Текст книги "Колесо крутится. Кто-то должен поберечься"

Глава 7. Пассажиры

Поезд вынырнул из тоннеля и загрохотал по зеленому, плотно заросшему лесом ущелью. Айрис бросила взгляд на часы. Стрелки показывали, что до прибытия экспресса на Триест оставалось двадцать пять минут.

– Похоже, остановились, когда я хлопнулась в обморок, – решила Айрис. – Как нельзя вовремя! Я чуть было не пропустила поезд.

Воспоминание тут же наполнило ее глубокой благодарностью судьбе за то, что она все-таки едет домой в Англию. За последние сутки девушка успела испытать больше волнений, чем за всю предыдущую жизнь, такую легкую и хорошо организованную. Теперь ей было знакомо ужасное чувство потери – друзей, денег, здоровья; чувство, что все связи с миром оборваны. И как обычно, в самый критический момент удача повернулась к ней лицом. В силу контраста обычная поездка выглядела теперь событием, исполненным неземного блаженства. Это при том, что железная дорога всегда казалась Айрис необходимостью того сорта, который можно вынести только при помощи специальных условий – таких, как купе люкс, цветы, фрукты, конфеты, легкое чтиво и друзья, способные поддержать настроение. Сейчас же, в не слишком чистом вагоне и без особой надежды пересесть в люкс в Триесте, Айрис чувствовала такой азарт, словно она впервые в жизни отправилась путешествовать.

Пейзаж за окном демонстрировал прямо-таки варварское великолепие. Поезд летел мимо каменных груд, вызывавших в памяти гравюры Доре на тему Дантова Ада. Серебряные вены водопадов прорезали гранитные стены ущелий. Время от времени попадались засушливые участки, только темные пруды, заросшие по краям черными метелками камыша, виднелись в безлюдных впадинах. Айрис наблюдала за зрелищем, словно на экране, в глубине души радуясь, что от пейзажа ее отделяет двойное стекло. Вся эта монументальность представляла собой осколки мира, безжалостно разрушенного стихиями, что напоминало ей о собственном недавнем столкновении с реальностью. Воспоминание заставило девушку съежиться – несмотря на то, что от кошмара на станции ее уже отделяла толща огромной горы. Лишь теперь, когда прошлое с каждой минутой уходило назад, словно скользя по змеящимся рельсам, Айрис смогла оценить, какая тонкая грань отделяла ее от полной катастрофы. Ведь среди толпы на станции наверняка были темные личности, которые не преминули бы воспользоваться столь удачным совпадением: иностранка в обмороке – впрочем, на иностранку-то им было наплевать – и многообещающая добыча в виде дорогой сумочки. Какое счастье, что первым рядом с ней оказался гном-носильщик!

«Мне-то всегда везет, – подумала Айрис. – А вот каково было бы другим на моем месте?»

Впервые в жизни она осознала, сколь ужасна судьба людей, лишенных защитного квадрата на ладони. Даже случись сейчас железнодорожная катастрофа, средние вагоны (а именно там ехала Айрис) останутся на рельсах, а в других, сошедших с насыпи, сложившихся словно перочинный нож, погибнут люди…

Вздрогнув от этой мысли, Айрис невольно перевела взгляд на женщину средних лет напротив. Та состояла из одних недостатков – мелкие, с трудом различимые и беспорядочно разбросанные черты лица, малоопределенный оттенок щек, будто по уже нарисованному лицу кто-то прошелся ластиком и почти все стер. Кудряшки выцвели, кожа на лбу – цвета овсяной каши. Правда, до образцовой карикатуры на старую деву женщина все же слегка недотягивала. В частности, ее твидовый костюм и шляпка в тон выглядели довольно прилично, хотя и были начисто лишены индивидуальности. В обычное время Айрис даже не задержала бы взгляда на незнакомке, но сейчас в ней проснулось сострадание.

«Случись что-нибудь вот с ней, никто и внимания не обратит», – сразу поняла она.

Дальнейшие мысли оказались и вовсе нерадостными – о том, что на свете есть определенный процент людей, не имеющих ни друзей, ни денег, ни связей. Фактически они – никто, их исчезновение пройдет совершенно незамеченным, они канут в омут и даже кругов на воде не останется.

