Текст книги "Ирий. Хроника Лады"

Как-то само собой получилось, что они решили прогуляться по городу. Погода стояла отличная, на дворе был выходной, особых срочных дел не планировалось. После дождя повылазила новая зелень, мелкие цветочки мелькали в траве то тут, то там. Трудолюбивые пчёлы жужжали над ними, а бестолковые мухи просто делали вид, что летят по своим, очень важным, делам.

Женя шагал рядом, неторопливо перебирая ногами, иногда останавливаясь и осматривая то, что заинтересовало, а любопытным было всё: старая береза с огромным дуплом, муравейник, словно прилепленный к пню, электронный самокат, домофон, рекламный щит, на котором текст бежал по экрану. Было смешно наблюдать, как Женя шёл за движущимися буквами и заглядывал за щит, пытаясь понять, куда они пропадают. Лада чувствовала себя лёгкой и счастливой, как в детстве, когда гуляла с отцом и братом по городу с холодным сладким мороженым в руке. Увидев торговую точку с изображением эскимо, она купила себе и гостю по вафельному рожку. Так они и шли, счастливые, свободные, слизывая сладкие капельки подтаявшего мороженого с хрустящих стаканчиков.

Незаметно для себя дошли до набережной. Шагнув на гравий, Женя стал прислушиваться к каждому шагу, иногда останавливаясь и катая каменные шарики ногой. Потом внезапно напрягся, словно гончая, почуявшая добычу, и вприпрыжку помчался в сторону реки. Лада бежала следом, боясь его потерять. Выскочив из тени аллеи на солнечный свет, она зажмурилась с непривычки.

Речной трамвайчик, как всегда, притулился бортом к понтонам. На берегу стоял вчерашний мальчишка-матрос в окружении Кешиной братвы. Сам Иннокентий вальяжно сидел на детской качели. Парень был очень красив, Лада даже залюбовалась им. Яркий шатен, тщательно расчесанные волосы лежали волной, правильные черты лица, в меру накаченное тело, стильная дорогая одежда. Всё в нём было прекрасно, кроме характера.

Женя уже стоял рядом с нахмурившимся матросом, лицом к быковатым парням, угрожающе наступавшим на них. Кеша зло ухмылялся, раскачивая ногой в такт одному ему слышимой музыке.

– Привет, Кеша, – Лада уверенно и невозмутимо подошла к детской площадке и улыбнулась главарю, как обычно, тепло, без тени иронии или упрёка.

– О, добрый день, тётя Лада, – ухмылка вмиг слетела с надменного лица Иннокентия, и оно стало обычным, даже немного растерянным, как у ребёнка, которого внезапно застали врасплох в момент шалости.

– Что тут происходит? Надеюсь, у моих друзей нет проблем? – она кивнула в сторону Жени и студента.

– Это Ваши друзья? Простите, не знал. Нет, у нас нет проблем, было лишь несколько предложений, вот, к нему, – Кеша махнул рукой на матроса, – но думаю, что мы их уже обсудили.

Банда, ухмыляясь, отступила и направилась вглубь аллеи, повинуясь знаку своего главаря.

– Как дела, Кеша? Давно не заходил, – Лада по привычке взлохматила каштановые волосы повзрослевшего мальчишки, ненароком заметив, как он замер от этого жеста.

– Всё как обычно, тётя Лада. Отец занят бизнесом, а мать, – тут Иннокентий недобро оскалился, – мамочка у нас в Швейцарии, лечит расшатанные нервы. Интересно только, где успела расшатать…

– Учишься?

– Да, отец отправил в супер-пупер ВУЗ в Москве, но мне совсем не нравится. Не мой профиль.

– Я помню, ты говорил, что хотел работать машинистом и водить поезда в разные уголки страны. А потом, вдруг, задумал стать лётчиком и летать в дальние страны, где жителям нужна помощь, потому что они очень бедные.

