Текст книги "Память древних вод"

ПЕСОК ВРЕМЕНИ

Небесный пастух играл на свирели поющего ветра. Барашки облаков спешили на Восток, где росли травы, и с неба лилась живая вода. А здесь, на Севере медные скалы скрывали холодные озера, на дне которых росли цветы. Их поедают большие рыбы. Переспелым плодом падает солнце. Вечный закат. Хранительница времени не переворачивала песочные часы с тех пор, как рука ее стала сухой и белой костью. И больше лето не сменяет весну. А когда-то здесь осень превращалась в зиму… Все родники ушли под землю. Сила ее не пробуждает тут новых рек. Когда-то оканчивались здесь дороги вечных спутников жизни – людей. И даже много веков назад лишь камни помнили их голоса и шаги, песни радости и грусти. Но сейчас и эти кристаллы времени уже мертвы. Звездные дожди и космические ветра сточили грани их кубов и сфер так, что стали они похожи на черепа диковинных животных и существ, которые живет в тех уголках вселенной, откуда принесли они свою свободу передвижения по галактикам.

Раньше здесь царили деревья, корни которых исходили из самого сердца Хранительницы времени. Но иссохло тело ее, и владычествуют теперь на этих скалах ядовито-зеленые мхи. Если и ваш дом покроется такими мхами, то знайте, что достигли вы окончания времен и стали одним из тех древних. И море больше не будет волновать вас своими отливами и приливами. И если вы выйдете на террасу своего маленького домика, то увидите, как навсегда замерло предзакатное солнце. И вы замрете в своем плетеном кресле в любимом клетчатом пледе, покуда ветер вечности не иссушит плоть до костей. И очень быстро мхи впитают в себя соки деревьев, их которых был построен ваш дом. И на краю застывшего мира будет только ветер и мхи, медленно покачивающихся под его шепот, словно свитки прошлого.

После мхов всегда приходят пески. Они стирают все следы, которые когда-то были оставлены Хранительницей времени. Под толстым слоем этого пепла скроется и ваш меч, и ваш шлем, древки сломанных копий, все победы и все пораженья. Все превратится в песок. Песок утерянной сути вещей.

ТИШИНА ВРЕМЕН

Край пустынных дюн медленно осыпается, бесчисленно меняя рисунок, потерявшем изначальную красоту и форму в своем затухающем танце, тихий ветер разносит песчинки забытого мира, и он почти уже не говорит с тобой. Великий океан еще дышит, и волны плавно накатываются на берег в такт затихающих вибраций планеты. Белое холодно-палящее солнце точит кристалл, скрытый глубоко под землей, в тайном святилище ушедшей цивилизации и никто не придет сюда, чтобы прочесть тайну начала и конца времен, не увидит вихрь зародившейся жизни, развернувшийся сменой эпох и столетий. Статуи прекрасноликих Гигантов этого мира, некогда поднимавшихся до неба, лежат теперь, повержены временем. Постепенно песок погребает их под собой, все более и более завладевая пространством, становясь новым властителем, безликим и потому по-своему ужасным. Есть и своя красота, скрытая миро-упорядоченность в этой стихии, захватывающей этот мир, стирающей все следы цивилизации. Хотя не всегда умерший мир становится зерном следующей жизни, бывает, он застывает в своем движении и только Древний Шаман, сидящий у порога Вечности, может разбудить его. А ты слышишь, как он бьет в свой Бубен, отбивая ритм бытия? Услышит ли он замершее сердце забывающего себя мира? Или Живописец Вечности своей божественной кистью создает все новые и новые формы в симфонии фракталов? Сотрется ли план и останется ли память?

Ты можешь войти в этот мир и познать его, увидеть все разноцветье его бытия в мельчайших деталях. Стань его солнцем, стань его небом, рассыпься звездами, когда-то отражающихся в глазах существ. Может тогда ты узреешь суть Зерна, взрастившим этот мир и замысел улыбающейся Богини, посеявшей его.

