Текст книги "Ядерная весна (сборник)"

Бредовые рыцари

Мы уже немного выпили перед тем, как поехать с Лешей Павлюком на Пионерку. Мне тогда оставалось чуть больше месяца до семнадцати, а ему только-только исполнилось восемнадцать. Мне оставался один экзамен в школе, а ему сдать диплом в технаре. Мы поехали в поселок Пионер, в гости к его сестре Жене и ее мужу Васе. Я с ними познакомился на Лешином дне рождения. С Женей мы, как тезки, особо подружились.

Купили несколько бутылок паленой водки, несколько полторашек пива, сидели и пили. Там еще была бабка, Васина мама у них тоже жила. Леха сказал ей:

– Это со мной Женек, он хороший парень, к тому же поэт. Пишет стихи и поэмы.

Так мы сидели и пили в этой деревенской избушке. Потом мы с Лехой пошли в баню, мылись, говорили, парились, выбегали, ныряли в бочку с холодной водой, потом опять парились.

– Хочу бабу, – сказал Леха.

– Знаешь кого-нибудь здесь?

– Уже поздно. Надо было с ними заранее.

– Ну и ладно, сам себя удовлетворишь, да все нормально будет.

Он на меня посмотрел настороженно.

– Только не надо мне гнать эту телегу, что ты нормальный пацан и не делаешь этого…

Он расслабился и сказал:

– Странно. Ты первый мой знакомый, который так об этом говорит.

– Бог ты мой, а я-то думал, мы живем в двадцать первом веке.

Мы сдружились с Лехой еще сильнее. Все эти пьяные разговоры, в которых нет видимого смысла, на деле помогают проникнуться к человеку.

Мы оделись. Я курил у оградки, когда подъехал какой-то тип на БМВ. Леха стоял и говорил с ним на дороге. Смеялись. Было необычно видеть здесь такую машину, может, этот парень у своего отца взял покататься? Потом задняя дверца открылась, оттуда вышел еще один парень, судя по тому, как с ним говорили, лоховатый. И тут я не заметил, как начался шум.

– Дайте мне бабу! – кричал Леха.

– Леша, отпусти! Это моя дырка!

– Нет, не твоя!

Парень, который вылез первым, смеялся.

Я вышел за калитку, чтобы все это рассмотреть. На заднем сиденье сидела пьяная проститутка, Леша тянул ее на себя, а Лоховатый Парень пытался загородить. На крики выбежала Женя.

– Женя, скажи ему, – кричал Лоховатый Парень, – скажи, что это моя дырка!

Я тоже стоял и смеялся. Никогда такого не видел.

Женя теперь пыталась оттащить Леху, он кричал: – Нет, мне нужна баба!

Вышел еще Вася, и мы все оттащили Леху. Я заметил, что его сильно повело. Меня? Мы пошли выпить еще.

Когда мы с Лешей вышли покурить, он сказал:

– Я же совсем забыл!

– Что?

– Вон, сосед напротив, Сютин, он должен мне тыщу рублей.

– За что?

– Да он, урод, сидел на зоне, петухом был. Петушарой был, понятно?

– Ну, раз петушарой, тогда все ясно.

Мне не очень все это нравилось, хотя во всем этом было что-то манящее. Мы перешли дорогу, там стоял такой же деревенский домик. Лаяла собака. Зашли на тесную веранду, там с двух сторон было по большой раме, в каждой много маленьких квадратных окошечек. Леха постучал в дверь.

– Что надо? – спросил недовольный женский голос через какое-то время.

– Где сынок? Сютин где?!

– Нету его. Уходите! Ночь на дворе!

– Как это нету?!

– Нет его дома!

– Откройте, я знаю, что он дома!

Леха вдруг превратился в беса. Мне даже стало страшно.

– Где он? Вы в погребе его прячете?

– Ты что, придурок ненормальный?! – кричала тетка из-за двери. – Вали домой!

Леха долбил в дверь.

– Где этот педрила?!

– Вали отсюда!