Чтобы отвлечься, Айрис попробовала снова смотреть за окно, но теперь перед ним стояли пассажиры, вышедшие в коридор, поскольку купе были переполнены. Так что она, впервые с начала поездки, обратила более пристальное внимание на собственных шестерых соседей. Собственно, купе и было рассчитано на шестерых; после вторжения Айрис в нем стало одним пассажиром больше, чем положено.

На скамье рядом с ней расположилось семейство – двое крупных родителей и худенькая девочка лет двенадцати. Отец семейства, судя по очкам в роговой оправе и самодовольному виду, преуспевающий горожанин, бритоголовый и с маленькими нафабренными усиками. У его жены была прямая набриолиненная челка и кустистые брови, похоже, что подкрашенные углем. Детские носочки девочки шли вразрез с ее в остальном вполне взрослым видом. Судя по заколкам в волосах, прическу ей только что тщательно уложили после перманента. Модные, с иголочки дорожные костюмы семейства напомнили Айрис виденную когда-то книжку по геометрической стенографии. Костюм папаши был в полоску, мамаши – в горошек, а дочери – в клеточку. Айрис некоторое время забавляла себя мыслью, что если эти костюмы разобрать на части и хорошенько перемешать, на выходе получится стенографическое послание человечеству. Скорее всего, восхваляющее семейные ценности, ведь даже газету это семейство делило на троих. Мамаша изучала раздел мод, девочка – странички для детей, глава семейства читал финансовые новости.

Айрис перевела взгляд на противоположную скамью. Рядом с женщиной в твиде сидела довольно привлекательная девушка, которая, однако, выбрала за образец стереотипную блондинку-киноактрису. Это было видно и по ее приглаженным волнистым волосам, и по огромным голубым глазам с накладными ресницами, и по бровям бабочкой. Дополняли картину нарумяненные щеки и ярко накрашенные губы. Несмотря на тонкость черт, красота девушки казалась штампованной и лишенной жизни. На ней был обтягивающий белый костюм, под ним – черная шелковая блузка до самого горла. Черным было и все остальное – шляпка, перчатки, сумочка. Девушка сидела очень прямо и неподвижно, словно позируя для кинопроб. Места на скамье ей требовалось совсем немного, поскольку забота о фигуре довела ее чуть ли не до дистрофии. Тем не менее она вплотную прижалась к твидовой женщине, задвинув ту в самый угол и освободив оставшееся место в знак уважения к даме, не желавшей пускать Айрис.

Не было ни малейшего сомнения – эта величественная персона принадлежала к местному правящему классу. Ее глаза горделиво сверкали, а нос выделялся, словно клюв хищной птицы. Огромная туша, затянутая в плотное черное платье и полускрытая вуалью, занимала чуть ли не полскамьи. К изумлению Айрис, дама смотрела прямо на нее, причем с неприкрытой враждебностью.

«С одной стороны, купе действительно не мое. Но ведь не ей жаловаться, у нее-то места полно! И объяснить не выйдет, сиди теперь и мучайся…»

Повинуясь внезапному импульсу, Айрис наклонилась к даме:

– Вы говорите по-английски?

Вопрос, очевидно, оказался оскорбительным – сдвинув тяжелые веки, дама демонстративно закрыла глаза, словно столь плебейское зрелище было для нее совершенно невыносимым. Не решившись продолжать, Айрис обернулась на остальных пассажиров. Семейство не отрывало глаз от газеты, старая дева разглаживала юбку, блондинка продолжала смотреть прямо перед собой. Каким-то образом Айрис чувствовала, что это тщательное безразличие – демонстрация уважения к даме в черном.

«Да кто она такая? – рассердилась Айрис. – Местная священная черная корова? Пока она молчит, никто и слова сказать не смеет? Если хотите знать мое мнение, это просто толстая баба, да еще и в уродских перчатках!»

Однако надолго удержать революционный настрой Айрис не удалось. От огромной черной фигуры распространялась атмосфера властной уверенности, и Айрис волей-неволей начала ее впитывать. Кроме того, первоначальное возбуждение уже улеглось, и она вновь ощутила последствия солнечного удара. Голова раскалывалась, мускулы шеи свело. Тревожные симптомы намекали, что следует быть осторожней – еще сохранялась угроза разболеться посреди чужой страны, и следует беречь нервную энергию, а не тратить ее направо и налево только потому, что кто-то вдруг не понравился.