Когда ты войдешь в дверь этого мира, сменится много солнц, и ты почти не узнаешь его, так изменится его облик, когда-то зовущий тебя из глубин твоих же веков. Тебя приведут сюда тени воспоминаний, как тени снов, тревожащих тебя по ночам. Страх что-то забыть и потерять, что-то несоизмеримо прекрасное, вот что пробудит тебя, когда ты будешь искать. Твои ноги утопают по щиколотку в песке, ты бредешь по наитию в бескрайней пустыне, поглотившей этот мир. Красное солнце ощетинивается зубчатой тенью за твоей спиной, оно знает что гаснет, отдавая последний свет. Здесь уже нет направления, нет дороги, и ветер надолго замолкает, чтобы потом накинуться бешеными порывами на рваные низкие тучи, вздымающие последнюю ярость умирающего мира. Где-то там ты набредешь на полуразвалившийся храм, и долго будешь подниматься по его ступеням, меряя ими само Время. Там, на самом верху, очутившись в тени купола, венчающего храмовое сооружение, ты встретишь всепоглощающую и всепроникающую тишину. Лишь слабый вздох ветра будет слышен тебе, и неясные тени проступят на величественной статуе Богини, держащей в ладонях Зерно и возносящей его ввысь. Ты преклонишь колена и склонишь голову перед ней, потому что увидишь в ней дух Создателя Жизни, и поймешь, как это было священно для живших здесь существ. А потом тишина начнет говорить с тобой, вначале ты услышишь голоса, сплетающих песни и гимны в единый ритм, потом увидишь множество лиц, и каждый расскажет тебе о чем-то своем; погружаясь все глубже, ты сумеешь понять, к чему стремилась эта цивилизация, как она росла и процветала, и как пришла к упадку. Замысловатые символы потоком ворвутся в твое сознание, и ты узреешь их суть, ты поймешь их письменность и через это войдешь в структуру их сознания. Ты поймешь, кем они были – их религией была Архитектура, через многообразие ее форм они познавали свой мир и строили его, эта была их поэзия, это был их танец. И дойдя до конца, ты поймешь, что теперь ты и есть эта Память, ты и есть эта Связь. Ты то существо, где хранится отпечаток этого мира и ты тот, кто способен разбудить Древнего Шамана. Ты слышишь его Бубен?

МЕЖДУ СВЕТОМ

В тот день в металлической толще видимых вод уже явственно проступили лики красного солнца. И железные корабли перестали приплывать в тот день, и как будто бы не вернулись люди, ушедшие вслед водам, окружившим ее город. В другие дни воды уйдут с поверхности, и наступит будто бы тогда пустыня. И беспомощно лягут боками на соленую землю так любимые ею бескрылые морские кони.

Она жила на самом верху высотного дома, под самым небом, как ей порою казалось в смутных снах почти незаметной жизни. И в тот день, когда в окнах домов вновь зажглись вечерние лампы, не загорелся свет ее небольшой квартирки под крышей, зажатой в прямые тиски углов, улиц и магистралей. В приходящей темноте она долго смотрела на узкий проем между многоэтажками вдалеке, между ними еще заглядывало солнце. Там, на самом верхнем этаже одного из домов одиноко вырисовывался балкон. Казалось странным, что балкон был только один. И на самой вершине. Она и раньше любила смотреть на него. И очень хотелось стоять на нем и ощущать в волосах тот ветер, который дует в каком-то другом небе. И непреодолимо звали тогда иные дальние земли.

В тот миг, когда свет стал уходящим, эта картинка с одним маленьким балконом на алой полоске между двумя уже потемневшими глыбами камня надолго застыла в ее глазах, мозаично растворяясь в них. Как одна из многих случайных фотографий, завалявшихся в ящике любого стола. А дальше за этими домами, как знали люди, была окраина. И как будто там больше ничего уже не было.

