Текст книги "Каблуки в кармане"

Бабья придурь

Мне кажется, я понимаю, отчего иногда мужчины пасуют, сталкиваясь с некоторыми женщинами и некоторыми проявлениями их характера. Нет, они тоже способны удивлять, и порой просто диву даешься, когда обнаруживаешь, что он все-таки в состоянии самостоятельно сварить себе яйцо на завтрак. Но все равно большинству из них никогда до нас не дотянуться и уж точно не переплюнуть.

То, что порой происходит с женщиной, похоже на внезапное заболевание. И я замечаю это не только на подружках, но иногда и на себе. Например, едешь вечером домой, мечтаешь ванну принять, поужинать, на диване отдохнуть, и вдруг – бабах! – разворачиваешься на месте, покупаешь в первой попавшейся театральной кассе билет и отправляешься вместо дивана на балет.

Или после долгих лет терпеливого ожидания отращиваешь-таки на зависть всем соседкам роскошную косу до плеч. И так ею трясешь, и эдак, мужчин на нее ловишь, как на спиннинг, а потом – раз – опять что-то перемыкает, и ты под дружный рев всего персонала парикмахерской срезаешь к чертям эту косу и делаешь солдатскую стрижку ежиком, бобриком или чертиком.

А какой мужчина из ныне живущих способен зайтись в припадке счастья или, напротив, разрыдаться, как на похоронах, уловив знакомый аромат парфюма времен взятия Измаила. И ведь никак не объяснить перепуганному мальчику, что под влиянием знакомого запаха жасмина с нотами кардамона в сознании девочки подобно цветам раскрываются воспоминания о чем-то прекрасном, светлом, воздушном и безвозвратно канувшем в Лету. Вот они и таращатся в ужасе, пока мы рыдаем и хохочем над флаконом старых духов.

Но и балет, и косы, и духи – это все цветочки. Кто бы знал, что происходит у нас в головах, особенно когда нас никто не видит.

Я была в Берлине. Одна. В гостиничном номере в центре города. По телевизору дойче-банки нервно теряли какие-то ставки по выплатам; по коридорам четко и организованно, как умеют только немцы, вышагивали постояльцы. Пахло дождем за окном и миндальным мылом из ванной. Все было тихо, мирно, я лежала в постели, читала книжку, краем глаза косилась в телевизор, и ничто, никакая тучка на горизонте не предвещала грядущей бури. Но внезапно что-то замкнуло и перещелкнуло в невидимых сферах, и с меня от неожиданности слетели вязаные носки. Я не знаю и никогда не узнаю, что стало причиной, какие мысли и в какой именно пропорции соединились, почему вообще все это произошло и кто за это в ответе, но внезапно меня словно ударило мягким молотком в темечко, и я поняла, что немедленно, нестерпимо, прямо сейчас и здесь хочу… секса.

Я легким перышком слетела с кровати и побежала вдоль стен, подгоняемая внезапно свалившейся на меня горячкой. Мне казалось, что я лопну на месте, если остановлюсь и не удовлетворю своих страстей. «И правда, а что такого? – вертелось в голове. – Сейчас выпью бокал красного, встряхнусь, улыбнусь и через десять минут зайду в ближайший бар за углом». А там, кто знает, может быть, мне улыбнется счастье и, может быть, я улыбнусь ему в ответ. Мы расплатимся, выйдем на улицу, пройдем, не касаясь друг друга, до гостиницы, ввалимся в лифт и там, между вторым и третьим этажами, симпатичный незнакомец, осмелев от моих бесстыжих глаз, прижмет меня к стене, голова моя закружится и… ой, мама дорогая…

Я кипела, как забытый на плите чайник, пила свое вино, но на улицу не спешила. От этого злилась еще больше. Нет, ну а что такого? Я свободна, молода, хороша, хочу развлечься. Да, обычно я так не поступаю, я вообще никогда так не поступаю, но надо же когда-нибудь начинать. Где моя смелость, где мой авантюризм, почему я давлю в себе свои желания, вместо того чтобы еще выпить для храбрости и пойти навстречу своей судьбе? «Хорошо, – вступила я в переговоры со здравым смыслом, – если так сильны запреты – черт с ним, с сексом! Можно же просто пофлиртовать и пококетничать, а там видно будет!.. Ну, может, телефончик оставлю…»