В купе было душно, продолжало давить присутствие «черной вдовы». Айрис не сомневалась, что та представляет собой ходячий клубок предрассудков и препятствие на пути всего здравого, что есть в обществе. Типичный камень на дороге прогресса. Девушка почувствовала, что на лбу выступает пот, и взглянула на закрытые окна. Окно с ее стороны выходило в коридор, где было слишком людно, чтобы рассчитывать на свежий воздух. С трудом поднявшись на ноги, Айрис ухватилась за рукоятку противоположного окна.

– Вы не возражаете? – подчеркнуто вежливо обратилась она к пассажирам в надежде, что по ее интонации те догадаются: она спрашивает их позволения открыть окно.

Глава семейства тут же встал и перехватил у нее рукоятку. Однако вместо того, чтобы открыть окно, он, словно на священную реликвию, посмотрел на даму в черном, потом перевел взгляд на Айрис, нахмурился и отрицательно покачал головой.

Айрис, раздраженная отказом, вернулась на свое место.

«Ничего не поделаешь. Надо держать удар. Ты здесь чужая».

Для самого популярного члена тусовки оказаться в меньшинстве – опыт новый и неприятный. Теперь нужно терпеть не только недостаток вентиляции, но еще и неспособность выразить собственные желания или объяснить свои действия. Все равно что одновременно лишиться речи и слуха.

Дверь купе открылась, и внутрь протиснулся высокий мужчина. Даже отдавая себе отчет в том, что ее чувства сейчас обострены до предела, Айрис решила, что никогда не видела столь отталкивающей физиономии. Мужчина был бледен, как гончарная глина, носил черную бороду лопатой, а его темные глаза под очками казались совершенно лишенными жизни. Поклонившись даме в черном, он встал перед ней и начал что-то говорить.

Очевидно, рассказ был весьма увлекательным – все пассажиры, включая девочку, внимательно слушали. Сам же мужчина, поблескивая очками, переводил глаза с одного пассажира на другого, пока наконец не уставился на Айрис – холодно, бесстрастно, как на лабораторный образец под микроскопом. Мужчина явно не ожидал увидеть данный экземпляр и не особенно был рад его появлению. Наклонившись к самому уху дамы, он что-то негромко спросил. Та прошептала ответ.

«Жужжат как мухи в банке, – подумала Айрис. – Вообще, мне это кажется или я им всем действительно неприятна?»

Для подобной вражды не было ни малейшего основания, тем более со стороны чернобородого, который вообще ее впервые видел. Она всего лишь причинила определенное неудобство группе незнакомых людей, которых к тому же отделял от нее языковой барьер. Айрис закрыла глаза и попыталась выкинуть попутчиков из головы.

Когда жужжание наконец стихло и за чернобородым закрылась дверь купе, ей сразу стало легче. Зато сильно разболелась голова. Тянуло выкурить сигаретку, выпить чаю. Однако закурить она не решалась, опасаясь головокружения, а чай вообще казался чем-то из другого мира. Поезд несся через безлюдную местность – только скалы и сосны. О цивилизации время от времени напоминали лишь старинные замки, как правило, лежащие в руинах. За окном проплывал сказочный ландшафт, а в дверь купе вдруг просунулась голова и выкрикнула что-то, похожее на изощренное ругательство.

Пассажиры никак не отреагировали, но Айрис стала расстегивать сумочку, на случай, если от нее требовалось предъявить паспорт или билет. Чистая английская речь прозвучала совершенно неожиданно. Поднявшись с места, женщина в твиде обратилась к ней с вопросом:

– А вы идете в вагон-ресторан? Там уже накрыто для чая.

Глава 8. Чаепитие

Айрис была настолько поражена, что не сразу нашлась с ответом, а лишь с изумлением уставилась на проплывающий за окном грубый песчаник, словно ожидая увидеть на его месте аккуратные швейцарские домики или голубые озера Италии.

– Вы англичанка?.. – наконец выдохнула она.

– Разумеется. Я всегда думала, что выгляжу очень типично. Так вы идете?

