову набок, сосредоточенно слушает разглагольствования мистера Экера о законах Ньютона. Я непроизвольно расплываюсь в улыбке, глядя, как Уилл слегка хмурится после каждого незнакомого термина из уст учителя. Проходит не менее десяти минут, прежде чем он наконец замечает, что я на него таращусь.

– Что за бред? – беззвучно шепчет он, показывая на доску.

Я пожимаю плечами, так как последние полчаса совершенно не слушала урок. Уилл, словно сдаваясь, кладет ручку на стол и в сотый раз за сегодня откидывает с глаз волосы.

Помню, как в первый год обучения в средней школе никто не верил, что мы с Уиллом только друзья. И с Холденом, кстати, тоже. Окружающие наверняка поражались, как можно было не встречаться с одним из этих ребят. Уилл был эдаким взъерошенным симпатягой, всегда ухмыляющимся и остроумным. А Холден – высоким, спортивным и притягательно-задумчивым. Полные противоположности друг другу, а значит, один из них непременно должен быть в моем вкусе. Но нет, мы просто дружили, и даже сама мысль о свиданиях казалась мне смехотворной. К тому же на втором году обучения, в десятом классе, Уилл как-то за обедом обронил, что, так сказать, «играет за другую команду», так что любая возможность романтических отношений между нами была официально признана невозможной, что и к лучшему.

По кампусу разносится трель звонка, и весь класс оживленно подскакивает. Я и не заметила, как урок приблизился к концу. Зашумели отодвигаемые стулья, все похватали учебники и стремительно ретировались.

– Я проспала пол-урока, – признаюсь Уиллу, когда мы направляемся к шкафчикам, искусно маневрируя в толпе и обходя растерянных новичков-девятиклассников.

У моего шкафчика, прислонившись к дверце, уже стоит Холден с ручкой за ухом. В руках ни тетрадей, ни книг: он делает вид, что ему плевать на школу, а ходить с учебниками – беспонтово, однако относится к своей успеваемости куда трепетней, чем пытается показать. Он почему-то старательно демонстрирует общественности, что, кроме футбола, его ничто на свете не волнует.

– Как прошла физика?

Холден ухмыляется и пропускает меня к шкафчику. Закинув учебник, искоса бросаю на него испепеляющий взгляд. Он прекрасно знает, что мы терпеть не можем, когда физику ставят первым уроком, и потому оба не удостаиваем его ответом.

Я беру учебник по испанскому и, захлопывая дверцу, объявляю:

– У меня сегодня мало уроков. Так что после третьего пойду домой.

– А у меня тренировка, – говорит Холден, и мы смотрим на Уилла, давая понять, что сегодня ему не придется нас ждать после школы.

Тот открывает рот, изображая удивление.

– Да ладно! Хотите сказать, сегодня обойдетесь без извозчика? И чем я заслужил такую милость?

Мы на минутку задерживаемся у его шкафчика, он берет учебник по биологии, и каждый идет на свой урок. Теперь мне надо пережить полтора часа испанского – и мы снова встретимся на обеде. Направляюсь в класс, на ходу нанося блеск для губ, но на самом пороге меня внезапно охватывает ужас: я боюсь заходить внутрь. Вместо Холдена и Уилла там будет кое-кто другой.

Вслед за Калебом из футбольной команды тихонько проскальзываю в класс мисс Эрнандес, пытаюсь затеряться в толпе и окидываю взглядом присутствующих. К счастью, Даниэль Хантер пока не пришла. Меня все еще тревожит наш вчерашний тет-а-тет. Выбираю парту в дальнем углу, низко опускаю голову и пялюсь в первую попавшуюся страницу учебника.

Через пару мгновений звенит звонок, и я поднимаю взгляд. Она заходит в кабинет, прижимая к груди учебник. Длинная челка спускается на лицо, и вообще непонятно, как можно через нее что-то видеть. Все быстро рассаживаются по местам, и Дэни, блуждая по классу, занимает парту в противоположном углу кабинета. Я безотчетно таращусь на нее и натыкаюсь на ее голубые глаза.