– Ага, – развеселился парень, – ещё вспомните, как я мечтал выучиться на водителя мусоровоза, потому что он водит огромную красивую машину. Мать тогда имитировала глубокий шок. Ребёнок-мусорщик – кошмар! – при упоминании матери Кеша вновь посерел лицом. – Пойду я, тёть Лада, приятно было увидеться.

– Кеш, – Лада взяла его ладони в свои и подула на них тихонько, как делала маленькому мальчику, имевшему лишь одно желание: быть любимым родителями, – заходи к нам, я настряпаю твоих любимых оладушек.

Парень печально смотрел на нее, не вырывая рук.

– Я приду, тётя Лада.

– Обещаешь?

– Да, – он развернулся и медленно пошёл за своей удаляющейся шайкой.

Господи, как сейчас хотелось догнать его, обнять, прижать к себе и пообещать, что всё будет хорошо.

– Что с ним не так? – тёплая Женина ладонь легла на плечо.

– Он хороший, но заброшенный. Когда-то очень хотел помогать людям, особенно тем, кто потерялся, болен или голоден. Часто с моими мальчишками волонтёрили в стационаре у бабы Нюры. Знаешь, любому ребёнку необходимы родительская любовь и одобрение. Но его матери нужны только деньги отца, а сын всегда был способом их достижения. В школе я пыталась поговорить с Алексеем, отцом Кеши, но ему всё время некогда, дел много, бизнес большой.

Лада смотрела вслед уходящему парню, красивому, богатому, но такому несчастному и одинокому.

– Раньше он часто к нам забегал, а потом визиты стали реже.

– Ему стыдно, – пробормотал задумчиво Женя. – Стыдно – это хорошо, значит, не всё ещё потеряно.

– Может быть, но нет того спасательного круга, что вытянул бы его из этой пучины безысходности, в которую он себя втянул, – Лада ещё раз окинула взглядом уже опустевшую дорожку и развернулась к баркасу, где до сих пор маячил юный матрос. Студент явно их ждал, с нетерпением переминаясь с ноги на ногу. Улыбнувшись, она направилась к парню.

– Привет, капитан. Что стряслось-то у вас? Что с Кешей не поделили?

– Меня не поделили, – послышалось с палубы баркаса. По трапу спускалась грациозная девушка. Её красота, казалось, осветила и без того яркую поляну. Матрос подал ей руку, в его взгляде было столько нежности и обожания, что Лада даже фыркнула, но, посмотрев на Женю, челюсть которого тоже стремительно скатилась вниз, многозначительно покачала головой.

– Спасибо, Коля, – как ни в чём не бывало прощебетала принцесса.

Да, именно так её называли все в городе. Ника была дочерью мэра. Лада видела иногда заметки в местной прессе, на европейский манер извещающих о светской жизни «королевской» семьи. С пелёнок каждый день этой девочки освещался в местных СМИ. Рассматривая Нику, Лада пыталась понять, что та из себя представляет. Необыкновенно красивая блондинка, невысокая, худенькая, с короткой стрижкой, «рваные» пряди спадают на лицо, ещё не растерявшее детскую пухловатость. Взгляд же, на удивление, серьёзен. При такой кукольной внешности Лада ожидала увидеть в глазах нечто другое, но в них светилась целая вселенная, как будто перед вами не маленькая принцесса, а мудрая женщина, прожившая на белом свете не одну сотню лет.

– Ух ты, – первым восторженно выдохнул Женя, – какая ты красивая!

Принцесса в ответ лишь поморщилась, как от зубной боли.

– Знаете, иногда хочется быть менее красивой и совсем незаметной. Я даже волосы обстригла, чтобы совсем на куклу не походить, – в её голосе послышалась горечь.

– Разве Кеша за тобой приходил? – включилась в разговор Лада. Эта девочка начинала ей нравиться.

