Текст книги "Буддистский монастырь Тхеравада. Монах Джарувансо"

Куриная эпопея

На семь петухов в хозяйстве всего одна курочка. Петухи, как петухи, даже с бойцовскими данными – длинные ноги и крепкая шея. А курочка маленькая, чуть больше рябчика, расцветка такая же серенькая. Один петух считает себя её мужем, остальные пытаются устроиться на должность любовников. Сама курочка принимает внимание, как должное. Однажды в маленькой беседке-сала монах нашёл небольшое яичко, чуть больше голубиного. Снесла на столике. Через пару недель, когда строительство навеса под монастырский минивэн было закончено, и машина встала на своё место, курочка избрала крышку радиатора для своего насеста. Каждое утро яичко на дворниках. Попытки согнать предпринимались неактивно – буддизм, а вот попытки переселить наседку были предприняты сразу же. На дереве Плюмерии, где ночевала большая часть куриного общества, была привязана корзина с сухими листьями.

Вансо направлялся на вечернюю молитву и подошёл к минивэну. Курочка чуть распушила перья, чтоб казаться больше и значительнее, сердито что-то закукала.

– Я тебя ночью переселю, – пообщал ей монах, на что курица только скептически сверкнула глазом.

После чантинга, по темноте, когда куры уже не видят, монах аккуратно подхватил курицу, прижав крылья, и перенёс в корзинку на дереве. Та что-то там пошуршала и затихла. На утро, направляясь на пинта бат, монахи опять увидели свежее яичко на стеклоочистителях минивэна и курицу гуляющую по саду.

– Надо её посадить в корзину и сделать крышку, хоть на денёк, – подумал Вансо, вспоминая, как тётя Галя садила курицу на яйца в деревне.

Но курица никак не собиралась переселяться, и поймать её стало труднее. Водитель микроавтобуса решил не терпеть такого издевательства над техникой и стал парковаться задним ходом. Курицу это не смутило, теперь её место было не на капоте, а на самой крыше. Достать оттуда птицу уже проблематично. Даже пробовали закинуть ей туда корзину, чтоб яйца не скатывались, но она проигнорировала такие попытки.

Стоит сказать, что курочка была особой своенравной, и как это полагается в Таиланде, верховодила всей стаей. Вансо не раз наблюдал, как она, распушив крылья, гоняет петухов, когда те слишком настойчивы в своих ухаживаниях. Монах сходил под баньян, где скопилось много мелких сухих семян-крылаток. Они помягче будут, чем шуршащие листья, устроил гнездо получше. Но курицу поймать не смог. На следующие дни она оставила свои попытки нестись на крыше и ночевала неизвестно где. Разрешилась ситуация сама. Курочка оценила всё-таки мягкую подстилку в гнезде. Яичко, маленькое и беленькое, засияло между листьев и вороха крылаток. Вроде всё наладилось, курочка стала нести яйца в корзинку на дереве, не столь часто, но этого от неё и не требовалось. Но…

Следующим эксцессом оказалось противостояние кур с собаками, а отнюдь не с котами. В соседнем старом общежитии подрос молодой пёс, которому было очень уж интересно забавляться с петухами. Возможно, они сами его спровоцировали на такие опасные игры. Один петух не выдержав натиска пустился наутёк, что и раззадорило собаку. В одно прекрасное утро нашли этого петуха потрёпанным и неживым недалеко от чеди. Монахов такое положение дел не устраивало, но не пойман не вор. Пёс же осмелел, поняв, что куриц гонять можно. Пару раз Вансо ругался на него, но тот только весело вилял хвостом. Когда же ему по спине попало метёлкой, он был сильно удивлён. Но воспринял это, как очередную игру со стороны человека.

Через пару дней Вансо услышал истеричное кудахтанье, а он как раз собирался идти мести двор. Молодой пёс с азартом гонял уже курицу вокруг молодого баньяна. Монах заругался и курица, до этого избегавшая общения с людьми, спряталась у него под ногами. Пёс получил крепко по голове метлой. С тех пор, одно только упоминание о жестких прутьях было достаточно чтобы у пса сразу находились неотложные дела в другом краю монастыря.