Резко отворачиваюсь, задеваю бутылку с водой и едва успеваю ее подхватить. Мисс Эрнандес поднимается из-за стола, здоровается и спрашивает по-испански, как прошли выходные, а я неотрывно смотрю Калебу в затылок и дальше уже не слушаю. Чувствую, что Даниэль продолжает смотреть на меня, и изо всех сил стараюсь игнорировать этот факт. Только вот никак не выходит! Ситуация и так неловкая, а тут еще ее буравящий взгляд… Прямо физически его чувствую.

Ненавижу себя за оторопь перед Хантерами. Во всем остальном меня мямлей не назовешь. За годы учебы я много с чем сталкивалась: и с насмешками одноклассников насчет моего роста, и с несправедливыми оценками учителей, спорить с которыми бесполезно, и с конфликтами с девчонками. Но ситуация с Даниэль и Джейденом Хантерами просто невыносима. Даже глаз поднять на них не могу. Они олицетворяют мою самую большую слабость. Они – воплощение горя.

До конца занятия так и не могу сосредоточиться на испанском. Я неплохо знаю язык, и мне нравятся занятия у мисс Эрнандес, но все сегодняшние упражнения пропускаю мимо ушей: мысли заняты Даниэль. Может, надо решиться на новый разговор после урока? Только какие подобрать слова, чтобы смягчить вчерашнее недоразумение? Ничего не придумав, отказываюсь от этой идеи. Интересно, Дэни рассказала Джейдену или нет? Даже не скажу, что обрадовало бы меня сильнее: первый или второй вариант.

Звонок ознаменовывает конец урока. Я вскакиваю первой, торопливо запихиваю вещи в сумку, опережаю Калеба и прицеливаюсь на дверь. Сердце колотится. После обеда у меня английская литература, потом домой, так что совсем скоро я буду в безопасности.

До двери в коридор уже рукой подать, я даже чувствую доносящийся оттуда запах пота, как вдруг кто-то протискивается мимо меня и слегка подталкивает локтем. Останавливаюсь и ищу глазами обидчика. Чему тут удивляться? Даниэль. Она выходит из класса и, пройдя несколько метров, оборачивается через плечо.

Несколько мгновений медлит, глядя на меня пустым взглядом и прижимая к груди учебник. Ее губы подрагивают, словно она хочет что-то сказать. Однако, не проронив ни слова, отворачивается и растворяется в толпе, оживленным потоком хлынувшей на обед. Она действительно злится на меня: в глубине ее голубых глаз сверкнул гнев. Пытаюсь убедить себя, что у нее и без меня море причин для плохого настроения. Но эти доводы не кажутся мне утешительными, наоборот, травят душу еще сильней. Она так одинока и обижена на мир, а я ничегошеньки не сделала, чтобы ей помочь.

Год назад мы завивали друг другу волосы и красились новой тушью в ее комнате. На испанском сидели не в разных углах, а рядом. Мы дружили. Когда-то.

По пути в кафе решаю, что всеми правдами и неправдами буду избегать Даниэль даже не до конца дня, а до конца недели! От ее взгляда у меня на сердце такой груз вины, что становится невыносимо. Вот только чтобы спрятаться от кого-то в маленькой школе маленького Виндзора, потребуется нехилый стратегический талант. Сижу за обедом, понурив голову, и не особо вслушиваюсь в болтовню Холдена и Уилла. В точно таком же состоянии провожу урок английской литературы, который дается мне довольно легко, поскольку я не знаю ни единого присутствующего на нем человека. Оглушительный звонок приводит меня в чувство, я с облегчением выдыхаю. Наконец-то день окончен.

Вновь бреду к шкафчику. Четвертое занятие уже началось, коридоры безлюдны и молчаливы, лишь из кабинетов едва доносятся голоса учителей. Открываю шкаф и перекладываю добрую половину книг и тетрадей в сумку, ужасаясь, сколько домашней работы надо переделать до конца недели. На дверце есть зеркало, и я наскоро причесываюсь. Уже собираюсь уходить, как вдруг в отражении мелькает чья-то фигура.

