Текст книги "Каблуки в кармане"

Где мои пятнадцать лет?.

Говорят, все люди до конца жизни в известном смысле остаются детьми. Это создает некоторые проблемы, когда, например, женщина за сорок украшает себя легкомысленными косичками, а мужчина за восемьдесят рвется за штурвал реактивного самолета. Но какое счастье, что мы со всеми своими чудачествами и безумствами застреваем именно в детском возрасте. И какая удача, что период юношеского взросления называется переходным, тем самым давая надежду на то, что безумие рано или поздно все-таки закончится. Хотя порой, глядя на несовершенства мира, мне кажется, что если одни остаются вечными детьми, то другие – вечными подростками. И от этого в нашем перекачанном гормонами мире не прекращаются войны, то тут, то там вспыхивают новые конфликты, и люди не могут поделить ни землю, ни воздух, ни ребенка в семье.

Я не знаю в подробностях, как переживают выход в «большую воду» мальчики, но о девочках некоторое представление имею. У меня есть парочка дочерей подружек, уже спаливших любимых кукол в ритуальных кострах и укравших у мам самые высокие на свете каблуки. Я смотрю на этих девиц, в просторечии именующихся пипетками, и мне делается и страшно, и смешно.

Помню ли я себя в их возрасте? Помню. А чем чаще встречаюсь с ними и дольше разговариваю, воспоминания приближаются и делаются такими отчетливыми, словно всё это было вчера, а может, и не закончилось до сих пор.

Мне опять 15. У меня проступила стайка мелких и неистребимых прыщей на переносице. Волосы похожи на паклю, а сколиоз и кифоз словно взбесились в борьбе за мой позвоночник. У большинства моих одноклассников родители более или менее похожи на людей, а мои однозначно прилетели с чужой и враждебной планеты, не понимают ни слова из того, что говорю я, и считают, что их дочь тайком записалась в группу, тестирующую психотропные наркотики.

Моя жизнь похожа на один бесконечный несданный экзамен, наполнена никого не интересующими событиями и идеями, которые почти никто не разделяет.

Разве я могу забыть, как однажды всю ночь проспала на колючих, словно ежи, термобигудях, встала с прической, задевающей торшеры, и с гордостью вышла к завтраку. У мамы тогда выпала ложечка из рук, а у папы отпала челюсть. Я ревела часа два в разных тональностях, но меня все равно заставили вымыть голову и заплести проклятую косу. Боже, она тогда была у меня в руку толщиной! Какая же я была дура!..

А как я месяц тщетно клеила мальчика, который шнурка моего не стоил, и после его свинской отставки рыдала и кусала от обиды кожаный диван. Как варила пауков в гуталине, потому что какая-то сволочь сказала, что это помогает от сглаза, а на мне тогда висело не меньше полмиллиона чужих проклятий. Да чего я только не вытворяла. Таскала мелочь из карманов, резала папины галстуки и перешивала мамины платья. Курила с подружками на школьном дворе, могла убить за кривой взгляд и утонуть в слезах от жалости к погибшей морской свинке. Я огрызалась, даже когда меня просили передать соль, и впадала в затяжную депрессию, понимая, что мне уже пятнадцать и жизнь прошла стороной. Бросалась почем зря на людей и не могла вымолвить ни слова от смущения, но все равно теперь мне кажется, что я кардинально и в лучшую сторону отличалась от сегодняшних пипеток.

У меня уши вянут, когда они, небрежно сбрасывая пепел с дорогих сигарет, обсуждают превратности жизни и сексуальные достоинства мальчиков, с которыми вчера переспали. Я даже не уверена, не спали ли они все вместе и не об одном ли и том же мальчике они говорят. И вообще, мальчик ли этот кандидат каких-то там наук! Боже-боже!

Да я поцеловалась в первый раз, когда мне казалось, что поезд уже ушел, и одна я, никому не нужная старуха, осталась стоять на пустом перроне жизни. От поцеловаться до переспать вообще лежала пустыня Гоби. А эти в пятнадцать лет со знанием дела перемывают кости и достоинства мужчин и даже сравнивают их между собой! Ладно, Лолите и Джульетте было и того меньше, а в средней Азии у них вообще давно было бы по первенцу. Правда, в среднерусской полосе об этом даже страшно думать, но им, похоже, ничего не страшно.

