Текст книги "Человек и Церковь. Путь свободы и любви"

Этому есть объяснение. В нашем сознании процветает совершенно архаичная форма взаимоотношения с сакральным по принципу «ты мне – я тебе». Мы хотим быть уверены, что за свою свечу, записку или жертвоприношение гарантированно получим что-то взамен. Я сейчас заплачу, в буквальном смысле, а мне за это воздастся. Или схожу на могилу к святому, возьму землицы, положу у постели больного родственника – и все! Назавтра он встанет здоровым.

Человек удивительно потребительски относится к Божественному. Мало кто задумывается, что требовательное ожидание чуда в «ответ» на запрос неуместно. В Евангелии Христос на глазах людей творит чудеса, но и это их ни в чем не убеждает. Но Он творит чудо не для того, чтобы убедить, а чтобы спасти. Чудо, необходимое для укрепления веры, ложно, оно никогда никого не убедит, только породит новые сомнения и подозрения.

Видим мы это или нет, хватает ли нам ума и фантазии, чтобы понять, что Господь постоянно совершает чудеса в жизни людей, но истинное чудо – это всегда путь навстречу. С одной стороны, движение человека к Богу, с другой – Бога к человеку. В точке, где они встречаются, и происходит чудесное. Благодать – это всегда взаимодействие человека и Бога. По-другому не бывает.

Для того чтобы это осознать, надо приложить усилия. Несмотря на то что задача человека – не кивать на прошлое и на свою генетическую память, а стремиться к развитию души, проблема остается. Человеку проще всего находиться в заштампованной системе взаимоотношений с Богом, ведь такую потребность в Боге и легче всего удовлетворить. Легко объяснить, какую свечу надо ставить перед какой иконой, что такое святая вода, как подавать записочку, где и как правильно стоять в церкви, в каком месте службы надо сделать поклон. Внешнему порядку несложно обучить и его довольно просто усвоить, но для людей, живущих инстинктами, не осознающих в себе человеческое и не ищущих смыслов, на этом все и заканчивается. Они, как правило, довольно легко приживаются в Церкви. Происходят ли с ними по-настоящему важные и нужные изменения? Вряд ли.

Тот, для кого важно «проснуться» и осознать себя человеком, проживает совершенно иной путь. Апостол Иоанн говорил о мире, что он лежит во зле. В нем почти не осталось смыслов, в нем не ищут ответов на самые главные вопросы. Человек живет себе припеваючи, пока однажды что-то не случается в его жизни и он не обнаруживает себя в тупике. Тогда некоторые понимают, что им необходимы опора, слово, смыслы. Многие в своих поисках приходят к Богу. Но для них этот приход оказывается не таким простым, как хотелось бы.

Когда люди ищут духовный путь, чувствуют потребность в глубоких внутренних откровениях, им кажется, что все загадки бытия сразу станут доступны, сам Господь откроет им некую тайную дверку, они окажутся в каком-то совершенно особенном пространстве и заживут почти волшебной жизнью. На деле они приходят в церковь и сталкиваются с повседневной реальностью, связанной с ритуалами, которые необходимо соблюдать. Конечно, все церковные обряды и правила очень много значат, но в тот момент, когда человек переступает порог церкви в своем стремлении ко Христу, ему кажется, что эти внешние действия его только отвлекают. Должно пройти время, сам человек должен вырасти и проявить терпение и понимание, хорошо, когда кто-то сможет объяснить ему, что к чему, и что тут на самом деле главное. Тогда ожидание чуда сменится стремлением к нему. Через работу духа и принятие церковной жизни человек начинает понимать, что и зачем он здесь делает. Его действия перестают быть механическими, они наполняются смыслами и приобретают ценность.

Среди людей, приходящих в церковь, всегда достаточно так называемых «захожан», или «духовных туристов». Их присутствие неизбежно. В храме невозможно повесить плакат: «Человек! Внимание! Задумайся! Зачем и с чем ты пришел в Храм?!»

Мне кажется, что у каждого должен быть выбор, когда и с чем прийти в Церковь. Кроме того, мы не знаем, как и через что Бог ведет нас. И мы не можем взять на себя функцию селекционеров: «Так, ты турист, тебе туда, а ты истинно верующий, тебе сюда!» Сердце человека по-настоящему открыто только Богу. Мы не можем до конца разобраться в происходящем, будучи даже самыми блестящими знатоками человеческих душ. Человека невозможно разложить на схемы и расписать по параметрам. Каждый приходит к Богу за чем-то своим. У кого-то это любопытство, у кого-то трагедия, кто-то стремится найти ответы на вопросы, кем-то движет желание изменить свою жизнь. Нам кажется, мы идем за своими потребностями, а на самом деле это Бог ведет нас. И мы понятия не имеем, когда окажемся способными услышать Его, когда окажемся в состоянии почувствовать Его присутствие в своей жизни, когда будем готовы к тому, чтобы к нам подошел священник и заговорил с нами.