И только постепенно она стала замечать, что все стало как-то не так. Слышала, как приходили знакомые люди. Голоса и шаги. Шаги и снова чьи-то чужые голоса. Они заглядывали в ее комнату, где так любили незамутненный свет, что никогда не закрывали стеклянные глаза окна, всегда держа их открытыми. Пытались поговорить с ней, но уже тогда она стала чувствовать, как по каплям вытекала из тела живая теплая жидкость. Такого красного цвета. Им было не понятно, зачем она держала у себя аквариум без рыб, доверху наполненный водой. И зачем на всех стенах расклеены вырванные из дорогих рекламных журналов листы с фотографиями красивых местечек совершенно разных стран. Они унесли единственную, оставшейся не засохшей, фиалку. А потом был день, когда никто не пришел. И потом были такие же дни.

Лишь иногда она слышала тяжелое дыхание своего заболевшего пса. Но почему-то она могла видеть только его лапы, стоя застывшие у порога комнаты, а выше них ничего не было. Это очень пугало. Что-то было не так, как обычно. Жуть ненормальности тяжестью повисала в пространстве замкнувшегося мира. Тогда и стали размываться границы ее обычной реальности как будто сточными водами, которыми питался этот город. Часто были такие ночи, когда она слышала их течение под собой. Вода секундами отмеряла замедлившееся ночное время, глухо стуча по ванне, и вязкими упрямыми каплями стекала по телу. Ей казалось, что от этой воды оно становится другим, она проникала внутрь, эта вода. Стала ясно чувствовать, где и как находятся волокна нервов. Однажды она стала ощущать себя только ими. А все остальное тело перестало существовать. И еще она не видела себя в зеркале. Потом треснуло стекло на девичьих часиках. Они были в форме маленького сердца.

Казалось, эти темные воды стали течь по всем ее внутренностям и через них она окуналась в сны чужих людей. Бродила по извилистым дорогам их внутренних миров. Проживала их судьбы, опять слышала голоса. И билось тогда в ней множество человеческих сердец. И было так, что темная вода становилась светлой, а светлая – темной. Когда темной было больше, то ей хотелось кричать. И проливалось много душевной крови. Переставала кричать лишь тогда, когда светлая и темная вода уравновешивали друг друга в ее странном существе. Эти воды подступали каждую ночь. И каждую ночь она вела борьбу внутри себя.

Однажды, в полусне пробудилась в какой-то пустыне. Она не помнила, чтобы когда-либо в своей обычной жизни видела такой ярко-красный песок. На небе застыло два солнца, эти два ярких глаза как будто разрезали ее тело, а вместе с ним и весь окружающий мир пополам. Это было состояние промежутка, между до и после. Дул сухой, обжигающий жарой ветер. Девушка долго брела по почти умершей земле, каждый шаг болью отдавался в ней – она смешивала свою кровь с кровью этой пустыни. И не было видно края опустошенного пространства. Смутно помнила, как набрела на разрушенную статую когда-то величественного гиганта. Он ей показался очень и очень знакомым. Таким близким. Кажется, что там, в конце межграничья, она склонит свою голову у его поверженных ног.

В другой своей полуяви она очутилась в неизвестных ей водах, беспредельно разлившихся повсюду, насколько хватало глаз. Не узнавала свое тело, так легко и быстро оно перемещалось по водной поверхности. Прошло уже очень много времени, как она плыла в одном, интуитивно выбранном ею направлении, кажется, что-то ища. Где-то должен был быть уже ее дом, где-то здесь, рядом. Но вокруг была одна и та же молчаливая вода. Девушка устала плыть и остановилась, долго смотря на зеленую луну. И вдруг с ясной отчетливостью поняла – ее дома больше нет, и что нет больше земли, есть только эти потемневшие воды, в которых она тоже никого уже не встретит. И еще ее пронзило осознание – она осталась в этих пугающе безмерных водах совершенно одна.