Они с потрясающим апломбом оценивают все, происходящее в мире. Для них нет никаких проблем, они в перерывах между затяжками сигарет готовы заново расшифровать розеттский камень и ликвидировать последствия глобального потепления. Они уверены, что стоит им посмотреть на мужчину, как он тут же встанет по стойке смирно и снимет штаны. Они с таким видом, как будто это саммит ООН, сидят до утра в чатах, считают, что книжки бывают только телефонные, и относятся к вашим любимым вещам, словно это залежавшийся мусор с помойки.

У них бескомпромиссное мнение на любой счет. Они темны и невежественны, они считают, что Леонардо был полным придурком, а собор Парижской богоматери – кусок прикола на вонючей речке. Еще хуже, если они читают книги и в Интернете пасутся не на помойках, а в разделах мировых библиотек и музейных редкостей. Эти в два счета докажут и вам, и всем вашим справочникам, что Тихий океан давно высох, а Пушкина вообще в природе не было. Но и это еще цветочки…

Эти маленькие женщины опаснее гадюк. Они точно знают, чего хотят, и уже умеют добиваться желаемого. В ход будет пущено все. Слезы, шантаж, подстрекательство, имитация самоубийства и даже показное нанесение себе неопасных, но чрезвычайно эффектных увечий. Они будут реветь, как раненые носороги, а получив свое, как ни в чем не бывало смахнут ненужные слезинки и отправятся-таки на заветную гулянку. Они перессорят полдюжины родственников, повиснут на шее папочки, нашептывая, что мамочка ворует у него деньги из кармана и с кем-то тайно разговаривает по телефону после полуночи. Переведя стрелки с себя на окружающих, они… отправляются на заветную гулянку. Они будут врать с три короба о том, что проштудировали все конспекты за последний месяц, трясти у вас перед носом тетрадками с «убедительными доказательствами», назавтра получат кол, потому что не знают, кто такой Василий Шукшин, но сегодня все равно отправятся-таки на заветную гулянку.

Они искренне верят, что деньги – необходимое зло и зарабатывать их – чрезвычайно скучное и нелепое занятие. Им кажется, что домá, в которых они живут, родились из воздуха вместе с ними. Они убивают свои бесподобные волосы химической завивкой и перекрашивают их в дикий морковный цвет, а когда им предлагаешь сделать зачес на косой пробор, с презрением сообщают, что они еще не старухи и им незачем наряжаться как тридцатилетним.

Они лживы, коварны и расчетливы, но все-таки они так прелестны! Укатывая себя слоями возрастной косметики, они все равно не в состоянии замазать этот бесподобный молочный цвет своих свежих щек. В их наглых глазах время от времени внезапно проступает небесная мечтательность и чистота. Они плачут, потому что не верят в свои силы, и хамят оттого, что боятся нарваться на упрек. И как их винить, если большинство родителей, объединившись в компанию «взрослых и разумных людей», не дает им шагу ступить и не дослушивает ни одной, порой вполне отчетливо сформулированной мысли?

И я не всегда понимаю, почему, когда говорю, что не хочу в гости к семье Н., я имею на это полное право, а она, потому что ей пятнадцать и от нее все только и делают, что ждут подвоха, должна без разговоров встать и идти. Даже если в прошлом году один из гостей у этих Н. напился и пытался ее поцеловать у мусоропровода. Она ни одной живой душе не рассказала об этом позоре, плакала неделю, едва смогла отвязаться от отвратительных воспоминаний, а от нее опять безапелляционным тоном требуют собираться в дорогу.

А сколько еще невидимых подоплек и нераскрытых трагедий скрывается под свинским поведением и открытым хамством. Нет, понятно, что эта упрямая коза может не хотеть куда-то там идти просто потому, что ей это на фиг неинтересно – тоже, кстати, имеет право – и она только и мечтает, когда, наконец, вся эта шайка уберется из дома и к ней подвалит ее юный хахаль с пачкой презервативов. И это счастье, если он и правда юный и с презервативами.