Лучше бы сразу ушла… Это он. Направляется ко мне по коридору, засунув руки в карманы, с сумкой на плече. Тут же узнаю его светлые волосы, коротко остриженные по бокам, а на макушке подлиннее. Широкие плечи и твердый подбородок. А как же иначе, полузащитник, в конце концов. Прежде мне нравилось запускать пальцы в его густую шевелюру и чувствовать себя под защитой его объятий. Почти забытое ощущение.

Мы частенько пересекаемся в коридорах, но вокруг обычно куча народа, все работают локтями, пробираясь к кабинетам, и меня вполне устраивает такая комфортная дистанция. Всегда можно опустить голову, спрятать взгляд и ускорить шаг.

Однако сейчас, кроме нас, ни души. Тишина, и совершенно некуда спрятаться. Внутри все сжимается, и я пытаюсь отвести взгляд. Джейден облизывает губы, и один уголок рта ползет вверх, превращаясь в кривую усмешку, после чего встречается со мной взглядом в отражении зеркала. Глаза голубые, как у сестры, или даже ярче. Он замедляет шаг и, кажется, в какую-то долю секунды хочет остановиться и заговорить. Однако передумывает, ускоряется и отворачивается.

Запираю шкафчик, зажмуриваюсь и прижимаюсь лбом к холодному металлу. В горле перехватывает дыхание, а перед глазами продолжает стоять его улыбка, та самая, в которую я влюбилась год назад. Сердце грохочет в груди, я открываю глаза и пялюсь в спину удаляющегося Джейдена, пока тот не скрывается в конце коридора, шагая широко и уверенно. Участок его шеи, где начинается рост волос, – ухоженный и аккуратный. Скольжу взглядом по изгибу его спины: футболка натягивается на мышцах торса, подчеркивая атлетическую фигуру. А потом Джейден поворачивает за угол и скрывается из вида так же быстро, как и появился. Коридор снова пуст, и мои плечи расслабленно опускаются.

Потому что когда-то, давным-давно, при виде этой кривой ухмылки Джейдена Хантера я улыбалась ему в ответ.

Глава 3

Пятнадцать минут пути от школы до дома дались мне особенно трудно, не только из-за уймы учебников, но и оттого, что я никак не могу сосредоточиться. Какой-то дедок даже накинулся на меня с бранью за то, что не вижу, куда иду. Думаю только о Хантерах, поэтому сейчас я ходячая угроза.

Вчерашний отчужденный взгляд Даниэль, сегодняшняя усмешка Джейдена… никак не выходят из головы. Просто пара людей из прошлого, с которыми мы дружили. А с Джейденом – больше, чем просто дружили. Год назад я влюбилась в него. С того самого момента, как он усмехнулся, завидев меня после нашего первого поцелуя накануне вечером. Я напрасно надеялась, что легко сумею подавить свои чувства, стоит только постараться. И напрасно верила, что получится избегать Хантеров и полностью вычеркнуть их из своей жизни. Не вышло. И наверное, пора бросить всякие попытки. Не могу забыть, как улыбнулся Джейден сегодня утром и как забилось мое сердце, готовое вырваться из груди. Не могу забыть прикосновение его губ к моим и все еще хочу снова пережить эти мгновения хотя бы разочек.

Джейден и я были самой заурядной парочкой. Ничего особенного, обычная история, все как у всех. Мы познакомились на уроках и стали с общаться. Он показался мне милым, но не слащавым, прикольным и вместе с тем серьезным. Рядом с ним у меня буквально кружилась голова, и тогда мне стало ясно, что чувства вышли за пределы дружеских. Мы стали чаще встречаться вне школы, и, наконец, прошлым летом наши отношения мало-помалу переросли в романтические. Это произошло легко и незаметно, ибо ситуация развивалась постепенно, на протяжении нескольких месяцев. Я наслаждалась каждым проведенным вместе мгновением и до сих пор помню, как он пришел помочь мне с уроками и впервые поцеловал меня в спальне. Я была готова к новому шагу и, так сказать, перейти на другой уровень… Однако прошлым августом все изменилось, когда однажды утром мне позвонил Уилл и спросил: «Ты слышала?»

С того дня мы с Джейденом больше не разговаривали. Близнецы Хантеры пропустили первое полугодие одиннадцатого класса, а когда вернулись к учебе, я не могла поднять на них взгляд. Не знала, что сказать и как себя с ними вести. От одной только мысли о них я чувствовала дурноту. Единственный вопрос, вертевшийся в голове, – справляются ли они с горем? И если да, то как? Мне известно, как тяжело бывает прийти в себя после трагедии.