Ко всему, что происходит в нашей жизни, мы или готовы, или еще нет. И в этом смысле надо быть очень тактичными со всеми, кто приходит в храм. Не навязывать им какого-то определенного способа поведения, мышления и понимания себя. Все наши идеи могут оказаться более чем разумными и правильными, но несвоевременными.

Но люди готовы слушать и искать смыслы. Любого человека можно расшевелить. Евангелие доступно всем, оно обращено к каждому. Это значит, что нет на свете такого человека, который не смог бы услышать слово Божие, если б захотел. Конечно, обиженные всегда найдутся, они будут уходить из Церкви, потому что хотят, как это в свое время было прописано в советском законе, «удовлетворения своих религиозных потребностей». И если мы сейчас возьмемся удовлетворять религиозные потребности, мы в этом преуспеем. Только вот делать этого нельзя ни в коем случае.

Самое главное, чтобы в Церкви каждый человек должен быть окружен любовью, как в семье. А семья не может быть просто организацией. То, что в свое время ее воспринимали как «ячейку общества», стало огромной ошибкой и, в числе прочего, способствовало ее разрушению. Понятие семьи низвели до экономического и физиологического союза. Ее значение и смысл постепенно понижали, и в конце концов ее просто не стало. А семья – это основное свойство Христовой Церкви. Она символизирует отношения человека и Бога. Во время венчания читается послание апостола Павла к ефесянам, там есть такие слова: «Мужья, вы так должны своих жен любить, как Христос любит Свою Церковь».

Есть один очень важный момент в потребности человека встретиться с Богом. Церковь проникнута мистицизмом, но надо различать мистицизм религиозный и обывательский. Вообще, мистическое – значит таинственное. Путь познания Бога апофатичен (от греч. apophaticos – отрицающий), то есть Он непостижим. Божественная сущность настолько бесконечна, безгранична и непознаваема, что человеку проникнуть в эти тайны просто невозможно. Зачем я живу? Зачем Бог меня создал? В чем смысл моего существования? Вряд ли когда-нибудь мы получим ответы на эти вопросы. Есть вещи, про которые мы ничего не знаем и вряд ли когда-нибудь узнаем. Но незнание – это не тупик и не приговор. Пусть Бог и не может быть познан до конца, но движение к Нему и есть путь человека. Опасный момент наступает, когда мы стремимся на этом пути поставить точку, когда нам начинает казаться, что мы все поняли и узнали. Тогда на сцену выходит ложный или бытовой мистицизм, оккультизм, который якобы дает возможность заглянуть в бездну. Церковь своим масштабом этических обязательств и таинством веры многих настораживает, они не решаются зайти, проходят мимо, но, испытывая потребность в духовном развитии, прибиваются к каким-то группкам, сектам, движениям, школам, где вроде бы все о том же, но как-то проще и понятнее. Там у человека создается ощущение, что он принадлежит к кругу избранных, что он такой особенный и необыкновенный и только ему по большому секрету открыто тайное знание. Что именно в этом кругу мистиков и сверхчеловеков знают ответы на все вопросы. Могут с помощью особенных книг, чертежей, кручения столов или тарелочек поймать Бога в ловушку и управлять им.

Все это кажется безумно привлекательным, и мало кто вспоминает о том, что именно этим-то змей в раю и соблазнил Адама и Еву: «Вы будете иметь знание и будете, как боги». Желание обладать знаниями, ставящими человека наравне с Богом, и является главное завлекалочкой всевозможных оккультных сообществ.

 
…Иначе – верх возьмут телепаты,
буддисты, спириты, препараты,
фрейдисты, неврологи, психопаты.
Кайф, состояние эйфории,
диктовать нам будет свои законы.
Наркоманы прицепят себе погоны.
Шприц повесят вместо иконы
Спасителя и Святой Марии.
Душу затянут большой вуалью.
Объединят нас сплошной спиралью.
Воткнут в розетку с этил-моралью.
Речь освободят от глагола.
Благодаря хорошему зелью,
закружимся в облаках каруселью.
Будем спускаться на землю
исключительно для укола…
 

И. Бродский.