– Конечно, конечно!

Выйдя вслед за нежданным гидом из купе, Айрис с беспокойством обнаружила, что оно находится в самом конце коридора. Похоже, защитный квадрат в этот раз недоработал, и в случае катастрофы ей придется несладко.

– Мы что же, сразу за паровозом? – спросила она обеспокоенно.

– Нет-нет, – успокоила ее женщина в твиде. – До паровоза еще несколько вагонов третьего класса. Состав удлиненный, в самом конце сезона очень много пассажиров. Как сельди в бочке.

Очевидно, собеседница была из тех, кто всегда в курсе происходящего, поскольку немедленно начала делиться подробностями:

– Когда будем проходить мимо соседнего купе, загляните в окошко. А я вам потом кое-что расскажу.

Айрис, хоть и не слишком заинтересованная, заглянула – и тут же пожалела об этом. На одной из скамей вытянулась неподвижная, укрытая покрывалами фигура с полностью забинтованной головой. Более того, рядом с больным стоял чернобородый. В купе также находилась монашка, но с лицом настолько лишенным эмоций, что назвать ее «сестрой милосердия» язык не поворачивался. Она о чем-то беседовала с чернобородым, когда забинтованный человек – мужчина? женщина? – слегка приподнял руку. И чернобородый, и монашка не могли не заметить этого движения, однако не обратили на него ни малейшего внимания, словно были лишь экспедиторами, отвечающими за перевозку бессловесного чурбака.

При виде слабых, дрожащих пальцев Айрис почувствовала острейшее сострадание. Внутри все сжалось при мысли о том, что, если бы карты легли чуть-чуть иначе, она тоже могла сейчас неподвижно лежать на койке, и чужие ей люди так же игнорировали бы ее попытки привлечь внимание.

– У этой монашки совершенно уголовный вид, – прошептала она.

– Это не монашка, а медицинская сестра, – просветила ее женщина в твиде.

– Тогда мне жаль пациента… Почему они не занавесят окошко купе?

– Внутри будет слишком темно.

– Не повезло бедняге. Надеюсь, это мужчина?

Конечно, желание избежать параллелей между собой и неподвижной фигурой в купе было совершенно глупым, но Айрис все равно была разочарована, когда собеседница покачала головой:

– Нет, женщина. Ее погрузили на поезд на той же станции, откуда еду я, еще выше в горах. Доктор как раз рассказывал обо всем баронессе. Женщина попала в ужасную автокатастрофу, есть риск, что поврежден мозг. Доктор распорядился срочно доставить ее в Триест для операции.

– Вот этот чернобородый и есть доктор? – уточнила Айрис.

– Да. Причем очень известный.

– В самом деле? Я бы скорей обратилась к коновалу… – пробормотала Айрис, однако женщина в твиде, шедшая впереди, не расслышала. Они проталкивались через забитые людьми коридоры и успели одолеть полпути, когда спутница Айрис столкнулась в дверях с другой женщиной, одетой в серое.

– Прошу прощения, – извинилась та. – Я вышла посмотреть, не несут ли наш чай. Я заказывала проводнику.

Узнав голос миссис Барнс, Айрис поспешно отступила на шаг назад – встречаться с викарием и его женой не было ни малейшего желания. Ее спутница, напротив, радостно воскликнула:

– Вы тоже англичанка? Мне сегодня везет. – И, поскольку добрые карие глаза миссис Барнс располагали к доверию, добавила: – Я целый год не видела ни одного англичанина.

– Так вы возвращаетесь домой? – подхватила всегда готовая к сопереживанию миссис Барнс.

– Да, и сама не могу в это поверить. Хотите, я напомню официанту про ваш чай?

– Было бы просто замечательно. Мой муж, к сожалению, плохо переносит дорогу. С сильными мужчинами такое бывает.

Айрис уже начала терять терпение. Когда миссис Барнс перевела разговор на своего мужа, стало ясно, что чая теперь можно ждать до бесконечности.

– Боюсь, мы заняли весь проход, – рискнула она вмешаться.

Улыбка, которой встретила ее появление миссис Барнс, получилась довольно натянутой – очевидно, эпизод с Гэбриэлом еще был не забыт.