Тяжело дыша, сворачиваю в наш тихий переулок и ускоряю шаг, желая поскорее добраться домой и отвлечься.

Отворив дверь и шагнув внутрь, зашвыриваю сумку в середину коридора. Дома тихо, уныло и холодно. У папы ненормированный график с многочасовыми сменами, поэтому раньше семи вечера его не жди. А около четырех вернется мама. Она работает в регистратуре местной стоматологической клиники по паре дней в неделю. Много лет назад она трудилась в детском саду, но потом уволилась.

Итак, никого нет, а значит, на пару часов я предоставлена сама себе. В пять начинается моя смена в развлекательном центре «Саммит» на самой окраине Виндзора. Я устроилась туда чуть больше года и в общем-то довольна. Надо же копить на собственную тачку. И на колледж. Ох!

Кухня не прибрана после завтрака, поэтому откладываю все дела, наскоро протираю стол и засовываю тарелки в посудомойку. Я прям уже настоящий спец в домашних делах, жизнь заставила. Когда выдается свободная минутка, как сейчас, например, стараюсь поддерживать чистоту, ибо, кроме меня, некому. Папа постоянно на работе, а мама вообще в последнее время сама не своя. Такого с ней давно не случалось, так что сейчас лучше оставить ее в покое и помочь. Интересно, задумывается ли она, как попадает в шкаф постиранное белье и кто моет тарелки? Или же ничего вокруг не замечает? Ведь она ни разу не спрашивала. А я столько лет живу в таком режиме, что уже не придаю этому значения. Беру пылесос, быстренько прибираюсь в прихожей, после чего наконец заваливаюсь на диван с учебником испанского и баночкой клубники и потихоньку ее лопаю, поглядывая то в книгу, то в телик.

Мне нравится оставаться одной. В такие моменты я знаю, что мама занята делом, а не киснет дома с бокалом вина – ее единственное развлечение в четырех стенах.

Сосредотачиваюсь на домашке и жду половины четвертого: Уилл уже должен добраться домой, хочу ему позвонить. Холден на тренировке. Правда, будь он свободен, все равно вряд ли бы взял трубку. Он признает только сообщения. А какой в них толк, если надо поделиться слухами? Их в эсэмэску не уместишь. Я не говорю уже про обычный будничный треп – и вовсе замучаешься по клавишам стучать. А вот Уилл отвечает после второго гудка.

– Как раз хотел тебя набрать, – сразу же говорит он. – Ехал домой и вспомнил… Ты ведь так и не сказала, какого цвета твое платье.

– Чего? – переспрашиваю я с набитым ртом и выключаю звук у телевизора.

– Осенний бал, – поясняет он. – Мне надо выбрать цвет галстука.

А, теперь ясно. В следующие выходные в школе праздник в честь выпускников средней школы, так называемое «Возвращение домой» после каникул, и в отличие от Холдена, который, кроме пятничного матча, ни о чем другом думать не может, нас с Уиллом заботят субботние танцы. Мы всегда ходим парой, а Холден выбирает девчонку, с которой на текущий момент встречается. В этом году, скорее всего, с ним будет девушка из оркестра.

Проглатываю клубнику и отвечаю:

– Синее.

– А поточнее?

– Темно-синее.

Мысленно представляю свой наряд, который висит в полиэтиленовом чехле в самом дальнем углу шкафа моей спальни. Шифоновое платье до колен, а корсет украшен россыпью серебристых страз. Маме оно сразу не понравилось. Когда я продефилировала в нем по залу, она презрительно фыркнула, мол, слишком открытое. Я решила, что это на нее вино так действует.

– Кобальтовый или типа того.

– Кобальтовый? – повторяет Уилл и после секундного колебания уточняет: – Что за цвет такой?

– Эм…

Моргаю и, резко помотав головой, вырываюсь из поглотившего меня задумчивого оцепенения.

– Как кобальт.

– Понятно, – отвечает Уилл, снова умолкает и интересуется. – У тебя все нормально? А то голос какой-то… отрешенный.