Но что делать, вчера куклы, сегодня мальчики, завтра дети. Закон эволюции. И нам всем, уже пересекшим пятнадцатилетнюю черту, все это кажется слишком скорым, незрелым и преждевременным. Вполне возможно, мы совершенно правы, и сначала в человеке должна развиться душа, а потом уже все остальное. Но оглянитесь вокруг – наш мир все равно состоит из взрослых несовершенных людей, а время бежит слишком быстро. И единственное, что нам остается, – это любовь. Для того, чтобы размножаться, она нужна даже рептилиям. А нам никак не обойтись без любви, если мы хотим вырастить хотя бы одного в будущем прекрасного человека!

Ссора

Со способами завести ссору у нас как с праздниками – был бы повод, а сцепиться всегда найдется за что. Иногда причины лежат глубоко, как затонувшие галеоны с золотом, иногда валяются прямо на поверхности. Иногда они вполне понятны и объяснимы, иногда загадочнее парижских катакомб. Есть счастливые личности, которых невозможно вывести из себя, даже разбив в хлам их машину, а есть ненормальные, заводящиеся оттого, что в театр пришел кто-то еще помимо них. Одни ненавидят разговоры на повышенных тонах, у других день зря прошел, если никто ни с кем не подрался и никто друг друга не покалечил. Было бы желание – в течение дня можно разругаться в дым со всеми родственниками – скопом, чтобы не терять времени, или с каждым по отдельности, чтобы растянуть удовольствие. Можно в пять минут покончить с многолетней дружбой, вспылить и разрушить брак, дать себе волю и потерять работу. Можно довести до белого каления целый самолет и умудриться перессорить друг с другом жильцов многоквартирного дома. Можно обозвать маму штангистом, а мужа плесенью, можно… к сожалению, в этом вопросе можно почти все!

Хоть моя любимая бабушка и называла меня в детстве «спичкой», я искренне и от всей души не люблю конфликты. Я знаю людей, для которых выяснить отношения – как в хороший ресторан сходить покушать, но у меня при первых позывных надвигающегося скандала уныло свешиваются уши и хвост. Возможно, потому что я слишком хорошо знаю, что произойдет в ближайшее время.

Медленно, с разгона или стремительно, с места в карьер оппоненты начнут крушить друг друга, используя аргументы, кляузы, факты, очевидную ложь, визг, вой, рев, матерщину и запрещенные приемы. Очень быстро два голоса, поначалу звучавшие попеременно, сольются в один, все перестанут друг друга слышать и слушать, доводы, истинные и ложные, уступят место прямым оскорблениям, под руку подвернется первый попавшийся предмет, и вскоре в ответ на заявление: «Ты придурок!» в стену полетит китайская ваза династии Цинь. Не хотелось бы верить, что в домах с такими ценностями происходит все то же, что и на рабочей окраине, но – ничего не поделать, зло не имеет прописки.

Не знаю, что делает истина, которая вроде бы должна родиться где-то между первыми признаками нарастающего напряжения и полетом вазы в стену, но поскольку в наше время спор традиционно перерастает в скандал, а потом и в мордобой, возможно, она предпочитает просто смыться куда подальше. Действительно, какие тут откровения разума, когда одна кума кричит другой: «Ну ты че?! Ты че?! Че ты, я тебя спрашиваю?!» А та ей отвечает: «А ниче! Ниче! Ниче, я тебе говорю!»

Теле– и радиоэфиры демонстрируют вопиющие примеры неспособности основной массы не только спорить, но и разговаривать, а судя по набору междометий и воинственных звуков, которые периодически издают оппоненты, даже мыслить. Поскольку успешность программ находится в прямой зависимости от ярости, которую участники всевозможных диспутов и круглых столов в состоянии обрушить друг на друга, ведущие ничем не сдерживают рев трибун, напротив, прохаживаются по студии и, как надсмотрщики на галерах, подзадоривают собравшихся кричать еще активнее. В результате вся аудитория срывается на какой-то мартышкин визг, разобрать, о чем визжат, совершенно невозможно, камеры прыгают, гости потеют, истина во весь опор улепетывает из студии в неизвестном направлении.