– У нас отцы ведут общий бизнес, вот мой и попросил приглядеть за мной. Говорит, что нечего шататься чёрт знает где и общаться с электоратом. Это он Колю имел в виду, видимо, донёс кто-то, что мы дружим.

Матрос после таких слов покраснел от ушей до самой макушки.

– Что плохого в дружбе? – Женя крутил головой, словно обращаясь сразу ко всем, наивно хлопая глазами как большой ребёнок.

Все трое пожали плечами, не зная, как объяснить немолодому уже человеку казалось бы элементарные вещи о том, что общество почему-то всегда делится на ранги, касты, сословия, классы, и переходить границу между ними крайне болезненно, а порой невозможно. Тот, кто пытается это сделать, объявляется бунтарём, и на него начинается охота, чтобы принудительно вернуть заблудшую душу на место.

– Странно, почему люди не могут просто поговорить друг с другом? Это же так просто – сесть и поговорить, понять и принять, – Женя тяжело вздохнул и покачал головой. Он вдруг снова превратился в столетнего старика, сетующего на глупую молодёжь. – Вот Кешин отец не понимает, и Никин тоже.

Смышлёная Ника сразу обратила внимание на метаморфозы в Женином облике, от чего её брови поползли вверх от удивления. Вопросительно глянув на Ладу и получив такой же взгляд в ответ, принцесса громко хлопнула в ладоши и пропела: «Вся наша жизнь – игра!»

– Не будем грустить, пойдёмте лучше прокатимся по реке. Сегодня такой прекрасный день!

Коля, лихо махнув на палубу, дал длинный гудок, от звука которого все печальные мысли рассыпались в прах. Женя, словно очнувшись от сна, радостно засеменил вверх по трапу.

– Странный он у Вас. Бабушка таких называла «блаженные», – тихо сказала Ника и пошла следом за ним.

Речной трамвайчик легко оторвался от набережной и побежал по зеркальной глади реки. Крикливые чайки, как ворчливая свита, сопровождали их. Женя радовался от души, махал людям, прогуливающимся по берегу, кормил птиц невесть откуда взявшимся хлебом, заливисто смеялся, когда Ника рассказывала небылицы о местах, которые они проплывали, и внимательно слушал об истории местных народов. Оказывается, принцесса училась на историческом факультете и всерьёз увлекалась местной хроникой.

Надо же, как часто мы судим о человеке по внешности и газетным заголовкам, – думала Лада, наблюдая за девушкой.

День близился к вечеру. Покинув баркас, Лада и Женя направились на автобусную остановку, заключив по дороге пари о том, будет ли за рулем Толик. Честно говоря, она уже позабыла об утреннем визите одноклассника, таким насыщенным оказался день. Но Женя внезапно спросил: «Как думаешь, Толя будет за рулем?»

– На рейсе работает несколько водителей, вероятность небольшая, что он будет именно в этом автобусе.

– Давай поспорим, – хитро улыбнулся гость.

– А на что будем спорим? – не осталась в долгу Лада.

– На желание. Если Толя окажется в автобусе, то я загадываю, а если нет – ты, – в его глазах плясали смешливые искорки, как будто он заранее знал ответ.

– Договорились, – подмигнула она с азартом.

Из-за поворота показался белый автобусный лоб. Блики на стекле не давали разглядеть шофера. Никогда ещё Лада не ждала рейс с таким интересом, воодушевлённо улыбаясь. Двери раскрылись. Уже поднимаясь в салон, она поняла, что проиграла. Ступеньки были те же самые, по которым ночью они карабкались с Женей. Мужчина быстро заскочил в пустой салон и, как мальчишка, поскакал в сторону водителя. Оттуда высунулась лохматая Толина голова.

– Ух ты, привет, соседи. Решили снова меня порадовать? – его лицо расцвело от искренней улыбки. Лада приветливо помахала в ответ и села у окна.

– А я выиграл! – счастливо выдал Женя.