– Все хорошо, – заверяю.

Хотя он прав. Я весь день сама не своя.

– Ладно. Зачем позвонила?

Ответ прост: мне надоело делать испанский, смотреть «Шоу Джерри Спрингера»[3]3
  Американская телевизионная передача в формате ток-шоу.


[Закрыть] и вспоминать усмешку Джейдена Хантера. Я думала о ней по пути домой, во время уборки и продолжаю вспоминать до сих пор. Будь она неладна! Ума не приложу, как он умудряется улыбаться после всего, что на него свалилось. Какой он все-таки стойкий, всегда и везде улыбается: на футбольном поле, на обеде с друзьями… Даже при встрече со мной, хотя нет никаких причин для веселья.

– Да просто так, – отвечаю я Уиллу.

Мама возвращается в полпятого. Поджидаю ее на кухне, прежде чем самой уйти на работу. Красная тенниска – не самая стильная униформа на свете, к тому же цвет мне совершенно не идет. Однако могло быть и хуже. Кое-где, например, заставляют надевать идиотские кепки. Я нанесла свежий макияж, вылила на себя полбутылки туалетной воды и завязала высокий хвостик на случай, если сегодня поставят дежурить в ресторане. Вообще, предпочитаю работать в лазертаге, потому что терпеть не могу убирать мусор со столиков. Но иногда приходится, деньги-то нужны. Вот и кручусь, как могу, по пять смен в неделю.

– Держи!

Заходя в кухню, мама бросает мне ключи от машины. Ловлю их одной рукой, но продолжаю сидеть и наблюдать, как она снимает кардиган и заваривает кофе.

– Хочешь, и тебе сделаю?

Качаю головой и слежу за ее неторопливыми манипуляциями, в результате которых кухня наполняется кофейным ароматом. Она отворяет холодильник и изучает его содержимое. Потом открывает морозилку, шкафчик для посуды и вздыхает.

– Папа не будет против, если мы закажем еду на дом, как думаешь?

– Нет, – лгу я.

Мама отлично готовит, мы просто обожаем ее лазанью, но иногда она очень устает. И раз предлагает обед на заказ, значит, у нее выдался трудный денек.

– Ладно, тогда решено.

Она отворачивается к кофейнику, наполняет чашку и рассеянно смотрит в окно на дворик. Газон запущенный и заросший: у папы все никак не хватает на него времени.

Сжав мамин ключ, поднимаюсь на ноги. Пора идти, а то опоздаю.

– Вернусь в одиннадцать, – говорю я, сдергивая пиджак со спинки стула.

Мама молчит. Выходя на крыльцо, слышу, как она выливает кофе в раковину. Меня переполняет разочарование, я прекрасно знаю, какой напиток она сейчас предпочтет. Но нет времени возвращаться и спорить, поэтому быстро запираю дверь и притворяюсь, что ничего не слышала. Папа тоже так делает. Попросту игнорирует то, с чем не хочет связываться, так что я у него научилась.

Мамин старенький «Приус» припаркован на дорожке. Усаживаюсь на место водителя и задом выруливаю в наш тихий переулок. Виндзор – городок маленький, но растянутый по площади, и кварталы с двадцатью тысячами жителей расположены по окраинам. До «Саммита» ехать пятнадцать минут по широкой трассе вдоль просторных полей. Глазу зацепиться не за что, лишь бесконечная зелень лугов до самого горизонта. Однако мне нравится ехать на работу в светлое время суток, потому что в погожий день вдалеке виднеются хребты Скалистых гор, главной гордости штата Колорадо.

Припарковываю мамин автомобиль на стоянке торгового центра и заступаю на смену ровно в пять часов. Куратор Линси назначает мне дежурство за стойкой в боулинге. По будням здесь гораздо спокойней, чем в выходные, но сегодня детская компания отмечает день рождения, так что работы невпроворот.

Орошаю освежителем длинный ряд ботинок для боулинга на стойке, прижимая подбородок к груди и зарываясь в воротник, чтобы не вдыхать «благоухающие» ароматы, как вдруг замечаю, что кто-то постукивает по стойке, пытаясь привлечь мое внимание.