Еще веселее, когда с такой же активностью совсем в других студиях интеллигентные люди в костюмах и бабочках рвут друг друга на банановую кожуру, разойдясь во мнениях об известном четверостишье неизвестного поэта. Хотя есть поединки на любителей, когда все то же самое проделывается в полном спокойствии, с ледяными улыбками и потиранием безупречных белоснежных манжет. Но, поскольку аудитории нужен скандал, а не изыск, интеллигентные споры выходят «ограниченным тиражом» в неурочное время.

Большую часть детства я провела на Кавказе, среди людей, которые, когда чувствовали, что упускают лидерские позиции в вопросе о том, сколько лет было дяде Гиви, когда он впервые попробовал чачу, не разменивались на промежуточные стадии, а сразу бросали в стену обеденный стол со всеми родственниками. В этой среде с отчаянием Медеи проклинали за пересоленное сациви и лишали наследства за опоздание с прогулки. Однажды я была свидетелем многочасовой жестокой схватки – одиннадцать членов семьи, включая двух младенцев, безостановочно орали друг на друга, но так и не могли договориться, в каком году построили автобусную остановку перед их домом. Спор, ор, драка и выбрасывание вещей в окно могли начаться в полпятого утра, на симфоническом концерте и во время посадки самолета и – или через пять минут прекратиться, или на годы парализовать нормальную жизнь семьи, города, региона.

Те три по-настоящему страшные размолвки, которые не закончились в указанные сроки, перекроили карту местности. В воздухе всегда висела бодрящая опасность, что после нечаянно сказанного или, наоборот, не сказанного слова члены семьи Х никогда не пересекут квартал, в котором живут члены семьи Y, и никто не протянет друг другу руку помощи, даже если жестокая судьба забросит кого-то в болотную трясину.

От этого, в сущности, очень хлопотного уклада всегда была пара плюсов: во-первых, потом, когда проклятья отменялись и наследства возвращались, было очень весело мириться, и во-вторых, из-за того, что ссорились и спорили все, включая совершенно незнакомых людей, ощущение было такое, что все вокруг – близкие друзья и родственники. Потому что невозможно с такой ненавистью орать на совершенно незнакомого человека, перегородившего своим трактором путь твоей корове.

Повторяю, я терпеть не могу скандалов и не могу сказать, что в совершенстве овладела приемами и навыками ведения беспощадного словесного поединка, но с такой наследственностью, когда мне кто-то говорит: «Позвольте, мне кажется, я с вами не согласен…» – у меня темнеет в глазах. Представляете, в какое состояние приходит мой адреналин, когда я слышу: «Ну ты, подвинь капот, одна, что ли, на дороге!»

Даже поверхностное наблюдение за людьми в их привычной сфере обитания показывает, что наш человек буквально доведен до ручки. Большинство нервно курит, раздраженно сплевывает, истерично орет в свои телефоны и кончеными психами сигналит в автомобильных пробках. Недавно один элегантно одетый гражданин устроил дикий крик в очереди в кассу, обнаружив, что один подросток держал место для еще пятнадцати. Нет, конечно, многие удивились, когда кассу обступила стая прыщавых и возбужденных юнцов, но весь улов компании составлял одну бутылку пива, так что на обслуживание компании ушло две минуты, а на то, чтобы успокоить дядю, – двадцать две.

Я уверена, надо уметь отстаивать свои права и осаживать негодяев, но я также уверена, что нельзя жить ради этого. Осматриваясь в обычной будничной толпе, текущей по тротуарам, я часто вижу лица людей, готовых по зову крови вцепиться противнику в холку, и неважно, если противником станет восьмидесятилетняя старуха. Кстати, не факт, что и бабушка окажется божьим одуванчиком…

А сколько раз я наблюдала крайне интеллигентных, образованных и воспитанных товарищей, которые сходились за чаем с баранками с такими же интеллигентными друзьями и соседями, причмокивали, отхлебывая горячий напиток, а потом ломали стулья о спины, настаивая на своем видении причин открытия второго фронта или особенностей творчества Льва Николаевича… Я глазам своим не верила, думала, им что-то в чай подмешали.