– Да ну? Во что играли?

«Ой, как неудобно сейчас получится», – закрыв глаза подумала Лада. А Женя, как ни в чем не сомневающийся ребёнок, гордо произнес: «Мы спорили. На желание. И я выиграл».

– Повезло, – почему-от печально вздохнул Толик, мельком взглянув на Ладу, – используй своё желание с умом.

Автобус тронулся с места и медленно покатился по улице. Лада любила ехать вечером, глядя в окно. То тут, то там зажигались витрины магазинов. Манекены превращались в жителей некого зазеркалья. Ей всегда казалось, что они поворачивают голову и смотрят вслед прохожим, а ночью, когда никто не видит, обсуждают дневные новости.

После вчерашнего дождя обрадованная зелень сияла чистотой. Деревья, уже уставшие от летней жары, в августе начинали снова оживать, словно пытались насладиться последними нежаркими, но теплыми днями перед приближающейся осенью.

– Здорово как! Тихо, – подсел к ней Женя.

Автобус почему-то медленно двигался по улице. В воздухе витала какая-то музыка: то ли где-то играл уличный музыкант, то ли радио у Толика. Лада почувствовала умиротворение, внезапно захотелось увидеть родителей, да так невыносимо сильно, что слёзы полились из глаз сами собой.

– Всё будет хорошо! – прошептал на ухо тихий Женин голос.

Доехав до нужной остановки, автобус остановился. Лада наскоро вытерла глаза тыльной стороной ладони и направилась к выходу.

– Доброго вечера, Лада, – Толик вынырнул с водительского места и помахал рукой.

– Пока, Толя, – Лада благодарно ему улыбнулась, только сейчас понимая, что он специально ехал медленно, как будто знал, как она любит вечерний город. – Спасибо за экскурсию. Женя, пойдём, – оглянулась назад и опешила, потому что тот, как ни в чём не бывало, сидел на прежнем месте, не собираясь никуда уходить.

– Помнишь? Ты должна мне желание, – нахмурившись, пробурчал он, как капризный мальчишка, надув губы.

– Помню, конечно.

– Так вот, я хочу доехать до Толиного гаража и посмотреть, как паркуют городские автобусы.

– Толь, мы можем это сделать? – смиренно вздохнула Лада, обращаясь к однокласснику и втайне надеясь, что тот откажет. Но водитель хитро посмотрел в сторону Жени, подмигнул Ладе и заверил, что будет только рад.

– Давайте так, я сдам смену, мы вместе вернёмся домой, и вы зайдёте к нам. Мама будет очень рада, ведь для нас гости – большая редкость.

– Ура! – захлопал Женя в ладоши. – Отличный план! Лада, Ладочка, ну не будь букой, давай сходим.

Со стороны ситуация показалась Ладе такой забавной, что она всплеснула руками и искренне рассмеялась.

Вечер действительно выдался прекрасный. Обратно возвращались уже в свете фонарей. Толя травил какие-то шофёрские байки. Женя доверчиво слушал, открыв рот. Лада просто шла и наслаждалась августовскими сумерками, наполненными чириканьем неугомонных птиц, светом, струящимся из открытых окон. На душе было мирно и тихо, что уже давно с ней не случалось.

Улица Советская встретила их темнотой. Лишь над Толиным подъездом горела одинокая лампочка. Лада вспомнила, как однажды соседка посетовала, что на улице только один настоящий мужик живет, способный вкрутить лампу, Анатолий, сын Валентины. Она оглянулась на одноклассника и моментально встретила ответный взгляд. Отчего-то смутилась, хотя в её-то возрасте надо бы разучиться это делать.

– Ты молодец! – голос чуть дрогнул, но Лада быстро взяла себя в руки, – В других подъездах никто не догадался свет наладить. Только ходят и вздыхают, или ругаются. А всего-то и надо – взять и вкрутить.