Прочие обитатели

Тропики есть тропики, и даже там где живут люди скученно, всё равно появляется всякая живность из джунглей – змеи, сколопендры, скорпионы. А уж муравьи и осы с пчелами вообще постоянные соседи. Как только Вансо заселился в своё кути, сразу заметил, что все ставни на окнах в сотах. Сначала не придал этому значения, пчёл он не боялся. даже когда укусили пару раз при попытке приоткрыть окно так, как хотелось. Но когда активность семей начала зашкаливать и они стали строить домики над дверью, в галерее у окна и опять укусили, пришлось принимать меры. Вансо купил самый дешёвый репеллент и брызнул на самых назойливых – семья решила убраться. Несколько раз возвращались на строительство, но получив отпор, оставили свои притязания на территорию монаха. В самом же кути, если пчела залетала, монах осторожно ловил её и бережно выносил на свежий воздух. Непричинение зла живому – требование не только монашеских правил, но и уже осознанная позиция. Слишком много он в жизни пострелял по живым существам.

Муравьи, которые досаждают всем тайцам в домах, не обошли и монастырь. Кроме постоянных экспедиций этих мельчайших насекомых в кути за остатками съестного (вот почему и нельзя хранить продукты), они селятся везде. При утренней уборке территории Вансо часто попадал на их дорожки, и от их укусов долго чесались ноги. Даже больнее, чем рыжие крупные муравьи, которые тоже попадаются. Мелкие роют норки между тротуарной плиткой, а их дальние походы хорошо видны по целым канавам в песке, выбитым постоянно снующими работниками.

Ночные верещания летучих мышей тоже в диковинку с непривычки. Крупная, не меньше голубя, такая страшилка для девушек, прилетает в начале ночи и виснет на дереве рядом с общежитием. Отдохнув, улетает и возвращается вновь. Полёты заканчиваются под утро, когда звучит колокол. Рассмотреть хорошо монаху её не удавалось ни разу, хотя и света фонарика мышь не боится, но защитная тёмная окраска как бы сливается с ночным небом и можно видеть только обводы фигуры со сложенными крыльями, как тень.

Змей живых еще ни разу не появлялось, но в маленькой сала висит пятиметровая шкура питона, пойманного здесь. Собаки иногда обнаруживают ползучих тварей в ближайших зарослях травы и кустов и мигом расправляются. Ну а кобр здесь не бывает, те живут ближе к рисовым полям, где есть лягушки. В монастыре же Вансо оказался в ночной тишине без лягушечьего пения в дождливые периоды, что уже хорошо.

Приблудилась взрослая макака в начале лета. Довольно крупный самец сначала наведывался изредка к кухне большой салы, где в ван пхра раскладывают в монашеские чаши рис и распаковывают другие подношения по мискам. Но постепенно его визиты стали постоянными, не смотря на неудовольствие местных собак. Устроившись на козырьке крыши общежития, макак высматривал что-нибудь съестное. При чём, аппетиты у него были довольно изысканные. В один из дней Ог позвал Вансо, обезьяна сидела на козырьке туалета с явным намерением достать связку полузрелых бананов, сорванных в саду недавно. Вансо взял бананы и закинул их ближе к макаке на крышу. Тот выбрал себе парочку зрелых, съел и отправился восвояси. Как оказалось, скрылся ненадолго. Шипение кошек вызвало желание посмотреть, что происходит. А макак сидел рядом с мусорным баком, разбирая выброшенные упаковки. Испугавшись монаха, прыгнул на край пластикового бака, от чего тот с грохотом перевернулся и покатился вниз. А незваный гость выбрал себе запаянный пакетик с кетчупом KFC и тут же удалился.

Судя по привычкам и ухваткам, обезьян имел опыт общения с людьми. Может даже когда-то жил у человека. Иначе как объяснить, что взрослая обезьяна живёт почти в городе, вдали от джунглей и без сородичей.