Однако не надо далеко ходить в поисках самого изысканного удовольствия на свете. Посмотрите в глаза своему мужчине и в тот момент, когда он расслаблен и меньше всего этого ожидает, сообщите, что постирали его кожаные кроссовки в стиральной машине, и теперь у него вместо пары отличных красных «найков» – две пары не менее отличных розовых шнурков.

У меня был знакомый, который с полоборота заводился, когда его подруга с небрежением заговаривала об одном поэте Серебряного века и не мыла лапы его псу Одуванчику. Мужчина вспыхивал, как олимпийский огонь, и, изрыгая проклятья, принимался носиться по стенам. Коварная подружка вставала в сторонке, скрещивала лапки на груди и с удовольствием принимала участие в процессе, парой-тройкой метких слов подзуживая и подгоняя взбешенное создание. В их обиходе это называлось «разрядкой», мужчина, очевидно, терял лишние калории и сжигал ненужные нервные клетки и после получаса непрекращавшегося визга становился тихим и покорным. Девушка накрывала его пледом и спокойно возвращалась к незаконченным делам…

По молодости и по глупости и я позволяла себе будить спящего медведя и дергать тигра за усы. Совместная жизнь в полном взаимопонимании, в тишине, без скандалов и склок казалась мне бессмысленной и пустой. Какую свежую струю в этот дистиллированный ад привносил отчаянный крик мужчины: «Какая тварь опять трогала мою бритву?!!» А какое нечеловеческое наслаждение можно было испытать, сцепившись в якобы спорном вопросе о происхождении человека? Сколько прекрасных и насыщенных часов удавалось провести, прежде чем, поджав хвост и прихрамывая, враг не покидал территорию схватки, униженно твердя: «Да-да, от обезьяны… Конечно, милая, как я мог сомневаться…» Так я развлекалась в свое удовольствие, пока мужчине это не надоело. Оказалось, что все это время он относился ко мне как к паразиту, причиняющему ощутимые, но безболезненные неудобства. Однако стоило пересечь невидимую черту и задеть его за что-то там живое, как вместе со всеми своими провокациями я в обнимку с вазой Цинь полетела в стену.

Теперь я, как еще не вполне мудрая, но уже поумневшая змея, могу сказать – мордобой недопустим, скандал отвратителен, спор полезен, но опасен тем, что всегда рискует перерасти во второе или первое. Отсутствие культуры противостояния приводит к тому, что большинство спорщиков стремится не к истине, а к самоутверждению. При этом, как вы понимаете, единственными раздражающими элементами становятся противник и его громкий голос. Заглушая и то, и другое, мы скатываемся до состояния ревущих парнокопытных. И очень часто, одержав победу и доказав всем свою правоту, остаемся с выигрышем, не стоящим сломанной пуговицы, и в одиночестве. Но нет, нам важнее снести голову противнику, даже если причина конфликта – абстрактная величина, и уж точно мы вырезаем полквартала, если она каким-то образом касается нас лично.

Я вот думаю, а может, хотя бы для разнообразия, однажды попробовать промолчать?.. И бог с ней, с истиной, – любовь и дружба дороже!

Мужчины-оборотни

Судьба безжалостно обошлась с нашими мужчинами. Конечно, лестно, что примерно половина населения считает, что во всем виновата Женщина, но, к сожалению, сейчас это только создает дополнительные проблемы.

Мужчина всегда был всем должен. Государству, армии, женщине, семье, начальнику, хозяину. Порой его обязанности были непомерными, и, когда он на 25 лет уходил служить, это казалось несовместимым с жизнью. Так часто и бывало. До 1861 года он, правда, вместе с женщиной, вообще был никем и, едва хлебнув шальной свободы в 17 году, опять оказался в бараний рог скручен и унижен усреднившим и уравнявшим все достоинства режимом. Поскольку дворян и аристократов всегда было мало, а рабочих и крестьян – много, расплодились поколения, инфицированные вирусом рабства, синдромом ничтожества и сознанием обиженных. Многие страны проходили через эти проблемы роста, но только некоторые вступили в новейшие времена с опасным и вредным для жизни типом мужчин.