Толя только махнул рукой, соглашаясь с ней.

С приближением к двери Толиной квартиры Ладины сомнения о разумности визита росли. Возможно, больная пожилая женщина будет неприятно удивлена их приходом. Словно почуяв неладное, сосед быстро открыл дверь, приглашая их войти, а сам направился в глубь квартиры, громко крикнув: «Мам, мы пришли». Женя, скинув свои кроссовки, засеменил следом. Лада осталась одна посреди тёмного, чужого коридора, придавленная чувством вины за поздний визит.

Зачем, ну зачем, она только согласилась. Так невежливо напрашиваться в гости, надо было остановить Женю, объяснить. В висках забился метроном, предвещающий мигрень, как всегда, в минуты сильных душевных терзаний и переживаний. Лада суетливо открыла сумочку в поисках спасательной таблетки. Если сразу не выпить, то бессонная ночь обеспечена. Лекарство не находилось, коварная сумка выскочила из рук и с глухим стуком упала под ноги. Нехитрые женские мелочи разлетелись, как осколки, в разные стороны. От обиды слёзы брызнули сами собой, откуда-то из груди поднималась волна жалости к себе, такой недотёпе.

– Лада, что случилось? – прошелестел тихий Толин голос где-то над ухом. – Почему не заходишь?

И так нестерпимо ей стало себя жаль, что она вдруг уткнулась в незнакомое, пахнущее бензином и нагретой на солнце рубашкой плечо и заревела навзрыд, как маленькая девочка, потерявшая что-то бесконечно дорогое. Так они и стояли в темном коридоре. Толя молча поглаживал плачущую Ладу по голове, иногда перебирая прядки, как отец когда-то. Не утешая, а просто давая выплакаться.

– Прости, развела сырость, сама не пойму, что на меня нашло, – через пару минут, успокоившись, пробормотала Лада. – С возрастом сентиментальной дурой становлюсь, даже неудобно перед тобой.

Она отстранилась от соседа, не смея взглянуть на него.

– В следующий раз, когда захочется поплакать, приходи к нам, – в его голосе почувствовалась улыбка. – А теперь давай-ка, Ладушка-оладушка, умываться и к столу. Мы уже заждались.

Толя быстро собрал рассыпанные вещи в сумочку, взяв Ладу за плечи, подтолкнул её к ванной комнате, включил свет, а сам отправился на кухню ставить чайник.

Холодная вода обожгла раскрасневшееся лицо. Оказывается, оно пылало от стыда. Зеркало над раковиной продемонстрировало распухшие от слёз глаза, шмыгающий нос. Господи, дура, ну что же она за дура. Надо же было так себя подставить с этой дурацкой сумкой. Ещё раз сполоснув лицо и аккуратно промокнув его полотенцем, Лада сделала три глубоких вдоха и решительно вышла из ванной, направившись в комнату. Там, судя по восторженным возгласам Жени, что-то происходило.

Квартирка была небольшая, обычная двухкомнатная хрущевка, но чувствовалось, что хозяева любят свой дом. В коридоре стояла тумба для обуви, на её боках красовались выпиленные чьей-то умелой рукой сказочные мотивы. Противоположная стена вообще заставила Ладу охнуть от удивления: на ней висело огромное, во весь рост, зеркало в оправе, словно собранной из разных коряжек, веточек, шишек, да так ладно детали были притерты друг к другу, что казалось: раму вырастили в таком виде. Сразу вспомнилось: «Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?»

Из комнаты вынырнул Женя.

– Лада, ну, где ты ходишь? – но, увидев её восхищённый взгляд, он понимающе подмигнул.

– Скажи, здорово! Сразу видно, мастер делал. А знаешь кто? – и не дожидаясь ответа, хлопнув себя по бокам, выдал, – Толя. Пошли скорее, я тебе ещё его работы покажу, закачаешься, – Женя схватил её за руку и потащил в комнату.