– Вы, наверное, не думали нас увидеть? Мы решили не дожидаться последнего поезда. И наши друзья, сестры Флад-Портер, поехали с нами. Сказать по правде, все в сборе – молодожены тоже едут этим экспрессом.

Айрис продвинулась еще немного по забитому людьми коридору. Женщина в твиде, шедшая впереди, обернулась, чтобы заметить:

– Какое одухотворенное лицо у вашей подруги! Как у печальной мадонны.

– Напротив, она очень жизнерадостная и вовсе не моя подруга, – возразила Айрис.

Дамы не без опаски миновали последний громыхающий тамбур и попали в вагон-ресторан, который, похоже, был полон. За одним из столиков пили чай сестры Флад-Портер в безукоризненно сидящих дорожных костюмах из беленого льна. Когда Айрис протискивалась мимо, они вежливо, с подчеркнутой формальностью склонили головы. Во взглядах довольно ясно читалось: «В дороге мы еще знакомы, но по прибытии в Лондон мы тебя знать не знаем». Айрис никак не выказала желания к ним присоединиться, и мисс Роуз не удержалась, чтобы не взять ситуацию под контроль:

– Вас зовет ваша знакомая, – объявила она.

Айрис обернулась и увидела, что ее спутница отыскала последний незанятый уголок, где к одной из стен был приставлен дополнительный столик, и заняла там место. Когда Айрис присоединилась к ней, та радостно оглядывалась вокруг.

– Я уже заказала чай для той дамы и ее мужа. Скажите, разве здесь не замечательно?

В ее радости было столько энергии и энтузиазма, что Айрис даже не пришло в голову слово «претенциозность». Она не без сомнения оглядела выцветшие бархатные занавески, грязноватую скатерть, стеклянную розетку с вишневым джемом и наконец перевела взгляд на спутницу. Лицо, практически лишенное черт, если не считать морщинок, – но бледно-голубые глаза сверкают, а голос звенит, как у девчонки.

Впоследствии, когда Айрис пыталась собрать воедино все свидетельства разворачивающегося заговора, именно это несоответствие между девчоночьим голосом и обликом старой девы заставило ее впервые усомниться в собственных воспоминаниях. Которые в любом случае не изобиловали подробностями, поскольку больше она столь пристально на спутницу не смотрела. В глаза било солнце, и Айрис пришлось прикрывать их ладонью. Однако всю беседу ее не покидало ощущение, что щебечущий голосок напротив принадлежит собеседнице намного моложе, чем она сама.

– Чему вы так радуетесь?

– Это ведь путешествие! Мы движемся! И все вокруг движется.

Здесь Айрис не могла не согласиться – все вокруг действительно двигалось, пусть и несколько дергано, как в старом кино. Официанты сновали по раскачивающемуся вагону, стараясь не уронить подносы. За окном проносились фрагменты пейзажа. Зола от паровоза сыпалась на блюдечко с маслом и на пирожные. В лучах света плясали пылинки, а чайные чашки подскакивали на каждом стыке рельсов. Айрис торопливо пила чай, пытаясь не разлить, и слушала рассказ своей спутницы. Та оказалась домашней учительницей английского при богатой местной семье по имени Виннифред Фрой и ехала домой в отпуск.

– Папа и мама пишут, что говорят лишь о моем приезде. Они просто дождаться не могут, совсем как дети! Да и Сокс тоже как ребенок.

– Сокс? – уточнила Айрис.

– Да, так его папа прозвал. Сократ, наш пес, бобтейл, не совсем чистопородный, но такой милый! И души во мне не чает. Мама пишет, он тоже понял, что я приезжаю, только не знает когда. Этот дурачок бежит встречать каждый поезд! А потом возвращается назад в унынии, даже хвостом не виляет. Папа с мамой ждут не дождутся увидеть его радость, когда я наконец приеду.

– И я бы хотела взглянуть, – пробормотала Айрис.

Тема родителей ее не особо заинтересовала, а вот собак она любила. Айрис без труда вообразила себе Сокса, огромную курчавую псину совершенно клоунского вида – и как он будет прыгать, словно щенок, сверкая карими глазами сквозь пряди шерсти, когда хозяйка наконец вернется домой.