Множество птиц бились и царапали окно, пытаясь попасть внутрь. Оставили уродливые знаки на стекле. После этого перестал приходить день. Настала одна протяжная тугим молчанием безысходная ночь. В ее квартире завелись пауки, плетущие огромные жутковатые паутины. И летали черные бабочки с большими крыльями. Они попадали в эти паучьи сети и многоногие твари пожирали их. Крысы с мерзкими жирными хвостами подгрызали стол и стулья. Ей было страшно и тоскливо. Она пыталась достучаться до других людей и открыть свою дверь. Но никто не слышал ее криков и не приходил. Лишь иногда в ее опустевшей квартире сиротливо звонил телефон. Но трубку уже никто не снимал.

Она очнулась от потока льющейся сверху воды. Открыла глаза и вновь почувствовала свое тело. Через провалившийся потолок увидела небо, оно проливалось ливнем и казалось, целило ее клетки. На вершинах облачных гор зачиналось полузабытое утро. Царапины от когтей исчезли и только длинные водяные струи бешено пульсировали на разбитом стекле. Вскоре небо очистилось от хлябей, медленно всходило солнце. Его лучи нежно коснулись глаз краской обновленной крови, постепенно наполнявшей ее. Она увидела, как сильно обветшал дом. Обои свешивались бумажными лохмотьями, под ногами плавали чистые листы, плюшевые игрушки, какая-то одежда. На фотографиях остались лишь едва заметные цветные разводы, она никак не могла припомнить, что же было на них когда-то. Девушка стала собирать эти белые листы, свои любимые игрушки и развешивала их сушиться. У нее сильно отросли волосы, почти до самых коленок, чего никогда не случалось раньше. Вдруг почувствовав чье-то присутствие, оглянулась и увидела свою собаку, та смотрела умными и живыми глазами. Она ласково протянула к ней дрогнувшую, сильно похудевшую руку. Кто-то открыл входную дверь. Это оказался ее старый друг, наконец-то отыскавший ключи от ее замков. Он тихо поставил свой мокрый потрепанный рюкзак и прислонился к косяку двери, глядя на нее. Сказал, что видимые воды опять вернулись, как это было когда-то раньше, еще до них, вновь питая земли, и корабли снова стали заходить в их город. Еще он сказал – ему нравятся ее длинные волосы. Она оглянулась на исходящее светом солнце и кто-то как будто прошептал …сюда приходят только сильные ангелы… Как будто. И вновь показалось, что это уже когда-то происходило с ней, давным-давно, но не здесь, там, где было другое небо, и другие воды, и солнце было иным. Но ощущение очень похожего дня всплыло из какой-то неизведанной ею доселе далекой памяти. И эти глаза… Она же видела их когда-то.

Вспомни…

НЕНАЗВАННОЕ

Я часто вижу этот город, по крайней мере мне кажется, что это был город. В подземке, протянувшейся глубоко под землей, стремительно выбегающей наверх и проносящейся сквозь толщу моря; на улицах, пропитанных влагой и грязью, в моих одиноких прогулках по пустынному берегу и даже на шумных праздниках, наполненных шелестом пластиковых цветов и бабочек, одно и тоже видение внезапно обрушивается на меня, и я опять брожу там неназванной, не понимая причин.

«Густой солнечный свет, кажется, придавил этот город сверху, а крупный какой-то необычный песок постепенно погребает его под собой. Когда я попадаю сюда, здесь ничего никогда не меняется, даже время похоже одно и тоже. Застывшее, неживое солнце и я не узнаю его…Чем больше времени я могу удерживать ощущение этого места, тем дальше я смогу пройти. Дома не похожи ни на что, что можно было бы увидеть в моей культуре, для меня это скорее древние хижины, построенные из какого-то песчаника, такие были тысячи лет назад. Я захожу то в одну, то в другую из них и везде вижу один и тот же песок, ничего больше. Меня удивляет, что я не чувствую присутствия людей хоть в чем-то, никаких предметов или останков, совсем ничего. Иссушенные деревья изредка попадаются то слева, то справа. Разломанные ступени культового храма…И везде этот песок. Мне подумалось, что эта властная стихия, состоящая из мельчайших и острых частичек, есть проявление силы еще более могущественной и универсальной».