незваный гость

Ван пхра – Будда день в монастыре

Первый настоящий Ван пхра – Будда день в качестве полноправного монаха для Вансо начался с небольшого недоразумения. С вечера барабан предупредил всё население монастыря и окрестностей о предстоящем. В будда-день монахи не ходят на пинта бат, миряне сами приходят для того, что бы устроить монашескую трапезу и позавтракать вместе. Утренние удары в барабан в пять утра возвестили подъём. Монахи выползали из своих кути, шевелились неспешно и, еще в темноте, шаркали прутьями метел по бетону и земле. К семи часам надо в полном парадном обмундировании быть в сала. Кое-как уложив на плечах сложенный тибон и подпоясавшись, Вансо захватил вымытый с вечера бат, направился к месту общего сбора. Но оказалось, что поставить чашу на стол в ряд с другими нужно было рано утром. Сейчас, при зрителях местных это делать уже нельзя. Пришлось вернуть в кути «кормилицу» и идти в сала без надежды набрать еды на обед.

На утреннем чантинге, как обычно, после завтрака, ломпо отчитал монахов, что не предупредили молодого о порядках. Откуда он узнал, что Вансо остался без обеда, непонятно. Да и не остался. В кути же за недели жизни были припасены и лапша в пакетах, и коробочки с молоком, и уж конечно чай. Но горячая свежая пища всё-таки лучше. Ну да ладно. Дела пошли по распорядку, почти не отличающемуся от будних дней, но после обеда еще новость. В убосот в центре было установлено деревянное резное кресло и какой-то красивый инкрустированный ящик. В час после полудня надлежало всем собраться на чтение Типитаки.

Чтение наизусть главного текста буддизма – Палийского канона практиковаться будет чуть ни каждый будда день. Тан Лют скороговоркой и на память читает канон, а ломпо сидит напротив и перелистывает книгу – свиток, сложенный гармошкой, который и лежал в том самом ларце. Монахи сидят вокруг кресла плотным кольцом, и ломпо тоже на полу. Нужно внимать текстам, записанным со слов самого Сидтхарха Гаутама Будды, с вниманием и почтением. В нужное время все хором подтверждают истинность Истин – «ама пантэ». Вансо поразило, что тексты заучены наизусть, тогда, как он сам с трудом запоминал распевы мантр на языке, отличном по своему звучанию и синтаксису от русского славянского. Но и мантры постепенно запоминались, и тексты Типитака не казались уже слишком сложными…

Вечерний чантинг в Будда-день обычно длится дольше, чем в будни, но заканчивается всё равно в восемь вечера. Время медитации после него сокращается. Может и на радость кому-то – после часового сидения на коленях, полчаса медитации кажутся очень длинными.

…

Прошёл месяц после ухода Шана в монастырь и пострига. Ринда решила переехать ближе к работе, почти в другой город – городок рядом с портом Лаемчабанг. Она созвонилась с Вансо насчет этого. Привезла его вещи, загодя упакованные им в два чемодана, картонную коробку с чашкой, пиалкой и заварником. И всё-таки не удержалась, добавила любимое одеяло с цветными мультяшными Доремонами....

– Теперь это твой дом, Шан, – засмеялся старший монах, когда два чемодана и коробка перекочевали в кути.

– Да…

Выход в город

Подошло время показаться в офис иммиграционной полиции для продления места пребывания, или как там оно называется – репорт. С утра Вансо поставил в известность настоятеля, что надо в иммиграцию продлять 90 дней. Тот поинтересовался, что надо.

– Надо подтверждение, где я живу. Что точно в монастыре и что действительно монах.

– Ок.

Ачжан махнул рукой, мол, пойдём. Через пять минут вынес бумаги из своего домика. Копии регистрации монастыря, копию протокола о рукоположении монаха ДжаруВанСо, ксерокопию своей ID-карт.

Наутро, раненько, чтоб не толкаться среди людей, Вансо поехал на сонгтео. Две пересадки до другого конца города, Джомтьен. В сонгтео народу почти не было, да и улицы пусты. Но сам факт выхода в город добавлял возбуждения. Первый раз в монашеской мантии он появляется на людях. Лицо серьёзное, как подобает, по сторонам не озираться. К иммигрэйшн приехал рано, еще всё закрыто, и Вансо пошёл на набережную. Волны Сиамского залива ласково облизывали песок, утреннее солнце уже припекало, а по дорожке вдоль пляжа пробегали редкие спортсменки пожилого возраста. В основном, китайской национальности, но была и одна европейка. Магазинчики постепенно открывались, поднимая жалюзи, народ выползал на свет божий.