Итак, жила-была пара, муж с женой. Прожили они почти десять лет, родили двоих детей, и все у них было как у людей, пока не решили они расстаться. Вернее, решила женщина. Нет, она не нашла себе нового мужчину, не составила какой-то коварный план, а просто, как говорят, исчерпала себя в этих отношениях и устала мириться с малоприятными привычками мужа, которые, как известно, если уж есть, то со временем никуда не рассасываются, а становятся еще вреднее и отчетливее.

Короче говоря, как смелая утка, потянулась женщина в опасный одинокий полет, объяснила, как могла, все мужу, сказала, утят забираю, но ничто человеческое мне не чуждо, поэтому и встречаемся, и общаемся, и помогаем, короче говоря, и после брака жизнь продолжается. Женщина оказалась до крайности наивной.

Сначала она втрескалась в фантастический судебный процесс. Муж делил детей, как фрукты, и на разумные уговоры не реагировал. Деньги текли рекой не туда, куда надо, адвокаты звенели жалами, тянулось все это бесконечно долго и с переменным успехом, и вот каким-то чудом, миновав уже стандартные обвинения-ловушки в том, что она наркоманка, садистка, клептоманка, нимфоманка и просто невменяемая, суд и муж наконец отцепились от женщины с детьми.

Тогда мужчина подумал-подумал, взял, да и отобрал квартиру. Утка осталась с детьми, но на улице. Не буду детально описывать всех злоключений, посыпавшихся на голову свежеиспеченной разведенки, но если перед расставанием она и сомневалась в том, что хочет двинуть в самостоятельный полет, то после исчезновения крыши над головой все сомнения испарились без следа.

Итог. После развода женщина с двумя детьми живет в съемной квартире, на которую уходит почти вся ее зарплата. Для того чтобы оставалось еще на что-то вроде еды, питья, новых сапог и школьных ластиков, она работает не переставая, буквально днем и ночью. Теперь это уже не утка, а чистая белка в колесе. А что мужчина? Мужчина строит планы. Дети ему уже не нужны, не вышло отобрать, ну и ладно, не больно-то и хотелось, теперь в перспективах окончательно завладеть треклятой квартирой. Ведь пока ее половина по закону принадлежит нашей утке, то есть теперь белке, мужчина спокойно ни спать, ни есть не может. Вот такая история. Одна из миллиона и, надо сказать, еще не самая вопиющая.

Когда я слышу о чем-то подобном, я начинаю затравленно оглядываться на улицах. Мне все время кажется, что такое невероятное внутреннее уродство должно обязательно каким-то образом вылезти наружу. Не знаю: хвост вырасти между ног, или глаз заплыть, или голова шишками покрыться. Должна появиться какая-то отметина, клеймо – не общества, природы, – метящее новую человеческую мутацию и предупреждающее – внимание, опасность, проходите мимо! Оттого, что я не вижу этих знаков, мне становится страшно. Я не различаю нормальных людей и уродов и стараюсь найти другие подсказки. В каждом мужчине, толкнувшем меня в переходе, не пропустившем в автомобильном потоке, нетерпеливо гарцующем за моей спиной в кассе магазина, я вижу придурка, способного из мести и ущемленного чувства какого-то там «достоинства» отобрать у жены квартиру и выставить ее с детьми на улицу. Дескать, волю хотела – получай!

Я на своем опыте знаю, что семейная жизнь – непростой танец. Что иногда, бывает, сам черт не разберет, кто виноват и почему вообще случилось то, что случилось. На этом поле мужчины с успехом заработали себе сомнительную репутацию, но и женщины – молодцы. Сколько настоящих ведьм, стерв, сучек и безжалостных охотниц за головами и состояниями годами с успехом прикидываются зайчиками, белочками и прочими невинными пушистыми тварями! Но знаете, что самое странное? Как правило, повторяю, как правило (!), мужчины, которые их выбирают, в некоторых своих проявлениях все еще остаются мужчинами. И я не секс имею в виду. А устрашающее количество тех, кто берет в жены нормальную рабочую пчелу, потом рано или поздно начинает ее унижать, стращать, а потом и вовсе выгоняет из дома!