И вдруг меня осенило. Не-ет, мне совсем не это было нужно. Я хотела не просто секса и банальной встречи с незнакомым красавцем. Нет, дудки, мне была нужна целая история и депрессивная интермедия, например – он женат, я замужем, все как в кино или в жизни. Мы оба в дешевом пансионе, у нас меньше часа перед расставанием. Он умчится в Китай фотографировать шанхайских проституток, а я… хм, полечу в Исландию брать интервью у смотрителей горячих источников. Все банальности выговорены, все слезы выплаканы, все упреки высказаны. Мы понимаем, что наша страсть сильнее воли и рассудка, мы опять хотим провалиться в беспамятство, мы жаждем поцелуев и объятий, как реванша и отмщения. Мы не снимаем, а рвем одежду, не щадим друг друга, не бережем от царапин и укусов, напротив, стремимся специально пометить наши тела, доказав тем, невидимым, другим из чужих миров, что мы есть, что наша любовь и страсть существуют…

Сон, как мухобойкой, срубил мое хмельное и перевозбужденное тело, которое носилось по паркету в воображаемом танце страсти. Всю ночь мне почему-то снились банки с консервированными огурцами и раскрывшаяся штукатурка на стенах.

Утром следующего дня я шла на вокзал. Не доходя до входа, в угловой витрине секс-шопа я заметила манекен. Безголовый торс был затянут в черный латекс. Издалека все выглядело внушительно, и только вблизи я смогла рассмотреть, что кожаные стринги прилегают не плотно, и под ними вместо пластмассового достоинства – плотный комок бумаги. При виде этой фальшивки дешевый хмель моих ночных страстей окончательно выветрился. На перроне я недрогнувшей рукой протянула симпатичному проводнику билет и едва ответила на его призывную и обаятельную улыбку. Затолкала багаж на верхнюю полку и покатила в Париж, проклиная бабье, которое вечно не знает, чего хочет, и потакает своим взбесившимся гормонам.

Ладно, я в тот вечер хотя бы никого не тронула и ничего не натворила, находясь под воздействием неведомых сил, атакующих мой организм. Но ведь так бывает не всегда. Однажды мне понадобилось разобраться в отношениях во время посадки на самолет. И то, что мы опаздывали и бурлачкáми волокли за собой ручную кладь, меня совершенно не смущало. Я вдруг встала посреди прохода, уставилась на световое панно и, словно на нем был набран текст, произнесла трагическим голосом: «Я поняла, ты меня не любишь…» Мужчина, роняя билеты, фотоаппараты и ноутбуки, бормотал: «Ну что ты, что ты, очень люблю… Помоги мне, пожалуйста». И пошло, поехало. Не тот тон, не те слова, совершенно неубедительно, совершенно очевидно, что все прошло, зеркало треснуло, чувства разбились, все кончено, вчера не погладил меня на ночь по голове, как обычно, ой, какая красивая сумка у той цацы, надо бы волосы уложить на пробор, он вообще никогда меня не любил, и все наши отношения – сплошная ошибка…

Прекрасный образец типичного потока женского сознания. Порой, когда говорят, что у женщины, в отличие от мужчины, действует в основном правое полушарие мозга, отвечающее за эмоциональную сторону вопроса, мне кажется, что это не совсем так. У некоторых женщин в некоторых случаях вообще ни одно полушарие не действует. Поэтому мужчинам, у которых худо-бедно функционирует хоть что-то, приходится сталкиваться с необъяснимыми явлениями.

