Текст книги "Последние солдаты империи"

Евгений Авдиенко
Последние солдаты империи

От автора

В жизни каждого человека случаются события, которые поначалу кажутся незначительными, но по прошествии времени, оглядываясь назад, мы осознаем, что именно они оказались поворотными моментами в нашей судьбе, став детонатором, который вызывает цепную реакцию, непредсказуемую и необратимую, и совершенно меняет нашу жизнь. Подобные события происходят не только в жизни людей – иногда они случаются и в жизни государств. Истории известен факт, когда несколько выстрелов в Сараево послужили началом кровавой бойни, унесшей жизни миллионов людей. Именно эти роковые выстрелы через несколько лет и привели Великую Российскую империю к краху, а самодержца Николая II вместе со всей своей семьей – к гибели в доме военного инженера Ипатьева.

Роман «Последние солдаты империи» поначалу был задуман как одна самостоятельная книга; я почему-то был абсолютно уверен, что легко смогу вместить в одно произведение все четырехлетние события, которые начались с убийства эрцгерцога Франца Фердинанда, а закончились 17 июля 1918 года расстрелом царской семьи – по моему мнению, именно убийство царя Николая и поставило жирную точку на вековом имперском величии России.

Многие мне могут возразить: дескать, на ее руинах образовалась другая великая страна и возникла другая империя. И это правда. Трудно отрицать очевидное. Но к произведению «Последние солдаты империи» эта новая страна не имеет никакого отношения. Как не имеет отношения она и к тем последним солдатам той Великой Русской империи, которые миллионами умирали за Веру, Царя и Отечество на полях сражений Первой мировой войны. И когда я понял, что невозможно объять необъятное, решил разделить роман на четыре книги, где каждая будет посвящена только одному году тех далеких и страшных событий.

Вам предстоит прочитать произведение, которое охватывает всего лишь первый год той жестокой войны. Далее последуют другие, еще более страшные и драматичные события, которые до основания разрушат самое большое в мире государство и повергнут огромную страну в хаос и анархию.

В заключение я хотел бы еще на несколько секунд задержать внимание моего уважаемого читателя и выразить признательность тем людям, которые в разное время помогли мне решиться на этот писательский труд, где начать бывает гораздо легче, чем закончить.

Я искренне благодарю Алекса Бертрана Громова, Павла Иванова, Эдуарда Утукина, Богдана Курилко, Наталью и Вадима Бурлака, Кирилла Кобзаренко, Марину и Евгения Копышту, Юлию и Михаила Шеиных, Тамару и Игоря Рожковых, Романа Айвазова, Наталью и Игоря Балобиных, Марину Чередниченко, Дмитрия Федотова, Нэлли Космынину за разнообразную помощь и содействие, которые они оказали во время работы над первой книгой романа «Последние солдаты империи».

Особую признательность хочу выразить моей жене Юлии за любовь и поддержку во всех моих начинаниях.

Пролог

Посвящается моим родителям, Виктору Михайловичу и Галине Васильевне Авдиенко

В первый день Рождества 1901 года российский император Николай II с семьей по установившейся традиции прибыл в Федоровский собор на богослужение. Войдя через боковую дверь, государь привычно занял место около клироса, впереди команд казаков и нижних чинов, которые стояли во всю ширину собора. Императрица Александра Федоровна на этот раз прошла в особую молебну, отделенную от алтаря аркою. По окончании церковной службы Их Величества по традиции должны были посетить дневную елку для нижних чинов и раздать подарки, которые были приготовлены заранее. Обычно это действие занимало несколько часов, и царственные особы охотно принимали в нем участие, но в этот день привычный регламент был нарушен, и государь уехал, так и не посетив это мероприятие. А честь раздачи подарков выпала дяде императора, великому князю Кириллу Александровичу.