Речь о пролитом молоке

У Сальвадора Дали есть картина «Крест» с изображением распятого Христа. Там выбран необычный угол зрения, и зритель, подобно Богу, откуда-то сверху смотрит на распятие. В данном случае это метафора художника, но всевозможные мистики и сектанты именно так и предпочитают смотреть на христианство. Дескать, мы-то сами все знаем и все понимаем. Нам открыты все тайны жизни. А это ваше устаревшее христианство и примитивное Евангелие – это все бабушкины сказки. Или эти ваши попы, толоконные лбы, что они могут? А вот нам явлено все самое необыкновенное и сокровенное. Идите к нам, потому что только мы – избранные.

Это, конечно, беда. Эта такая ужасная ловушка гордыни и тщеславия, такое презрение ко всему миру, высокомерное и ничем не оправданное дистанцирование. И при этом полное отсутствие любви. Полное отречение от Бога.

Когда человек идет на эти голоса, он оказывается игрушкой в руках совершенно инфернальных сил. Не будем делать вид, что нет Сатаны. Не будем делать вид, что не существует воздействия злобных сил на ум, волю и сознание человека, что не существует людей, которые эти силы используют, в том числе и сознательно. Все это в мире было и, к сожалению, продолжает существовать. Христос говорит, что Царство Божие может быть внутри каждого из нас, но, если человек ищет чего-то другого, он может в своей душе и ад поселить и распространять его вокруг себя всеми возможными способами.

В мире существует воля Божия, человеческая и сатанинская злобная воля. И человеку необходимо сделать самый главный внутренний выбор – принять решение, с кем он хочет быть. Так или иначе мы отвечаем на этот вопрос постоянно, ежедневно – своими поступками, словами, мыслями, реакциями. Каждый день мы балансируем в своем выборе, порой поступая, что называется, по совести, а порой предавая самих себя. Опасность в том, что наш мир полон симулякров. Все уязвимо, все неоднозначно, все можно рассмотреть с разных сторон, основываясь на релятивизме. Можно подменить, в том числе, и религиозное сознание, заплутать, запутаться и так и не стать человеком. А можно пробиваться к человеческому в себе через страшный протест, как это делал Ницше. Он страстно отрицал Бога, но оказалось, что осмысливать свое человеческое лучше в болезненной схватке с Богом, чем с дьявольской пустотой.

Фридрих Ницше (1844–1900) разделял теорию Дарвина и считал, что человек произошел от обезьяны, а от человека в процессе эволюции должен был произойти Сверхчеловек. И это существо, обладающее колоссальной волей, уже было не столько героем, сколько бунтарем и гением. Его задачей было разрушать старые ценности и создавать новые. Но и он не был конечным звеном в этой цепи. На смену Сверхчеловеку, по мнению Ницше, должен был прийти Антихрист. Старые ценности сами исчерпывают себя. Бог умер. Задача Антихриста – построение нового мира и новой морали. Однако, поскольку неминуемо вечное возвращение, мир осуществляется через постоянное чередование присутствия Сверхчеловека и Антихриста. Богу для Ницше в этой системе не было места.

В философии Ницше огромное значение отводилось человеческой морали, сформированной на основе личного выбора, а не религиозных или общественных убеждений. Христианская мораль, утверждающая милосердие и сострадание, по мнению философа, является болезненной и упаднической. Здоровая же мораль должна служить укреплению жизни. Подобная «прагматическая» позиция свойственна Ницше и в отношении к философии и культуре. Его идея – процветание «свободных умов», не «задурманенных» никакими моральными ограничениями, и способными «улучшить» человечество.

Во взаимоотношениях с Богом человек часто бывает удивительно непоследователен. В 1990-е гг. крайнюю религиозность вдруг начали проявлять… наши бандиты. Убивали, пытали, на счетчик ставили и одновременно с этим ходили в церковь, заказывали отпевания, молебны, хоронили по христианским обычаям, деньги жертвовали, храмы строили. Происходило нечто невообразимое. Убийцы стремились соблюдать христианские традиции, и замороченных вопросов о том, как можно одновременно и крест носить, и лишать другого человека жизни, внутри бандитской среды, как правило, не возникало. Но эти преувеличенно большие кресты с «брюликами», эти огромные суммы, эти пышные молебны как будто были свидетельством того, что где-то в глубине души эти люди понимали, что творят страшное, и понятным им способом хотели откупиться, «загладить вину», получить прощение.