«Сегодня я смогла забраться очень далеко, меня измотало подобное вторжение в мою жизнь, мне надо дойти до какого-то едва ощутимого конца и понять, зачем это видение приходит снова и снова. Многочисленные хижины остались позади и начались мертвые заросли. Добела выжженные кости их ветвей еще долго пытались как будто не выпустить меня, хотя наверняка это мне только чудилось, видимо сбилась с пути и должна была быть другая дорога на побережье, куда я все таки сумела выбраться. Побережье… Почему-то ясно поняла, что это тоже остров, как и тот, на котором родилась и живу, где я по крайней мере знаю свое имя. Или думаю, что знаю. Где-то здесь есть та нить, которая свяжет все воедино, где-то здесь… Неожиданно до меня долетел едва уловимый звук, очень похожий на металлический скрип. Море заметно забеспокоилось. Но очень скоро неровные складки воды исчезли».

Передо мной стоял холодный кофе в дешевом одноразовом стаканчике такого же одноразового кафе, а я устало смотрю, как взвесившийся ветер нагоняет на город брюхатые соленые тучи. Знаю, что буду очень долго подниматься на свой сотый этаж, с каждым метром этой ужасной высоты все больше теряя связь с собой, оставшейся то ли внизу, то ли еще где-то… Закину промокшую одежду в сушилку, горячий кофе вновь остынет, а гигантские ручища ветра будут рвать свинец неба совсем рядом, за прозрачной перегородкой стекла, несовместимой и хрупкой вблизи подобной ярости. Я знаю, что опять незаметно для себя усну в когда-то очень дорогом старом кресле, подобно скелету вымершего животного, медленно разваливающегося в моей ультрапрактичной и дешевой, типового белого цвета, современной кухне. И опять простыну этой ночью от сквозняков.

***

С того дня, это видение, после очень долгого перерыва посетило меня лишь однажды. Я опять была на том побережье и долго брела вдоль кромки, облизывающего мои ноги, моря. А потом впервые увидела там закат, настоящий закат! Подобно зрелому плоду, солнце клонилось все ниже и ниже, выжимая свой темно-красный сок и окрашивая им небосклон, постепенно стекающий в воду. Вот здесь они все и ушли. Спокойно и радостно, в благоговении перед величайшим завершением, перед вечным движением колеса судьбоносных для них созвездий, находящихся на самых вершинах их далекого мира.

Ночью, когда неизмеримые потоки воды снова и снова обрушиваются на мой город, я часто просыпаюсь и вздрагиваю от одного и того же звука. Это скрип детских качелей, таких уже давным-давно нет, да и я ни разу не качалась на них, разве что моя прабабушка. Так и вижу эти проржавевшие, уже никому не нужные качели в старом, заросшем мусором парке. Это вызывает во мне неизъяснимую тоску по чему-то такому, названия которому я не могу в себе найти. Просто не помню. Очень хочется избавиться от этого, но не получится.

***

На удивление бесшумно и очень скоро лифт спустился вниз. Теплая вода быстро текла по тротуару, щекоча щиколотки голых ног. Вокруг отовсюду струился свет, было необыкновенно светло и очень весело на душе. Пустынные улицы города как-то необычно преобразились, расширились, исчезло очень многое – яркие вывески, машины, люди, даже некоторые дома. Вскоре мне захотелось бежать, почти лететь над этим, ставшим таким неожиданно счастливым для меня, островом. Теперь я поняла, почему солнце застыло в непривычном для глаз месте. Я знаю – оно долго будет стоять там неподвижно, а потом резко скатится в море, как созревшее яблоко. Только я буду уже очень далеко.

ОНА

Я вижу как она сидит почти на самой земле, находясь у самого подножия этого мира, почти у стоп Гиганта вращающего колесо эпохи. Золото волос струится водопадом грез из других миров, она дышит иным небом, слышит отзвуки песен и слов, смех и радость существ из других реальностей. Иногда накатываются белые волны Непроявленного и она ищет в нем свое, близкое к себе, хотя просто смотреть ей тоже нравится. Чудные существа вращают своими разноцветными глазами и тянутся к ней. Притягивает к себе и глубина Непознанного нитями неотвратимого, порой холодного ужаса, темные складки миров и вселенных темных богов являют себя зеркалом душ, стремящихся к ним или вовлеченных туда их силой.