Чтобы предотвратить нежелательные сплетни и слухи, всем присутствующим была предложена официальная версия о недомогании государыни, которая полностью удовлетворила большинство придворных, а те немногие, которые знали истинную причину отъезда императора, предпочли молчать, всецело соглашаясь с заявленным фактом. Но по прошествии времени в Петербурге стали распространяться слухи, что якобы прямо из Федоровского собора государь император отправился в Гатчинский дворец, где хранился таинственный запечатанный ларец покойной императрицы Марии Федоровны, вдовы убиенного императора Павла I. Этот ларец, по воле покойной императрицы, после смерти Павла I должен был сохраняться ровно сто лет, и открыть его полагалось в первый день Рождества Христова тому российскому императору, который в это время будет царствовать.

Много разных слухов ходило на счет содержимого этого ларца. Кто-то утверждал, что он хранит документы, обличающие истинных убийц императора Павла I. Другая версия гласила, что в этом ларце Мария Федоровна оставила потомкам имя настоящего отца российского императора Александра I и что якобы Павел I узнал об этом, решил не допустить восшествие на трон человека чужой крови, за что и был убит.

Но самым популярным предположением было то, что в ларце бережно хранилось таинственное предсказание-завещание монаха Авеля, который при жизни поразительно точно предугадывал не только важнейшие происшествия своего времени, но и события отдаленного будущего. Именно за свои пророчества, касающиеся жизни августейших особ, Авель после смерти своей покровительницы Марии Федоровны был определен на пожизненное заключение в Петропавловскую крепость.

В завещании, которое хранилось в Гатчинском дворце, Авель якобы предсказал некие страшные события царствования российского императора от начала XX века. По версии монаха, череда взаимосвязанных событий должна была привести к крушению династии Романовых, а затем и к гибели самого самодержца и всей его семьи. Но, по легенде, это завещание было не только прорицательным. По настоянию Марии Федоровны оно содержало в себе четкие и ясные советы, что делать и как избежать надвигающейся катастрофы и не допустить всемирного хаоса и анархии. Покойная императрица свято верила, что судьбу можно изменить, если знать наперед, какие беды тебя ожидают.

Ключ от этого ларца Николай II получил от своего родителя Александра III, который, говорят, очень ждал назначенного часа и сам хотел вскрыть таинственное послание, но не успел и, умирая, больше всего сожалел об этом.

Зная, какое значение его отец придавал содержимому ларца, государь отменил рождественскую раздачу подарков и, проигнорировав невысказанное желание придворных сопровождать Его Величество в поездке, отправился в Гатчинский дворец только в сопровождении императрицы и нескольких офицеров Кавалергардского полка.

Многие потом говорили, что, ознакомившись с записями, государь на несколько дней закрылся в своих покоях, отменил все приемы и запретил шумные гуляния. Однако со временем тайна ларца превратилась в легенду, и о ней постепенно стали забывать. Но некоторыми близкими к государю особами после было замечено, что российский император стал довольно часто без всякого на то основания задумчив и менее общителен, а государыня начала интересоваться целителями и прорицателями, которые с подачи императрицы становились все более и более известны в России.

Но, возможно, это были только слухи, которых в этой стране всегда великое множество…

Часть первая

I

Обычный человек тоже исследует прошлое.

Но он соизмеряет себя с прошлым, своим личным прошлым или прошлыми знаниями своего времени.

Делает он это для того, чтобы найти оправдания своему поведению в настоящем или будущем.

Или для того, чтобы найти для себя модель.

Карлос Кастанеда

Август четырнадцатого года… Месяц радости и слез, восторгов и проклятий, надежд и отчаяния…

Первого августа 1914 года германский посол граф Пурталес вручил министру иностранных дел Российской империи Сазонову ноту, в которой помпезно и вычурно было заявлено об объявлении войны. Кайзер Вильгельм II от имени своей империи якобы принимал брошенный вызов России, которая и не думала ничего ему бросать, так как войны не хотела и была к ней абсолютно не готова. Впрочем, в истории Российского государства не было случая, чтобы огромная страна, обладающая колоссальными ресурсами, была готова к отражению агрессии извне. Мобилизация, проводимая Россией, затянулась на долгих сорок дней – сказались огромные территории и качество дорог – и кайзеровская Германия, мобилизовавшись в два с половиной раза быстрее и рассчитывая вначале разделаться с союзной Францией, двинула на Париж.