Помню, я утешала когда-то одного весьма неглупого и очень даже симпатичного приятеля, которому откровенно пила кровь и портила жизнь его прелестная юная жена. Ей все было не так. Он осыпал ее подарками, возил по свету, восхищался ее красотой и талантами, ни в чем не отказывал и, судя по доносам бывших подружек, был совсем неплох в постели. Однако девица вела себя как беременная шлюха, подарки принимала, благодарности не выказывала, вечно была на взводе, с кривым лицом встречала вечером, с кислой миной провожала по утрам. Мужчина, искренне привязанный к ней, не понимал, что сделать и как поступить, чтобы расколдовать свою красавицу. И однажды, приняв лишнего, пришел домой, выслушал какую-то очередную ахинею на грани визга и безумия и спокойно украсил биографию девушки звонкой пощечиной. Поскольку человек он во всех отношениях приличный, хмель слетел с него в мгновение ока, и он понял, что сейчас над ним свершится самый страшный из судов. Но что вы думаете? Ничего подобного не произошло. Злобная фурия потрогала щечку и нежной кошкой раз и навсегда свернулась у него в ногах. У них на подходе уже третий ребенок, а мужчина до сих пор не может понять, что тогда случилось и почему удар по лицу, которым ни одному мужчине не пристало гордиться, перевернул всю его жизнь. Он ничего не поймет, даже если эта его кошка и умудрится каким-то чудом однажды объяснить ему, что в тот момент произошло в черной дыре под названием «ее голова».

Хорошо, когда сложные истории счастливо заканчиваются. Но много ли вы знаете таких примеров? Я нет. А после той своей безумной ночи в берлинском отеле я, подъезжая к Парижу, размышляла, а что бы было, если бы я улыбнулась в ответ тому симпатичному проводнику…

Я вздохнула и закрыла глаза. Я была безнадежна.

Мужчине с любовью

Что греха таить, в глубине души я искренне верю, что мужчина и женщина навечно связаны друг с другом «любовью» собаки и кошки. Сопутствующая этому горячему чувству генетическая несовместимость дает о себе знать, порой вопреки высокому накалу страстей и уж точно – здравому смыслу. Даже вислоухий лабрадор, живущий у моих родителей, уж на что пенек и валенок, завидев полосатую тварь, непременно рявкнет на всякий случай. И кот, возможно, приличный, и ситуация ничем не выдающаяся, но – ничего не поделаешь, природа.

И как ни крути, все равно получается, что никуда нам не деться от этого. Как ни бесчинствует судьба, нам не удается до такой степени разочароваться и отравиться друг другом, чтобы при виде интересной женщины у мужчины не срабатывал хватательный инстинкт, а женщина при появлении симпатичного мужчины не оправляла бы кокетливым жестом прическу. И у меня после каскада вопиюще бессмысленных отношений не опускались руки и не тускнел взгляд. Ну, разве что совсем ненадолго и самую малость.

А что делать? Как бы ни были сногсшибательны наши друзья и умны подруги, нас все равно тянет совсем в другую сторону. И не только секс тому виной, хотя мало кто откажется от африканских страстей с подходящим партнером. Но не только в этом дело. Помните легенду Платона о рассеченных пополам великих андрогинах – их главной целью было, блуждая по свету, найти друг друга, воссоединиться и обрести утерянное могущество. Вот и нас тянет друг к другу, словно в попытке дополнить и завершить картину. И мы как будто хотим навести метафизический порядок в невидимом доме, расставить все по своим местам, завести часы и наслаждаться отпущенным нам временем.

И как все прекрасно в мечтах – встречаешь любимого мужчину, преодолеваешь козни мстительниц и завистниц, идешь под венец, летаешь от счастья, рожаешь детей, встаешь во главе бестолкового и счастливого семейства, крутишь домом, домочадцами, а иногда заодно и полусотней подчиненных на работе, любишь мужа, он любит в ответ… И так до скончания веков, до последнего вздоха, до гробового порога. Как прекрасно…

И как мало похоже на обычные истории из жизни, в которых ключевыми понятиями рискуют стать разочарование, предательство, измена, трусость или еще какая-нибудь неучтенная гадость. Но все равно подавляющее большинство бывших влюбленных остаются натуралами, верят в свою счастливую звезду и ждут вечную любовь. И на что она нам сдалась? Немного удовольствий и полжизни тяжелого труда и работы над отношениями. Но без них никуда, и выпавшие из любовного круговорота личности очень быстро становятся лысыми, толстыми и ворчливыми циниками, предпочитающими безумствам чувств свой бесценный покой и вечер у телевизора на диване с бутылкой пива у бедра.