Точно так же как преувеличенная религиозность бандитов в 90-х, тяга к Богу наших современных руководителей воспринимается в народе скептически. Не случайно представителей власти, по крупным праздникам стоящих в храмах со свечами, называют «подсвечниками». Люди всегда чувствуют подобные несоответствия, порой комические, порой драматические. Когда проворовавшийся чиновник крестится на образа, становится смешно и грустно.

Это вопрос противоречий, такой же, как с романтизацией зла в искусстве. Если разобраться, история современных фильмов, прославляющих мафию, уходит корнями в миф о Робин Гуде. В XIX в. на заре своего существования сицилийская мафия выступала защитницей обездоленных и угнетенных. Мафиозо были настоящими робин гудами по отношению к бедным, разрешали в их пользу конфликты с латифундистами и земледельцами, выступали чуть ли не народными арбитрами. Отчасти поэтому и сформировалось романтизированное отношение простого народа к этим, по сути дела, бандитам и убийцам с большой дороги. А кинематограф подхватил и развил этот «тренд». И такие замечательные фильмы, как «Однажды в Америке» или «Крестный отец», по сути, продолжают тему романтизации зла. Ведь как бы оно ни выглядело на экране, очевидно, что реальность совсем иная. И не дай Бог в настоящей жизни попасть в одну из тех ситуаций, что показаны в этих фильмах. Никакой романтики в изрешеченных пулями телах родных и близких нет.

С другой стороны, мы должны понимать, что условности в искусстве способствуют формированию смыслов. И в тех же фильмах про мафию речь идет и о других важных вещах: о дружбе, верности, чести, любви, преданности, глубоких переживаниях и человеческих трагедиях. В хорошем кино, как и в жизни, непросто распределить все по полочкам, вычленив однозначно хорошее и указав на однозначно плохое.

Но мне кажется, что здесь есть другая большая и важная проблема. И как раз подобные фильмы в этом смысле очень показательны. Мы склонны романтизировать собственное зло. Мы живем, как правило, оправдывая свои поступки. Наши грехи для нас всегда имеют объяснение, а грехи другого человека всегда подсудны.

Если задуматься, почему нам нравится смотреть фильмы про такую «красивую» мафию? Конечно, это обаяние и мастерство замечательных актеров, талант создателей. Но не только. Вот мы видим маленького мальчика из еврейского квартала, он вырос среди зла и преступлений, понятно, что он не мог стать другим, у него просто не было выбора, ему надо было выжить. Он стал боссом, главарем мафии, человеком, способным убить врага и жестоко наказать провинившегося. Но мы все равно ищем и находим в нем хорошее. Мы говорим, что не такой уж он плохой, все-таки живет по понятиям, страдает, плачет, ему не чуждо благородство, он любит семью, не предаст друга (хотя, конечно же, предаст, если будет нужно). Мы легко «достраиваем» его положительную сторону, и не просто потому, что любой человек состоит из противоречий, но еще и потому, что в этом герое мы видим себя.

Мы оправдываем его, поскольку сами нуждаемся в прощении. Ведь мы склонны всю ответственность переносить на других или на обстоятельства жизни, дескать, мы-то не виноваты, просто вокруг одни злодеи и жизнь жестока. Мы привыкли к системе самооправданий и всегда ловко можем повернуть дело в свою пользу. Но Христос нам такой возможности не дает. Христос говорит об обратном, о том, что наша обязанность – оправдать того, кто рядом с нами согрешил, не кивать на обстоятельства и несовершенства мира, а все претензии предъявлять только самим себе.

Седьмая глава от Матфея: «Не судите да не судимы будете; или каким судом судите, таким будете судимы; что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а своего не видишь. Вынь у себя сначала, а потом сможешь помочь другому». Христос не дает нам возможности романтизировать самих себя. Он заставляет нас быть самими собой. И именно это оказывается очень непросто.

Принять себя таким, какой ты есть, без Бога невозможно. Осознание своих несовершенств, грехов и искажений вне присутствия Христа – прямой путь к самоубийству. Понимание всей меры собственной ущербности можно пережить только в любви. Когда ты понимаешь, что с тобой Христос, и, даже если ты никто и ничто, он все равно принимает тебя. Христос ведь говорит: «Я пришел к грешникам, а не к праведникам. Я пришел к мытарям и блудницам, Я с ними ем и пью, делю их кров, Я хочу их к Себе привлечь». Осознавая это, ты понимаешь, что нельзя бояться. Необходимо встретиться с собой, необходимо принять себя таким, какой ты есть, для того, чтобы начать жить. Это чувство, что ты справишься со всеми сложностями, потому что тебе сопутствует любовь, бесценно. Без него самопознание превращается в мучение. Бедный Ницше – очевидный пример попытки познать себя без Бога. Это страшные муки, ад, в котором может при жизни оказаться человек.