Франция запаниковала. Противостоять совершенной немецкой военной машине в одиночку она не могла, и в Петербург полетели мольбы о помощи.

В то время бытовало мнение о молниеносности этой войны. И германские генералы, и российский Генштаб рассчитывали завершить эту кампанию до зимы и поэтому спешили сделать удачный дебют. По настоянию Антанты, на помощь союзной Франции раньше сроков окончания всеобщей мобилизации в непроходимые Мазурские болота Восточной Пруссии Россия выдвинула две армии: с севера – 1-ю армию Петра Карловича Ренненкампфа, с юга, – 2-ю армию бывшего генерал-губернатора Туркестана Александра Васильевича Самсонова.

Более неудачного тандема командующих армиями придумать было невозможно. Еще в Русско-японскую кампанию Ренненкампф и Самсонов, будучи соседями на фронте, стали заклятыми врагами после того, как Самсонов без каких-либо оснований не поддержал атаку частей Ренненкампфа, что привело к чудовищным потерям и срыву наступления. С того времени оба генерала при нечастых встречах никогда не подавали друг другу руки, а на балах и приемах вообще старались не замечать присутствия «обидчика».

Союзники умоляли Петербург надавить на немцев, и российский Генштаб слал к Самсонову депеши: «Только вперед!» И Самсонов наступал. Наступал, надеясь, что Ренненкампф, верный своему воинскому долгу и присяге, забудет былую ссору и ударит по немцам с севера.

* * *

Адъютант командира Гвардейского Кексгольмского полка лейб-гвардии поручик Борис Петрович Нелюбов грыз семечки, которыми его угостили казаки конвойной сотни есаула Глотова, и пытался представить себе, что сейчас делает в далеком Петербурге его Варя. Год назад по безумной любви он женился на дальней родственнице видного государственного деятеля, друга Александра III, обер-егерьмейстера, члена Государственного совета графа Сергея Дмитриевича Шереметева и теперь с надеждой и оптимизмом смотрел в будущее.

В начале войны, получив назначение во 2-ю армию генерала Самсонова, в последний вечер с женой Борис старался казаться беспечным и веселым, как будто ехал на прогулку, а Варя молчала и только грустно смотрела на него своими умными голубыми глазами, в которых отчетливо читалась несказанная тревога за судьбу мужа.

Как же Борис любил эти васильковые глаза, этот милый овал лица, ласковую улыбку и неповторимый запах волос. Когда в июне, за месяц до войны, Варя сказала ему, что ждет ребенка, Нелюбов, не найдя слов от охватившего душу восторга, подхватил жену на руки и долго носил по их большой квартире на Троицкой улице, не в силах расстаться с женой и с новой зарождающейся в ней жизнью.

А ведь каких-то три-четыре года назад все было иначе. Мот и повеса, картежник и дуэлянт, поручик-кавалергард Борис Петрович Нелюбов был известен всему Петербургу. Его успехи у замужних столичных дам превышали все нормы и без того не пуританской столицы. Обманутые мужья, даже зная о близких отношениях Бориса со своими дражайшими половинами, не решались открыто вступить в конфликт с лихим поручиком, который был превосходным стрелком из револьвера, а на саблях фехтовал так, что даже бывалые вояки, пройдя не одну войну и прожив не один год в столице, удивлялись ловкости Нелюбова. Великий князь Дмитрий Павлович, однажды посетив полковой тир кавалергардов, увидел, как ранее неизвестный ему высокий, красивый поручик на спор от бедра влет, раз за разом из двух револьверов расстрелял четырнадцать пустых бутылок из-под шампанского – именно столько у стрелка было патронов. Причем два полупьяных ассистента-сослуживца, совсем не старались облегчить тому задачу и подкидывали бутылки в разные стороны. Пораженный такой дьявольской меткостью, великий князь попросил командира полка представить ему поручика и, узнав, что они почти ровесники, тут же пригласил Нелюбова составить ему компанию на вечер. Дмитрию Павловичу понравился простой и веселый характер офицера, и с тех пор тот стал неизменным товарищем двоюродного брата Николая II на всех вечеринках гвардейской молодежи. И хотя раньше Борис, как и многие другие, сам частенько злословил об «особых отношениях» великого князя Дмитрия Павловича и Феликса Юсупова, оказавшись в одной компании и приглядевшись к обоим повнимательней, понял, что всему виной скука, которая обуревала не только этих великосветских бездельников, но и разлагающе действовала на добрую половину Петербурга. «Бог им судья!» – решил тогда для себя Борис и, стараясь не пропустить ни одной вечеринки, вдохновенно бросался на штурм любой крепости, которая носила юбку и была хороша собой.