Лично я никогда не была убежденным холостяком. Хотя я и не из тех, кто не может прожить без мужчины и дня. По разным причинам, из собственной гордости и глупости, я на несколько месяцев и даже лет запиралась в высокой башне и жила как монах-отшельник, почти отказавшись от простых радостей в пользу пулеметного стука отстреливающейся от несправедливостей и несовершенств жизни печатной машинки. Но даже эти мои «сидения» рано или поздно заканчивались, в башню входил мужчина, и остановившееся было время вновь начинало проворно бежать вперед.

Поэтому, несмотря на весь свой кошачий скепсис и иронию, я с большой симпатией отношусь к мужчинам и собакам. Да, когда они хотят испортить жизнь, вечер или ужин, им нет равных. Они бывают скупы на комплименты, помешаны на собственных идеях и излишне любезны с малознакомыми красавицами. Но и я не ангел. Как я умею надуваться рыбой-шаром от неточно и не к месту, с моей точки зрения, сказанного слова. Как на несколько дней в месяц я превращаюсь в слезливую фурию. Какими необъяснимыми, с точки зрения мужчины, бывают мои капризы. Я могу быть ревнивой, сонной, злой, вечно голодной, плаксивой, расточительной, легкомысленной и излишне игривой. Я могу протаскивать свои идеи в тот момент, когда мужчине хочется одного – лечь пластом, прикрыть нос хвостом и заснуть на ближайшие полгода. Я хочу нежностей, когда ему надо убивать партнера по работе. Мне отчетливо видится несуществующее, а очевидное я в упор не замечаю. Я хочу спать, когда этого никто не ждет, и мечтаю улететь в Париж, когда это совершенно невозможно. Да мало ли чего еще… Я же женщина. Я сама не знаю, чего хочу. Развлекаюсь этим и свожу с ума мужчину, который, перепробовав за вечер все, от разноцветной карамельки до термоядерного скандала, в результате сдается, хватается за голову и плачет, моля о пощаде…

Нет, насчет «плачет» – это я загнула. Никто из них почти никогда не плачет. Скорее, рвет пальто с вешалки и со словами: «За что мне все это?» убегает в ночной туман к другу, в остервенении режется на бильярде, в каждый шар и удар вкладывая свое бешенство и возмущение. Я знаю, что на таких очистительных вечеринках мужчины рассказывают друг другу страшные гнусности про своих жен и подруг. Они превращаются в гундосых сплетниц, разносящих суперсекретную информацию, как крысы заразу. При мысли об этом я мечусь по дому, как ядовитая змея, пью алкоголь и нервно звоню змеям-подружкам. Мы изощряемся в оскорблениях, проклинаем тот день и час, когда… Клятвенно обещаем друг другу, что больше – ни-ни, никогда-никогда, на порог не пущу и на телефонный звонок не отвечу…

Но проходит время, и, забыв обо всех клятвах, я встречаю еще потрескивающего от обиды и злости, но уже утомленного и проголодавшегося мужчину, наливаю ему чай, тащу булочки и, уютно свернувшись у него под боком калачиком, начинаю петь свои кошачьи песни. И я уверена, что даже если я напишу главную книгу двадцать второго века или возьму интервью у Хью Джекмена, я все равно буду мечтать именно о таком завершении дня. Я ни за что не дам оторвать мое жало и наверняка огрызнусь в ответ на очередную попытку научить меня жить и правильно шинковать морковку, но я обожаю, обнявшись, смотреть хорошее кино по вечерам, засыпать на рассвете, утомившись от ласк и шуток, открывать коробку с очаровательной ерундой или «его величеством Каратом», смешить, доводя до слез, и хохотать самой, надрывая животик, грызть баранки на площади Альма и каждый вечер висеть на подоконнике, высматривая приближение знакомых фар.