– Откройте! Откройте! Где он?!

Леша выбил несколько окошек, и тогда я вдруг перестал волноваться. Меня подхватила волна удивительного. Откуда-то сбоку еще лаяла и все норовила дотянуться до меня собака, но ей не хватало цепи. Я подошел и крикнул на нее:

– Заткнись!

Она укусила меня за ногу, я рассмеялся и пнул ее. Не со злостью пнул, а просто пнул, даже с жалостью, она ведь не знала, что мы с Лешей бредовые герои, бредовые рыцари без страха и упрека, внутри у нас сидит бредовый героизм, что нам предначертано судьбой совершать бредовые подвиги. Собака заскулила, залезла обратно в будку и там осталась. Леша тем временем выбил все окошки с одной стороны веранды. Спрашиваю:

– Подожди, подожди, можно и мне маленько?

И со второй стороны берусь я. Бью в первое маленькое окошко, но промахиваюсь, попадаю только в деревянную рейку. Кулаку больно. Второй раз – и опять в рейку.

– Да что это такое! – бью с локтя. В результате вываливается вся рама.

– Ты че чудишь?! – кричит Леха. За дверью все еще слышна эта тетка, непонятно, что кричит, ясно одно: она недовольна. Мы с Лехой выходим за калитку, идем обнявшись, нам очень смешно, нам хорошо, и летние звезды горят для нас безумным пламенем. Мы все смеемся и никак не можем остановиться. Проходим несколько улиц, и черти жмутся по кустам от нашего хохота. Нам никто не попадается на пути.

Мы возвращаемся обратно в дом, Женя нам что-то объясняет, но мы не понимаем ни слова, все остальные уже говорят не на том языке, мы допиваем водку, а потом меня кто-то назойливо тычет в спину.

Я сплю, мне неинтересно, у меня вертолетики в голове, я катаюсь на каруселях и никак не могу спрыгнуть. Но мне повелительно говорят:

– Проснись. Вставай, блять!

Я нахожу в себе силы и отвечаю:

– Не стоит. Я хочу немного подумать.

– Вставай, сука!

Голос мне не знаком. Я поворачиваюсь и вижу огромного толстого мента. Рядом с ним небольшой ухмыляющийся хрен не в форме. Мне не хочется смотреть на них и тем более разговаривать с ними. Я отворачиваюсь, но мне дают по спине. Я сажусь на кровати.

– Давай, собирайся.

Я вижу сонного похмельного Леху, который сидит в кресле и ничего не понимает. Лицо у него опухшее. Он сидит и вяло пытается натянуть штанину на ногу одной рукой, второй – держится за голову.

– Собирайся!

Вяло надеваю штаны. Потом кофту. Чувствую, что надо тянуть время. Ищу что-то в течение секунд сорока.

– Быстрее! – говорит здоровый. Второй все стоит да ухмыляет свою рожу. Из другой комнаты слышу невнятные голоса Жени и Васи.

– Не видишь, что я собираюсь? – нервно говорю.

Здоровый хватает меня за шею:

– Не выводи.

Мне тяжело дышать, я с трудом:

– Да дай мне носки найти.

Потом нас сажают в машину, в собачник. На улице рассвет, свежее красивое утро. Только я далек от этого – не чувствую себя свежим и красивым. Рядом с ментовским бобиком стоит седая тетка:

– Да, это они! Это все они! Закрыть их надо, как зверье!

Неужели это о нас? Я понимаю, что нас сейчас повезут в милицию. Мое лицо само по себе принимает скорбное выражение.

– Ты что, – говорит Леха, – ну у тебя и морда.

– Так, просто.

Потом он:

– Значит так, Женек. Я беру все на себя. Если что, меня переклинило, я полез, а ты пытался меня оттянуть, но я тебе прописал и начал бузить. В таком духе.

– Ага.