Мисс Фрой неожиданно поменяла тему:

– Пока не забыла… Хотелось бы объяснить, почему я вас не поддержала насчет окна. Вы ведь потому и решили, что я не англичанка? В купе правда было душно, а я не хотела вмешиваться из-за баронессы.

– Из-за той, в черном?

– Да, именно. Так вышло, что я ей обязана. Дело в том, что с моим билетом случилась какая-то путаница. Я зарезервировала себе второй класс, но вдруг оказалось, что мое место уже кем-то занято. И баронесса сама оплатила разницу в цене, чтобы я могла уехать вместе с ней, первым классом. Так мило с ее стороны!

– А по ней и не скажешь, – удивилась Айрис.

– Хотя властности, пожалуй, у нее действительно в избытке, она из семьи, в которой я имела честь служить. Имен, пожалуй, лучше не называть, это верхушка местной знати. Они здесь отстали от нас на сотни лет, феодализм во всем великолепии. Вы даже не представляете, какой властью пользуется… ну… мой работодатель. Любое его слово обязательно к исполнению. Причем и говорить не нужно, достаточно кивка.

– Какой позор, – поморщилась Айрис, презиравшая всякую власть.

– Так оно и есть, – кивнула мисс Фрой. – Но в замке именно такая атмосфера, и когда долго в ней живешь, волей-неволей и сама становишься бесхребетной. А это так не по-английски… Встретив вас, я словно почувствовала себя прежней! Нам нужно держаться вместе, вы согласны?

Айрис предпочла уклониться от ответа. Как и положено современной девушке, она без особого почтения относилась к старшему поколению, и перспектива безотлучно провести все путешествие рядом с мисс Фрой ее не прельщала.

– А после отпуска вы намерены вернуться в замок? – спросила она, чтобы переменить тему.

– Не совсем. Мне был нужен контракт еще на год, чтобы я говорила на местном языке совсем без акцента, поэтому я устроилась учить детей к одному человеку… назовем его лидером оппозиции. – Мисс Фрой понизила голос до шепота. – Дело в том, что здесь есть коммунистическое движение, небольшое, но быстро растущее, и они серьезно настроены против моего бывшего работодателя. Обвиняют его во взятках и прочих ужасах. Я не вникала в подробности, в конце концов какое мне дело. Я только знаю, что сам по себе это замечательный человек, очень сильная и обаятельная личность. Все-таки происхождение не скроешь… Могу я по секрету поделиться с вами одной историей?

Айрис устало кивнула. От яркого солнца и непрерывного дребезжания у нее начала кружиться голова. Чай не помог, тем более что большей частью он все равно выплеснулся на блюдце. Паровоз дергался и подскакивал на стыках рельсов, извергая клубы ядовитого дыма, которые липли к оконным стеклам. Мисс Фрой начала очередную главу своего повествования, Айрис слушала, с трудом скрывая скуку.

– Мне казалось очень важным лично попрощаться с… с работодателем, чтобы объяснить ему, что в моем переходе, если можно так выразиться, на сторону его врага нет никакого предательства. Камердинер и секретарь хором утверждали, что он уехал на охоту. Но что-то подсказывало – меня обманывают. Так или иначе, я всю ночь не могла заснуть, пролежала без сна до самого рассвета, и тут слышу – кто-то в ду́ше… Представляете, дорогая, всего один душ на весь замок, в этом отношении там все так примитивно. Притом что спальня у меня была королевская, сплошь позолота и синий бархат, а в потолке – огромное круглое зеркало. Я тихо, как мышка, выползаю наружу – и сталкиваюсь с ним в коридоре. Просто как женщина с мужчиной, без регалий, я в халате, и он в халате, непричесанный, и волосы мокрые. Но он был так мил – даже пожал мне руку и поблагодарил за службу!

Мисс Фрой замолчала на минуту, чтобы намазать маслом последний кусочек хлеба. Вытирая салфеткой пальцы, она заключила со счастливым вздохом:

– Не могу описать, какая у меня гора с плеч свалилась, когда все так удачно закончилось. Я стараюсь никогда ни с кем не ссориться. Конечно, я не такая уж важная персона, но одно могу сказать совершенно точно – во всем мире у меня нет ни единого врага!