– Двенадцатый[4]4
  Двенадцатый американский размер обуви соответствует сорок четвертому российскому.


[Закрыть] размер, пожалуйста, – раздается шутливый знакомый голос, напористый и дерзкий.

Опускаю воротник и оборачиваюсь. С самодовольной ухмылкой, облокотившись на стойку, стоит Даррен и ждет моей реакции.

– А. Привет, – сдержанно улыбаюсь я и начинаю убирать ботинки на полки за моей спиной.

Он неплохой парень, мы отлично ладим, правда, порой с ним приходится трудновато. Его беспечное отношение к жизни уже не кажется мне таким прикольным, как раньше. Иногда он слишком уж заносчивый.

– Решил вернуться в город?

– А почему бы, собственно, не заехать в старый добрый Виндзор? – саркастически провозглашает он, широко ухмыляясь.

Затем наклоняется через стойку, очевидно, намереваясь, захватить мое внимание полностью, а не частично.

– К тому же захотел увидеть тебя. Подумал, надо здесь поискать.

– Да уж, где я еще могу быть!

Шутливо закатываю глаза, ставлю последнюю пару на полку и медленно оборачиваюсь к нему. Опираясь на край стойки, говорю:

– Видишь ли, я на работе, поэтому не стоило…

– Кенз, я скучаю, – тихо признается Даррен, похоже, разочарованный, что его неожиданное появление не произвело на меня большого впечатления.

Почему ему так нравится заявляться без предупреждения? Мне неловко, и я, не зная, что сказать, поправляю обувь на полке.

В начале года мы с ним встречались, и продлились наши отношения чуть больше шести месяцев. Он тоже из Колорадо, учился в девятом классе[5]5
  Девятый класс в США соответствует первому курсу обучения в средней школе, десятый – второму и т.д. Всего в средней школе четыре курса.


[Закрыть], младше меня, однако мне понравилась его уверенность в себе, ямочка на левой щеке и ежедневные пожелания доброго утра эсэмэсками.

Конечно, он тот еще нахал. Но со мной паинька. Родители даже разрешили мне провести выходные в его крошечной комнатке в общежитии кампуса в Форт-Коллинсе[6]6
  Город в штате Колорадо.


[Закрыть].

Тусоваться с Дарреном было здорово, мы много смеялись, и я отвлекалась от мыслей о Джейдене и угрызений совести. Правда, по прошествии полугода отчетливо поняла, что просто трачу время. Его влюбленности я не разделяла и вряд ли когда-либо смогла бы разделить: чувства к Хантеру продолжали жить в моем сердце. Даррен был совершенно на него не похож. И смеялся иначе. Я постоянно представляла на его месте Джейдена и в конце концов в мае решила порвать с Дарреном. Так было лучше для всех. Просто он этого пока не понял.

– Даррен, – твердо говорю, кивая на парочку посетителей, вставшую за ним в очередь, и виновато морщу лоб. – Давай в другой раз, а то люди ждут.

Его плечи опускаются, с губ сходит ухмылка, он вздыхает и отступает. Выдаю ребятам обувь, краем глаза удрученно замечаю, что Даррен дожидается в сторонке. Когда они уходят, я даже не успеваю стереть с лица дежурную улыбку, как он подскакивает и говорит с решительным запалом:

– Кенз, серьезно, я скучаю, черт побери!

Потом опускает голову и шепчет, уставившись на мои руки:

– Мы были счастливы вместе. Ты же помнишь.

Я пожимаю плечами. Да, были, но далеко не всегда. Порой он становился чересчур приставучим и навязчивым, так что в конце концов мое терпение лопнуло. Времени на него тратить больше не хотелось, сердце мое было занято, так что се ля ви.

– Даррен, мне очень жаль.

Он с тихим стоном вздыхает, проводит рукой по волосам и на шаг отступает. После кулачной драки, случившейся несколько лет назад, у него осталась легкая горбинка на носу. Раньше она казалась мне ужасно милой.

– Я не сдамся, – глухо говорит он, перегибается через стойку и, пристально глядя мне в глаза, замирает в паре сантиметров у моего лица. Затем натянуто улыбается, разворачивается и уходит.

И его упорство меня несказанно печалит…