Толину маму, Валентину Михайловну, Лада не видела достаточно давно. Когда они учились в школе, она состояла в родительском комитете и запомнилась очень активной, весёлой женщиной. С удовольствием ходила с классом во все походы, участвовала в подготовке школьных конкурсов и праздничных мероприятий. Кем работала Валентина Михайловна, никто не знал, казалось, что Толина мама была свободна в любое время суток.

Отец Анатолия погиб рано, вспомнилось, как в седьмом классе во время какого-то урока в кабинет заглянула классный руководитель и вызвала Толю. После чего он собрал вещи, вышел, а обратно вернулся только спустя пару недель с потухшим взглядом.

Раньше Валентина Михайловна всегда шутила, что её муж – главный пожарник города, потому что его вызывали на каждое серьёзное возгорание, как будто не могли без него обойтись. Последний пожар оказался роковым. Толин отец спасал детей, от страха забившихся под кровать, когда взорвался газовый баллон, который, как позже выяснилось, стоял на кухне.

«Странно, – думала Лада, – прошло каких-то двадцать пять лет, а те события, как и вся школьная жизнь, словно присыпаны архивной пылью, забыты и спрятаны. Хотя, именно там были друзья и беззаботное счастье». Тут Лада очнулась от мыслей и осознала, что стоит посреди комнаты, рассеянно глядя на Валентину Михайловну.

– Ох, простите, пожалуйста, – виновато ойкнула она, – сегодня вся в своих мыслях. Добрый вечер, мама Валя, – улыбнулась сидящей в кровати женщине.

– Здравствуй, Ладушка. Помнишь ещё школьное прозвище? Давно меня так не называли.

Трудно было узнать в этой худенькой, словно прозрачной, седой старушке их энергичную «маму Валю». Только блеск в глазах остался прежним, да звонкий смех, который заражал своим задором.

С кухни появился Толя, неся большой резной деревянный поднос с конфетами и пряниками. Женя лихо подвинул журнальный столик к кровати, а также пару низких кресел.

– Толя, давай мой любимый сервиз достанем. Давненько он свет не видывал, – Валентина Михайловна раскраснелась от радости, снова превратившись в прежнюю маму Валю, деловито отдающую команды бестолковым школьникам.

Пока все суетились, расставляя красивые фарфоровые чашки, накрывая на стол, Лада потихоньку ходила от стены к стене, разглядывая фотографии. Их было много: одни старые чёрно-белые, пожелтевшие от времени, другие – сравнительно недавние, цветные. Целая жизнь, оставившая яркий след. Даже эти замершие карточки несли печать счастья, мира и радости, наполнявшие Толину семью. Вот он, ещё голоногий и нескладный мальчишка, с отцом на рыбалке. А тут все втроем в городском парке. Чёрно-белые фотографии, видимо, с лицами бабушек и дедушек, – более сдержанные, но на всех лежит отпечаток душевного спокойствия.

Ух, ты, оказывается, здесь и Ладина карточка имеется. На ней Толя держит её на руках. Когда она сделана? В памяти начал всплывать кусочек жаркого мая, конец учебного года, когда директриса решила провести «Весёлые старты» для старшеклассников. На одном из этапов нужно было пробежать, неся на руках одного из членов команды.

– Прости, что упал тогда, – Толино дыханье слегка колыхнуло прядь за ухом.

– Да что ты, – рассмеялась Лада, – это того стоило. Помнишь? Мы же выиграли! А упали только за финишем.

– Я тогда подумал, что сломал тебя, лежал и не мог набраться смелости встать. А ты вдруг, как кузнечик, выскочила из-под меня и давай орать, что мы выиграли. Ура!

Лада стояла спиной к Толе, но чувствовала его улыбку. На душе от воспоминаний потеплело, расцвело что-то. С плеч упала тяжесть стеснения, уступая место ощущению уюта.