Мы все едем, и едем, и едем, настроение лучше не становится, говорить неохота, к нам подсаживают какого-то алкаша, нас привозят куда-то. Вот так мы и оказались в милиции какой-то там деревни, то ли Ягуновка, то ли Ялыкаево, неважно, что-то на эту букву. Нас закрыли за решеткой, минут через пять снова пришли эти двое, которых мы хорошо запомнили, но еще не успели полюбить, и вывели алкаша.

Толстый алкашу:

– Ну что такое? Ты же обещал не трогать ее больше?!

– Да я это, я все… ну, мужики, понимаете…

Тот, который не в форме:

– Нет, не понимаем, она сказала, что ты опять ударил ее в челюсть.

Толстый:

– Что нам делать? Ты что, не можешь запомнить, что жену бить нельзя?! Что с ним делать?

– Мы тоже ударим его в челюсть. – Они вели себя как в кино. Крутые ребята. Мы через решетку наблюдали сцену, как алкаша немного побили и отпустили. Я надеялся, что с нами поступят так же. Сначала вывели Леху, увели, потом привели, потом вывели меня. В соседней комнате посадили на стул, спросили имя и фамилию. Я сказал, что меня зовут Рома Молчанов. В прошлый раз меня задержали – и с этим именем прошло все гладко, я счел его за счастливое имя.

– Где живешь?

– Ленинградский 13–10.

Тип без формы вышел, толстый остался. Без формы вернулся:

– Там же Ефимович живет.

Ага, значит, у них есть компьютер? Шикуют ребята.

Я хотел было соврать, что это мой отчим, а на него оформлена квартира, но Толстый уже поднял меня и ударил под дых. Мне вспомнился мой первый опыт общения с милицией: мне было четырнадцать, я ходил на хоккей, на игру я внимания не обращал, зато там было чище и безопаснее, чем в дешевых кабаках, и веселее пить пиво. Я сочинял матерные кричалки, и мы их с народом орали: «Амур еблом об лед, Энергия вперед!»

Это, пожалуй, самая мягкая. Один раз я даже почувствовал себя сраным принцем: сидел себе, положив ноги на сиденье впереди своего, щелкал семечки на пол, когда ко мне подошел мент и сказал:

– Все, пошли отсюда!

– С какой стати?

– Пошли, я сказал!

– Почему я должен идти?

Тогда он схватил меня и повел.

– Я хоккей смотрю, разве не видно? – бормотал я, упираясь. Тогда он меня вывел, там рядом стояли еще менты. Мой новоиспеченный друг спросил:

– Ты что, принял меня за пожарного? Ты думал, я пожарный? – и ударил в лицо. Мне тогда не сыграло на руку, что я выглядел старше своих лет и, пытаясь изобразить скептическое отношение к миру на лице, был похож скорее на наркомана.

– Я милиционер, ты понял?

– А что тогда форму пожарного надел?

Пока закрывался от ударов по лицу, получил такой удар в пах, какого больше не пожелаю получить. Этот тип был настоящим психопатом. Я осел на задницу и уже не слышал, чего он там говорил, мне было все равно. Его оттащили от меня сослуживцы, я встал и на ватных ногах пошел прочь, думая: «Ну чем ему не нравятся пожарные?» Он еще хотел меня зацепить пинком под говно, но его держали, и мент не дотянулся. Учитель по праву рассказал мне потом, как подать в суд, но нужно было ходить по медэкспертизам, а я выпил на следующий день пива и спирта и положил на это все. Теперь, когда этот толстый мент ударил меня, я очень пожалел, что положил тогда. Не надо было класть.

От удара теперь я вспомнил свою фамилию и свое имя.

– Учишься или работаешь? – спросили у меня.

– В школе. Заканчиваю сейчас.

– Теперь уже не закончишь, – усмехнулся Толстый. Мне эти слова его не понравились. – Ладно, хватит пока.