От воспоминаний Бориса оторвал вестовой из штаба полка, маленький деревенский паренек, который всегда почему-то смущался и робел, передавая приказания командира:

– Ваше благородие! Приехал командир дивизии. Они с господином генералом срочно просят вас к себе.

Когда вестовой виновато отвел глаза, Нелюбов улыбнулся и, легко поднявшись на ноги, направился к штабу.

В палатке командира полка было нестерпимо жарко, и клубы табачного дыма в замкнутом пространстве медленно и величаво плавали среди штабных офицеров, изредка колыхаясь при приближении тел. Командира 2-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Мингина Нелюбов видел впервые, зная только, что тот прибыл вместе с Самсоновым из Туркестана, где генералы дружили семьями.

Генерал Мингин, оглядев щегольской вид Бориса, что в условия передовой выглядело слегка вызывающе и, старательно пряча улыбку в своих огромных усах, спросил:

– Поручик, вы, кажется, раньше служили в кавалергардах? А потом случилась какая-то история? Вы нам не расскажете?

По лукавому взгляду генерала Борис понял, что тот все знает, но хочет услышать, что ответит ему Нелюбов.

Роковая дуэль, лишившая Нелюбова веселой и бесшабашной жизни кавалергарда, произошла как всегда по глупости и как всегда случайно. Тот подполковник был в стельку пьян и, то ли от избытка чувств, то ли желая показать, какой он хороший стрелок, начал палить в висевшую посреди зала огромную люстру. Дело происходило вечером в ресторане, который был явно не приспособлен к упражнениям в стрельбе. Поднялась суматоха, усиливающаяся женскими криками и визгом, и Нелюбов как самый близко сидящий к пьяному стрелку офицер, подошел к нему и отобрал револьвер. Подполковник, лишившись личного оружия, по началу оторопел, а затем, как видно, обидевшись, что ему помешали превратить ресторан в стрелковый тир, вскричал, что не позволит какому-то щенку безнаказанно отбирать его оружие, и потребовал сатисфакции. Друзья Бориса попытались замять скандал, но было уже поздно – оскорбление нанесено публично.

Через три дня состоялась дуэль, и Нелюбов убил подполковника выстрелом в лоб, куда и обещал попасть перед началом дуэли. Возможно, на этом все бы и закончилось, да только впоследствии оказалось, что убитый подполковник находился под покровительством Григория Распутина, и целитель царской семьи каким-то образом сумел убедить императора, что убит святой человек, а Российская империя понесла невосполнимую потерю.

Что за потеря случилась для Российской империи, тогда никто в Петербурге так и не понял, все лишь знали, что Распутин потерял своего постоянного собутыльника и сводника, – в обязанности подполковника входил поиск легкомысленных петербургских дам, которые еще не испытали божественного воздействия Распутина и не прикоснулись к его святыне. В общем, ни заступничество великого князя, ни общественное мнение, которое было целиком на стороне Нелюбова, не уберегли Бориса от царского гнева, и бравый поручик был сослан в какую-то второстепенную часть в Самару, где почти три года прозябал вдали от высшего света.

Служба в Самарском полку была ужасной. Офицеры постоянно ругались меж собой, в квартире Борису было отказано, так что ему пришлось все время жить в грязной провинциальной гостинице. Но именно в этом городе судьба свела его с удивительной девушкой, в которую он влюбился так, что попросил ее руки раньше, чем узнал, что она родственница всесильного графа Шереметева.