Глаза ее слепы, задернуты беловатой дымкой, если присмотреться, то через них можно увидеть нездешнее белое солнце. Не качается ветвь того мира на волнах, застыла, а Гиганты тех миров, когда-то вращающих колесо событий, глубоко спят, в сердцах же уснула и надежда обрести вновь пульсацию жизни. Кто-то должен прийти и разбудить. Осыпались их статуи в мире людей и превратились в пустыню незримой сути. Лишь ветер одиноко напевает и помнит о вас и очень грустит, перебирая песок в своих нежных ладонях.

Там, в самом низу она слышит людей, их поток проносится мимо нее шумом улиц, гулом машин, обрывками разговоров. Иногда они останавливаются и бросают ей монетку, другую. Для многих из них она и сама стала как статуя, ибо она приходит сюда каждый день и молча, неподвижно сидит весь день. Она как будто слышит дыханье этого мира, прислушивается к нему, тянется душой к людям и чутко реагирует на всполохи их энергий. Она видит как искры, осколки отлетают от людей, колышется поле их ожиданий, видит, куда они стремятся, откуда и куда идут. Остро реагирует на те осколки, которые ранят их души, очень сожалеет, когда души, связанные узами любви разрывают этот круг или когда осколки злобы и агрессии разрушают все вокруг, что было создано. Она собирает эти осколки внутри себя и качает, качает их на ветру, успокаивая. Тогда они меняют свой цвет, и она отпускает их. Осколки возвращаются к целому. Видит, как переплетаются судьбы людей, их чаяния и поступки постоянно меняют рисунок их бытия, создавая все новые и новые узоры. Иногда она плачет, стекают слезы с ее лица и падают на землю. Не смотря на то, что она слышит ритм этого мира и живет им, тем, чем он кормится, порой ей все-таки одиноко и оттого становится грустно. Иногда поддерживают ее в этом мире случайные прохожие, которые обогревают ее брошенным на нее взглядом, наполненным оттенком любви. Еще ее душу греет старый бродячий пес, который постоянно сидит рядом с ней и провожает до дома, охраняя от злых людей. Он даже предупреждает ее лаем, если кто-то пытается ее обмануть.

Где-то там, за пределом явленного мира, Гусеница сжирает время, все пережевывая, переваривая и оставляет крупицу того, что называется опытом, хранилищем души и где-то там Хранительница времени ведет счет ее жизни. Медленно перекатывается песок на Ее часах. Еще медленнее течет оно у видящей слепой. Плетет Богиня Судьбы ткань жизни, там отнимет, тут прибавит, вплетает новые нити, если старая рвется.

Перебирает кости Мать и кидает жребий. Волчицы в ее стае дружно раздирают Зверя. Что приберегла она для тебя в этот раз?

Соразмерен шаг Отца мира, и Мать бережет Начало. Спокойны сны детей эпохи и глаза Отца смотрят на них звездами путей, куда они так стремятся. Гигант мира крепок и мудр. Неустанно льет воду на колесо жизни. Глаза устремлены вперед, и путь его мира соразмерен с путем Отца.

АТОМ СВЕТА

Здесь мгла роится тучами, клочьями тумана рвется ветер. Носится его душный, бесплотный дух над стылыми равнинами, скатывается по кручам одиноких холодных гор, вздымающих далекий горизонт, уходящий в бездну. Вода уже никогда не прольется на эти земли. Без жизни, без надежды стоишь ты под этим небом. Натыкаешься на каменный престол погибшего бога, и рядом лежит скелет его верного коня. В паутине темных миров заплутала душа этого бога, и нет больше для него света, нет возврата. Одиноким безмолвным странником очерчиваешь ты свою грань в пустоте этих пределов. Здесь нет пути, остывший, почти неподвижный, равнодушный мир.