Вечер пролетел незаметно. Женя оказался удивительным рассказчиком, сыпал забавными историями об обычаях из разных частей света. Мама Валя иногда вступала с ним в дискуссию, но чаще спорила, потому что уж слишком его рассказы походили на выдумки. Однако Женя хорохорился, как индюк, и, расхаживая по комнате туда-сюда, возбуждённо пытался доказать свою правоту. Ещё играли в «крокодила», нахохотались от души, да так, что Женя грохнулся со стула.

Лишь около полуночи Лада спохватилась, что уже поздно, пора бы и честь знать. Валентина Михайловна сначала сопротивлялась, не хотела отпускать их, но потом согласилась: ей нельзя нарушать режим, иначе завтра организм накажет головной болью. На прощанье Лада искренне обняла Толину маму, а та прошептала: «Приходи иногда, девочка. Ты приносишь радость в наш дом». Толя вызвался проводить соседей в столь поздний час.

Стояла тихая летняя ночь. Они шли по тёмной улице, освещаемой лишь светом, струящимся из редких окон. Город уже спал. Огромная серебристая луна выставила один бок, словно молодая царица, возлежащая на небесном бархате.

Женя тихо семенил где-то впереди. Около одного из деревьев он остановился, бормоча под нос. В ветвях зашуршало, захлопало, а потом какая-то птица запела, защёлкала, словно перебирая тональности и проверяя голос. Удовлетворенно кивнув, Женя зашаркал дальше.

– Ты это видел? Он с птицей договорился. – Лада подозрительно глянула на Толю.

– Случайность. Не верю я в мистику и волшебство, – ухмыльнулся тот в ответ. – А вот ты, наоборот, сколько тебя помню, всегда верила в сказку, в магию, оставляла молоко домовым.

– Давно это было, – хихикнула Лада, – прошло уже. Но иногда так хочется чуда. Знаешь, такого простого, человеческого чуда.

– А поконкретнее?

– Чудной. Разве чудо может быть конкретным? Его даже потрогать не получится, только почувствовать.

Дом Лады располагался недалеко. Она даже могла, оглянувшись назад, разглядеть свет лампы над Толиным подъездом. Женя уже пытался открыть дверь, но она ему не поддавалась. Их новый знакомый злился, топал ногой, что-то бормотал, но дверь упрямилась.

Ладе вдруг расхотелось подниматься в квартиру. Эта уютная реальность, наполненная миром, добром, хорошими людьми, пением ночной птицы, с которой, она уверена, Женя договорился, не отпускала ее. Но бабушка всегда говорила: «У любой сказки есть конец. Там, где она заканчивается, начинается жизнь».

– Спасибо, Толя, вечер был удивительным. Ещё раз передавай маме Вале мои искренние пожелания и спокойной ночи.

– Пока, Лада. Надеюсь, что вечер будет иметь продолжение. А сейчас спокойной ночи, – он пожал ей руку, помахал Жене, воевавшему с входной дверью, и, развернувшись, твердой походкой зашагал в темноту.

Лада смотрела ему вслед, ощущая растерянность от сумбура в душе. Что-то сдвинулось с мёртвой точки сегодня, где-то в глубине нее, очень глубоко, там, куда давно не попадал солнечный свет и где затикал неведанный механизм. Словно какие-то древние силы пробудились, забытые, спрятанные от всех и, в первую очередь, от себя самой за семью замками.

– Всё будет хорошо, – Женины руки легли на плечи, и Лада почувствовала дрожь в теле.

– Пойдём-ка спать, Евгений Батькович. Утро вечера мудренее.

– Откуда знаешь? – прищурился Женя.

– Баба Нюра всегда повторяет.

Прислонив магнитный пятачок ключа к замку, Лада, к изумлению своего гостя, легко открыла железную дверь, и они зашли в подъезд, заканчивая столь удивительный и полный открытий день.