Этот брак оказался удачен не только для личной жизни Бориса. После женитьбы хлопотами родственников Варвары Нелюбова перевели в Петербург, и молодые стали жить в его большой квартире на Троицкой улице. Друзья-гвардейцы, встречая поручика, часто предлагали вспомнить былые дни и звали на вечеринки, но Борис с улыбкой неизменно отказывался и спешил домой к своей Варе.

И хотя Нелюбов давно уже привык к расспросам о причинах своей трехлетней опалы, сейчас этот вопрос генерала застал его несколько врасплох, однако, не мудрствуя, он ответил то, что отвечал обычно:

– Защищая честь офицера, подрался на дуэли, господин генерал!

Генерал Мингин улыбнулся и, обратившись к командиру полка, сказал:

– У меня в штабе с недавних пор все как с ума посходили. Соревнования меж собой устроили, кто сумеет больше всех мишеней порубать. А виной тому ваш адъютант.

Борис невольно покраснел. Когда он прибыл в полк, то, желая показать свою лихость, с шашкой в правой и револьвером в левой руке на полном скаку за девять секунд расстрелял и разрубил двенадцать мишеней, чем вызвал бурю восторга однополчан. С тех пор многие просили показать этот трюк еще раз, и Нелюбов довольно часто его демонстрировал. Но когда начали приезжать из соседних полков, ему это быстро надоело и, хотя Борис понимал, что в условиях войны развлечений мало, прослыть полковым циркачом он категорически отказался.

Командир Кексгольмского пехотного полка генерал-майор Малиновский, не приняв шутливого тона командира дивизии, серьезно посмотрел на своего начальника и только пожал плечами, словно показывая, что это повышенное внимание к столь скромной персоне его адъютанта в сложившейся обстановке по меньшей мере не уместно.

Мингин еще раз улыбнулся, на этот раз серьезности и деловитости Малиновского, и пригласил офицеров к небольшому столу, на котором были разложены карты.

– Находясь на правом фланге армии, наша дивизия, как и весь корпус, уже несколько дней двигается вперед, ничего не зная о том, что творится у нас по соседству. В штабе фронта тоже ничего не знают о противнике. Мы ждем подхода генерала Ренненкампфа, однако немцы тоже этого ждут и постараются не допустить соединения наших армий. Разъезды докладывают, что противника слева нет, но они действуют на обычной для конных разъездов глубине, поэтому их данные не могут дать общей картины происходящего. Что нам ждать слева? Первую армию Ренненкампфа или ударные корпуса Гинденбурга и Людендорфа? – Мингин сделал многозначительную паузу.

– Штабом корпуса решено провести глубинную разведку двумя отрядами. Командовать первым отрядом назначен поручик Нелюбов, вторым – поручик Иловлев. Оба офицера сразу после совещания принимают под свое командование по сотне из 14-го Донского казачьего полка и на рассвете выступают по установленным маршрутам. При столкновении с численно превосходящим противником – в бой не вступать, уходить в леса. Населенные пункты после предварительной разведки обходить стороной. Любые сведения, полученные в ходе рейда, должны быть немедленно доставлены в штаб дивизии. Карты с маршрутами движения поручики получат за час до выступления. У меня все. Господа офицеры, кто хочет что-то уточнить или добавить, прошу высказываться.

Генерал Мингин обвел внимательным взглядом стоящих рядом офицеров и под всеобщее молчание подвел итог:

– Если Ренненкампф не успеет подойти, мы можем оказаться в сложном положении.

– А если он вообще не придет? – хотелось спросить Борису, но он промолчал. Его задача была тактического характера, а стратегия – это прерогатива командования.

«Интересно, как генерал Малиновский согласился отпустить своего адъютанта в самостоятельный рейд?» – подумал Нелюбов, перехватив озабоченный взгляд своего командира.

Борису не нравилась должность адъютанта, и он при любой возможности просил командира полка перевести его со штабной службы на строевую. «Наверное, надоел генералу своими вечными просьбами», – удовлетворенно подумал поручик, вместе с другими офицерами выходя из штабной палатки командира полка.