Только меня почему-то повели не обратно в клетку, а закрыли в маленькой комнатке. Там было темно, только окошечко, откуда шло совсем немного света. Там был стол, но не было видно, чистый ли он, поэтому я, боясь всяческих паразитов, не рискнул к нему прикоснуться. Полчаса, час или, может, полтора я просто ходил из стороны в сторону, хотя разгуляться было особо негде, со своим огромным и страшным сушняком, садился на корточки, потом уставал сидеть, вставал, когда уставал стоять, – ходил. Когда я уже не мог терпеть сушняк, я крикнул в окошечко, и мне открыли дверь и вывели меня в сортир. Хотя я думал, не выведут. Там, к счастью, оказалась раковина, я напился невкусной воды, хорошенько умылся, вымыл руки и почистил зубы мокрым пальцем. Завели обратно, и я опять начал метаться и думать, что же теперь, как же так, господи, для чего теперь, ну за что ты мне такое? Ты решил напомнить мне о своем существовании, господи, мать твою? Ну, зачем мне это? Как я теперь выпутаюсь? Как поступление в университет и все остальное? Я все ходил и думал, и думал, и думал, но ничего, понятно, придумать не мог. Ходил и ходил. И тут до меня дошло, – как бы вам сказать? – ну, что я уже минут двадцать хожу со злостной утренней эрекцией. Постепенно все мои мысли о том, как все безнадежно, вытеснил лик медсестры из порнушки, которую я смотрел уже достаточно давно, но не бесследно. Медсестра, уже голая, сидела сверху на парне, а на заду у нее была помада от поцелуя. Так вот, она так искренне играла удовольствие. Теперь я ходил, как никогда возбужденный, в наименее располагающих к этому условиях. Все эти милиции и деревни на букву «я» перестали существовать. Ладно, думаю, руки в туалете я помыл, кожную заразу занести себе не должен…

…Но через какое-то время вернулись все размышления по поводу участи, а в довесок к ним еще появилось чувство собственной нелепости. Какое-то время боролся с нелепостью, какой же я дрочила. Дверь открывается, и мусора видят, как я наяриваю во тьме со спущенными штанами, – это был бы номер! Но скоро уже забыл об этом, и все мысли направились на мою сложную ситуацию. Как к единственно доступному собеседнику, пришлось обращаться опять к богу. Ну, сделай так, чтобы все обошлось, я буду вести себя иначе. Нет, не идет. Помоги мне, не забывай обо мне, как я забывал о тебе! Опять не то. Помоги! Кто из нас, в конце концов, бог? Я стоял, пытаясь подобрать правильную формулировку, пока не устал и не вытянул руку, чтоб опереться на стену. Зажегся свет. Здесь, оказывается, был выключатель. Чисто, даже обои есть, что это за комната такая? Я уселся на стол, который оказался обычной партой. При свете все сначала казалось оптимистичным, но потом я посмотрел на свои кулаки, поцарапанные, со сбитыми костяшками, и опять вспомнил, почему я здесь.

То пытаясь заснуть, то вставая, то садясь, то расхаживая, но ни на минуту не прекращая бурный внутренний монолог, я провел несколько часов в этой милой комнате. Пока меня не отвели к участковому. Он оказался весьма интеллигентным на вид мужиком лет тридцати.

– Ну присаживайся.

Я подумал, как много людей начинают разговор со слова «ну». И я тоже, ладно, посмотрим.

– Рассказывай.

– Что рассказывать-то?

– Что вчера случилось? Да ты не волнуйся так.

– Да это меня просто так трясет. Выпил вчера, почти не поспал, а сегодня почти не пил воды.

– Куришь?

– Да.

Он протянул мне пачку «Балканской звезды». Я закурил, стало лучше, только рука у меня тряслась как дура.

– И что вы там делали?

– То есть?

– Зачем вы приехали туда с Алексеем? На Пионерку?

– Так. В гости к его сестре.

– Знаю, к кому. Сейчас они тоже здесь. Они здесь часто бывают. Тебе бы вообще не стоило туда ехать, ты же неглупый парень. Они там пьют, потом их привозят к нам. Сейчас и Вася, и Женя тоже у нас.

– А они-то что сделали?

– Не важно. Лучше расскажи, что вы вчера начудили?