Отринутый богами воин, ты поднимаешься вверх по склонам гор и ищешь глазами лик солнца, но вместо него видишь вдали лишь багряную бурю. Ты знаешь, что за ней горит Пекло. Порой черные огромные тени-птицы вырываются из тех мест и со стоном падают в сухие озера мглы. Несет пеплом и мгла разрастается на твоем пути, постепенно затягивая тебя внутрь себя.

Тот пустой престол погибшего бога для тебя как знак того, что свет может смениться серой мглой и навсегда умереть. Затихло сердце твое, иссохла душа, с каждым шагом ты понимаешь – бесконечны твои дни здесь, ты не сгинешь в пекле, а будешь его вечным скитальцем. Потому безмолвны твои уста и медленно меркнет свет внутри существа. Ты долго поднимаешься по черным ступеням, входишь в опустевшие чертоги погибших богов, и только прах их увидишь ты там… Ты не знаешь начало их пути, но перед тобой теперь лежит их конец. Застилает глаза потухшая надежда и печаль юдоли темной. Бесприютен ты в этом мире. Ты не оставляешь здесь своих следов и если кто-то вспомнит о тебе, он уже не найдет тебя.

Пылает плащ твой в закате сумрачных дней, темнеет закаленный меч, отяжелевший от битв. Много черной крови испил он. Каждому ли дано оступиться? И поднимут ли тебя боги, ведь ты когда-то служили им? Застыла душа твоя, ты так и не принял свое падение, не покорился своей участи.

***

Под темными сводами дворца из черного камня душа ее в великом безмолвии пребывала, храня в себе тайну силы жрицы. Искры, разлетающиеся на границе света и тьмы, выковали из нее воина, сильного духом. Отдыхая от битв со слугами тьмы, все чаще сидела она в своем тронном зале, полузакрыв карие очи. Тенями пробегали образы былых сражений, когда разверзала она жезлом света врата ада, спуская его исчадий вниз. Мрак не мог простить ей этого и окутывал ее по ночам, цепляясь за ее душу, и когда он грозил поглотить ее, пила она мертвую воду и сгорал он на дне ее. После этого она пила живую воду, чтобы воспрянуть духом своим. Но раны от бесчисленных сражений до конца не заживали, даруя новую Силу. Не часто слышны твои шаги в гулкой тишине сводчатых коридоров дворца. Ты многое прошла и многих обратила в прах. И столько же пройдешь, низвергаясь вниз и вновь поднимаясь. Она собирала атомы света в чертогах Тьмы, там, где в саркофагах, в этих изощренных технических устройствах, сгорали души воинов, попавших в плен. То была последняя кровь, то был погасший свет… И даже лик Темной Матери, стоящей на страже миров, искажен чудовищной болью от этих потерь. Глухой рокот шагов армии света, теснящих полчища тьмы, там их вечная битва. И ценою будут безвозвратно потерянные души, сожженные в адских машинах.

***

Посланник жрецов, ты даешь молочно-белый камень жрице. Это знак отправления в путь, в иное пространство. Это знак поиска души… Ты немедленно отправляешься в путь, несешься сквозь многие пределы на своем коне, ведомая камнем и своим чутьем, угадывая нечеткий образ воина в истончившейся нити его бытия… И вот она прорывает мглу, протягивает руку к склоненной голове падшего воина; алые языки далекого пекла пляшут на броне. «Тебе дано обрести веру. Боги отвернулись от тебя за твое предательство и это неизменно. Но если ты сумеешь простить себя, появится надежда. Ты сможешь искупить вину. Такую весть я должна была принести тебе».

Стоит тот воин на горной круче, позади него шлем поверженного бога, как символ его падения и безвозвратной утраты. И тень священного Волка склонилась над ним. Это был знак богов.