Мы оба всегда будем иметь свое мнение обо всем на свете, и часто мне не хватит терпения и мудрости, чтобы вовремя сдержаться и не ляпнуть, что он несет полную чушь. Он опять совершит роковую ошибку и промолчит, когда я, красавица писаная, выйду к нему после пяти часов сборов и встану на видном месте, рассчитывая на шквал аплодисментов и обморочное восхищение. Мы часто будем вредными, несправедливыми, обидчивыми, капризными и бессмысленно жестокими, но, скорее всего, мы никуда не денемся друг от друга. Потому что в некоторых домах даже кошка с собакой умудряются найти общий язык и даже более или менее счастливо прожить жизнь бок о бок. Главное, не тырить еду из чужой миски и не шипеть и не лаять просто оттого, что очень хочется. Да что кошка с собакой, говорят, и белка с крокодилом уживаются. Правда, видимо, та белка – гений, а крокодил или всегда сыт, или обездвижен. Но все равно, это так вдохновляет!

Жизнь

Страх

Мы все чего-то опасаемся. Даже самые отчаянные имеют свой тайный список, который тщательно скрывают от всех, и порой сами себе лишний раз не готовы признаться, что до смерти боятся белую цаплю или книг с неразрезанными страницами. Большая часть существующих фобий вызывает сочувствие, недоумение или откровенный хохот. Ну правда, когда двухметровая Николь Кидман говорит, что боится бабочек, мне становится очень весело. Я ухохатываюсь, когда слышу, что заядлый охотник-рыболов опасается смотреть рыбе в глаза, а актер, каждый вечер выходящий на сцену, трясется при виде публики. Я знаю мужчин, боящихся женщин, и женщин, опасающихся детей. Рассказывают о владельцах крупного бизнеса, бледнеющих при виде оторвавшейся пуговицы, и одного десантника, который упал в обморок, когда ему на шею посадили белую крысу. Люди боятся всего. Есть даже те, кто боится бояться.

Мне кажется, до семнадцати лет я не боялась ничего. Я не вылезала из самолетов, лихо разворачивала в арке чужие «Жигули», заметив подозрительную компанию, тут же шла знакомиться с мальчиками, громко читала стихи в местах массового скопления и играла в школьных спектаклях. Когда однажды во втором действии «Обыкновенного чуда» я не вовремя вышла на сцену к потрясенным партнерам и зрителям, я пожала плечами, улыбнулась и, подобрав шлейф, победно удалилась в кулисы. Мое сознание было чистым, психика свободной, нервы нетронутыми. Нет, я немного дергалась, конечно, когда сдавала экзамены, но так, самую малость. Сейчас я паникую, даже когда меня спрашивают, который час.

Я с ужасом смотрю на пересекающие небо самолеты. Я даже на Алтай ехала на поезде, а это два дня пути. Да что Алтай, я и в Пекин поеду в мягком вагоне. У меня появилась дурная привычка – в свободное время я мчусь в аэропорт и там, наблюдая за страдающими от подступающих приступов аэрофобии пассажирами, получаю удовольствие от жизни. Заказываю себе минералку и млею при мысли, что вскоре сяду не в алюминиевый фюзеляж с реактивными двигателями, в которые так и норовят вломиться полчища подмосковных ворон, а в свою надежную машинку на четырех колесах. То, что автомобиль стоит на первом месте во всех таблицах и рейтингах рисков, меня ничуть не смущает. Вернее, очень смущает, но не в тот момент, когда я смотрю на дрожащие крылья с визгом разгоняющихся «Боингов».