Чувство веры естественно для человека, в нас всех заложен удивительный метроном, помогающий распознавать дурное и хорошее. Другое дело, совершаем ли мы усилие над собой, чтобы поступить правильно, или идем на компромисс и потакаем тому дурному, что в нас есть. Встречаясь с самим собой, человек очень многое переосмысливает. Очень многое встает на свои места, мы начинаем безошибочно понимать, где правда, а где ложь, что правильно, а что нет. Куда надо идти, а от чего спешно отказываться. Совесть просыпается, чувства, ум. Как-то очевидно становится, что не обязательно каждый год делать евроремонт в квартире, машины менять одну за другой, ненавидеть родственников, кричать на ребенка. С одной стороны, это так непросто, а с другой, так естественно – пытаться стать человеком.

В процессе самопознания приходится балансировать между гордыней и самоуничижением. На одном полюсе – самодовольство и любование своими успехами, на другом – уныние от понимания своих несовершенств. Есть только один способ не впадать в подобные крайности, как ни странно, – меньше думать о себе. Как только начинаешь вычислять свой путь, прикидывать, много ли у тебя тщеславия и достаточно ли смирения, тут же запутываешься. О Боге думать надо. Есть очень хорошее слово – «самозабвение». С того момента, как ты начинаешь свой путь к Богу, можно благополучно о себе забыть. Это непросто, и понимание того, что Бог любит тебя, появляется не сразу. Но когда ты начинаешь осознавать, что живешь, окруженный Божественной любовью, что Христос любит тебя таким, какой ты есть, тогда все страхи отступают. Ты слушаешь слово Евангелия и стараешься жить по Нему. Получается или не получается – это другое дело, нам самим порой сложно бывает это оценить. Важны стремление и вера в то, что рано или поздно это получится.

Главное, что здесь нет, не может быть никакого плана, никаких пятилеток, соревнований и результатов. Ни с кем не надо бороться, никому ничего не надо доказывать. Бороться надо только с чувствами нелюбви, превосходства и гордыни, возникающими в душе.

Мы говорим о чудесных вещах, происходящих с человеком, пришедшим в Церковь, но я хочу повторить, что ничего само собой не случится, едва вы перешагнете ее порог. Для того чтобы находиться в Церкви, надо ощутить присутствие Бога. И этому тоже надо научиться.

Как-то к Антонию Сурожскому в Лондоне после богослужения подошел один англичанин – он был то ли атеист, то ли агностик – и сказал, что попал в храм почти случайно, сидел на службе и вдруг понял, что находится в чьем-то присутствии. Он так и говорил: «Я не знаю, что это было, но я точно знаю, я был не один. Это чувство ни с чем не перепутать».

Подобное переживание может стать настоящим испытанием. Одно дело – прийти в храм, как в гости. Как в музей, в общество, на тусовку. Полюбопытствовать, посмотреть по сторонам, какие-то ритуальные действия совершить. И совсем другое – внезапно осознать присутствие чего-то невидимого и непостижимого рядом. Человек может по-разному на это отреагировать. Или откликнуться и потянуться навстречу, или испугаться, отстраниться и убежать. Ведь осознание чего-то чудесного и неподвластного нашему рассудку способно в корне изменить человека.

У меня есть друзья-итальянцы, совершенно замечательные люди, убежденные атеисты, родом из семей с коммунистическими убеждениями. Как-то раз они приехали в Москву на Новый год. Обычно 31 декабря я служу ночную литургию, а тут из-за гостей не смог. Мы с ними в новогоднюю ночь посидели, выпили и пошли гулять по городу. Везде салют, фейерверк, люди, свет, снег, праздник – красота! И мы с бутылкой шампанского, веселые, счастливые, незаметно для себя, блуждая по старым улицам, оказались у храма Святой Троицы в Хохлах. Зашли внутрь, там было тепло, светло, везде горели свечи, тихо пел хор и звучал голос священника. Они как сели, так и просидели до конца богослужения. А потом один из них, известный итальянский журналист, сказал мне: «Если Бог есть, в ту ночь в храме он был с нами!»