У РОКА СЛЫШИШЬ ШУМ

Они ступили в этот мир по – разному и в разные времена. И план был спокоен, хотя уже завелась гниль и червоточина, но не заметна глазу. Познал жрец Дня часть тьмы Черной Матери, и открыл ей путь в этот мир, и стала она изводить детей человеческих, пеленать их в тугие одеяла и пожирала их. И стал жрец Дня жрецом Ночи. Знал потайное место жрец и входил к ней, и служил ей телом и душой своей, познавая все большие и большие глубины ее тьмы. И росло в нем чувство и желание обладать ею еще больше, ибо было ненасытно чрево ее и рожала она чудищ, один страшнее другого, и вопили они им, и грызли друг друга. Жаждал теперь он еще больше власти над этим миром и хотел владеть им полностью, безраздельно и нескончаемо. Покусился на образ божий и сам себя помечтал сделать богом вместо него. Стал подминать свой мир под себя, переделывая и руша то, что было создано. Но не получилось у него стать властителем, и стал он искать способ обманывать и хитрить, чтобы вовлекать детей человеческих в свою игру и в свой ад. Но нашел он однажды, обозревая видимый ему мир, соперника себе, недавно вошла в этот мир жрица Дня и была почитаема у людей и была она благосклонна к плану. Не являла своего лика людям и обитала в храме Почтенных богов, изучала их древние книги и стала блаженна и светла, одаривая мир своим светом и теплом. В определенный день и час подходили люди к преддверию храма и проговаривали свои просьбы жрице. Она мысленно общалась с каждым и исполняла желаемое для них. Она заглянула сюда, когда в ней проявилось уже сияние юной ночи, и душа лелеяла грезы о любви средь этого мира. В голубых глазах качалось на крыльях сияющего ветра дыханье белых птиц, улетающих за пределы осознающих себя миров. Грезилось ей, как она будет на этом пути не одна и не единожды будет сказано слово ее. Увидел это желание жрец Ночи и решил обмануть ее, чтобы не мешала она ему творить его план и замысел. Скрыл потемневшую сущность свою и явил себя в блеске сияющей Ночи, создав прекрасный образ свой, подглядев ее сны. Не разгадала его обман жрица Дня ибо была молода и незрела и не познала тьму такой глубины. Запело сердце ее и рассыпалась мечтами душа, как драгоценностями из шкатулки, приняла она внутрь себя его образ и не познала его суть. Делила с ним его начало и наслаждалась днем, не веря ночи. Жрец тьмы ждал прихода Черной Луны и в ту ночь когда она озарила его своим ликом надругался над естеством жрицы Дня и надломил ее Основу. Вскричала от такого падения ее душа и Мать ее нахмурила бровь. Пал образ Великой Матери в ее глазах и скрылась жрица от людей и потеряла связь с Основой, уйдя в забвение. Ликовал жрец Ночи и не ведала его душа теперь преград, и стал царить он над этим миром. Прорвана была Основа и все ниже и ниже падала жрица Дня, спускаясь из мира в мир, терзала и меняла планы, истязала существ и предавалась ненасытной страсти, губя естество свое. Ее Мать зрела ее путь и знала его конец, так же как и начало и когда жрица прошла его весь, и осознала всю глубину своего падения вплела в него красную нить, чтобы восстановить Основу. Так она была явлена в другой мир, начиная свое восхождение.

II

Красивы скалистые берега его, моря приносят рокот далеких бурь и долго ветра дуют на той земле, не желая успокаиваться; теплом холодеющего солнца согреты леса, и немногочисленные их обитатели радуются свежей траве. Это был мир людей-карликов и магов-колоссов, правивших ими. Туда и пришла павшая жрица Дня, став жестокой и страшной богиней для карликов. Жила в пустыне, где черный песок создавал омертвелый рисунок ее бытия, а высокий дворец пронзал остриями темное небо. В подчинении ее было десятка два карликов, и они служили и угождали ей, не желая этого и грустя по вольной жизни. Однажды богиню перестало устраивать то, как они ей служат, и решила сделать они их своими рабами. Она связала их путами и долго смешивала различные стихии в своей колбе, пока результат не устроил ее. Так карлики потеряли частичку своей души. Но и это не устроило злую богиню, и она снова и снова меняла состав зелья все более и более закрепощая их души.