– Ну, выпили немножко.

– Это я понял, – он подумал, подумал, подумал: – Вам повезло, что я вам попался. Попался бы кто другой, вы бы по групповухе, – здесь я невольно хмыкнул, – на пару лет загремели.

– За что?

– Как? Вы там такой погром устроили. Собака полудохлая, из будки не выходит. Раму выбили непонятно чем.

– А.

– Вот тебе и «а». Еще повезло тебе, что несовершеннолетний… Ладно, напишем так: ты у нас будешь как свидетель, Леша же твой просто перепил и чего-то напутал. Ты пытался его остановить, но не получилось. Ему должно повезти, на первый раз простят. Тебе повезло, что я с ним знаком.

Мы немного подумали, как это оформить. Потом написали бумаги, какие надо. И участковый сказал мне, что через пару дней мы должны поехать, извиниться, включить свои способности, чтобы понравиться этой тетке, вставить стекла. И велел мне выметаться.

– А Леха? – спросил я, чувствуя себя идиотом.

– А Леха твой суда будет ждать. Но ему нормально, они там всем семейством, скучно не будет.

– Вот как.

Мне хватило мелочи на один автобус, а до дома надо было с пересадкой. На втором я проехал несколько остановок, пока контролерша меня не выгнала. Дальше я шел пешком почти час, пришел домой уже около восьми вечера. Слава богу, дома никого не было. Я посмотрел на себя в зеркало: лицо у меня было странное, взрослое и не очень привлекательное. Под глазами были мешки, да и сама рожа была слегка сиреневая. Тут я вспомнил, что нужно сделать: пошел на кухню и выпил две кружки воды. Поел. А засыпая, чувствовал себя младенцем.

Леха пришел не на следующий день, как я ожидал, а через день. Пришел с новостями.

– Дали три месяца условно, – сказал он. – Только тебя еще ждет самое интересное.

Я вышел на улицу, и он все рассказал за куревом. Как Васина мама, увидав, что нас вяжут, решила тоже накатать заяву на Васю с Женей заодно. Написала, что они над ней издеваются. Что Вася с топором бегал за ней. Всякую чушь.

– А такое было?

– Ну, что-то такое было, но она еще приукрасила. Дали нам всем троим по три месяца условно. Но я тебе не об этом хотел рассказать. У нас проблемы.

И он рассказал. Они вышли после суда, прогулялись, выпили, зашли еще в один ларек. Купили еще водки, выходят, а там стоит некто Витя – пьяный в кал. Второй сын этой седой тетки, веранду которой мы разбомбили. Помимо петуха Сютина, у нее есть сынок Витя, бывший боксер, не в порядке с головой. И она сыну уже пожаловалась. Ко всему Витя держал ларек, в котором Леша, Женя и Вася купили водки. Стоит он там с двумя амбалами-приятелями. Как увидел, так и сходу вдарил Лехе. Леха аж отлетел, вскочил и побежал, сиганул в кусты и дальше деру. Тот достал пистолет и начал палить, слава богу, был пьян, не попал. Потом друзья уговорили его убрать пистолет, и Витя за неимением другого человека дал пару раз Васе. Леша же бежал и бежал.

– Еще с утра мы с дядей Валерой съездили с ним на стрелу, вроде все в порядке, только Витя, может быть, еще подъедет к нам. Он знает, где я живу…

– Это плохо.

– И тогда нам не повезет…

– И еще Витя хочет познакомиться со мной?

– Это точно. Что нам не сиделось? Ныряли бы себе до утра в эту бочку вонючую.

Так, мне подумалось, что по логике, я теперь – самый интересный для Вити человек. Взялся непонятно откуда, наделал ерунды и даже по голове не получил. Не.

Мы весь вечер сидели на лавочке возле Лехиного подъезда. Леха не знал, на какой он может приехать машине.

– Снимет тачку и катается весь день. Водиле кинет денег.