Особо продвинутые придумали, что всему виной так называемая женская «пассивная агрессия», которая невидима, как радиоактивное излучение, день за днем сводит мужчину с ума и подталкивает его к открытому окну, бутылке и проявлениям «активной агрессии», проще говоря, рукоприкладству и мордобою. Я все жду, когда эти теоретики замотают голову фольгой и спрячутся на дне ванны, спасаясь от невидимых атак своих жен-убийц и подруг-мутантов.

«Пассивная агрессия»! Лучше бы вспомнили о том, что нормальные люди пропускают женщину вперед, во время ссоры первыми идут на примирение, а при разводе как минимум делятся. Уже мало кто помнит, что надо вставать, когда в помещение входит женщина. Вы когда такое диво последний раз видели? Правильно, в кино. В жизни обычно приходишь в ресторан в мужскую компанию, тебе бросают через плечо: «А, это ты? Здорóво!» и продолжают уплетать свои отбивные. Пассивная агрессия? Конечно! Я не буду бить его по голове этой отбивной, но я от всей души пожелаю, чтобы он ею подавился…

На Кавказе одним из самых популярных средств передвижения всегда был небольшой автобус. Мы с мамой часто объезжали на таких «пазиках» многочисленную папину родню, расплодившуюся по всему черноморскому побережью. Я тогда была козявкой, мама – молодой красивой женщиной (она и сейчас такая!), а путь иногда бывал неблизкий, и все сидячие места заняты. Мы забирались в «пазик», и – я этого не помню, мама рассказывала – старые, седые и усатые аксакалы, увидев, что женщине некуда сесть, уступали ей место. И это были не показушные жесты, после которых ветхие старики рассыпались на атомы от немочи. Нет, обычное дело. Да, старый, горбатый, оглохший на оба уха, но – мужчина. Ага, а вот вошла женщина. «Пожалуйста, мадам, присаживайтесь!» – и опять слушаем морской прибой, последние двадцать лет шумящий в голове. Почти рефлекс, и, ну, может быть, чуть-чуть самолюбования…

Сейчас, когда одна наша общая знакомая, кстати, очень привлекательная женщина, ушла на пенсию и завязала с работой, одним из ее аргументов был следующий: «Надоело каждый день трястись в метро над каким-нибудь прыщавым молодцом, который не то что задницу от сиденья не оторвет, даже не посмотрит в твою сторону!»

У меня есть один друг, который считает, что на мир надвигается матриархат, то есть неограниченная женская власть. До полного установления «маточного» режима еще очень далеко, но уже сейчас процесс вошел в стадию переходного периода. То есть «верхи уже не могут, низы еще не хотят». Женщины уже оценили, что без мужчины они с ног не попадают, мужчины тоже об этом догадались и забеспокоились. Похоже на подростковый кризис, когда тот, кого чморили, начинает догадываться о собственных возможностях, а тот, который чморил, хватается за дубину и устрашающе трясет ею в воздухе. Особо нервные не только трясут, но еще и в ход пускают. И страшно представить, что начнется на более активных фазах противостояния…

Я всегда была уверена, что мужчина – это толстокожее, плохо развитое эгоистическое существо, которое пятнадцать минут дарит женщине радость, а потом всю оставшуюся жизнь пьет ее кровь. Не то что он не делает того, чего она хочет, напротив, он как будто специально делает все наоборот. Он упрям, драчлив, честолюбив и амбициозен. Он всегда хочет быть первым и мечтает обо всех женщинах на земле. Некоторых из них так и тянет прибить собственными руками, некоторых – засушить в гербарий для будущих поколений, как пример не поддающегося эволюции и цивилизации примитивного организма. Но этих мужчин можно любить. Всю жизнь. Взаимно. Периодически взаимно. Иногда безответно.

Мужчину-оборотня любить нельзя. Его нужно метить и держаться от него подальше. А там видно будет… Потому что эволюция сделала поправочку – теперь выживают сильные и… добрые!