Когда в Берлинском зоопарке рявкнул то ли голодный, то ли сытый лев, расплакались только двое – я и шестилетний японский мальчик. Я отказалась идти на премьеру фильма, потому что там должно было быть слишком много народу. Я поднималась пешком на собор святого Петра не из любви к лестницам и мышечной нагрузке, а потому что накануне мой лифт застрял между этажами гостиницы и меня вырвало от стресса. Я бы и на третий уровень Эйфелевой башни полезла бы по перекладинам, лишь бы меня не запирали в эту чертову кабину без опоры под ногами. А примерно месяц назад мне удалось удивить саму себя. Мне предложили выступить на телевидении, а я спряталась под кроватью…

Да, признаю, я женщина на грани нервного срыва. Я так привыкла всего бояться, что не верю собственным родственникам, когда они пытаются навестить меня в моей квартире. Я составляю завещание, уезжая на дачу, и, как Вуди Аллен, консультируюсь со специалистами, выбирая цвет постельного белья. Я обросла сотней примет и ритуалов. Я не выхожу из дома, не попрощавшись с каждой розеткой. Никуда не езжу без своего Мишутки, уже покрывшегося плесенью несчастного медведя, объехавшего полмира в моем чемодане. Однажды я забыла его в купе, так потом вся моя родня брала штурмом вокзал, требуя вернуть тете ее игрушку. Когда на выходе из дома я вижу черную кошку, я разворачиваюсь, возвращаюсь и уже никуда в этот день не еду. Разбитое зеркало в пудренице доводит меня до отчаяния. А когда однажды тупая синица попыталась влететь в мое окно, я разнесла ее из охотничьего дробовика…

Нет, конечно, все не совсем так. Ну, кое-что очень похоже, но вот дробовик… вы же понимаете. С другой стороны, совершенно очевидно, что раньше я была смелой, как ястреб, а сейчас… сейчас я полна отваги, как домашний попугай. Но самое смешное, что со всем набором своих страхов и закидонов я еще остаюсь более или менее нормальным человеком.

У меня есть приятельница, которая полгода не выходила из дома. Одним вешала лапшу на уши о том, что у нее контракт с фирмой-разработчиком антистрессовых препаратов, тестирующихся на принявших добровольное заточение энтузиастах, другим – что она пишет «Капитал двадцать второго века», проект слишком масштабный, деньги огромные, так что отстаньте от меня, трусливые завистники. И знаете, многие ей действительно завидовали. Никто в эту лапшу про книги и таблетки, естественно, не верил, но глаза некоторых наполнялись нешуточным чувством, когда девушка расписывала, как вызывает все службы себе на дом, а прекрасным городом любуется с балкона после полуночи, после того, как спадает угрожающая здоровью концентрация токсинов в атмосфере.

Другой товарищ подхватил грибок в бассейне, впал в критическое состояние и теперь не вылезает из больниц, проходя обследования на все заразы мира, от ОРВИ до птичьего гриппа и лихорадки Эбола. Милый юноша, с ним теперь так интересно разговаривать…

Еще один прочитал что-то о нечистой женщине и так испугался, что теперь по разу в месяц его жена улетает за Полярный круг, чтобы не пугать мальчика. Другая дама так боится вампиров, что построила себе дом из чеснока и каждого, кто подходит к ней с приветом, для начала приветствует осиновым колом.

Уверена, вы и не такое встречали. Что делать, с нами всеми жизнь немного развлекается. Не надо грустить. Серьезные страхи дают возможность сыграть на преодолении. Рискнете и слетаете во Владивосток или в Рио – и выиграете. Не рискнете – ничего страшного, значит, еще не настало время. А боязнь полосатых гадюк или внезапного обнищания можно приравнять к милым странностям и всячески иронизировать, не давая им возможности превратиться в наваждение и взять власть над нашим разумом.

Однажды я, зеленая от страха, стояла перед дверью одного очень страшного кабинета, и вдруг со мной произошло чудо, я услышала внутренний голос. Голос сказал примерно следующее: «Жить страшно, но еще страшнее умереть. Из этих двух страхов правильнее предпочесть первый, а о втором не забывать, чтобы с особенным чувством наслаждаться каждым прожитым днем». Голос был прав. А что еще остается? Прятать осиновый кол под кроватью и брать билет на поезд до Пекина? Возможно. Но тогда тем более ни в коем случае нельзя терять способность смеяться над собой. В конце концов, смех сильнее страха. Это даже наукой доказано.