Мы сидели и ждали. Один раз подъехала «Волга». Вдруг у Леши лицо побледнело, он весь побледнел:

– Это он.

– Где?

– Вон.

Я увидел здоровенького мужика и вжался в себя. Этот мужик выходил из машины, я видел это в угрожающем рапиде, как в фильмах. Я приготовился встать, пойти ему навстречу, получить, но это было не так-то просто. Не такой уж смелый я парень.

– Нет, это не он. Я ошибся, – сказал вдруг Леха. Он был очень рад.

Потом, ночью, я лежал у себя в кровати, с открытым окном, отбивался от комаров и прислушивался, не подъезжает ли кто к дому. Вдруг он уже знает, где я живу? Например, может просто разгромить мне веранду, как я ему. Но мне нужно бы было выбежать поскорее на улицу, чтобы перепало мне, чтобы не вылез отец и тоже не получил по лицу.

Если этот Витя действительно не очень дружен с головой, ждать можно было всего. Я и сейчас отчетливо помню свои ощущения, когда мимо дома ехала любая машина, хотя прошло много времени. Иногда я вспоминаю очень четко какой-то момент из этой вечности под одеялом в ожидании. Или из той вечности в милиции, потом уже все было легче, все подобные ситуации, но тогда все было по-настоящему. Частичка меня так и осталась там, в ожидании, взаперти, в страхе. Как-то Басалаев, мой куратор и препод по режиссуре, сказал, не помню, что именно иллюстрируя этим примером, короче, сказал он, что, если бы любой из нас бежал за троллейбусом, как волк в «Ну, погоди», с головой, застрявшей в дверях, нам бы запомнился зрительный ряд в мельчайших деталях. Запомнили бы каждую морщинку на лицах пассажиров. Может, в этих словах был смысл.

Мы провели еще два дня, ожидая худшего, потом немного успокоились. У Лехи на балконе были стекла, мы собрались с духом, взяли их с разрешения его бати, прихватили стеклорез и поехали на Пионерку.

Мы шли как партизаны, боясь напороться на Витю. Удачно дошли до Васи. Он был дома один.

– Вы, – говорит, – за каким хреном приехали? Оставляйте стекла и валите. Сегодня будет Витя, вы получите таких пиздюлей, что без больницы не обойдетесь. Я сам все починю.

Мы немного поотпирались для виду. Доказали, что мы не трусы, и пошли обратно.

– Только давай пойдем по другой дороге, – сказал Леха, когда мы остались одни. – А то встретим этого говнюка.

– Ладно. – Мне меньше всего на свете хотелось с ним увидеться.

Пошли какими-то полями, короче, черт знает где. Шли так, чтобы уже точно не встретить его. Мы шли километра три по полям и по оврагам, курили, смеялись, болтали, два новорожденных. Правда, мне приходили в голову подловатые мысли, мол, зря обращался к богу, все получилось хорошо, только непонятно, в долгу ли я перед ним. Я старался отгонять эти мысли мухобойкой. Это же чудесно: мне бесплатно дали очень полезный опыт, я смогу оберегать себя от плохих ситуаций. Каждый должен получить такой опыт, но я его получил довольно безболезненно.

Мы уже вышли к дороге, потом подошли к остановке. Ждали автобуса, все еще не веря в свою удачу.

Я курил, а Леха зашел помочиться за остановку. Мимо медленно ехала машина, единственная за все время.

Леха вышел, увидел ее и сразу спрятался. Потом вышел опять:

– Там сидел Витя.

– Да ну?

– Говорю тебе.

По его виду я поверил.

– Теперь точно говорю. Нам повезло, что он меня не заметил. Тебя-то он не знает. Давай лучше ждать за остановкой. Вдруг он обратно поедет.

И мы стали ждать автобус за остановкой. Леха сидел на корточках напряженно, а потом облегченно рассмеялся, а я подхватил его смех.

Первый месяц я ходил в кольчуге целомудрия, как мне казалось.

Было так, будто я уже поумнел и будто больше не попаду в подобную ситуацию. Чушь.